Глава 1.
- Уважаемые пассажиры! Наш самолет приступает к снижению: просьба привести спинки кресел в вертикальное положение, застегнуть ремни безопасности.
Тоня послушно выполнила просьбу бортпроводницы и приникла к иллюминатору:
За бортом самолета - толстая подушка облаков и никакого просвета. Соседка Тони, пожилая женщина, украдкой перекрестилась, вжалась в кресло:
- Не бойтесь, - Тоня накрыла своей ладонью дрожащие руки старушки, - все будет хорошо, минут через двадцать будем на земле!
- Дай-то Бог, - прошептала старушка, - я все время на поезде ездила, а так вот впервой…
Дочка уговорила, сказала, что на самолете быстрее будет. А я, как подумаю, что мы выше птиц поднялись, так сердце и захолонет! Ты, милая, не смотри в оконце-то: голова закружится!
Старушка, закрыв глаза, притихла. Тоня летела не первый раз и вся процедура взлета и посадки ей была знакома. Сейчас, по мере снижения самолета, начнется самое интересное: можно будет увидеть землю, действительно с высоты птичьего полета. Когда еще такое возможно? Облака за иллюминатором начали редеть, появились просветы, через которые можно было различить: цепи заснеженных гор, окружающих долину, причудливо извивающуюся ленту реки. Тоня, любуясь величественной панорамой, подумала: «Река, как жизнь человеческая, где - то спокойная, где - то бурная. То вольно течет по равнине, то преодолевает препятствия, одно огибая, через другое пробираясь! Только с высоты и можно увидеть это в целом. Так и жизнь человеческая, пока человек на земле - полная картина его жизни не видна, а, как только перейдет в вечность, все увидит и поймет только исправить допущенные ошибки - не будет возможности.
Удар шасси о бетонное покрытие взлетной полосы, возвестил, что самолет благополучно совершил посадку, вздох облегчения, прошелестел по салону: пассажиры заулыбались, заговорили, поднимаясь с кресел. Тоня терпеливо подождала, когда схлынет поток особо спешащих, и спокойно покинула самолет. Определенное время ушло на получение багажа. Дальнейший маршрут был ей знаком до мелочей. Она прилетела, минуя столько лет, в город, который знала и любила, где прошла ее студенческая пора.
Тоню никто не встречал: у родителей не было собственной машины и поселок, где они жили, находился далеко от города. Её приезд был своеобразным сюрпризом для них.
Тоня знала, что августовское утро скоро сменит жаркий день, нужно было торопиться, чтобы по прохладе добраться до автовокзала.
Таксист, спешивший заработать, оказался настоящим виртуозом, домчал свою пассажирку, с опережением положенного времени. И все же Тоне, несмотря на быструю езду, удалось заметить, как изменился город: похорошел, многие здания оделись в новомодные «шубы», площади загордились гранитной отделкой. Море цветов, тепла и света. Она вбирала глазами это великолепие, душа молодела, возвращая Тоню в то прекрасное время молодости и ожидания чуда.
Ждать автобус – экспресс Тоня не захотела и села в обычный, рейсовый, который «кланяется», как говорила мама, каждой остановке. Автобус останавливался, затем опять двигался, а Тоня сидела, закрыв глаза, но не дремала, а просто отдыхала. Как она устала! Устала спешить, спешить и не успевать оглянуться назад.
Медицинский институт, аспирантура, два года стажировки в Германии, защита кандидатской, - и ни одного нормального отпуска! Тоня и к родителям едет за последние пять лет впервые. Не дождавшись приезда дочери, родители приезжали к ней в гости, в столицу. Это перед ее отъездом в Германию. Вот тебе и река жизни! Некогда к истоку вернуться, вспомнить, подумать: все ли в жизни состоялось так, как хотелось? Она, как говорят, дама бальзаковского возраста, успешная, востребованная – детский кардиохирург. Жизнь полна до краев! Почему тогда, встретившись с родными местами, заволновалась душа, растревожилась? Чего ей не достало, что привело ее сюда? Только ли обязательство перед стареющими родителями? Может, захотелось набраться силы от родительского дома, очиститься? Решить то, что, когда – то давно, осталось без ответа?
-Женщина, Вы будете выходить? Никольское – конечная остановка, – водитель автобуса осторожно дотронулся до её плеча, - устали, наверно, издалека к нам прибыли?
