Яркое северное солнце ослепило ее. Постепенно начал ощущаться холод. Почему-то жгло изнутри горло, и резало в животе.
— Даже солнце приветствует тебя, дитя, — сказал кто-то, но Дара повернулась не к нему, а к свету. Нежно-розовые размытые облака вдали сменились ярко-рыжим пламенем, пляшущим в ее глазах. В виски отдавала пульсирующая боль.
Прошло еще некоторое время, и одежда намокла. Стало еще холоднее. Редкие деревья вокруг начали постепенно проявляться, предметы становились четче, а звуки не приносили головной боли. Солнце заметно поднялось, когда Дара повернулась в сторону голоса. На пне сидел старик с почти белыми глазами и смотрел на нее.
— Сон окончился, и пришла явь.
Она хотела что-то сказать, но словно забыла как это. Прошло пару минут, прежде чем она смогла разомкнуть пересохшие губы.
— Где я?
— За пределами кошмара и в пределах лжи, как было всегда. Но опасность миновала. Надолго или нет — кто знает.
Дара отвела взгляд. Все еще было больно и холодно, но шевелиться не хотелось. «Я могу заболеть», — пронеслось в мыслях. Но сейчас это было так неважно, будто ранее случилось нечто еще более страшное.
Горло сковала боль — будто тысячи иголок изнутри разрывали его. Поэтому она прикрыла глаза и коснулась духа мужчины, но и тогда не смогла ничего сказать. Да и сил это забрало намного больше, нежели обычно.
— Тебе не следует напрягать свой дух, ибо он еще ранен. Тело поправится быстрее, дух будет догонять еще долго. Великий народ — вас многие хотели бы видеть слугами. Интересно, что показало тебе то дерево?
Дара перевела взгляд на него и попыталась выдавить:
— Ч-ч-то…
— Что же я такое говорю? Я видел, как кровь просачивалась сквозь прижатые к животу пальцы. Запах твоей крови пробудил в дереве давно забытую ярость. Оно хотело мучить тебя и поглотить, но что-то помешало ему. Ты не помнишь, дитя? Сильно измучила тебя злая сосна — старое и злопамятное дерево. Никогда не любил их.
Дара попыталась поднять руку. Хотелось встать с земли и стряхнуть с себя снег, но сил не осталось.
— Ты соединилась с деревом, когда силы едва не оставили тебя. Мудрое решение. Дерево исцелило твое тело, чтобы иметь возможность дольше мучить дух и, в конце концов, поглотить его. Но я шел — и оно кричало, вопило. Достать тебя труда не составило — оно само было готово извергнуть тебя.
«Силы оставили? Он сказал, что силы почти оставили меня», — подумала Дара и коснулась своего живота. На левом боку чувствовалась дыра в одежде, куда задувал утренний морозный ветер, но кожа была целой, пусть и грубой, в рубцах.
— Что же ты такое с ним сделала? Такую древнюю силу не каждый бы смог одолеть — может, не только рыжего брата забрать? Но нет, знание говорит, что не ты мне нужна.
Через какое-то время Дара вновь попыталась разжать губы. Старик подошел к ней, приподнял голову и напоил талой водой из чарки.
— Как… боль…но, — с придыханием прошептала она. — Как… долго…
— С момента твоего соединения прошло четыре дня. С момента подавления бунта — два.
«Бунт? О чем он говорит?», — с ужасом подумала Дара, и к резям в животе добавилась тягучая боль от страха.
Перед глазами вдруг заплясали картинки. Они вчетвером дошли до Скалистой крепости — ближайшей с востока. Некоторое время назад оттуда повалил черный дым — сигнал о вражеском войске, но тут же прекратился. Никаких войск не было замечено, но в Евлоре с тех пор все были настороже.
«Это надоело мне, Дара! Сколько можно ныть!», — услышала она голос Вилмара в голове. «Я не хочу это вспоминать», — пронеслось в мыслях, но было поздно. Их ссора возникла в сознании ярко и быстро — его усталые слова и обида, затаенная в ее душе. После этого она вызвалась отправиться с отрядом из трех других воинов до Скалистой крепости и выяснить, что же там произошло.
«Ты сетуешь на Ирию, будто бы она не воин — капризная и зазнавшаяся. Но ты такая же, Дара, только еще и лицемерная. Только и делаешь, что трясешься от страха», — звучали в голове слова друга, и боль стянула грудь. Но лишь на мгновение. Вновь на душу легла пустота, словно все чувства проходили насквозь, лишь мимолетно касаясь ее дуновением ветра.
— Нас предали, — через время сказала Дара, когда боль в горле перестала властвовать над ней. Солнце было еще выше, и краем сознания было понятно, что от долгого лежания на снегу будут последствия. — Один из нас был варраром. Мы… д-думали, он верен. — Дара тяжело задышала, пытаясь вспомнить. — Он убил Элрика, моего десятника, своего друга. Все было так быстро, я… в тот момент наблюдала крепость, была в ней сознанием.
— Не тужься, дитя. Все придет в свое время.
— Душа… Как же больно и пусто одновременно.
— Этот след затянется через время. Душа не одеревенела, но сила духа у деревьев велика — понадобится время, чтобы залечить такую рану.
Веледара попыталась встать, и нюэле помог ей.
— И впрямь, негоже на снегу лежать. Тебе пора вернуться и принести свет во мрак души одного воина.
***
Когда они подходили к крепости, солнце было уже высоко. Старинная каменная крепость — первая таковая по эту сторону Великих гор, встречала ее мрачным молчанием. Деревня нюэле казалась пустой — и действительно, старик сказал, что увел всех в лес.
