Я поднималась по этой замусоренной лестнице, пропахшей цементной пылью, тряпьём и кошачьими экскрементами, казалось, целую вечность. Дом зиял выбитыми стёклами, веял сквозняками, гонял по ступенькам фантики, голубиный пух и газеты. И всё же тут было уютнее и теплее, чем на серой улице, где промозглый ветер измывался над промёрзшими, сухими листьями. Поздняя осень в чужом городе. Неуютная, ядовитая, брюзгливая. В чужом ли? Какому городу принадлежала я сама, прошедшая десяток Миров и прижившаяся в нынешнем? Впрочем, все они были убоги и не вызывали ни сочувствия, ни желания остаться.
На площадке третьего этажа – куча тряпья, бережно сложенные в коробку пустые бутылки и давленые банки, хлебные крошки, опрокинутая кружка: лежбище бомжа, спугнутого кем-то. Возможно, мной. На мне – полицейская форма, одолженная Фарго. Форма – из музея. Взята тайком, со всеми предосторожностями. Настоящее оружие. В моём городе обычные жители по живым не стреляли. Не умели. И не хотели уметь. Зачем стрелять, если гуманное правосудие может мгновенно внедрить вирус раскаяния и вины. Вполне достаточное наказание. Но время шло, мир менялся.
Менялся не в лучшую сторону. С открытием Поллена на границах с мирами начались локальные войны. Мы начали милитаризацию. И стрелять научились все, становясь солдатами. Именно тогда мы с Полленом сошлись в одну семейную ячейку. Так постановил Совет. Это должно было связать нас и привязать к родному миру, дабы ни у кого не возникало желания сбежать от вечной, непрекращающейся войны.
Я в юности тоже боялась оружия. Боялась убивать. Не хотела убивать. Но жизнь шла, меня повысили до агента. И я получила задание вернуть Поллена назад. Чтобы я не смогла отказаться и не выполнить задания, Фарго повёл меня в гипнариум. «Элен, если этого не сделаешь ты, то не сделает никто, ты знаешь Поллена как свои пять пальцев, если не убедишь вернуться, стреляй, эта пуля единственная в своем роде, она именная, второй не существует. Верни его!»
Вернуть любым способом… Вернее, одним из двух. Убедить или убить.
Прошел год скитаний по мирам со сканером в руке, который прирос к ладони. За этот год я постарела ровно настолько же. Я забыла, что моё имя – Элен, у меня теперь другое имя. Я – Елена Звонник, наёмный убийца своего Мира. Мне необходимо выстрелить в живого. Не промахнуться. Убить наверняка. Фарго наставлял меня долго и упорно. Он – профессионал. «Ты должна внушить себе, что он не умрёт. Просто исчезнет из этого города и вернётся домой. Ты ведь хочешь, чтобы он вернулся домой? Гипнариум тебе поможет».
Но я знала, что это – лишь половина правды. Умирать здесь он будет по-настоящему.
Я нашла Поллена в затрапезном грязном городишке, живущим с молодой беременной женой. Его имя было Павел.
…
Поллен был молодым и очень перспективным учёным. И слишком строптивым. Он возражал против сокрытия в тайне тех мировых открытий и разработок, которые мы использовали на соседних, отсталых мирах в качестве полигона. Он настаивал на том, что полевые испытания должны происходить с согласия миров и всегда впоследствии идти им на пользу.
Одна из последних его разработок была связана как раз с открытием проходов в другие миры, параллельные, причем камуфляж был настолько совершенен, что мы могли свободно проходить туда и обратно, но чужие - нет. Он полагал, что мы не имеем права вторгаться в них тайно, изучать и похищать людей, внедрять психологические технологии, проводить эксперименты, переправлять в другие миры ради изучения способностей к выживанию. То есть, по сути, подвергать опасностям под видом экстремальных игр. Наконец терпение Совета истощилось. Он постановил изолировать Поллена и ограничить передвижение в пределах Лабораторного корпуса, без допуска к порталам. Но он сумел бежать из родного мира. В один из отсталых миров…
Так он стал беженцем. Совет вынес решение - вернуть любой ценой. Его открытие должно остаться дома.