Тоня не ответила, а только кивнула, подтверждая предположение водителя, торопливо собрала вещи и вышла из автобуса. Остановка автобуса, как и пять лет назад, находилась рядом с районным рынком. Прибывшим было удобно: закупить необходимое, взять такси, или дойти до цели пешком. Именно от рынка брали свое начало главные улицы районного центра Никольское. Возле ворот рынка Тоня заметила молодого мужчину в коляске: шорты, майка и бейсболка, - все цвета хаки: «Наверно бывший афганец, военный, а теперь инвалид, - предположила Тоня, – за что их жизнь заставила стоять на паперти, просить копейку!»
Тоня достала из сумки кошелек и стала перебирать купюры, ища подходящую. Но, каково было её удивление, когда, повернувшись, увидела, что инвалид, которого она собиралась облагодетельствовать, на рысях удаляется от рынка, вдоль шоссе. Тоня растерянно смотрела вслед удаляющейся коляске, что-то знакомое мелькнуло в памяти: может, кого-то напомнила горделивая посадка головы, или вздернутый подбородок инвалида?!
- Вам куда? Могу подвезти, недорого! – Прервал ход ее мыслей молодой парень-таксист.-
Садитесь, пожалуйста, жара стоит, голову напечет! – широкая улыбка располагала к себе.
Тоня спросила о цене и кивнула, соглашаясь, парень подхватил ее чемодан и понес к машине. Ехать было недалеко и минут через пятнадцать такси затормозило у родного дома. Тоня расплатилась. Повернулась к дому и в изумлении застыла: все было на своих местах, только возле лавочки не стоял ее любимый, выращенный ею, тополь! Невысокий пень успел потемнеть и потрескаться, значит, тополя не стало давно. Непривычно, пусто! Но, почему мама не сказала ей об этом, и какая нужда была убирать дерево? Опять вопросы. Ну, на этот, - она получит ответ и немедленно. Тоня подошла к калитке, толкнула ее и поняла, что та заперта. Видимо, хозяева отсутствовали. Папа на заводе, а мама в больнице: у хирургической сестры время ненормированное, когда срочная операция, так и среди ночи вызовут! Откуда-то, с огорода, прибежала маленькая собачонка, и запоздало облаяла незнакомую ей особу. Тоня оставила возле калитки чемодан и вышла назад, к лавочке. Села, как она любила, с краю, где когда-то стоял ее тополь…
Глава 2.
Подружку Тони Женьку учительница оставила после уроков: доучивать стихотворение. Тоне пришлось идти домой одной. Утром, провожая ее в школу, мама настояла, чтобы поверх формы была надета теплая кофта, потому что в апреле, по мнению мамы, еще довольно прохладно. Теперь Тоня плелась, изнывая от полуденной жары, пришлось снять кофточку. Так как нести ее в руках было неудобно, Тоня покрыла кофтой голову: и рукам свободно, и голову не печет. Не беда, что был полностью скрыт обзор, дорогу Тоня наизусть знает.
Она вспомнила, что совсем недавно видела по телевизору, что в какой-то жаркой стране женщины покрывают головы платками, которые закрепляют под подбородком, поверх платков ставят корзину с фруктами, и несут ее прямые, как струна, выглядело это так красиво. Тоня свернула на улицу Пионерскую, до ее дома оставалось пройти всего три квартала. Настроение заметно улучшилось она, с присущей ей фантазией, представила себя южной красавицей, вот она идет по широкой улице…
Сильный треск, ломающегося дерева, заставил Тоню вздрогнуть и остановиться: прямо перед нею рухнул огромный тополь, перегородив ей дорогу. Столб пыли окутал ее с головы до ног – Тоня, испугавшись, закричала, чьи-то руки подхватили ее и вынесли на свободное место:
- Испугалась, малышка? Как же ты так неосторожно? Мы ведь через дорогу протянули веревку, красные флажки прикрепили. Не заметила? Дерево рубить ведь не простая штука! – на Тоню смотрел добрыми глазами, неизвестно откуда появившийся мужчина. Он заботливо отряхнул ее платье, поднял отлетевшую в сторону кофточку.- У тебя все в порядке? Не задело?
- А зачем вы его срубили? – приходя в себя, спросила Тоня, - указывая на поверженный ствол. Мужчина, выбирая соринки из ее кудрявых волос, ответил:
- А затем, что слишком большое оно выросло, солнышко закрывает, в доме темно, пух летом дышать не дает. К тому же старое оно, а что, если само рухнуть надумает? Тогда беды не избежать!
-Жалко его, - из глаз Тони закапали слезинки, - ему наверно так больно!