Дара еле шла, потихоньку передвигая ногами и сильно опираясь на старика. Тот оказался сильнее, чем казался на первый взгляд.
— Ты вела меня, а теперь я веду тебя. Это интереснейшая линия судьбы — когда помощь возвращается тебе, когда ты больше всего в ней нуждаешься, — сказал он, как всегда мудро и поэтично.
Нюэле довел ее до самых ворот, где их остановили сурового вида стражники. Они не желали пускать никого внутрь, и девушку они не признали. Они позвали проходящего мимо паренька, Извека, которому Дара читала письма, и тот в ужасе оцепенел при виде нее.
— Этого не может быть… Ирия сказала, что тебя убили…
Потом он вдруг развернулся и закричал кому-то на стенах:
— Позовите Варди! Скорее! Позовите его!
—Ч…что слу-лу-чилось с ним? — Спросила Дара, протягивая руку к стражнику. Тот позволил ей на себя опереться и провел внутрь. Старик же решил вернуться к своему народу.
— Извини, что не признали тебя. Но то, что тут было, не дает нам права больше расслабляться.
На снегу еще виднелась кровь. Стены еще отмывали некоторые стражники, обратившие свое внимание на нее.
— Что здесь было? — Прошептала Дара. Ноги совсем оледенели, мокрый меховой плащ только мешал идти.
Неприятное воспоминание вспыхнуло в сознании, подобно удару молнии. Ночь и темнота. Позади лес, а впереди скалы. Вокруг яростно бушует метель. Предатель, оттолкнувший Элрика, который кричал, чтобы она уходила. Дара прыгает на варрара, но тот невероятно велик и силен — именно он на празднике с легкостью расталкивал противников на боях с шестами. Приходится уклоняться от его топоров, а затем проскочить под руками и рассечь голень. Разворот — и Дара ранит его бок.
«Ловкость — твое оружие. Зачастую она оказывается полезнее силы», — говорил учитель, когда они начинали обучаться.
Но в этот раз ее оказалось недостаточно. Варрар со всей силы замахнулся топором и сломал лезвие сабли. В этот момент десятник вогнал ему в плечо свой топор, и варрар развернулся к нему. Зеленый отсвет Северного сияния над морем ярко блеснул в ночи. Благодаря нему Дара видела силуэт варрара и кинулась к нему, выхватив кинжал. Но тот услышал ее — Элрик к тому времени вновь был повержен, хотя и лишил противника оружия. Варрар развернулся, перехватил руку Дары с кинжалом и, сломав ее, воткнул прямо в живот ее собственной рукой.
Стражник спрашивал, все ли хорошо. Так не хотелось отвечать ему. Дара коснулась рубцов на своей коже.
— Великий Создатель! — Воскликнул второй стражник, увидев ее рану. — Что это за колдовство?
— Это… не… это не оно.
Вдруг одна из дверей с грохотом распахнулась. В крепости уже никто не занимался делом. Дара видела, как все устремили свой взор на вышедшего. Но ее собственный взгляд никак не желал восстанавливать четкость. Лишь смутный силуэт предстал перед ней. И все же ей казалась знакомой эта фигура, душа подсказывала ей.
— Не может быть! — Варди, казалось, едва не упал. — Не может быть! Великий Создатель! Какая это милость! Или меня обманывают мои глаза?
Дара отпустила руку стражника и медленно, хромая, поплелась в сторону брата. Тот подскочил моментально — едва не сбив ее с ног. Одной рукой он обнял ее за талию, другой водил по ее лицу.
— Это ты и будто не ты вовсе.
Глядя на лицо брата вблизи, тоже хотела сказать и она. Будто бы взгляд стал острее, глаза впали, скулы выделялись как у голодающего. Бледный и осунувшийся мужчина был едва узнаваем.
Он порывисто прижал ее к себе, и боль в животе вновь стрелой пронзила ее.
— Я думал, ты умерла.
Он прошептал ей на ухо, но эти слова криком прошлись по ее душе. По рукам пробежали мурашки.
— Посмотрите на ее рану! — Закричал один из стражников. — Если ее ранили туда, то кожа бы не заросла так быстро! А если это старый шрам, то она лгунья!
***
Ее отвели к лекарю. Осмотр лишь подтвердил слова стражника, хотя лекарь и отметил, что шрам не до конца зарос. Это значило, что он недавний. За дверью слышались голоса командиров и главных зачинщиков. Все спорили, нужно ли судить Дару за колдовство. Но все вмиг прекратилось, едва прозвучал голос княжны.
— Как вы смеете! — Крикнула Ирия, и голос ее был подобен стали. — Она спасла ваши жизни! Думала, что умирает, и все равно отослала свой дух. Если бы она не предупредила меня, все мы могли уже гнить в море.
Все смолкли, и Даре показалось это странным. Как бы ни уважали солдаты княжескую семью, они все же были мужчинами. Хотя, как ведут себя с князьями солдаты, она не знала. Вернее, знала, но на словах, а не благодаря опыту.
— Сегодня пришло письмо из Скал. Князь Дулов отбил крепость. К тому времени варрары уже прибыли туда, и если бы не эта девушка — к нам в тыл заявилось тысячное войско! Князь и так пошел против воли императора, а так потерял бы множество солдат, и все мы оказались бы повержены. Теперь идите и готовьтесь к прибытию его войска.
