Ольга казалась искренней, и не слишком компетентной и искушенной в науке. Я оставила её в живых. Она принадлежит своему миру. Пусть в нем и остается. Я рискнула встретиться с ней, вопреки заданию. Теперь надо рискнуть вторично и поговорить с ним, попытаться убедить вернуться. Он не мог меня забыть. Не имел права. Все еще можно исправить, уговаривала я себя.
Я подстерегла его вечером, когда он возвращался с работы. Выступила из темной тени на свет, окликнула: - Павел! Поллен!
Он встал как вкопанный и вздрогнул. Он сразу узнал мой голос.
- Элен?
- Рада, что ты меня узнал. Значит, я не слишком сильно изменилась. Ты не сделаешь мне одолжение, можно сказать, подарок – я хочу поговорить с тобой приватно.
- Элен… Они все же прислали за мной полицая. Как долго ты меня искала?
- Достаточно долго, но много быстрее благодаря новой модели сканера.
- Но почему ты согласилась?
- А у меня был другой выход? Подумай сам. И я давно уже не рядовой полицай, а спец-агент высшей категории.
- Значит, положение ужесточилось. Они теряют людей в локальных войнах, и им понадобился я. Что ж… - он колебался, и я его не торопила, это запрещенный прием, нельзя давить. – Что ж, почему бы не поговорить приватно. Я понимаю, что отказываться бесполезно, ты все равно настоишь на своем, ведь так?
- Ты прав, и я рада твоей готовности сотрудничать.
Я заранее заказала номер в гостинице поблизости, и вино в номер, и повела его в это маленькое и отвратительное «гнездышко». Он разлил вино по бокалам, но не выпил, а лишь пригубил.
- Итак? О чем пойдет речь? Конечно, о возвращении? Неужели через столько лет они не могут меня забыть и, наконец, оставить в покое?
- Поллен, самое важное, что я тебя не забыла. Поллен, а ты? Неужели ты забыл нашу любовь? Тебе не приходило в голову, что я скучала без тебя? Что я рвалась к тебе, думала о тебе, тосковала? Что мир без тебя стал пуст? Я год скиталась по мирам – ради тебя!
Поллен изменился в лице, погрустнел, опустил голову.
- Ты меня не забыл, - констатировала я.
- Не забыл, - ответил он тихо. – Ты все так же идеальна. Ты по-прежнему носишь военную форму? Это организует, совершенствует и упорядочивает, кажется, так выражался маршал Бруно, этот железный человек?
- Бруно сейчас на ответственном задании, в самом эпицентре столкновения, Поллен. Признаюсь, я получила такое задание, но все можно переиграть.
- Я тоже думал о тебе, - помолчав, отозвался он.
– Так в чем дело? Если я по-прежнему хороша, почему бы нам не вернуться вместе? Вернуться к прежней жизни, нашей жизни.
- Наша, как ты выразилась жизнь, настолько милитаризирована, что это уже не жизнь, а выживание. То, что мы сотворили с планетой, это кощунство, превратило нас в варваров. Мы разучились понимать, что такое любовь, семья, дети.
- Ты не на демонстрации, Поллен. Оставь свои высказывания для этого уродливого мирка. Его населяют некрасивые люди. Женщины настолько далеки от совершенства, что не заслуживают любви.
- Откуда тебе это знать? – перебил Поллен. – Откуда тебе знать здешних женщин, которые не рожают солдат по приказу маршала и не спариваются с наиболее совершенными самцами. Здешние женщины… удивительны. Они не воинственны, они добры, они прекрасные матери и жены, они не желают войны. Но если надо защитить свое дитя и свою семью, они готовы встать на защиту грудью и даже с оружием в руках...
- Это говорит только о слабости, Поллен. Они просто самки.
- Они не самки. Они – опора мира. Моя жена из таких женщин, - возразил он. – Мягкая и сильная.
- Так давай сравним её со мной, - проговорила я. – Мы были образцовой парой, Поллен. Не по приказу, а по зову сердца. Не забывай, мы вращались в высшем кругу, среди равных нам учёных, нам никто не приказывал полюбить друг друга, - говоря так, я приближалась к нему медленно и неотвратимо, как пуля, готовая войти в плоть.
Я размыкала молнии прикосновением пальцев, сбрасывала блузу и белье, пока не осталась перед ним нагой. Моя нагота всегда действовала на него гипнотически. Вот и сейчас Поллен медленно пошел ко мне, коснулся груди, застыл, любуясь, и тогда я, пользуясь моментом, прижалась к нему так крепко, как только могла, и ощутила ответ. Наши чувства проснулись и заиграли вновь, и он вошел в меня, как прежде, уверенно и страстно.
