Затмение, по толковым словарям, это не только про
астрономию, про Луну или Солнце. Затмение – это прежде всего про Землю, потому что, согласно тем же словарям, затмение - это ПОМРАЧЕНИЕ.
Так оно мне и запомнилось, когда в детстве случилось первое на моей памяти солнечное затмение. Мой родной город – светлая, радостная, лучистая Полтава – вдруг именно помрачнел. Ясное, сине-голубое небо в момент стало грязно-серым, в окнах домов погасли задорные солнечные блики, а люди принялись вглядываться в небосвод сквозь дочерна закопчённые стёкла. Всё вокруг мне показалось мрачным, непривычно чужим и оттого - недобрым.
Такое же чувство отчуждения с какого-то времени я начал ощущать со стороны родного города в редкие свои приезды, когда повзрослел и по воле житейских обстоятельств жил в других местах. Впрочем, проявилось оно далеко не сразу. Полтава по-матерински ласково встречала меня после долгой флотской службы на Тихом океане, бросала в объятия друзей юности, когда мы встречались за хмельным столом в годовщины окончания учёбы, с приветливой ностальгией завлекала в милые сердцу уголки моих первых свиданий. Но потом (примерно с середины 90-х годов) что-то в ней стало меняться. Под сводами обычно гостеприимных вокзалов поселилась неведомая прежде подозрительность, в бульварах и парках затаилась безотчетная тревога, и даже взгляды прохожих, всегда открытые и радушные, с каждым приездом становились какими-то приземлёнными и отчуждёнными.
Я долго гнал от себя эти малоприятные ощущения, относя их на счет сыновней ревности к матери-Полтаве. Наверное, думалось, она со временем щедрее дарит любовь и нежность всё новым своим питомцам, оставаясь для всех поколений неизменно родной и верной. Но, увы, однажды пришли дни, когда её собственные черты вдруг стали меняться до неузнаваемости.
Сперва, будто внезапными порывами ветра, снесло со стен домов привычные названия улиц. Само по себе это, казалось бы, мало что изменило: в конце концов, жителям самим решать, какие имена им хочется помнить и чтить, какие лики прошлого хранить в своей душе и истории. Но если такие перемены происходят враз, по мановению чьей-то бесцеремонной руки… Тогда не только приезжие, но и сами аборигены на какое-то время, похоже, теряются в знакомом городском пейзаже.
Потом на улицы и бульвары вышли новые неодушевлённые фигуры – памятники. Один из них, к примеру, Симон Петлюра. Бесспорно, тех, для кого он был современником, кровавым палачом, давно нет в живых. И они, чтоб забыть как страшный сон его беспощадные погромы, годами старались даже не поминать это имя всуе ни детям, ни тем более внукам. Но теперь, на пустыре исторической памяти, нашлись люди, которые взялись окрашивать его в благородные цвета, воспевать «подвиги», возводить на пьедестал.
Вслед за Петлюрой оказался произведен в герои веками презираемый предатель Мазепа. А прекрасный памятник коменданту Полтавы Алексею Степановичу Келину, возведенный в 1909 году в память о том, как под его руководством сами полтавчане обороняли город от шведов, теперь варварски разрушен. Оно и немудрено: герои не могут и не должны соседствовать с негодяями. Но, как сказал поэт моего поколения:
Всё испытав, мы знаем сами,
Что в дни психических атак
Сердца, не занятые нами,
Не мешкая займёт наш враг.
Займёт, сводя всё те же счёты,
Займёт, засядет, нас разя.
Сердца... Да это же высоты,
Которых отдавать нельзя!
Сказано почти полвека назад, а звучит как предсказание! Вот и получилось, что, разрушив под знаменем пресловутой «дерусификации» памятник герою, славу подвига украли не у него – у самогО города. Почти то же произошло с Монументом Славы в знаменитом Корпусном саду в центре Полтавы. Орла, гордо воспарившего над городом-победителем в Северной войне, словно бы стыдливо вознамерились спеленать жёлто-голубым и красно-чёрным прапорами. Вот только славу былых героев-полтавчан приземлить не получилось: орёл сияет золотом в любое ненастье – и в пору самого глубокого помрачения!
А неподалёку, в лирическом Березовом скверике, оказался поверженным памятник Пушкину. Вина поэта тоже, наверное, оказалась в том, что он писал, увы, не на украинском, а исключительно на русском языке. Однако ниспровергателям даже в голову не пришло, что именно ему первому Полтава обязана своей всемирной известностью и славой. Ему, а не им, беспамятным манкуртам!
Одно из множества полтавских достопримечательностей – областной краеведческий музей. Здание, в котором он расположен, было построено в свое время для Полтавского губернского земства по проекту Василия Кричевского – основателя целой династии замечательных художников и автора современного герба Украины. Здание до сих пор сохранило непередаваемую, чарующую красоту. Но последующее его предназначение - КРАЕ-ВЕДЕНИЕ, то есть ведать потомкам историю края – ему теперь не позволено. Сегодняшним посетителям не расскажут, например, что в конце 19-го века по приглашению губернского земства здесь работал выдающийся русский ученый-почвовед Василий Докучаев, чьи исследования полтавских черноземов, изданные в 16-ти томах, помогли сохранить плодородие здешних земель. Почему? Да просто потому, что – русский!
