…Самая первая осень, и самая первая зима, и самая первая весна стали счастливейшим временем. Она их не боялась. А чего здесь пугаться? Кругом – ни единой вражеской души, о пиратах она тогда и не помышляла.
Время было насыщено кутерьмой всевозможных событий. Знакомство с местными жителями, которые впоследствии оказались совсем не местными, а беженцами, как и она, и которые стали её ангелами-хранителями. Новёхонький дом, который ангелы, то есть клоны-помощники, перестроили из старого дачного, фантомного, появившегося из её памяти, и который она не уставала украшать, достраивать, доделывать, додумывать – и это было потрясающе увлекательно, делать всё своими руками. Не то, что прозябание в конторе младшим подмастерьем при маститом архитекторе и вечное ожидание клиента-заказчика.
Конечно, она первые недели отчаянно тосковала по сыну, вела беседы сама с собой, пыталась забыться в работе – но много ли ей одной надо было? Она быстро похудела, потому что порою просто забывала поесть, и вспоминала тогда, когда ожидала Женьку к определённому времени. Окружающая красота долго не заглушала боль утраты. Может, она и уединилась, чтобы её лелеять? Её «напрягало» выискивать пользу и вести правильный и здоровый образ жизни – зачем, если здесь она и без того будет молода и здорова? Но Дина изо всех сил цеплялась за всевозможные крючочки прошлой жизни. И Женька оставался «главным крючочком».
А ещё – летом - они часто играли в бадминтон на широком лугу позади огорода. Женька, как и всё в жизни, делал это с азартом. Он носился, как угорелый, по свежескошенной траве, падал, подпрыгивал кузнечиком и беспрерывно орал: «Опа! Опочки! Давай! Поднажми! А-а-а-яй-яй! Сейчас промажу!..»
- Это твои вокальные тренировки? – смеялась Дина, и ни в чём ему не уступала. Женька мазал, и в утешение требовал поцелуй и «кое-что ещё».
- Gimme your prize, baby! – рычал он перевранную строчку из QUEEN. – В компенсацию!
- Женька, ты когда-нибудь станешь серьёзным? – порою сердилась Дина.
- Только для тебя! Когда-нибудь! – вздыхал Женька.
…Как-то ближе к осени Женька принёс смешного трехцветного котёнка «на счастье», клянясь и божась, что это кот-производитель, «так продавец сказал». Котёнка прозвали «Уно Моменто», сокращённо Момо (через пару месяцев Момо превратился в Мому, ибо оказался кошкой, над чем Дина долго потешалась).
- А почему котёнок, а не щенок? – удивлялась Дина.
- А я тебе на что? – тоже удивлялся Женька. – Я – твой самый верный пёс! Вау! Гав-гав!
Потом в доме появилась пара волнистых попугайчиков, желто-зеленый и голубенький, с подробными инструкциями, как научить их разговаривать: «Чтобы было, с кем базар устраивать». Полгода пронёслось, как один миг: Рождество, феерический Новый Год в горячих источниках, среди пара, подсвеченных сосулек, фантастических узоров инея, в сопровождении осипшего старенького плеера, в руках разомлевшего, распаренного, но по-прежнему в постоянной боевой готовности Женьки.
Потом была презентация первого альбома «Старого Башмачника» с последующим отмечанием - тогда Женька, презрев правила безопасности – да и приличия тоже – ввалился к ней полуголый, с растрёпанным букетом гвоздик, шампанским, тортом и полностью пьяный, сбежав после скандальной вечеринки в клубе «A-ga». Голова его блестела, точно круглые белые камни на дне озера – в ознаменование первой победы Женька остригся налысо. Девичьи локоны канули в вечность. Зато альбом заметили, Женька сотоварищи промелькнул на музканале.
- Воздух! Воздух, подружка! Я вернулся из борделя в тихую обитель! Наконец-то я отдышусь! – заявил он, дрожа от холода и потихоньку трезвея: хмель здесь довольно скоро выветривался, спиртное переставало действовать наркотически, непрерывно обновляющийся организм сам его разрушал.