Послышался тихий шум, но вскоре вновь наступила тишина. Дверь отворила Ирия и, к удивлению Дары, поклонилась ей.
— Я благодарна тебе от имени моей семьи. Ты защитила нашу честь.
— Мне… очень приятно… но я не знаю, как…
— Что не знаешь? Не знаешь, как спасла? — Княжна не сильно ей верила. Но подошла к постели и опустилась в кресло. — Ты не помнишь? Как тебе вообще удалось выжить? Твой голос был так слаб, ты просила передать слова прощания братьям и семье. «Простись за меня с братьями и семьей. Скажи отцу… скажи…» — и больше я не услышала ничего. Если бы я не знала, что берендеи способны на такое, то подумала, что схожу с ума.
— Сказала? Я сказала?
— Ты коснулась моей души — я тогда вышла на стену, глядела… Не важно. И тут услышала твой голос. Ты сказала, вас предали, тебя смертельно ранили, а в крепости занимается мятеж. Если бы не ты, мы могли пропустить предателя. Их мятеж не удался во многом благодаря нашей осведомленности. Нас не застали врасплох, но всех мятежников мы не знали. И даже сейчас некоторые могут скрываться среди нас.
— Я рада… что все удалось. И… что ты жива.
Дара все еще говорила с придыханиями. Слова давались ей тяжело, но в тепле стало намного лучше. Она поведала Ирии тайну своего спасения, ведь та только что защитила ее.
— В дерево? Как бы оно ни было, мы обязаны тебе жизнью. Хотя я тоже думаю, что это колдовство. Любые способности, даже дар эрусов, нужно использовать мудро и в меру.
— Признаться, такое странно слушать от вас. Вы не изменились внешне, как Варди, и все же — другая. Неужели людей так меняют битвы?
— Ты сама бы удивилась тому, как выглядишь. Как живой мертвец, — хмыкнула княжна. — Но к слову о Варди… У меня был разговор к тебе. Но я не знаю, как начать его.
Дара терпеливо ждала, когда Ирия найдет нужные слова. Отношение ко времени тоже изменилось. Ей казалось, что прошло немного времени, хотя тени на полу и стенах показывали иное.
— Знаешь, я некоторое время завидовала. Когда я передала ему твои слова, он будто окаменел. Взгляд опустел. Потом он не хотел в это верить. В глазах его я видела такую боль, которую сложно описать словами. Я завидовала тому, как сильно он любил тебя, даже погибшую. А после возвращения твоего якобы убийцы… Дара, в него будто что-то вселилось. Ты ведь помнишь того варрара? Ах, извини, я не хотела обидеть. Конечно, ты его помнишь. Такое сложно будет забыть. В общем… Нет, не хочу говорить это противное слово. Нет ничего «общего» теперь. Дедушка не любил, когда я марала речь. Хотя не знаю, как тебе описать мои чувства. Думаешь, я преувеличиваю? Но я знала его, Дара. Он мог быть грубым, но внутри всегда был мягок и добр. Но тогда я видела словно другого человека. Это он напал первым. Расколол варрару колени и заставил орать от боли. После — сносил каждого на своем пути. Я видела, как он метнул топор в одного солдата, и тот вошел между глаз так глубоко, что наутро его так и бросили в костер. Ярость его была так велика, что… Дара, если он еще раз ощутит такую боль, то не выдержит.
Она сжала ладони, больно впиваясь ногтями в кожу.
— Мне тревожно за него.
Дара постаралась приподняться на локтях и потянулась за водой. Ирия сама напоила ее, и тогда Дара смогла ей ответить:
— Он всегда был таким, сколько его помню. Часто не следил за языком, за что и получал порку… Мы ничего с этим поделать не могли, хотя Эирик много раз… много раз с ним разговаривал об этом.
Горло вновь начинало саднить, голос терялся, грубел. Дара сильно прокашлялась и натянула меха к подбородку.
— Но вы должны знать, — прохрипела она вскоре, — что в сердце у него другая. Варди не из тех, кто будет разменивать девушек.
— Я знаю. Он говорил мне. Так сказать, намекнул, — глаза княжны сверкнули, и легкая улыбка появилась на губах. — Но мы не знаем, как порой складывается наша судьба. Ты же любишь легенды? Скажи, разве такая любовь может закончиться счастливо? Я подожду. Что-то подсказывает мне — она не его судьба, как бы Варди ни старался себя в этом убедить.
— В чем-то вы не поменялись. Почему же вы считаете, что ваша любовь будет счастливой?
— Потому что она безответна. Он не полюбит меня, я это знаю. Это будет ложкой дегтя в бочке меда.
— Вы спрашивали про истории любви… Я знаю… знаю такую. Мои отец и мать любят друг друга, а вы можете представить, как сложно им пришлось.
— Тогда мне страшно представить, каков их деготь.
***
Веледара наблюдала за пламенем свечи, когда дверь вновь открылась. Она ожидала увидеть лекаря с очередной чашей настоя и меда, но в комнату вошел мужчина, изменившийся, подобно Варди.
— Здравствуй.
Еще прошлым вечером прибыли воины князя и расположились в крепости и за ее пределами. Стояла страшная суматоха: крики и ругань доносились целый день, не прекращался стук молота о наковальню и лязг пил, строили дополнительные укрепления. Рано или поздно и он должен был прийти.
— Здравствуй, — тихо ответила Дара, вынув руки из-под мехов.
— У тебя усталый вид, — хмыкнул Вилмар. — Я присяду? — Он указал на стул у стены и присел после кивка девушки.
