Мы сидели С Сергеем на обшарпанном диване в помещении бывшего продовольственного магазинчика на территории старого московского рынка. Негромко и неспешно беседовали , как говорится «за жизнь».
- Просто расскажи, как все началось, как все же ты стал моряком, сменив «курс» осторожно спросил я у него. Да, как началось то, вертя в руках старую термокружку и глядя при этом в окно словно увидел за ним не шаркающий по старушечьи, вечно суетящийся, со своими проблемами городской базар…А, будто, как тогда за широко открытым иллюминатором шумело, грохотало море. Сергей резким движением руки небрежно поставил кружку на опрокинутый ящик заменявший собой стол, тонкое алюминиевое донышко смялось от удара. Все просто было, продолжил моряк, наверное как у многих живущих в приморских городах. Окончил десятилетку, ну и куда идти встал вопрос, меня всегда к морю тянуло, словно рыбу, а вот мой дружок, в Харьковское авиационное поехал поступать, он к морю равнодушен на тройки вступительные сдал и стал курсантом, всю службу летал на истребителях, вышел в запас и остался в Донецке, а меня море позвало. Поступил в Керченскую среднюю мореходку, дальше в Севастополе доучивался на моториста… Отучился, начал работу на судах. Первое мое плавание состоялось на Волге, попал на старую керосинку «Волга-нефть», мне казалось тогда, что даже тарелки и кружки в камбузе пропитались стойким запахом нефтепродуктов, до меня этот танкер утюжил реку больше сорока навигаций. Все на этом судне было технически устаревшим, изготовленный из дуба штурвал с отполированными до блеска руками рулевых рукоятками, цепные штуртросы уходящие от него к рулевому перу, вечно подтекающие маслом, грохочущие дизеля в машинном. Летом, когда солнце разогревало палубу внизу температура достигала до пятидесяти. Занимались непрерывным ремонтом во время рейса, то на левом идем двигателе, то на правом, гнали тонно-рейсы. С этой посудины и призвался, снова учеба в школе подводного плавания на Балтике, дальше служба в Заполярье. В Островном на базе подводных лодок Северного флота… А, вот морская романтика, как думаешь, имеет место быть в морской работе или же это просто так, спросил я… Да не просто так, чуть помедлив ответил он. По молодости ведь как думаешь, что вся морская служба состоит из ветра, штормов и вязания узлов под наблюдением боцмана на баке. А, вот когда, первую вахту отстоишь, - поймешь, нужен ты морю или нет. Многие после первого рейса драпают, заедает тоска, не могут преодолеть страх перед суровой стихией. После службы на военном флоте устроился мотористом на большой океанский сухогруз, везли мы в порт Майами зерно, шли по Атлантике, как раз проходили «Бермудский треугольник», начался шторм, прогноз погоды дали неблагоприятный, но капитан гнал, стараясь до изменения погоды войти в лагуну порта… Не успели, видел я шторма до и после, но такого… верил бы в бога сказал бы ему пару слов, волна поднялась к самому горизонту, океан потемнел из изумрудного стал черным похожим на мрамор с белыми прожилками пены. Вот тут то нас закачало, танкер по команде пошел в открытый океан что бы не снесло к берегу на скалы. Качало и бортом и килем, все гудело и скрежетало, я у себя в машинном посмотрел вперед, а корпус судна словно живой содрогается и ходит ходуном вверх, вниз и заметно из стороны в сторону. На флоте на атомном подводном крейсере в походе, когда ныряли на глубину прочный корпус лодки так же давило, но там было гигантское давление масс воды, а здесь «работали мускулы» океана. На наших глазах лихтеровоз задрал нос на самый гребень волны , так эту часть танкера до ходовой ровно переломило, при развороте стали хорошо видны его внутренние переборки. Следующая же волна довершила свое разрушительное дело, просто накрыла сверху сотнями тонн воды болтавшуюся еще на плаву кормовую часть и утащила на глубину вместе со всем экипажем. Спасти их было просто не реально, при высокой волне да в такую штормягу ни одну шлюпку не спустишь и спас жилет не помощник. Пять, семь минут и танкера с грузом и экипажем как не бывало на поверхности океана.Вот это - романтика, четверо после этого рейса у нас списались с судна в ближайшем порту, в консульство ходили, упросили чтобы домой отправили побыстрее. После встречал их все из нашей Керчи и все осели на берегу в море больше никогда так и не вышли, страх к морю у них на всю жизнь остался. Я, тоже по началу решил, в море ни ногой, да и жена она в нашей заводской поликлинике медсестрой работает не пускает. Походил, побродил по городу, рыбку в заливе половил, скучно и работы толковой нет. Веришь, сяду с удочкой под скалой , а мимо в далеком мареве горячего воздуха танкера мимо проходят, и такая тоска взяла, что это я, сдрейфил, моря испугался, еще моряк, что делать буду на берегу? Вопрос себе задал, за ракушками нырять, после продавать раскрашенные шкатулочки всякие оклеенные мелкой ракушкой туристам? Вроде сам себя списал, не рановато ли будет. Отдал соседским пацанам удочки собрался и побежал в кадры за новым назначением, просто не смог, сидеть дома, душа моя в море осталась.
