Утром Женька выглядел потерянным, усталым и несчастным, смурной взгляд, разбитость во всём теле. Будто после тяжёлой физической работы. Его ночной порыв не принёс ни долгожданной радости и облегчения, ни желанного возвращения «на круги своя», ни освобождения от собственной закрепощающей и сжигающей страсти, ни пробуждения в Дине ответного чувства. Последнее его особенно убивало.
Он порывался несколько раз просить прощения у Дины, и маялся, не зная, как подступиться к ней.
Дина казалась бледнее и задумчивей обычного, Дин – спокойней и тише. Глядя, как малыш забирается к Великому Башмачнику на колени, она думала о том, что, видимо, именно Женька споёт ему свою лучшую песню, а не Джонатан Ди. У неё не было времени или сил на вражду или обиду, и она простила Женьке всё: в конце лета Дину предстояло Посвящение, и, похоже, в этот тяжёлый момент именно Женя Башмачников будет с ней рядом.
- Женя, не мучайся. Всё нормально, – мягко сказала она ему, предупреждая его попытки. – Я очень люблю тебя, как друга. А друзьям позволяют многое. Считай, что это – в благодарность.
- Многое, но не всё из многого. Ты плакала. Значит, я и того немногого не заслужил.
- Женя, ты заслужил гораздо больше, чем то, что я могу дать. Ты – моё лучшее лекарство, Дин к тебе льнёт, видишь, я уже не плачу и улыбаюсь.
И она сжала его руку.
Лето неслось стремглав, задрав хвост трубой. Почти месяц пролетел в обычных заботах и счастливых совместных путешествиях. Дина вышивала сынишке рубашку, чинила и приводила в порядок одежду, в том числе – и старую Женькину. Иногда они уходили довольно далеко в холмы на пикник, изучали реку и её разветвления, купались, обживали новые пляжи, рощи, луга. Дин с восторгом хозяина, не зная устали, показывал Женьке любимые уголки. Женька уставал поначалу до полусмерти, но потом вода и воздух сделали своё дело – он уже не обращал внимания на расстояния.
Вечерами Женя часто с неиссякаемым восхищением изучал Музыкальный Павильон Джонатана Ди и сделанные по его заказу инструменты, но никогда не касался его рукописей и не наигрывал его мелодий – они были для него табу. Он ничего не знал о жизни Джонатана Ди здесь – он видел его сына, и этого было достаточно. Два года – изрядный кус жизни! Но Женька не завидовал ему, а, скорее, сочувствовал, не без глубоко скрытого злорадства: вот он, Башмачников, снова здесь, и его ключ работает, а Ди ещё невесть сколько времени будет пробиваться к сыну! Если будет.
Женя помогал на стройке – расширялись спортивные площадки, строился ипподром и новые ветряные электростанции, ставились новые энергонакопители, прокладывались новые дороги – неспешно, скрупулёзно, основательно. Оказалось, что в этих краях, у изумительных озёр, окружённых сосновыми борами, затевается грандиозное строительство.
- Но это будет не обычный город, Женя, - объясняла Дина. – Это будет Детский Город, реабилитационная станция для детей, пострадавших в Войне за обладание Мирами, Межмирный госпиталь. Когда Дин вырастет и начнёт своё путешествие по измерениям, Детский Город оживёт. Таково предназначение моего сына – теперь я знаю это. Ты видишь, я не могла покинуть свой Мир. Здесь – моё призвание.
Кончался оговоренный отпуск, скоро Женя уходил надолго. Начинался новый этап в его музыкальных устремлениях, с чисто электронного звучания и жёстких ритмов он постепенно переходил к тёплому, живому, взволнованному звучанию акустической гитары, но в «фантастическом» обрамлении: рождался период экспериментов и модификаций краута. Мир Дины уже не казался ему невероятной экзотикой, требующей немыслимых электронных ухищрений и наворотов. Он стал ближе, привычней, спокойней. А новый альбом, в его видении, «касался одним крылом прошлого, этнического звучания «Старого Башмачника», а другим крылом – необычного звучания чужемирных музыкальных инструментов, родив новую этнику, фантастическую «этнику будущего».
То не дистония,
И не сумасшествие,
По дороге истины
Праздничное шествие.
То не преступление -
Выстоит закон.
Это - воплощение:
Явью станет сон.
То не прегрешение,
Господи, пойми.
Это - разрешение
Радости. Аминь!
25-го августа Женька, несмотря на протесты Дины, отлучился на день домой и привёз Дину подарок – огромного робота-трансформера, а на следующий день на Далаянском флаере все вместе отправились в Далаяну, столицу всех трёх Королевств, средоточие мудрости, силы и знаний, вместилище Главных Храмов: Дууале, Гираами и Кеемо, и Верховного Храма Дооргенкууазален, в котором в день Посвящения собрались послы всех трёх областей.