Практически то же самое, но немного медленнее, происходило и с табаком. Женька приходил сюда как минимум с парой пачек сигарет, но, пожив трое суток, забывал о том, что это такое, потому что исчезали кайф и желание выпендриться, а вместе с ними – тяга.
- Динка, я тут у тебя, пожалуй, и курить отучусь, - жаловался он.
- Ну и хорошо. Голос сохранишь. Не огрубеет, и носоглотка здоровее станет, гнусавить перестанешь, сипеть и булькать.
– Ребята удивляться будут. Они настырные, вокруг них всегда дым коромыслом. А что, я разве сиплю и булькаю?
- Пока ещё нет, - смеялась Дина. – Но если будешь продолжать курить, забулькаешь.
- Не буду! – обещал Женька, но в следующий раз опять приходил с пачками «Явы».
Потом было путешествие к Оракулу…
Впрочем, путешествие – громко сказано. Оракул сама соединилась с Диной и перенесла её – в гипнотическом сне – в Главную Залу Большого Далаянского Храма – в Доргенкууазале, где ей сообщили просьбу Далаянской общины и предложили заключить договор.
Откровения Оракула всё перевернули. Она поверила им безоговорочно, потому что они отвечали её чаяниям. Дина серьёзно настроилась на ожидание ребёнка, и только сына. Но беременность не наступала. Когда вместе с воспоминаниями приходила тоска, Дина рыдала на груди у «Старого Мудрого Башмачника». Тот был терпелив, утешал и успокаивал, и убаюкивал без лишних слов. Он был бы рад подарить Дине сына, и это обязательно случится – надо лишь подождать, какие их годы! Он ведь так старается!
Кто был виноват – она или Женька? Как могла Оракул так просчитаться? Дина нервничала, Женька засел в студии и целиком ушёл в запись второго альбома «Старого Башмачника», попутно – со скрипом - набирая новую концертную группу. Он тоже нервничал и приходил реже обычного. И посреди первого, волшебного, лета Дина вдруг с ужасом поняла, что боится прихода зимы…
Но она пережила и вторую осень, и вторую зиму. Её спасало ожидание, горячие целебные источники и непредсказуемый «Башмачник». Постепенно, по мере того, как Женька наращивал концертную деятельность, у неё снова появился хороший плеер, гора дисков, стали появляться свежие книги – в основном, фантастика, по Женькиному своеобразному вкусу, но среди них попадались и шедевры: Брэдбери, Стругацкие, Фаулз, Маруками, интересные новинки вроде Дэна Брауна.
Появились недостающие рисовальные принадлежности, и - желание выглядеть лучше, одеться лучше, накормить вкуснее. Та ниточка связи с прошлым, которое Дина хотела забыть, благодаря Башмачнику-волшебнику, никак не хотела обрываться.
- Я хочу перепробовать все жанры и разные составы, Динка, - делился Женька своими планами. – У меня все альбомы будут разными, как у Боуи. Обязательно будет и металл – ребята говорят, у меня вокал подходящий, и панк будет, и баллады, и с рэггей я продолжу тусоваться. Я не гордый, и любознательный, хочу знать, каково это – быть в жанре, и вне жанра. У меня материала знаешь, сколько? Со стихами вообще никаких проблем! Вот Гайдном буду – это не пурга. И они не в жопе сделаны , как у многих. Ты мне веришь, Диночка? Дайяночка моя… музочка…
Первый же сингл со второго альбома попал в ротацию – не больше и не меньше – «Своего радио», а следом – и в чарт, благодаря бешеному энтузиазму и неисчерпаемой энергии её генерального – Алекса Шмелёва, или Шмеля, легко западавшего на всё новое, небанальное, и всегда старавшегося поддержать одержимую, как и он сам, молодёжь. Следом спешно снимался клип – не слишком дорогой, но, как надеялся Старый Башмачник, «не слишком тупой и уродливый».
Сам Женька считал это авансом за всё последующее, теперь ему нельзя было снизить планку, ошибиться, слукавить, подойти с пустой, сухой душой. Впрочем, до холодного мастерства было ещё далеко, а энергии и горячности – с избытком.