Пламя на небольшом столике колыхнулось. Оно слегка заслоняло собой его силуэт, и Дара предпочитала смотреть на свечу.
— Выглядишь неважно. Хотя Ирия сказала, что тебе лучше.
Дара молчала. Пламя тоже.
— Ты… хорошо себя чувствуешь? Может, я позову лекаря?
— Не стоит, — сказала все-таки она. И пламя дернулось от ее воздуха. Тени в комнате заплясали. Вдруг появилось такое чувство, будто недавно Дара видела нечто очень похожее.
— Ты обижена на меня? Молчишь? Я пришел принести благодарность моего отца и его признательность. Дара, мой отец — князь Дулов, я младший из его детей.
Слова не сразу дошли до нее. Удивленный взгляд оторвался от пламени и устремился к другу. К другу, которого она едва знала.
— Это тебя послали… за… — Горло еще саднило, голос сильно охрип и сел. — Ты привел…
— Да, я тот гонец, которого направили за князем. Я и рассказал, что мой отец неподалеку. Он не мог привести войска в крепость без прецедента — это посчитали бы изменой. Но он хорошо знал варраров, и послал меня и братьев в крепости, чтобы наблюдать и докладывать ему обо всем. В Скалах никого из них не было, поэтому мы не знали, что там будет. Но мне удалось узнать некоторые замыслы здешних. Не все, конечно, иначе я бы не покрывал их.
— Но… ты ждал… князь… не просто так… не ради доброты… помог.
Вилмар тяжело вздохнул и поджал губы.
— Ты не варрар? Как же тебя зовут?
— Я варрар, Дара, но лишь по матери. Меня зовут Вирилад, и это она нарекла мне имя на варрарский лад.
Дара смотрела на него другими глазами. Ничего в ней не отзывалось ни на его слова, ни на старые обиды. Будто не было стольких недель вместе.
— Ты не… не просто так… меня выбрал? Лазутчик…
Снова его вздох прорезал тишину. Даже пламя вздрогнуло и закоптилось.
— Мне показалось полезным сдружиться с дочерью лирийца. Тем более, мой отец долгое время пытался заручиться его вниманием, но тщетно. Имя твоих отца и деда имеет вес в Совете Старейшин. А так как юный император не взял в советники князя Дулова, то он решил воздействовать на правителя через крупнейший воинский орден.
— Император имеет свое… войско… и направил… куда хотел…
— Отправил солдат на бойню, и сам, надеюсь, познает на себе свою глупость.
— Это и…измена.
— Это здравый смысл.
Если бы остались силы, то Дара бы рассмеялась. Сейчас ее друг сильно напоминал ее отца. И при этом имел мало общего с тем, кем он был раньше.
Пламя вновь качнулось. Вирилад резко поднялся и поклонился.
— Я направлен передать поклон. Князь очень занят, но он благодарен тебе. Благодаря тебе мы нанесли серьезный урон противнику и не дали ему возможности зайти к нам с тыла.
Мужчина подошел к ее постели.
— Вместе с нашими ранеными тебя перевезут в Лерецк.
— Что? — Дара даже приподнялась на локтях. — Кто разрешил?
— Я предложил отцу и твоему брату. Оба оказались согласны.
Казалось бы, она должна злиться. Но злобы как таковой не было. Была лишь уверенность в своих стремлениях остаться.
— Я не… поеду… Я — воин… и… и должна…
— Ты должна прийти в себя для начала. В таком виде ты никому не поможешь, тем более брату. Он будет постоянно волноваться за тебя. Да, к слову о Варди. Он убил многих варраров, отказавшихся присоединиться к бунту. Мне пришлось замарать их имена, чтобы ему не отсекли голову. Так что, будь любезна, делать так, как говорю я.
Дверь открылась, едва не затушив пламя. Дара откинулась на подушку и прикусила губу. Но едва Вирилад прикрыл ее за собой, тут же раздался голос Ирии:
— Кто разрешил вам быть здесь?
— Княжна… Я лишь пришел навестить друга и передать благодарность отца.
— Вы — здесь гость, поэтому, пожалуйста, не разгуливайте, где вздумается. Дара — воин этой крепости и находится под защитой моей семьи.
— Конечно, княжна. Я и не подумал бы причинять вред вашему бойцу. — Голос Вилирада начал отдаляться. — И еще. Примите мои соболезнования. Ваш дед был достойным человеком.
***
Прошли недели, прежде чем вести достигли ее. Сидя в далекой южной крепости, не так далеко от дома, Дара услышала радостные крики, доносившиеся со двора. «Победили!», «Варрары отступили!» — слышалось со всех сторон. Дара накинула кафтан на длинную белую сорочку, и тут же выбежала в коридор. В лекарне было мало людей, и спросить оказалось не у кого. Пришлось идти вниз по широкой каменной лестнице, грубой и выточенной на скорую руку. Иногда казалось, будто все здесь сделано «на скорую руку» и «кое-как».
Дара открыла дверь, и свежий воздух ворвался в душное крыло старой крепости. Снега было совсем немного, что казалось очень непривычным.
— Что случилось? Было сражение? — Спросила она у проходящих мимо воинов. Молодые парни смутились при виде нее, и только один, больно воодушевленный, ответил:
— Да, поленица. У меня там отец сражался! Говорит, не меньше трех тысяч варраров было! Сколько кораблей — будто море все ихнее!
— Они дали сражение в Евлоре?