Дин сидел рядом с Диной и сжимал трансформера в руках – сейчас робот походил на нечто среднее между космическим кораблём и медведем. Он весь ушёл в созерцание земли, несущейся далеко внизу. Пилот часто замедлялся и зависал, чтобы дать возможность разглядеть самые красивые места, и полёт несколько затянулся. Но после перелёта через невысокую горную гряду, пилот набрал скорость, ландшафт внизу смазался. Пилот сидел впереди, подключённый к сенсорам управления, влитый в энергетическую цепь корабля, как одно из его звеньев, и пассажиры не видели его лица. Глаза Далаянца были закрыты, но он прекрасно чувствовал и понимал все их просьбы, даже невысказанные, и давал возможность разглядеть поближе то, что их заинтересовывало. Активней всего с безмолвным пилотом общался на редкость молчаливый Дин – похоже, что они понимали друг друга телепатически.
У самой границы Южного Королевства пилот снова завис и сделал корпус прозрачным, чтобы дать возможность полюбоваться панорамой. Земляне теперь словно парили в воздухе. Королевство находилось в приморской, слегка всхолмлённой степи, облагороженной дивными садами, парками, возделанными полями, и с каждой точки её открывалась широкая панорама, многоярусные дали. Далаянская часть Мира являла разительный контраст всему остальному. Это был кусочек чужой планеты, бережно, с любовью перенесённый на новые просторы. Другие формы, краски, звуки, другая философия жилища…
Улицы находились чуть выше, поля и сады – чуть ниже, понижения и повышения сопровождались многочисленными лестницами и уступами, а также каскадами миниатюрных водопадов.
Причудливые, многоступенчатые белые дома с куполами, арками, встроенными бассейнами и фонтанами, из резного камня и дерева, затерянные среди голубоватых, серебристых и розовато-сиреневых декоративных кустарников и деревьев. Растения были либо искусственно сформированы в самые затейливые и замысловатые формы, либо принимали такие формы естественным путём. Между ними ветвились голубоватые вены каналов с выгнутыми и плоскими мостиками, мерцали сапфирами крошечные озерца. Там и сям в небо взвивались опалесцирующие башни, пирамидальные или конусовидные, на тончайших, будто иглы, остриях мягко мерцали радуги. Мозаичные дороги и тропы, похожие на пёстрых змей, петляющие в анфиладах сомкнувшихся крон, стремились влиться в один круг – центр Города.
Центр представлял собой гигантскую ступенчатую пирамиду посреди не менее гигантской площади. Ступени были полыми и, очевидно, имели сложную внутреннюю конфигурацию – ветер, дуя с любого направления, блуждал в них, и над площадью возникали удивительные, полифонические пассажи, постоянно витали обрывки сложных и затейливых мелодий. Музыка пронизывала всё пространство, очаровывала и гипнотизировала – возможно, подумалось Женьке, она была жизненно необходима Далаянцам, он чувствовал в ней огромный энергетический потенциал, или даже определённый жизненный стимулятор.
За Дворцом Дооргенкууазален располагалась уютная морская бухта, вдоль её кромки протянулось несколько замкнутых кубов – автоматические фабрики по опреснению морской воды, и две гавани – одна с красивейшими парусниками для отдыха и путешествий, и другая – с мощными быстроходными рыболовецкими шхунами. С севера Королевство ограничивали горы – две островерхие вершины, Куулга и Каонга, сверкали красноватыми кристаллическими породами. По берегу вдоль моря вилась искусно сооружённая тропа – она то уверенно петляла по самому гребню, то по крепкому, надёжному мосту перебегала через пропасть, то забиралась на хлипкий с виду подвесной мостик над самыми волнами, то считала ступеньки, перебираясь через возвышения, то спрыгивала в седловину и - постепенно исчезала вдали. Эта пешеходная дорога вела в Северное Королевство.
Флаер сделал медленный круг над площадью и приземлился прямо на мерцающий розовый камень.
- Ух ты! – вырвалось у Женьки, едва они выбрались наружу. Больше слов не было. Все заворожено молчали. Даже Дин, задремавший при перелёте через горную страну, теперь вытаращил глазёнки. Дворец был целиком выплавлен из сероватого, искристого камня, и обильно украшен инкрустациями из золотистого местного перламутра, тонкой огранки медальонами из искусственных кристаллических материалов, вспыхивающих на солнце и напоминающих фасеточные глаза насекомых – тоже, наверняка, имеющих практическое назначение. Между ними из камня выступали исполинские фигуры-изваяния Далаянских мудрецов знатных жреческих родов, как бы «поддерживающие» два первых яруса. Каждая ступенька-ярус имела двери-ворота из золотистого дерева, покрытого такой же тончайшей резьбой, что и дом Дины.