Альбом получился довольно жёстким, с энергетикой несколько агрессивной, но сингл выбивался из альбома щемящей грустью пополам со светлой надеждой. «Уже не беззаботность, но ещё и не безнадёга», - окрестил её Женька. Песня была, конечно же, посвящена Дине, любви разделённой, но – отгороженной непреодолимым препятствием, словно против неё взбунтовалось само пространство. Альбом назывался так же, как и сингл: «Отоприте Дверь!»
Дина замкнулась в своём Мире? Не хочет вернуться? Значит, он придёт к ней! Об этом была одноимённая песня.
«Отворись, Дверь, без топоров и отмычек,
Отомкнись, Дверь, без ключа и без стычек,
Отопрись, без насилия и битвы –
Одним мановеньем молитвы…»
Первым этот сингл услышала, конечно же, Дина. Женька уселся перед ней с гитарой.
- Послушай, я это ещё никому не пел. Это будет лучшая песня на альбоме. Ты сейчас и первый слушатель, и первый зритель, и первый критик. Только не закритикуй до смерти – я птичка нежная! – смеялся он, прикрывая волнение и смущение. – Ну, благослови!
И Дина благословила.
В финале, после повтора припева, Женька шептал:
«Ты моё чудо… ты – моё чудо… Из ниоткуда!»
«Чудо из ниоткуда» - для него это было именно так.
Женька с жаром делился планами, немного заикаясь от волнения, а Дина смотрела на его сияющее, пока ещё детское лицо, и думала: «А потом ты меня бросишь.
Окончательно. Перестанешь стараться. Забудешь. Надоест. А я не хочу. Неужели придёт момент, невозможный, дикий, когда меня потянет назад, за тобой, а я не смогу вернуться? Захочу – но не смогу…»
Прежде, на шестисоточном участке, их семью преследовали какие-то приграничные склоки, бессонные ночи по причине круглосуточной торговли «бухлом» в магазинчике напротив, вечные битые бутылки и мусор около калитки, пьянь, дрыхнущая вдоль забора мертвецким сном. И – проезжая дорога в пятидесяти метрах от дома.
Теперь в её распоряжении была чуть ли не половина планеты, ну, полматерика точно, и никаких толп, машин и пьяных воплей. Но жизнь сосредоточилась на сравнительно небольшом пятачке, несоизмеримом с континентом, - вблизи Тоннеля. В ожидании Женьки и будущей беременности...
…Итак, Женька курсировал между Мирами, никогда не зная заранее, когда вернётся. Держал Дину в курсе своих дел, пел свои песни, делился планами. Дел у него становилось всё больше, помимо заработка в клубах намечались первые большие гастрольные туры по матушке-Расее.
- Нет, не первые! – поправлялся он. – Мои первые гастроли – на планете Дины. Когда я закончу альбом, я дам ломовой сольный акустический концерт здесь, перед тобой и лисичками.
Первые большие гастроли – это значило, что Женька пропадёт надолго.
Его жизнь была переполнена ожиданием всевозможных свершений и творческих прорывов, а для Дины длилось одно бесконечное ожидание - Женьки и сына. И она уже подумывала о том, что забеременеть в этом стерильном раю ей не суждено.
Чем больше отчаивалась Дина при этой мысли, чем больше мрачнела – тем всё более и более занятым становился Старый Башмачник. Впрочем, как резонно и мудро замечал Женька, «это лишь испытание на прочность твоего желания, и лазейка для дезертирства, не более и не менее: неужели ты настолько мизантроп, что и вправду не хочешь эту лазейку использовать, и до конца жизни заточишь себя в одиночке?»
Долгие, выматывающие гастрольные туры в поддержку альбомов, бесконечные неувязки с музыкантами, поиски «нормального» администратора и занимание денег с невозможностью быстрой отдачи, одержимость работой и чересчур серьёзные требования к самому себе – всё это съедало слишком много времени, оставляя Дине объедки. У Евгения завелись поклонницы, он снова появился на музканале, но уже в полноценной программе у Порфирия Стиплера. И, неотъемлемый и необходимый атрибут жизни муз-тусовки, появилось новое и уже постоянное прозвище-код: «Артемона» – с утратой спутанных локонов – сменил «Перпетуум», который и дал затем название новой группе: «Перпетуум и Евгений Башмачник».