- Смотрю, ты девочка жалостливая, это хорошо. Сейчас время суровое и людей, способных чувствовать чужую боль, очень мало осталось, а ты дерево пожалеть сумела. Вот, возьми прутик, дома посади в землю. Тополь, он быстро за землю хватается, а растет и того быстрее! Будете расти вместе. Вместо нашего, поваленного, новое дерево жить будет.
- Пап, чего ты с ней цацкаешься! Бредет, лягушка лупоглазая, а куда не видит! Еще и башку тряпкой замотала! Они и в школе, как горох, по коридору катаются, путаются под ногами. Мелочь! По заднице ей этим прутиком! – на Тоню смотрели красивые, но злые глаза, красивые губы кривились в недоброй ухмылке. Мальчишка был красивый, это отметила про себя и Тоня, похож на своего отца, но сходство только внешнее: добрые глаза отца - согревали, а злые сына – отталкивали.
Тоня узнала парня, назвавшего ее спасителя папой. Впрочем, Сашку Скворцова, а в школьном обиходе Скворца, знала вся Никольская средняя школа. Директриса не скрывала, что день, когда Скворцов покинет означенное заведение – станет общешкольным праздником. Но ждать директору светлого праздника придется, как минимум, еще три года. Скворец учился в седьмом «Б» и покидать родную школу пока не собирался. Успеваемость по предметам, была у Скворца неплохая, а поведение, хоть и могло бы быть лучше, но до исключения из школы все же не дотягивало:
- Давай, топай ножками, иди домой! Мамочке нажалуешься, я тебя в школе поймаю и сверну шею! – Скворец сердито замахнулся на Тоню рукой.
Отец, отвел сына в сторону:
- Зачем ты так, Саша? Она, бедняжка, и без того здорово напугалась. Хорошо, что все так закончилось, если бы ветками хлестнуло? Вот тогда-то и была бы беда. Ты лучше проводи ее домой, все-таки стресс пережил человечек!
От такого предложения зеленые глаза Тони победно сверкнули, но наткнувшись на ответ темно-синих, Сашкиных,– отступили.
В следующий момент, она сделала то, за что испытывала стыд по сию пору: свернув трубочкой язык, показала его зловредному мальчишке. Скворец на мгновение застыл в изумлении, а потом быстро нагнулся, делая вид, что ищет на земле подходящий камешек, чтобы угостить им дерзкую девчонку.
Тоня, подхватив портфель, побежала прочь, только бы быть дальше от этого гадкого мальчишки, с красивыми, злыми глазами!
Мама, увидев Тоню перепачканную пылью, воскликнула:
- Опять с дерева упала? ( Такое событие уже случилось неделю назад).
- Нет, - покачала головой Тоня, - теперь оно на меня упало!
- Как упало? Где? Какое дерево?
- Обыкновенное дерево - тополь! – Тоня старалась быть предельно спокойной. - Вот, видишь, прутик мне дяденька подарил, посажу его возле дома, стану ухаживать…
-Нет, ты меня с ума сведешь своими приключениями! – мама прижала ладони к вискам,- а ну, давай, рассказывай все, по порядку!
За ужином о происшествии было доложено папе:
- Ты бы, Юра, сходил к этому Скворцову, поговорил: из-за их халатности, мы могли ребенка лишиться!
- Оставь, Маша, ему сейчас не до моих разговоров, ходит по цеху, как в воду опущенный, говорят, от него жена опять с кем-то сбежала. Теперь, пока не отыщет, толку с него нет.
-Вот, почему так, - возмутилась мама, - доброму, работящему мужчине выпала такая напасть? Развелся бы с ней, один раз перестрадал и забыл, как страшный сон!
- Любит ее, наверно, - предположил папа, - с ней разведешься, а с сыном?
Из разговора родителей Тоня поняла одно: Сашкина мать, почему-то убежала из дома, теперь этот добрый дяденька, Сашкин отец, должен найти ее и привести домой. А до той поры, пока она не вернется, у них дома все будет плохо. Вот и Скворец злющий из-за этого! Тоня даже представить себе не могла, что было бы, если бы ее мамочка взяла и сбежала из дома! Ужас! Неприязнь к Скворцу, улетучилась сама по себе, уступив место жалости.
Мама посоветовала Тоне поместить прутик на время в воду, чтобы проклюнулись корешки. Через неделю прутик был торжественно посажен недалеко от уличной лавочки. Тополек оказался живучим. Так началась их дружба: девочки Тони и ее дружочка – тополька.