— Да, ведь князь Бебутов с моря, оказывается шел, да и перекрыл им ход на восток! А они хитры — им-то легче было бы на Алые башни напасти, те же самые западные, потому и ближе к ним. А они целый океан переплыли, чтобы дать бой на востоке! И правду говорят, что они прирожденные мореходы!
— А на суше? Сколько было воинов у князя Дулова? — Не унималась Дара.
— Больше, поленица, а сколько — нам неведомо, — сказал воин постарше, показывая, что надоело ему стоять. — Ты бы лучше закрыла двери, коли не хочешь заболеть.
— Спасибо, — Дара поклонилась им и последовала совету. Глаза поначалу не желали признавать темноту вокруг, но после все же разглядели комнату. Везде идеальный порядок: расставленные чарки у дальней стены на длинном столе, небольшой шкаф с записками лекаря две двери по правую и левую стороны. Одна соединяла лекарню с казармами, другая вела в бани. Больные жили на втором и третьем этажах, в которые попадали по большой, но неудобной лестнице прямо напротив входа.
Ждать. Наверное, этого она не любила больше всего. Неизвестно, когда придут следующие известия, так что ничего иного не оставалось. Сменялись дни и ночи, тело и душа восстанавливались, а мысли часто уносили ее куда-то далеко. Одним из любимых занятий стало разглядывание ночного неба над морем, когда лишь редкие облака едва прикрывали небосвод. Повсюду царила тишина и спокойствие, кои Дара начала особенно ценить.
Иногда в памяти всплывали моменты соединения с деревом. Дара слышала собственные крики, раздирающую душу боль и огонь на своей коже. Особенно часто это происходило по ночам, когда сон и явь шли рука об руку, не давая другому полной власти. И не было понятно, правдивы ли эти видения. Сон теперь внушал страх — одно из немногих чувств, вернувшихся к ней — и коротать ночи Дара предпочитала у окна, несмотря на зимнюю прохладу. Мягкая зима здесь не шла ни в какое сравнение с суровой снежной повелительницей севера.
Но еще более тревогу вызвал голос. Какой-то женский голос говорил с ней в дереве, но она не помнила, что, и не знала, кому он принадлежал.
Казалось, будто новости скрывали от них. Или забыли донести их сюда. В ясное и даже более-менее теплое утро Дара решила потренироваться в стрельбе из лука. В оружейной нашла все необходимое, согнула короткий лук и натянула тетиву, взяла стрелы.
На стрельбище было тихо. Снег почти растаял, всюду была слякоть. Дара установила соломенную мишень, размяла плечи.
Большой палец больше не болел. Дерево действительно исцелило ее, пусть и для своих целей.
Стрела никак не желала вставать в «гнездо».
«Берендеи не рассказывали о таком. С одной стороны, они всего лишь не успели», — думала она.
Дара натянула тетиву. Ее скулы коснулось жесткое оперение.
«Но что еще скрывает этот народ? Эти знания были запрещены не без причины».
Выстрел. Мимо.
«А если это все было не случайно? Вдруг именно поэтому я не погибла в тот день?».
Снова мимо.
«Вдруг это все было из-за того, что отец знает их? И поэтому только я могла получить те знания?»
Стрела у годила в ногу соломенному чучелу.
«Вдруг Эирик погиб, чтобы жили другие?», — лук в руке дернулся, и стрела угодила в землю.
Дара прижалась к древку. Приятная боль в правой лопатке не помогала избавиться от мыслей. Сколько бы усилий на концентрацию не было приложено, против мыслей спасения не было.
Она продолжала выпускать стрелы. Они врезались в чучело, точно как мысли влетали в ее голову. Такие же острые и беспощадные. Рана на животе вновь напомнила о себе. Иногда она побаливала, словно кожа сдавливалась и пыталась натянуться. Но бывали моменты, когда резкая жгучая боль внезапно напоминала об ударе, будто он был нанесен вновь.
Резкие выкрики солдат отвлекли ее. Воины вернулись домой.
***
Они собрались у донжона. Дара поднялась на стену, чтобы увидеть хотя бы некоторых. Братьев она не разглядела, но видела Вилмара с отцом и князем этих земель. Дара решила возвращаться ни с чем.
Но обернулась, и увидела отца. Он стоял на стене и издали наблюдал за дочерью. Дара едва не подавилась воздухом от неожиданности. Резко поднялась и кинулась к нему.
Он обнял так крепко, как никогда ранее.
— Дара… Как ты могла…
Руки отца обняли лицо. Он глядел так, будто не видел ее вечность.
— Чтобы могло случиться? Как бы я жил, если бы тебя потерял?
В глазах его искрился страх. Настоящий страх. Дара вновь прижалась к нему, наконец почувствовав себя в безопасности.
Они говорили весь оставшийся день. Отец интересовался всем, что с ней происходило и пообещал отправиться к берендеям при первой возможности.
— На западе не все спокойно. Император потерял три дивизии у дальних островов, лирийцы же направили еще наемников. Нас тоже могут отправить, или оставить здесь на случай вторжения. Но как только все успокоится, мы двинемся на восток. Ненила подскажет, что делать.
— Отец… Знаешь, дело не только в притуплении чувств. Я не помню очень много. Словно бы сам мой разум пытались уничтожить… Не помню, например, как мы вернулись от берендеев. Совсем ничего.
— Это к лучшему. Ничего, главное — ты жива. Все можно изменить, пока человек жив.
Он поднес ее ладонь к своей щеке и закрыл глаза. В лучах солнца сверкнула небольшая быстро скатившаяся слеза.
— Отец… Все ведь хорошо!