Вот только сейчас оценил сидя на этом тухлом рынке, что море для меня значило.
Все это, Сергей обвел широким жестом пространство вокруг, разве это работа, он усмехнулся, слезы горькие… Когда Союз развалился, завод наш знаменитый Судостроительный стал тоже потихоньку разваливаться, работы не стало, вот и подались мы с женой сюда в столицу, лампочками да батарейками на лотке у метро начали торговать все таки доход какой то, ну а сейчас, полный дрейф, только на пенсионерах московских и держимся кое как.
Сергей сорвался с дивана и быстрой походкой вразвалочку направился к прилавку, где его поджидал очередной покупатель преклонного возраста интересовавшийся большим биноклем изготовленным в Поднебесной.
Ты говоришь романтика, проводив праздного любопытного «покупателя» продолжал бывший моряк, как ей не быть то, когда подводный атомный крейсер в двенадцать тысяч тонн пробив торпедой толстенный лед с дифферентом на корму всплывает словно циклопических размеров черная акула(по классификации НАТО наша лодка и называлась «АКУЛОЙ») у Северного полюса. Когда в долгой полярной ночи, мы молодые лысые караси бежим строем ранним утром за нашим корабельным врачом-лейтенантом мед.службы с обнаженными торсами нам весело и жарко, а над нашими головами переливается изумрудное северное сияние.
Как то пришли в Ялту на нефтеналивном танкере, моя вахта закончилась, вышел на палубу подышать, красотища-то какая мать честная, занимался рассвет, черного бархата с крупными алмазами сияющих звезд непроницаемое небо менялось на глазах… и вдруг, внезапно, брызнуло солнце расплескивая лучами на море золотые дорожки, такой рассвет бывает только у нас в Крыму.
В самом конце восьмидесятых списался на берег, жена ворчит, в рейсе по полгода, дома не бываю, пришлось уйти с загранки. Устроился в Керчи на баркас всего то тонн в двести будет, работа сутки через трое, удобно. Возили соль, на керченские рыбоперерабатывающие заводы, у нас их три, большие рыболовецкие суда сбрасывали нам прямо на палубу часть улова, что бы время не терять под выгрузкой в порту, ставриду, скумбрию, хамсу кидали…, тогда весь подъезд в нашем доме на рыбе сидел. Баркас этот с ржавыми давно не крашенными бортами провонял рыбой и солью до киля.Бесспорно, только на таких небольших судах и можно в полной мере ощутить, понять первозданность романтики моря. И незатихающую ни на минуту качку вблизи берега и опасность прохода мимо вылезающих из воды острыми пиками обломков изъеденных морской водой скал самых причудливых форм и размеров омываемых горько-соленым шипящим прибоем. А, свежий предштормовой ветер как воет по волчьи запутавшись где то там на самом верху на клотике , вот это и есть романтика и еще не угасающий интерес к своей профессии. Позовут снова в рейс, сбегу отсюда с сухопутья, вахты то и сейчас часто мне по ночам снятся…, значит море зовет.