Тоня сама поливала деревце, заодно, воспитывала своего маленького дружка, поверяла ему свои тайны.
Тополек всегда слушал ее, не перебивая, и, что особенно нравилось в нем Тоне, он всегда и во всем с ней соглашался!
Соседка Лазаревых, баба Ивга, не утерпев, попеняла Тониной матери:
- Ты бы, Мария, показала Тоньку хорошему доктору, странная она у вас, все чего-то шепочет про себя, говорит незнамо с кем!
Мама, выслушав бабусю, рассмеялась:
- Не волнуйтесь, баба Ивга, это она свой тополь воспитывает, вот и разговаривает с ним!
- Как это, - удивилась бабуся, - разве можно с деревяшкой речи вести? Это что же теперь и мне с картошкой здороваться, как в огород выйду?
Глава 3.
В школе, несмотря на грозное обещание, Скворец агрессии не проявлял. Только однажды, встретив ее в школьном коридоре, вдруг сделал ложный выпад в ее сторону, растопырив пальцы рук, Тоня, не ожидавшая ничего подобного, испуганно отскочила, больно ударилась о подоконник.
Уже в седьмом классе Тоня начала догадываться, что не безразлична этому мальчишке:
она часто ловила на себе его взгляд, который тот поспешно отводил в сторону, встретившись с ней глазами.
На общешкольной линейке, посвященной окончанию учебного года, директор школы, неожиданно вызвала перед всей линейкой Скворца, и, указав пальцем на его руку, предложила:
- Скворцов, покажи всей школе ту глупость, которую ты себе позволил! А, заодно, объясни нам, что все это означает? Что у тебя написано на руке?
Скворец в недоумении пожал плечами:
- Глупости не вижу, - осматривая свои руки, заявил он, - если только вот эти три буквы, так они здесь затем, чтобы я не потерялся! – Скворец растянул в ухмылке рот, - обозначают они: Александр Сергеевич (нет, не Пушкин) всего - на всего – Скворцов! Это что-то вроде паспорта. А все вместе читается – АСС!
- Ты мне тут клоуна не строй! Асами звали героев-летчиков, а ты ас по нахальству и грубости! – вспыхнула гневом директриса, - и еще смеешь себя приравнивать к героям!?
-Так и я собираюсь стать десантником, так что у меня все еще впереди! А пока, готовлюсь пополнить ряды героев!
Скворец, нимало не смущаясь, обвел взглядом смеющихся учеников, встретился глазами с Тоней, и… неожиданно, при всем честном ученичестве, подмигнул ей. Тоня залилась румянцем, а ученицы седьмого «А» класса еще долго гадали, кому из них подал знак своей симпатии самый красивый парень школы? Так запланированная экзекуция обернулась для Скворца неожиданным триумфом.
В начале восьмого класса, произошло то, что заставило Тоню усомниться в предпочтении Скворца. Однажды он недвусмысленно дал понять, что она ему никак не интересна, причем заявил это при своих многочисленных дружках.
Тоня возвращалась из районной библиотеки, неожиданно ее окружили на велосипедах ребята - старшеклассники, они ездили один за другим по кругу, вокруг Тони, мешая ей идти дальше. На ее просьбу пропустить, отвечали смехом и колкими замечаниями. Вдруг откуда-то из переулка вынырнул на велосипеде Скворец, он, сурово сдвинув брови, приказал толпе рассеяться и пропустить бедную девочку восвояси. Тоня,
понимая, что ситуация была заранее спланирована, уходя, намеренно замедлила шаги и услышала, как один из ребят насмешливо спросил Скворца:
- Что интерес имеется?
На что тот ответил:
- К этой вот? Меня зеленые три рубля не интересуют! Мне бы красный червончик не помешал!
Раздавшийся смех не дал Тоне расслышать концовку фразы, но и того, что она услышала было достаточно, чтобы понять, как дешево оценил ее Скворец!
К концу восьмого класса Тоня заметно похорошела, девчонка, так дерзко показавшая Скворцу язык, осталась далеко в прошлом. А сейчас из настольного зеркала на Тоню смотрела миловидная девушка с глазами цвета зрелой травы, каштановой косой, где процент рыжего цвета, казалось, превышал задуманное природой равновесие. Коса была единственным украшением, которое Тоне не хотелось менять в своей внешности, даже в угоду тогдашней моде: сессонов и французских стрижек. Хотелось, чтобы кто-то из противоположного пола оценил эту красоту, а его, этого самого противоположного пола, рядом совсем не наблюдалось. Ребята ухаживали за девчонками, которые значительно уступали ей в привлекательности, а вокруг Тони царил вакуум. Она, не в силах сама найти ответ на этот вопрос, обратилась за помощью к своей близкой подруге Женьке:
-Жень, скажи, что во мне не так? Я что никому из мальчишек понравиться не могу?