— Пообещай мне, Дара. Пообещай, что будешь хранить свою жизнь в первую очередь. Если будет выбор: спасти себя или кого угодно другого, ты сбережешь себя!
Дара опешила. Как будто легкое огорчение промелькнуло в ней, но не яркое и едва ли заметное. Слова отца были неправильными, это было понятно. Пару месяцев назад она бы сильно на такое обиделась. Сейчас же она взяла руки отца в свои и спокойно сказала:
— А если это будет жизнь мамы? Кого из нас ты бы велел спасти?
Даромир тяжело вздохнул, но промолчал.
— Я не могу дать такого обещания. Не знаю, как сложится судьба, но знаю — честь не позволит мне пройти мимо чужой беды. Ты воспитал меня такой. Если только это будет в моих силах, я помогу.
— Иногда я жалею, что не внушил тебе гордыни.
Дара хмыкнула и вновь прижалась к нему. Вдохнула родной запах. Все тревоги покинули ее. Разбежались страхи. Остался покой и благодать.
***
Предчувствие чего-то ужасного навалилось сразу, едва послышался шум борьбы. Дара выбежала из часовни и побежала за остальными.
— Варди! Прекрати! — Кричал Скегги, оттаскивая его от странного юнца. Лицо его было все в крови, нос перекручен, но даже сейчас Дара узнала его. Именно их прежняя стычка привела к тому, что брата и сестру оставили служить отдельно от других.
— Варди! — Позвала его Дара, и только тогда он прекратил сопротивляться. Но к ней не повернулся. Смотрел в пол, не шевелясь, не убирая рук брата. Вокруг все шептались, кое-кто помогал избитому идти.
— Что здесь творится? — Раздался позади голос князя. Все тут же расступились перед ним и склонили головы. Краем глаза можно было заметить за его спиной Вилмара. Тот едва ли удивился открывшейся перед ним картине. — Что вы себе позволяете? Разборки? Вы воины его светлости или кто? Позовите старосту — это нельзя оставлять так. Буйного под замок.
— Отец, я могу поручиться за него. Должно быть, случилась какая-то ошибка…
Князь прервал сына одним лишь взглядом.
Дара подняла голову. Смотрела, как уводят Варди и не могла ничего сделать. Князь, в черных соболиных мехах, держал руку на искусном эфесе меча. Раздавал указы, разгонял толпу. Воплощение власти и изящества. Но сколь бы велик он ни был на первый взгляд, печальное лицо его сына говорило само за себя. Дара подошла к Скегги и взяла за руку.
— Дара! — Выдохнул он и порывисто прижал к себе. Запавшие глаза и выделявшиеся скулы выдавали в нем усталость. Он ничего больше не сказал, только держал ее в объятиях, будто в этом было его спасение.
***
— Теперь у него большие проблемы, — тяжело вздохнул Скегги. Он сидел на единственном стуле в комнате Дары, понуро спрятав лицо в ладонях. — К нему даже не пускают. Сколько бы я ни просил. Даже твой отец не смог ничего сделать.
Дара прижалась к холодной стене. Ноги подкашивались, но она продолжала стоять.
— Когда у нас будут хорошие новости? — Устало бросила она в темноту. Свеча покачнулась, хотя стояла на другом конце комнаты.
Опустилась тишина. Каждый думал о своем, пока Дара не решилась узнать:
— Из-за чего вообще это началось? Думала, пережитые бунт и сражение как-то исправят его порывистость. Сделают старше.
— Тут уж оба хороши. Тот индюк накинулся на Хралфа…
— Хралфа? Я не видела его там.
— Может, не заметила? Я тоже не сразу узнал тебя. В общем, накинулся он на Хралфа и начал обвинять, мол, из-за него погиб их брат… Ты не знаешь, но некоторых отправили в крепости поменьше — там тоже чудили варрары. И когда мы были там, Хралф был рядом… вернее, не так далеко от Вита. Видел, как сзади к нему бежал воин… Он пытался его остановить, но не успел. Теперь его винят в том, что он не мог прокричать и предупредить.
— Глупости. Это недоказуемо.
— Так никто и не пытается доказывать. Это увидел кто-то со стен и давай всем рассказывать. А Хралф… ты его знаешь. Поник совсем.
— Что ж они сами не закричали со стен?
— Говорят, кричали, но там не слышно было. Сражение было все ж таки.
Дара со злостью ударила ладонью по стене. Хотела почувствовать хотя бы злость, но ничего этого не было. Самое страшное — она понимала тех, кто обвинял Хралфа, и знала, что сделала бы также. Но не могла смириться с этим.
— Варди еще мало избил его. Нужно было сломать пару ребер для надежности.
— Дара… — Скегги удивленно почти прошептал ее имя. Поднял голову и посмотрел, будто впервые видел. — Не можешь ты так думать. Всегда в тебе было сострадание ко всем и каждому.
«Оно осталось в том дереве», — хотела сказать она. Даже открыла было рот, но слова будто застряли. Да, милосердие всегда было в ней. К человеку ли, или к лисе — все равно. Но приказы всегда главнее. И от этого почему-то было горько.
— Ты ведь не знаешь всего, — грустно хмыкнул Скегги. — Гроздан спас какого-то там северного князя. Какой-то мелкий род, но спеси хоть лопатой греби. Тот и предложил своего наследника женить на дочери спасателя…
— Нет!
Глаза расширились от ужаса.
— Да. Конечно, Гроздан дал согласие. Варна выйдет за будущего князя — вот событие!