Верхушки Дворца отсюда не было видно, он терялся в невообразимой высоте, но оттуда по стенам непрерывно сбегали голубоватые, белые и лиловые сполохи-молнии, отчего Дооргенкууазален казался живым, трепетным, дышащим существом.
Храм стоял на двадцатиметровом чёрно-синем цоколе. К парадному входу вела широкая розовая лестница, простая и величественная одновременно. По краям её уже стояли Далаянцы в парадных серебристых и розоватых облачениях, что свидетельствовало об особом доверии и почтении, но лица их по-прежнему скрывали капюшоны с защитной вуалью. Они приветствовали прибывших ритуальным поклоном.
Дина и Женька с Дином на руках ступили на лестницу, и она завибрировала, запела, рождая ритм под их медленными шагами. Створки ворот бесшумно раздвинулись, и навстречу вышли четыре жреца в длинных чёрных плащах, скреплённых перламутровыми пряжками.
Женька боялся даже дышать – в сравнении с хрупкими молчаливыми Далаянцами он казался себе шумным и неуклюжим, как самосвал. Дин внезапно заёрзал, захныкал в попытке освободиться, и Женька осторожно опустил его на ступеньку. Не выпуская из рук трансформера, мальчуган начал карабкаться вверх самостоятельно, помогая себе руками и даже подбородком, ибо ступеньки были высоковаты для него. Поскользнулся и едва не покатился вниз, игрушка выскочила из рук и моментально с громким стуком оказалась внизу.
Далаянцы среагировали быстрее матери и «дяди Жени»: один из них молниеносно схватил малыша на руки, а другой уже передавал наверх игрушку. Оставшийся путь Дин проделал на руках у матери.
Наверху жрецы снова склонились перед ними, и один из них откинул капюшон с головы, покрытой седым пушком, однако глаза его были прикрыты.
- Приветствую вас, Земляне! – произнёс он неожиданно звучным и мелодичным голосом, под музыку ветра звучавшим, подобно песне. – Благодарю вас от имени Далаянского народа за то, что вы отозвались на наш призыв. Благодарю за ваше самопожертвование и сострадание к нашей участи. Прошу вас пройти внутрь.
И они вошли.
Внутри была одна гигантская зала, середина которой светилась интенсивным, но мягким, сиренево-розовым свечением, словно именно сюда стекались молнии с вершины купола-конуса. Стены и потолок – если он был – тонули в подсвеченном полумраке. И в этой самой освещённой середине возвышался постамент под прозрачным куполом, ощетинившимся сотнями тонких, ослепительно-белых игл. Иглами топорщились и невидимые стены, и постамент. Можно было представить, что они свисают и с далёкого потолка, подобно сталактитам. Их острия слегка искрили. Вокруг купола собрались Далаянцы, образовав круг.
- Готова ли ты к обряду, Диана? – спросил тот же самый седой жрец. – Ответь, да или нет.
- Да, Гроо Доолу, - еле слышно ответила Дина, сжимая ручонку сына.
- Готов ли и ты к обряду, мужчина?
У Женьки перехватило горло, он неопределённо мотнул головой и посмотрел на Дину.
- Если она так желает… - буркнул он.
- Не слишком ли рано для такого малыша, Гроо Доолу? – спросила Дина, скорее для того, чтобы потянуть время, не решаясь отпустить руку сына.
- Хуже, если будет поздно, - ответил жрец и неожиданно улыбнулся. – Всё будет хорошо. Этот ребёнок получит на свой день рождения целый Мир.
И Дина, и Женька почувствовали, как тёплая волна нежности и любви омывает их усталые души, желая снять напряжение. Сомнения и колебания затрепетали на грани исчезновения. А Дин засмеялся, захлопал в ладоши и запрыгал от нетерпения. Жрец взял его на руки и понёс к куполу. Купол раскрылся, точно бутон цветка, прозрачные лепестки-фрагменты распрямились и взметнулись вверх. Дина метнулась, было, вслед, но Женька взял её за руку.
- Мне и самому как-то не по себе, странно и непонятно. Дин, может, вообще не надо? Может, вернёмся все домой?
- Поздно, - побелевшими губами ответила Дина.
Внезапно Дин затопал ножками и стал рваться назад: оказалось, он не желал расставаться с игрушкой, и жрец разрешил ему войти под купол вместе с ней. Женька тут же подскочил и вручил трансформера, чмокнув Дина в щёку.
И вот цветок закрылся, вновь образовав купол. И в тот момент, когда он коснулся пола, крошечная детская фигурка начала подниматься в воздух. Дин завис где-то между небом и землей, между верхушкой купола и полом.