- Да не бери в голову! Нравишься ты многим ребятам, это Скворец, их от тебя отпугивает. В резерве тебя держит!
- Это что же за любовь такая, резервная? – вспыхнула Тоня.
- А кто тебе сказал, что это любовь? Скворец, даже понятия о любви не имеет, во всяком случае, такой, о которой ты мечтаешь. У него на каждый вечер новая пассия имеется, очередь стоит из желающих приобщиться к телу будущего десантника. – Женька презрительно хмыкнула.
- Зачем ему от меня ребят отваживать, коли у самого большой выбор имеется?
-А это, подруга, собачья привычка: самому не съесть и другому не дать! – констатировала Женька.
-Странный он, Жень, не пойму его никак: иногда, кажется, что жизнь за тебя готов отдать, и тут же, ноги о тебя может вытереть? Как такое можно совместить?
- Говорю же, не бери в голову, пошли его куда подальше! Сейчас, сдадут экзамены, аттестаты в зубы и кто куда разбегутся. А нам с тобой еще три года в школу дорожку топтать! Тонька, вся жизнь впереди! Прорвемся, подруга!
К сожалению Тони, оптимистическим прогнозам Женьки суждено было сбыться. Отпразднованы выпускные вечера в восьмых и одиннадцатых классах, получены свидетельства и аттестаты зрелости. Вчерашние школьники спешно выбирали учебные заведения, где им предстояло в течение нескольких лет ловить свою птицу счастья. Тоня перешла в девятый класс, от родителей требовалось заявление, что их дочь желает продолжить обучение в Никольской средней школе, таков был порядок. Тоня отнесла заявление и, выходя из кабинета директора, лицом к лицу столкнулась с Сашкой Скворцовым. Оба от неожиданности смутились и, обменявшись казенным приветствием: «Привет!» - разошлись каждый в свою сторону. Он догнал ее у самого выхода, тронул за плечо:
-Тонь, сегодня вечером, часиков в десять, выйди на лавочку, мне поговорить с тобой нужно. Впервые глаза Сашки были так близко, сердце Тони на мгновение замерло, а затем зачастило, отбивая победный ритм. Она собрала все свое самообладание и, как можно равнодушнее, откликнулась:
- Зачем ждать вечера? Проводи меня, по дороге и поговорим!
- У меня дела еще в школе. Вечером выйдешь?
- Конечно, выйду, если нужно.
Тоня торопливо направилась к выходу из школы, пряча счастливую улыбку, а Сашка, также улыбаясь, несколько минут провожал девушку взглядом.
Собираясь на свое первое свидание, Тоня не стала прихорашиваться: мама сразу же это заметит, и начнутся нежелательные расспросы. А так, дочь идет на лавочку, посумерничать и пошептаться с топольком. Впрочем, тополь уже давно превратился в стройное, красивое дерево, с гладким, почти атласным стволом и нежно-зеленой резной листвой. Тоня садилась на лавочку, обнимала тополь рукой, и приникала к дереву щекой, тополь отвечал ей на ласку едва слышным шелестом листвы.
Он пришел ровно в назначенное время, опустился рядом с Тоней на лавочку. Повисла неловкая минута молчания. Тоня, оказавшись в такой близости от предмета обожания, сжалась, боясь, что возникшая внутри дрожь, станет заметна ее собеседнику:
- Спасибо, что вышла, - нарушил молчание Сашка, - а я, собственно, попрощаться пришел, еду к дядьке по матери, он преподает в военном училище, обещал мне помочь, устроится. Если повезет – танкистом буду. Думаю, пора и нам с тобой прояснить наши отношения.
Тоня, справившись с волнением, вступила в диалог:
- Наши отношения? – вопрос прозвучал насмешливо. Сашка отреагировал мгновенно:
- А разве их нет?
- Что-то не припомню, когда меня звали на свидание, дарили цветы, ходили со мной в кино? Зеленые три рубля - так, кажется, ты оценил меня?
Сашка рассмеялся:
- Услышала, обиделась! Это я, тогда, перед пацанами козырнул, они народ суровый, если поймут, что в малолетку влюбился – засмеют! А мне это надо? Ты, давай расти, выучусь, приеду и заберу тебя с собой! Я тебя выбрал!