- Я могу убить тебя сейчас, когда нам так хорошо, Поллен, убить тебя и себя, и мы тотчас возвратимся назад, в наш родной мир, - шептала я, вдохновенно творя ложь. – Это произойдет быстро, мы даже не почувствуем, наши тела исчезнут из этого мира и мгновенно перенесутся домой, я сумею сделать это быстро и безболезненно – мы научились это делать…
Поллен страдальчески морщился, не отвечал, но не мог остановиться, и это радовало.
Наше соитие было совершенным, движения безупречными, мы были и остались самой красивой парой, я это знала, но капелька безумия искрой просочилась в меня, между нашими телами словно промелькнула молния, и я застонала, впилась в его губы… Черт возьми, как я соскучилась по нему, как я стосковалась! Недостойное чувство, недопустимая слабость, но ни один гипнариум не мог бы вытравить из меня неодолимую тягу к нему.
- Теперь он мой, - думала я, впивая сладость нашей близости, - теперь он мой, он никуда не денется, он вернется сам, по своей доброй воле, я уговорю Маршала, его не запрут в камеру, мы останемся свободны и будем наслаждаться нашей любовью, как и прежде.
Оргазм был сильным и долгим, но все хорошее быстро заканчивается. И наши тела разомкнулись и расслабились, отдыхая, надеясь на новое соединение. И новая страсть вспыхнула скоро.
- Теперь ты мой, да? – шепнула я. – Теперь мы возвратимся и сможем упиваться друг другом сколько угодно, я не позволю никому причинить тебе вред, никому не отдам, ты мой до последней капли крови…
Но Поллен вдруг остановился, прекратив движение, вышел из меня, оставив болезненное ощущение неудовлетворенности, отвернулся, быстро сполз с убогой гостиничной кровати. И принялся одеваться.
- Куда ты, Поллен? – против воли мой голос прозвучал хрипло и жалко. Я не думала о расставании, не хотела его терять так скоро.
- Элен… - он говорил глухо и негромко. – Элен…
- Да, дорогой?
- Я никогда не вернусь назад. Запомни это. Наша любовь… вовсе не любовь. Вспомни – нас свели друг с другом на совещании, просто представили друг другу и велели вести совместную жизнь, велели зачать ребенка. Детей. Много детей. Будущих солдат. Это не та любовь. Элен… - голос его сорвался. – Оставайся тут. Ты быстро привыкнешь. Как привык я. Ты найдешь своего настоящего мужчину и будешь счастлива. Как я нашел Ольгу. У нас с ней будет ребенок. И он не вырастет в инкубаторе и не станет солдатом, пешкой, пушечным мясом, как тут говорят.
- Будет ребенок? – против воли я расхохоталась. – Поллен, ты забыл, что бесплоден везде кроме родного мира. Этот ребенок не твой. Забудь о нем. Тебе нагло провели. Воспользовались твоим одиночеством. Твоя жена – всего лишь манипуляторша, желающая обманом завладеть мужчиной, зачав ребенка в порочной связи. Может быть, она была гулящей?
Поллен вздрогнул, лицо его передернула гримаса боли.
- Это тебя не касается. Это мое и только мое. Мой ребенок. И он тысячекратно желаннее обладания совершенным орудием убийства, которым ты стала!
- И это заявляешь ты! После того, как занимался со мной сексом? – прошипела я.
- Прости. Наверное, это была ошибка. Иногда тело совершает ошибки, не посоветовавшись с разумом. Я не хочу тебя оскорбить, но… это не любовь, это привычка.
- Ты даже… не поцелуешь меня на прощание?
Он угрюмо усмехнулся, изобразил воздушный поцелуй: - Подумай над моими словами. Я предлагаю тебе остаться. Избавиться от стерильной тюрьмы, в которую превратился наш мир. Я всегда буду рад тебе помочь прижиться и спрятаться от агентов. Только любить тебя не проси. Я нашел себя, нашел свою любовь, я счастлив здесь, и не собираюсь умирать. Ты можешь убить меня сейчас, немедленно, но помни. Убийство есть убийство, и здесь оно карается законом. Не делай глупостей. Прощай. Я не желаю тебя оскорбить, но лучше бы тебе убраться отсюда.
Он не хотел оскорбить! Но он отвесил мне своими словами отменную пощёчину. Этого я никогда не прощу. Поллен вышел из номера, а я долго смотрела в потолок, пытаясь успокоиться. Он подписал себе приговор. Мой Поллен больше не мой. Нет, я не стану стрелять в упор, не желаю видеть его осуждающие и ненавидящие глаза в последний миг. Я сделаю это, как задумала, как полагается стрелять по живым наёмному убийце.