«И ты раскинула силки,
И я попался.
Затягивая узелки,
Стонал, метался.
Но крепко стиснула колдунья
Мою свободу в полнолунье…»
Женя не скрывал, что наличие поклонниц ему приятно.
- Если у тебя нет фанаток – значит, ты ещё не дорос до сцены, - говорил он. – Это всё нормальная, светская, рокерская жизнь. Да мы и впрямь неплохие парни. Особенно Сёма-скрипач по прозвищу «Панама», выступающий в древней шапочке защитного цвета. Вполне сформировавшаяся, колоритная фигура, достойная восхищения и поклонения. О своей скромной персоне умолчу.
Лёгкий характер Женьки играл здесь, конечно, не последнюю роль, но он же мог сослужить и ему, и ей плохую службу. Дина сознавала это – в один прекрасный момент он поддастся чужим уговорам, наркотикам, настырным девицам, иномирным «подпольным» развлечениям… да мало ли чему!
Периоды ожидания удлинились. Дина напоминала сама себе морячку, вечно ждущую дружка из дальнего плаванья с непредсказуемым исходом.
- И ведь я даже не узнаю, - думала она, - отсутствует ли он по причине непредвиденного катаклизма в Тоннеле, или по причине работы пополам с загулом, или по собственной доброй воле в связи с затуханием притяжения…
…Вторжение Ди, повлёкшее исчезновение Женьки, прервало и размышления Дины о возвращении, сделав его невозможным, и обессмыслило процесс ожидания Женьки, мало того, оно просто отгородило её от старого друга, оставив тревогу, кутерьму разномастных, обрывочных воспоминаний и – долгожданного сына.
Теперь ей оставалось только одно – растить Дина, выполняя предназначение Оракула, и ждать с трепетом и страхом дня Первого Посвящения.
И этот неотвратимый день приблизился – Дину вот-вот стукнет четыре! Неужели она отдаст его добровольно? Невозможно – не слышать ежеминутно его смех, его лепет, не видеть чистых, ясных детских глаз, открытых всему Миру, точно добрая книга. Не находить – снова и снова – чёрточек, напоминающих о несостоявшемся отце, и улыбаться им, и любить сына всё сильнее. Не укладывать в берёзовую кроватку, украшенную ею самолично затейливой резьбой – уроки Далаянских мастеров. Не вспоминать легенд и сказок своего детства, не показывать и не объяснять своих рисунков, не напевать колыбельную своей родины и песенки Ди, написанные для будущего сына. Не рассказывать о любящем отце, который ушёл в долгое путешествие и заблудился, а Дин когда-нибудь его отыщет. Не держаться за доверчивую ручонку и не поглаживать взъерошенные и шелковистые тёмные волосы, пока ещё много светлее, чем у Ди. И не сталкиваться поминутно с его упрямством и проявлениями причастности к своему Миру.
Дина, зная, что решение бесповоротно, всё ещё мучилась сомнениями. Она забросила все дела, и не отходила от Дина ни на шаг. Оставалось всего два месяца! Ну, полно, полно, у них впереди – каникулы, увлекательные путешествия! Она будет учиться у собственного ребёнка, и сколько новых тем для разговоров прибавится! Но… не убавится ли у него детства?
И вдруг старый Тоннель снова ожил! Без её помощи, без её личного кода, без её желания. Невероятно, пугающе – она ещё продолжала бояться взломов после пиратского нападения пять лет назад, - и захватывающе. Если это – ещё один подарок судьбы, лишившей её всех близких в обмен на пустой Мир и сомнительную сделку с иномирцами?
А почему, собственно, невероятно? Это нормально, это, возможно, кому-то ещё улыбнулась удача! Вот только – кому?
В самом деле – кому? А кого бы ты предпочла, Дина? Открой секрет! Ведь эта дорога – только для одного Избранного мужчины…