- Может быть, и меня нужно спросить, чего собственно хочу я? – Тоня, осмелев, повернулась к Сашке.
- А зачем? – В голосе Сашки зазвучали горделивые нотки, - тебе что, мало моего решения?- Сашка бережно коснулся ее виска, будто поправил выбившуюся прядь.-
Я ведь, для себя берегу тебя, с кем поразвлечься мне хватает, а тебя я выбрал для жизни. Понимаешь?
Тоня отрицательно покачала головой: она, на самом деле, плохо соображала, что сейчас происходит. Обручение? Сватовство? Может, соглашаясь, она дает какое-то обещание, о котором пожалеет позже?
А Сашка, воодушевленный ее молчанием, продолжал развивать свою мысль:
- Почему я к тебе не подходил? Боялся, что не сдержу себя, сорвусь. Ты ведь еще малолеткой считаешься, не хочу поломать тебе жизнь и сесть в тюрьму. Я ведь чувствую, если поцелую тебя, то больше не выпущу из своих рук! Понимаешь?
Тоня не понимала. Девчонки - одноклассницы целовались со своими приятелями, сколько хотели, гуляли, обнимались, расставались с одними – находили других, и за это никого в тюрьму не сажали.
- А когда ты в меня влюбился? – Тоня задала вопрос и смутилась, поняв, насколько он прозвучал по-детски, наивно.
- Да, сразу же, как ты мне язык показала! Помнишь? Я тогда перед зеркалом пытался повторить твой фокус, но так и не сумел. Ты не волнуйся, я буду приезжать, как появится возможность, а на твой выпускной вечер приеду обязательно, но уже за тобой! Военное училище не школа: там мои трюки не прокатят. Если поступлю, легко не будет, учиться нужно многому.
-Тоня, - послышался за калиткой голос мамы, - с кем ты там разговоры ведешь? Время позднее, пора домой.
Тоня поднялась с лавочки, протянула ему руку, прощаясь. Сашка, в ответ, порывисто прижал ее к себе, а, спустя мгновение, неохотно разжал руки, отпуская. Уходил, почти бежал, не оглядываясь. А она продолжала стоять, глядя в темноту, обняв плечи руками, будто желала подольше сохранить тепло его сильного тела.
Глава 4.
Пошли дни, которые Тоня делила между школой и почтовым ящиком, школа стояла на месте, а почтовый ящик ничем не хотел ее обрадовать: долгожданное письмо от любимого не приходило. Тоня оправдывала молчание Сашки тем, что в чужом городе и среди незнакомых людей ему сейчас не до писем. В конце сентября, Тонин отец принес печальную весть:
- Сегодня, Маша, - обратился он к жене, - умер Скворцов. Но, увидев испуганное лицо дочери, быстро уточнил, - старший Скворцов, Сергей!
- А что произошло? – Мама Тони горестно вздохнула, - ему ведь немногим за пятьдесят?
- Пятьдесят два, врачи дали заключение: обширный инфаркт, выжить не было никаких шансов.
Тоня слушала разговор родителей, а в голове пульсировала одна мысль: «Саша должен приехать хоронить отца! Они увидятся!» Но следующая фраза отца, развеяла ее надежду:
- Говорят, что жена Скворцова, отказалась вызывать сына на похороны, рассудила, что отца этим приездом сын не вернет, а год - потеряет. Говорит, что Сашка поступил в военное училище, вроде бы родственник тому поспособствовал. Завод взял на себя все расходы по погребению, работником Сергей был хорошим, да и человеком тоже.
Ребята, которые раньше делали вид, что не замечают Тоню, стали осаждать ее с предложением дружбы, назначали свидания, намекали на любовь с первого взгляда. Тонино сердце молчало. Женька, доставляя любовные записки от поклонников, пеняла Тоне:
- Ну, а теперь тебе, что мешает быть счастливой, моя дорогая подружка? Не было кавалеров – плохо, теперь ходят толпами – тоже не так!
- А теперь Сашка у лавочки стоит тополь подпирает. Не могу я, Женька, предавать его!-
-Дурочка ты, Тонька, набитая! Неужели еще не поняла? Для Скворца жизнь – театр, где он исполняет главную роль, а все остальные - массовка! Он тебе ни одной строчки не написал, а ты ради него себя в монашки записала. Могу поспорить, что он в наших краях больше не покажется. Отца нет, мать он ненавидит, какой ему здесь интерес?
