Ранний звонок подействовал на Валерьяна Петровича как укус змеи. Последнее время у него почти от вех контактов по телефону поднималось давление. Поговорив с кем-нибудь несколько минут, он затягивал на руке черный широкий жгут и начинал работать резиновой грушей.
«Это Ветров?» – поинтересовался далекий мужской голос.
«Да», – растерянно подтвердил Валерьян и сразу же пожалел – отвечать неизвестным абонентам «да» ему не рекомендовали хорошие знакомые.
«Рыжиков беспокоит, – успокоил голос, – Есть хорошие новости для тебя. На твою книгу поставило одно богатое издательство»
«Плохо слышно». – ответил Валерьян, ощутив головой проклятый прилив крови.
«Тебе светит серьезный гонорар. – продолжал удивлять голос. – Ты можешь через час подойти к «Октябрю»? Только не опаздывай…»
Валерьян не на шутку разволновался. В какой-то момент он даже поверил в удачу и достал сигарету.
От первой же затяжки закружилась голова. Разбив на сковородку яйцо, он спешно позавтракал, оделся и, прихватив пакет с пустыми пивными бутылками, вышел на улицу. Порывистый ветер гнал с помойки обрывки оберток и полиэтиленовые пакеты. Стая облезлых собак резвилась на детской площадке. В песочнице с остатками серого, нашпигованного окурками песка, победоносно вскинув голову, стоял черный кобель, в зубах которого трепыхался кот. Валерьян Петрович схватил булыжник и метнул его в черного варвара. Бросок удался – пес выпустил жертву, стая отскочила. Валерьян заглянул в песочницу – кот, обнажив остренькие клыки, дергался в предсмертных судорогах.
Из подъезда вышла женщина и, причитая, побежала назад, видимо за хозяйкой.
Валерьян, не желая встречаться с соседкой, запустил в сторону собак осколок кирпича и заторопился на встречу.
На пешеходном переходе грузный мужчина средних лет с красной рожей, справлял, подняв багажник, малую нужду. Валерьян, обходя Жигули, вынужденно отклонился от разметки и чуть не угодил под колеса встречной иномарки.
-- Ты, где ссыш?», – вспылил Ветров.
Мужик деловито застегнул ширинку и решительно двинулся к Валерьяну.
Ветров, оценив багровые кулаки-булыжники, не стал дожидаться расправы.
Кинотеатр «Октябрь», располагающий вместительным залом и просторным холлом с буфетной стойкой, давно не работал по назначению. У касс, где некогда наблюдались длинные хвосты любителей широкоэкранного кино, смиренно опустив голову, била копытцем пони. В маленькой карете стояла клетка, в которой томился белый кот. Хозяин животных с бледным лицом застенчивого монаха договаривался с молодой мамашей об условиях проката. Валерьян остановился и тотчас ощутил удар в икроножную мышцу.
-- Смотри, куда идешь! – закричал воинственный детский голос.
«Дети нынче сущие варвары, – раздражился Валерьян, отряхивая штанину – Куда только родители смотрят.»
-- Никита, ты красавец! Ха-ха, – напомнил о себе молодой папаша.
Из дверей кинотеатра появился высокий мужчина в черном пальто нараспашку. На худой шее его болтался, как на вешелке, длинный красный шарф, а из-под лихо заломленной серой шерстяной шапочки свисал острый седой чуб.
-- Я был в Москве в одной редакции, – объявил он, поздоровавшись за руку. – Зашел разговор о твоей книге.
-- Где они ее взяли? – удивился Ветров.
-- Я передавал экземпляр. Кстати они интересовались, есть ли у тебя черновики.
-- Не хочу я иметь дело с мутными редакторами, – обозлился Ветров.
-- Для чего же ты тогда написал ее?
-- Так, для себя, наверное.
– Для себя обычно шизофреники пишут. Но ты вроде бы не сумасшедший. Хотя, признаюсь, мне говорили…
-- Гена, мне все равно, что тебе наплели – резко прекратил Валерьян разговор. – Пусть думают, что хотят.
-- Ладно, не обижайся, – Рыжиков извлек из кармана видавший виды платок и подтер под красным кончиком носа соплю. – Просто в нашем городе полно шизофреников, все писатели и поэты. Пишут глупые стишки и мемуары. А одна поэтесса, не буду называть фамилию, целую балладу сочинила, о гусарских рейтузах. Продала квартиру, дуреха, чтоб напечатать ее. Теперь ходит с тележкой по парку и продает эти никому не нужные книги.
-- Я не буду ходить с тележкой по парку, – гордо ответил Валерьян.
-- Конечно, у тебя есть талант, – начал льстить Рыжиков. – Но его нужно отшлифовать. С тобой нужно поработать. У меня есть хороший редактор в Москве, но он берет не меньше десяти тысячи долларов.
-- У меня нет даже ста долларов.