Даре не хотелось в это верить. Какие-то странные события, далекие и почти эфемерные. Они были далеко, но при этом делали больно.
— Это лишь добило его окончательно. Ведь еще на севере он узнал, что отец его погиб.
Колени совсем подогнулись. Дара медленно осела на пол и спрятала лицо в коленях. На некоторое время вновь стало тихо. Лишь собачий вой напоминал о том, что время, оказывается, не застыло.
— Теперь понимаешь, что у него на душе тогда было. И когда стали обвинять Хралфа, то он будто с цепи сорвался. Даже не знаю, что теперь делать. Лишь бы не повесили за такое…
Дара застонала, больно ударилась головой о стену.
— Да когда все эти беды кончатся? — Причитала она. — Когда хотя бы что-нибудь светлое вернется к нам?
Дверь отворилась резко и почти бесшумно. В комнату проскочил Вилмар, запыхавшийся и крайне взволнованный.
— Ему вынесли приговор, — объявил он, и ребята одновременно поднялись. — На рассвете его ждет избиение кнутом.
— Что? Как его могут так наказывать? — Закричала Веледара. Вилмар прижал палец к губам, но она к этой просьбе не прислушалась. — Да такое пережить может не каждый! Он участвовал в подавлении бунта, а в сражении у Евлора был в первых рядах. Его нельзя так наказывать!
— Зачем ты говоришь это мне? — Сквозь зубы прошипел Вилмар. — Если меня заметят здесь — я могу разделить его участь. За разглашение тайны. Моя воля — я бы помог ему, но это не в моих силах!
— Можешь ли ты провести нас к нему? — Спросил Скегги, слегка кланяясь. — Я признателен за такую услугу, какую ты уже оказал нам. Но увидеть брата сейчас было бы очень важно.
Вилмар с сожалением покачал головой.
— Увы, я сам пытался. Его хорошо охраняют. Сам князь — мой отец — приказал никого не пускать. Я слышал, он хочет показать, что нарушение дисциплины — самое страшное преступление в наших рядах, после дезертирства.
— А кнутом запихать верность? — С такой же злобой спросила Дара. При каждой встрече с Вилмаром хотелось как-то задеть его, уколоть, сделать больно. Непонятно из-за чего, но желание это было столь сильным, что слова проливались сами по себе.
— Дара, он хочет помочь, — попытался смирить ее гнев Скегги.
— Я признательна за помощь. Правда, — поклонилась ему Дара, — но не могу выразить это ни чувствами, ни приятными словами. Какая-то часть меня, видимо, застряла в том проклятом дереве и уже не вернется.
Ей было приятно видеть мелькнувшее на его лице сожаление. Вину во взгляде. Это хоть немного отвлекало от мыслей о брате и грядущей его участи.
— Теперь же я попрошу оставить меня. Вам обоим нужно уходить, чтобы вас не заметили.
Полная луна освещала округу. Взглядом проследив за юношами, Дара закрыла окно и принялась судорожно бродить по комнате. Она заламывала руки, кусала щеки, грызла ногти. Свеча почти догорела, когда, обдумав все возможные варианты, Дара не почувствовала легкое озарение. Неожиданная мысль коснулась ее, и тревога слегка отступила. Возможно, это не лучшая затея, но это поможет облегчить наказание брата.
***
Совсем не хотелось засыпать. Дара боролась с наступающей сонливостью, но все же поддалась ей. Лишь благодаря чьей-то невидимой помощи она поднялась, едва просветлел горизонт.
Через время протрубил горн, созывающий всех. К тому времени она была готова и в числе первых направилась к башне князя.
— …и напал на своего товарища. Запомните: нападение на своего страшнейшее из преступлений воинов после дезертирства. С тяжелым сердцем я вынужден присудить вину славному воину и участнику многих славных битв…
Многие вокруг стали роптать, но никак не мешали выводить Варди на помост. Сердце ухнуло вниз. Страх ударил, словно кинжал когда-то давно — внизу живота расплылась похожая боль. Князь закончил говорить и едва не сошел с помоста, когда Дара поняла — сейчас она может упустить время.
— Стойте! Ваша милость, стойте!
Князь удивленно остановился и развернулся.
— Говори, поляница. Но не проси для виновного пощады — решение не подлежит обсуждению.
— Ваша милость, как его сестра, я имею право разделить его участь. Позвольте же мне сделать это.
Лицо его вытянулось. Казалось, на нем мелькнуло удивление.
— Нет! — Подал голос Варди. — Ваша светлость, не разрешайте ей! Это моя вина, и только я в ответе за это преступление. Я приму наказание с честью, но самолично.
— Но право у нее такое есть, — подал голос староста. Князь что-то шепнул ему едва заметно, и тот, услышав, побледнел. — Впрочем, как глава крепости, я могу воспрепятствовать этому. Такое право весьма спорно в отношении поляниц…
— Но мы тоже хотим разделить его наказание! Мы его братья, и такое право неоспоримо для нас.
Дара повернулась, но среди собравшейся толпы едва ли смогла бы найти Скегги. Поднялся настоящий переполох. Шепот сливался в один сплошной гам.
— К тишине! — Словно гром прозвучал тяжелый голос князя. Впервые за многое время он казался нерешительным. К тому же Дара заметила, что он будто высматривает кого-то в толпе. Через время он прикрыл глаза и махнул рукой. — Даю согласие.
— Братья юноши и его сестра могут подняться, — сказал староста.