- Он обещал мне появиться на моем выпускном вечере, - в глазах Тони было столько веры в это обещание, что Женька не посмела ее разрушить.
Со временем, Тоня и сама стала думать, что первая любовь всегда бывает несчастливой, ее любовь к Сашке – не исключение.
Тоня определилась с выбором будущей профессии: она станет врачом, и непременно хирургом. Мама, всю жизнь проработавшая хирургической медсестрой, пробовала отговорить дочь, мотивируя тем, что хирургия – это мужская специальность в медицине, но Тоня была непреклонна. Она больше времени стала уделять изучению профилирующих предметов: химии, биологии, иностранному языку. Сашка приезжал домой всего один раз, на второй год после смерти отца: привести в порядок могилу. По какой-то прихоти судьбы, Тоня тем же летом ездила к родственникам в Воронеж, где пробыла почти все лето. Когда вернулась, узнала от подруг: Сашка был, но не долго, хороводился с дружками и подружками. Родители о нем ничего Тоне не сказали, значит, не приходил и не спрашивал. Видно, так тому и быть. Не судьба!
Глава 5.
Годы прошли, и долгожданный момент прощания со школой наступил.
В школьной столовой, после торжественной части, были накрыты «шведские столы». Пирожные, выпечка, коробки с конфетами, прохладительные напитки, канапе, - всего было в изобилии. Спиртные напитки (даже шампанское) родительский комитет решил не выставлять, во избежание неприятностей.
В актовом зале установили музыкальную аппаратуру, после угощения, основное время отводилось танцам. Тоня, одетая в легкое шифоновое платье напоминала прекрасную розу – глорию, шифон золотистого цвета на нежно-розовом чехле, переливаясь, давал этот незабываемый эффект.
Делать взрослую прическу Тоня не захотела и заплела волосы в традиционную косу. Выбившиеся прядки, распушились и окружили ее лицо золотым ореолом – воздушный эльф, слетевший с цветка!
Вечер уже близился к своей завершающей стадии, когда из вестибюля послышались громкие возгласы, кто- то шумный поднимался по лестнице. Тоня вначале не поверила своим глазам, когда в актовый зал вошли два высоких военных, встали у двери, и, приветствуя собравшихся, дружно отдали честь. По залу, как порыв ветра, прошелестел шепот: «Сашка, Скворец! Надо же, явился! Какой красавец! А кто это с ним?»
Тоня, стояла, не шевелясь, и только сердце выбивало радостный мотив: «Пришел! Не забыл!» Показалось, что годы разлуки канули в небытие, а он, вот, тут, живой, любимый, рядом с ней!
Гостей окружили, о чем-то спрашивали, пожимали руки, смеялись. По залу, заполнив его, поплыла нежная музыка вальса. Вальс композитора Доги, как Тоня любила его: эта нежная, и в то же время, грустная мелодия, будила в ее душе чувство сожаления о утраченном счастье. Которое лишь коснулось своим крылом, но потом было безвозвратно потерянно!
Она не удивилась, когда, пройдя через весь зал, он остановился перед ней: «Где ты так долго был?» - безмолвно спросили ее глаза.
« Шел к тебе!» - честно ответили его.
Тоне показалось, что в его сильных руках она стала невесомой, ее ноги не доставали до пола, она плыла, плыла по воздуху, как пушинка, не зная, куда вынесет ее этот поток любви и нежности. Было только одно желание, чтобы это мгновение дольше не кончалось. Тоня, ослепленная встречей, не могла видеть, как десятки завистливых глаз наблюдали за их танцем любви. Когда музыка закончила звучать, он с неохотой отпустил свою драгоценную ношу. К ним, вразвалочку, приближался тот, кто прибыл вместе с Сашкой:
- А еще друг называется! – Воскликнул подошедший, - такую дюймовочку от меня спрятал! Олег Байкалов, лучший друг, вашего друга - представился он Тоне, протягивая руку, – Теперь моя очередь танцевать девушку?! – он попытался отодвинуть Сашку в сторону.
- Отойди, Байкал, я найду, кого тебе танцевать! А на этой поляне цветы растут не для тебя!
Тоня заметила, что лучший друг Сашки сильно навеселе, его масляные глазки, не стесняясь, словно ощупывали ее фигуру:
- Пойдем, Байкал, тебе нужно освежиться, ты я вижу, сильно перегрелся! Иди, иди! Я сейчас тебя догоню.