-- Но ты же бывший депутат. Кстати, в издательстве интересовались, брал ли ты взятки. Я, честно признаюсь, не стал тебя выгораживать. Я ведь не знаю, брал ты или нет. И еще они спрашивали, почему у тебя до сих пор нет удостоверения журналиста. Они подозревают, что у тебя его отобрали. – Рыжиков вдруг принялся скоблить ногтями щетину. – Не удивляйся, сейчас многих лишают удостоверений. Недавно один журналист нос откусил редактору.
-- Гена, извини, но мне пора, – заторопился Валерьян.
-- Подожди, вон Лаврентий идет, тоже поэт. Сейчас позабавимся.
Рыжиков тепло поприветствовал невысокого мужчину в длинном сером утепленном плаще и тот, добродушно улыбаясь, остановился.
-- Лаврентий, говорят, что твои стихи напечатали?
-- Совершенно верно, – оживился Лаврентий и, достав из портфеля журнал с детскими картинками, начал громко декламировать, притопывая правым тупоносым ботинком на толстой желтой подошве. Рыжиков строил ужимки и хохотал, вставлял свои, подходящие для рифмы слова.
Валерьян, чувствуя себе крайне неуютно, подбирал момент, чтоб улизнуть, не обидев Лаврентия.
-- Извините, мне пора, – наконец решился он.
-- А как же твоя книга!? – недовольно воскликнул Рыжиков.
Валерьян ускорился, не оглядываясь на окрики. Настроение было окончательно изгажено. Он вспомнил, что по выходным в это время друг Василий посещает столовую-забегаловку и стремительно двинулся туда, чтоб скорее забыть эту встречу.
Василий, облаченный в серый в крапинку пиджак, пошитый еще советское время на гомельской фабрике, обедал в одиночестве.
Ветров присел за застеленный полиэтиленовой клеенкой стол и, сняв шапку, начал излагать детали недавней встречи, стараясь не мешать Василию насыщаться.
-- Зачем ты с ним имеешь дело, – отвлекся от борща Василий. – Это очень навязчивый тип. Одно время он тоже надоедал мне ненужными расспросами. Я быстро понял, что он со странностями и стал обходить его стороной. Но о депутатах он правильно подметил.
В кафе вошла веселая компания и Василий, кисло посмотрев в их сторону, начал одеваться.
На улице царило обычное для этого часа оживление. Какой-то пьяный, бросив костыли, присел на пятую точку и распростер к небу руки. Нарядные, как матрешки, бабки отдыхали на деревянных ящиках вдоль тротуара, завлекая прохожих товаром. На «прилавках» были расставлены банки с соленьями, ведерки с картофелем.
Валерьян вдруг заинтересовался яйцами.
Василий одернул его:
– Яйца они покупают в магазине и, вымазав каким-то дерьмом, продают как домашние. У них и картошка из соседнего ларька.
Валерьян расстался с Василием в хорошем настроении. Проходя мимо помойки, он вспомнил, что несет пакет с пустыми бутылками и швырнул его в бак.
На детской площадке крутились прячущие головы под черными капюшонами тонкие, как глисты, подростки. Из мобильников, которыми они водили, как фонариками, трещала музыка апокалипсиса. Заигравшись, один «глист», не без помощи товарища, хлопнулся спиной на землю.
- Ребята, разве можно так играть? – раздался с балкона удивленно-возмущенный голос соседки. – Вы же ему позвоночник сломаете… У вас впереди еще целая жизнь – прекрасная, счастливая. Вам очень повезло, что вы родились в России, в богатой стране.
У подъезда толпились старушки в теплых пальто с меховыми воротниками и в круглых, как абажуры, шапках. Валерьяну показалось, что они смотрят на него так, словно он виноват в смерти кота.
-- Валерьян Петрович, – вышла на площадку соседка, когда он, громыхая связкой ключей, отпирал дверь. – Посмотрите, как мы живем. Неужели ничего нельзя сделать?
-- Мария Ивановна, теперь у вас новый депутат. А это, – Валерьян окинул растерянным взглядом вымазанные сажей потолки и облупившиеся стены в иероглифах, – это же наши внуки творят…
Последнее время Ветров трусливо избегал общения с Марьей Ивановной. Соседка изводила его разными глупыми жалобами. То у нее трубы по ночам гудят. То дым в квартиру проникает из вентиляции. А однажды даже вызвала засвидетельствовать кучку кошачьего дерьма под своей дверью.
В квартире Валерьяну показалось невероятно уютно. Он, не разуваясь, прошел в кухню и торопливо распахнул холодильник – на пустой полке его заждалась чекушка. Петрович, мастерски свернув с ее «шейки» пробку, начал прикидывать, чем закусить. Не определившись, он сделал большой глоток из горлышка и прежде, чем пропустить его через пищевод, подержал во рту. После второго глотка зубы отошли и Валерьян Петрович, раскурив «Приму», захмелел.
Настенное радио пело: «…от Распутина и до Путина…». Валерьян Петрович, глубоко затянувшись, вдруг уловил в припеве, который уже не раз слышал, тревожный звонок.