Дара напряглась, ожидая страшного. Но Варди вдруг направился к князю, насколько позволяли привязанные руки.
— Ваша светлость, я не могу запретить братьям, но сестре делать это я не позволю.
— Ты желаешь оспорить мое решение? Юноша, не зарывайте себя в большие проблемы.
Но Варди весь побагровел. Казалось, он вот-вот выйдет из себя. Князь же все также спокойно стоял напротив него, лишь более тщательно потирая эфес меча. Братья уже поднялись к помосту, Дара лишь подошла ближе.
— Тогда ты мне больше не сестра!
Все внутри сжалось. Скегги и Хралф спокойно посмотрели на нее и отвернулись, ничего не сказав.
— Ты мне не сестра, — продолжил Варди. Даже староста выглядел взволнованее братьев. Те лишь кивнули его словам, и Дара сделала шаг назад. Она качала головой, прося лишь:
— Варди, не надо…
— Ты мне не сестра.
***
День клонился к закату. Лекарь оставил очередной настой, который нетронутым стоял на столе. Кафтан лежал брошенным на кровати. Веледара в одной рубашке сидела на окне, свесив одну ногу, и наблюдала за солнцем. Стало заметно холоднее, но как будто не для нее.
В дверь постучали. Потом еще и еще. Дара не отвечала. Вскоре послышался скрип.
— Извини, если вторгаюсь против твоей воли. Но я тревожился за тебя.
Вилмар прошел к ней и встал рядом. Яркие лучи освещали ее лицо, в то время как он оставался в тени.
— Я подумал, тебе будет интересно узнать о судьбе братьев.
Ответа не последовало и здесь. Дара ни единого раза даже не взглянула на него.
— Они живы, сейчас на первом этаже. Их не лишили званий.
Хоть она и слушала внимательно, но вида н подала. Лишь наблюдала за летящей птицей и за виднеющимся вдалеке лесом.
— Ходить некоторое время не смогут. Отец сказал, что лично приказал палачу бить лишь в пол силы, но незаметно для других.
Когда стало понятно, что больше он ничего не скажет, Дара прервала тишину:
— Спасибо. Ты очень хороший друг, Вил… Не обижайся, но твоего настоящего имени никак не могу запомнить.
Он невесело хмыкнул и закатил глаза.
— Как друг, я хотел бы кое о чем попросить и тебя.
Он подождал, когда она посмотрит на него и лишь тогда продолжил:
— Не держи зла на моего отца. Этой зимой хватало проблем среди его людей. Пришлось собирать ополчение и брать еще совсем юных воинов. Среди последних не так уж редки случаи своеволия, — он слегка помедлил, но потом все же добавил. — К тому же, он потерял сына.
— Мне жаль, — искренне сказала она. Необычайно яркое солнце окрасило небо в кроваво-красные тона. Будто желая навсегда запечатлеть пролитую кровь. — Но также жаль, что твой отец забыл про свою признательность мне.
— Он не забыл, поверь. Придет время, и он вернет тебе долг.
Она поджала губы.
— Как-то странно. Ты так легко держишься, говоришь о долгах. По тебе и не скажешь, что недавно потерял брата.
— Ты не так давно потеряла всех, но я же об этом не говорю.
Дара невесело хмыкнула и вновь перевела взгляд на солнце. Отец так и не зашел к ней. А ведь одного его присутствия хватало, чтобы отогнать от нее страхи и дурные мысли. Но он так и не пришел.
***
Ночь выдалась тяжелая. Дара долго не могла уснуть, ворочалась, ходила по комнате и снова ложилась. Голова шла кругом. К сожалению, от собственных мыслей нельзя спрятаться ни в пещерах, ни в лесах, ни в каком ином скрытом месте.
Что теперь делать? Что будет с братьями? Какова ее судьба, как воина без братьев? Мужчинам было куда проще — их могли принять другие, взять на службу князья или еще какие-то возможности. Для поляниц же все было куда сложнее. Разве что могут оставить гонцом, ведь и заслуги у нее имеются.
Было лишь одно спасение от беспокойного потока мыслей. Сон. Но даже он в эту ночь выдался тревожным и рваным. То и дело Дара подрывалась и вглядывалась сквозь щели в ставнях. И каждый раз за окном была глубокая ночь.
И вроде бы что-то снилось. Нечто неясное, размытое. И как будто знакомый голос что-то говорил. «Дэгейр! Дэгейр!», — вдруг закричал голос, и Дара подскочила. Она уже слышала его и теперь точно помнила откуда — в дереве говорила она же. Женский томный голос, невесомый и легкий, будто шелковый платок.
За дверью послышался какой-то шум. Дара зажгла свечу и достала кинжал. Тревожная ночь никак не желала успокаиваться. Сквозь сонливость и усталость, Дара заглянула во тьму и увидела едва передвигающего ногами Хралфа. Тут же кинулась к нему — руки покрыла проступившая из-под ткани кровь брата.
— Что ты здесь делаешь? — Шепнула она ему, держа его изо всех сил. Он упал на нее, не в силах даже подняться.
Руки его тряслись, но все же с большими усилиями он рассказал ей жестами:
«Я видел… во сне… твой отец… сбежал… ушел… за чем-то… очень важным… голос… во сне… сказал… что он… идет навстречу… своей гибели…».
Дара никак не могла понять смысл сказанного. Ушел? Отец не мог куда-то уйти, он же воин! Но Хралф трясущейся рукой указал в сторону ее распахнутой двери. В свете стоявшей на полу свечи сверкало что-то, ранее просунутое под дверь.