Кстати, сама благословенная земля Полтавщины, удобренная многовековыми трудами землепашцев, волею временщиков оказалась сегодня под угрозой. Оно и понятно: удобрение – оно ведь от слова «добро». В то время как у «озлобления» совсем другой корень, а на злобе может взрастать только зло…
Есть в Полтаве, в укромном уголке могила выдающегося писателя Владимира Короленко. Среди нынешних «героев», которым здесь возглашают славу, это имя не значится, хотя, казалось бы, на волне «декоммунизации» впору воздать должное этому замечательному человеку. Ведь именно он в самом начале «военного коммунизма» мужественно поднял голос против большевистского насилия над крестьянами в статье «Сорочинская трагедия», в письмах Ленину, Луначарскому, и даже организовал в 1921 году помощь голодающим. Но нет! – нет ему сегодня таких почестей, как Петлюре. А всё потому, что писал-то он на русском, да ещё при царском режиме публично отказался от звания академика, протестуя против изгнания из академии Максима Горького, имя которого тоже стерто теперь с топонимической карты Полтавы.
Давно замечено: когда рушатся памятники – разрушаются люди. И это, к сожалению, не просто фигура речи. На улице Котляревского в Полтаве высится прекрасный памятник этому, как называют его на родине, «первому украинскому народному поэту». Сооружен монумент на частные пожертвования, собранные по всей Российской империи в 1903 году другим выдающимся уроженцем Полтавщины – скульптором Леонидом Позеном. С трех сторон на памятнике были установлены горельефы-иллюстрации самых знаменитых произведений Котляревского – «Энеиды», «Наталки-Полтавки» и пьесы «Солдат-чаривник», а вверху - бронзовый лавровый венок. Больше века, даже в годы фашисткой оккупации, памятник стоял нерушимо. Но не случайно сказано: другие времена – другие нравы. И вот в 2008 году с памятника украли горельеф «Наталки-Полтавки», а совсем недавно чья-то варварская рука сорвала и бронзовый венок. Неужто и здесь не обошлось без «дерусификации»? Как-никак, деньги-то собирали по всей России! Или это просто наглядная иллюстрация нравственного помрачения?
Дэ згода в сiмействi,
Дэ мир и тишина,
Щаслывi там люди,
Блаженна сторона.
Эти строки Ивана Котляревского на его памятнике высечены из гранита, их ни украсть, ни стереть невозможно, они понятны и близки людям без перевода. К несчастью, сегодня в Полтаве не до блаженства. Неподалеку от памятника народному поэту стоит ещё один гранитный символ украинской истории – бюст героини-комсомолки Ляли Убийвовк. Елена Константиновна Убийвовк (таково ее полное имя) была в 1941 году, во время фашисткой оккупации города, одним из организаторов молодежной подпольной организации «Нескорена полтавчанка». Организация была немногочисленной и просуществовала чуть больше полугода, но успела многое: выпустила две тысячи листовок, изготовляла документы для спасения военнопленных, распространяла сводки с фронта. Делала всё, что было в её силах. Но в мае 1942 года Лялю и её товарищей фашисты схватили и после пыток расстреляли. Из тюрьмы Ляле удалось передать родным несколько писем, в одном из которых были слова: «Отсюда, из самого сердца фашизма, я ясно вижу, что это такое – всё это утончённое зверство».
В 1967 году, в четвертьвековую годовщину гибели героини, и был установлен её гранитный бюст с надписью: «Нескоренным полтавчанам жити у виках». Однако в новейшие, пост-майданные годы в городе случилось несколько попыток покушения на память о непокорившихся земляках: то облили монумент оранжевой краской, то пустили в ход статейки, что организация была выдумана, что Ляля была чьей-то любовницей и вообще не погибла, а чуть ли не эмигрировала за границу. А главное то, что свастика – символ ненавистного ей фашизма – вернулась сегодня на улицы её любимого города. Но если тогда, в 1941-м, её принесли чужаки – в чужих мундирах, с чужими нравами и чужой речью, то в наши дни произошла её на первый взгляд незаметная, ползучая интервенция в границах самой Украины. Интервенция изощрённой лжи, подтасованной истории и как результат - интервенция ненависти. Этакий реванш свастики под мас-кой лицемерия, порой – и псевдонаучного коварства.
К примеру, лет пятнадцать назад в Киеве была издана книжка «Десять войн против Украины». Авторы, запасливо обзаведясь учеными степенями, утверждали, что война 1918 - 1920 годов, которую принято называть гражданской, на деле была цепью войн России, чтобы помешать Украине обрести независимость. Одновременно складывалась искажённая история последующих якобы национальных голодовок, потом - воспевание УПА-УНСО (Украинской повстанческой армии Бандеры и Украинской народной самообороны)… Результат – тень свастики над страной. Помрачение. Затмение. Надолго ли? Как знать…
Пока человек не знал природы затмений, они долго внушали ему страх и ужас. Потом люди поняли: законы природы неопровержимы, движение мира не остановить. А человек – тоже часть природы. Значит, законы природы действительны и для нас. Вот почему хочется надеяться, что настанет время – и Полтава воскреснет в своём неомрачённом солнечном облике. 4
Будем верить!