Далаянцы разом сняли капюшоны, и Женька вздрогнул и на мгновение зажмурился от яркого красноватого света, брызнувшего из их огромных, на пол-лица, глаз. Багровые лучи постепенно высветлялись, меняя оттенок, и образовали перед куполом розовую завесу. У всех Далаянцев теперь были распахнуты глаза и открыты лица. Гроо Доолу сказал, вернее, пропел что-то, обращаясь к мальчику, и тот закивал, и радостно засмеялся.
- Что они ему сказали? – обеспокоено спросил Женька.
- Жрец сказал ему, что сейчас к нему полетит мяч, и он должен постараться его схватить, – ответил за Дину далаянец, незаметно появившийся рядом. – Я – Глаар, вы можете задавать мне вопросы, я прислан к вам, чтобы успокаивать и объяснять.
- А если он его не поймает?
- Тогда проверку отложат на год.
- И это действительно будет мяч?
- Это будет энергетический сгусток огромной силы, но он должен увидеть мяч, и он увидит мяч.
- Эт-то оп-пасно? – произнёс Женька, почему-то заикаясь от волнения.
- Мы контролируем обряд. Вам незачем волноваться. Мы не можем подвергать опасности ребёнка, который призван для спасения целого народа. Но его сила должна быть инициирована. Это будет очень красивое зрелище. Жрецы ведут с ним переговоры, он уже готов.
Напряжённый, безмолвный разговор жрецов с мальчиком закончился. Внезапно раздался резкий звук – словно оборвалась струна у гитары, и с одной иглы сорвался первый, белый луч, протянулся внутрь, ворвался и затрепетал, не долетев до Дина. Ещё один звук взорвал тишину – и протянулся ещё один луч.
Звуки полетели со всех сторон, сливаясь в странную, космическую, амбиентную музыку, купол пронзали тысячи радужных лучей-сполохов, растекались по его поверхности, рисуя на ней причудливые геометрические узоры. И когда узоры слились воедино, он засиял нестерпимо ярко, а в центре его, словно в сердцевине северного сияния, висела крохотная фигурка ребёнка, казавшаяся чёрной на фоне цветного пламени.
«Вот это шоу!» - подумал заворожённый Евгений Башмачников. – «Супер! Сам Жарр позавидовал бы! И музычка в норме! Можно позаимствовать идейку – всё равно никто не будет в претензии». Если бы только не знать, что там, в центре космического пожара, сынишка Дины!
Дина так сильно сжала руку Женьки, что пальцы её побелели.
- Дин, что с тобой происходит? – прошептала она с тоской.
Женька осторожно освободил руку и обнял её за плечи. Он должен держаться сам и поддерживать её – ведь он сейчас вроде отца. Дина прислонилась к его плечу и тихо заплакала, и тут же жрец словно окутал их прохладным покрывалом – их снова омыло волной спокойствия и утешения.
- Ваш ребёнок удивителен! – прошептал Глаар с восхищением, и его голос раздавался прямо в голове людей, чтобы не нарушать гармонию обряда. – Вы можете гордиться им. В нём нет ни капли страха или тревоги, он будет владеть Миром.
Сполохи постепенно утихли, начали меркнуть, превратившись в пучки тонких раскалённых нитей, глаза Далаянцев снова погасли и скрылись под вуалями, воцарился прежний полумрак, и все увидели, что Дин сжимает ручонками концы этих электрических пучков, словно гигантский букет, или праздничный фейерверк. Все до единой нити, постепенно укорачиваясь, уходили в его пальцы. Трансформер давно валялся внизу, а дитя впитывало, вбирало в себя мощные потоки энергии двух Миров так, словно стояло под дождём и, играючи, ловило дождевые струйки. Вот он раскрыл ладошки – они ещё сияли несколько секунд, потом угасли совсем.
Далаянцы восхищённо вздохнули – и Дина с Женькой ощутили их восторг, их ликование, их преклонение. Предугаданная сила ребёнка их стараниями оказалась велика! Энергия планеты, энергия жизни замкнулись на земном ребёнке.
- Ему ещё очень многому предстоит научиться, и вам придётся приготовиться к тому, что мальчик останется у нас до тех пор, пока не сможет контролировать и обуздывать собственные возможности по трансформации и управлению энергией – иначе он сможет нанести вред и окружающим, и себе, - сказал жрец Глаар. – Путь Познания ещё не начался, он будет обучаться и наиболее простым вещам, и наиболее сложным, а самое главное то, что ему, прежде всего, просто предстоит вырасти. И мы будем терпеливо наблюдать за его взрослением, и ожидать зрелости.
Едва поднялся прозрачный купол, и Дин оказался внизу – он бросился оттуда прочь с сияющим лицом, чтобы скорее рассказать маме об удивительной игре в мяч. Потом вспомнил об игрушке, вернулся, схватил её, снова побежал, споткнулся на ступеньке и растянулся – игрушка звякнула о камень, и Дин от души заревел – обычный, маленький, обиженный ребёнок.
И Дина, и Женька одновременно ринулись к нему.