Повернувшись к Тоне, сказал:
- Мы прямо с самолета и сразу же сюда! Даже не переоделись, иначе было не успеть. Ты не сердись на Байкала, он хоть и дурак, но добрый. Нам, Тонечка, рано утром опять в аэропорт. Давай сделаем так: ты сейчас потихоньку иди домой, а я пристрою этого донжуана и догоню тебя. Нам нужно о многом поговорить, кое-что решить. Сама идти не побоишься?
Тоня вышла в вестибюль, на крыльце у главного входа, толпились ребята. Чтобы не вызывать лишних вопросов, Тоня решила выйти на улицу через хоздвор. Ей приходилось часто заходить в школу, таким образом, особенно, когда опаздывала на занятия. Она вышла на улицу, хоздвор - это котельная, сараи для инвентаря и угля, общешкольный туалет. Все было слабо освещено, горели две лампочки у входов в туалеты. Ей предстояло пройти через двор, попасть в соседний переулок, а там сто метров и знакомая улица! Тоне показалось, что из мужского туалета вышла высокая фигура и направилась в ее сторону. Она быстро проскользнула в калитку, отделяющую хоздвор школы от переулка. За ее спиной послышались тяжелые мужские шаги, ее явно, кто-то догонял.
«Саша! Ну, конечно, он увидел, что я пошла этим путем и теперь догоняет меня!»
Идти по проулку было неудобно, дорога, мощенная гравием, плохо подходила для ходьбы на шпильках, камешки засыпались в туфли, мешали идти, Тоня поминутно останавливалась, чтобы вытряхнуть их. Шаги были уже совсем близко, почти рядом. Тоня только что успела распрямиться, надевая туфлю, как чьи-то сильные руки обхватила ее со спины, прижали руки к туловищу, лишив возможности сопротивляться. Ладони напавшего нашли выпуклости грудей и больно сжали их. Тоня, не понимая, что происходит, вскрикнула, попыталась освободиться, но тщетно. Она почувствовала, как что-то влажное ткнулось в шею, за ухом и сильный укус опять заставил ее закричать.
«Господи, - взмолилась она мысленно, - помоги!»
В это же время во дворе дома, около которого они стояли, вспыхнул свет, послышались чьи-то голоса. Калитка распахнулась из нее, смеясь, вышла женщина, а следом и мужчина. Напавший, ослабил хватку, Тоня, воспользовалась этим моментом, вывернулась из сжимавших ее рук, и побежала, не разбирая дороги. Она и сама не знает, куда она сворачивала, возвращалась и опять бежала, бежала. Страх, гнавший ее, был сильнее рассудка. Она боялась, что Сашка, знавший поселок, как свои пять пальцев, найдет ее везде. А что это был он, Тоня не сомневалась: кто еще знал, что она уйдет с вечера? Знал и решил воспользоваться, сегодня сделал, а завтра уехал! Как все продумано!
Когда она, наконец, повернула к своему дому, уверенность в подлости Скворца, у нее была непоколебимой!
Фигура, вышедшая из-за тополя, не испугала Тоню – дом был рядом:
- Я ее жду, жду! Уже волноваться начал! Где носит мою птичку!? – Улыбающийся Сашка протянул к ней руки, пытаясь обнять.
-Не подходи! Ненавижу! Подлец! – Тоня, захлебываясь слезами, оттолкнула протянутую к ней руку.
- Ты что, белены объелась? Какая муха тебя укусила? – Сашка пытался перевести начинающуюся ссору в боле спокойное русло.
- Уходи! Пошел вон, из моей жизни, салдафон, несчастный!
- Ну, знаешь, Тонечка,
у меня тоже гордость имеется! Топтать ее я даже тебе не позволю! Ты можешь мне объяснить, что случилось? А, если не желаешь меня видеть, то так и скажи! Обнимайся со своим тополем, деревяшка все стерпит! Дурак! Рвался, любил!
Ответом была пощечина, прозвучавшая, как удар хлыста, Сашка дернулся, рванулся к Тоне, а затем, круто развернулся, пнул ботинком ни в чем не повинный тополь и кинулся прочь:
-Ты еще пожалеешь… - это было последнее, что услышала Тоня.
Отец, вышедший на шум, обнял вздрагивающие плечи дочери:
- Он тебя не обидел? – спросил, указывая на убегающего Сашку.
- Нет, папа, нет, не успел, – рыдания душили Тоню.
Мама помогла ей раздеться и уложила в кровать. Нервный озноб не хотел отпускать, и только под утро она уснула. Сон, приснившийся Тоне, был настолько чудовищным, что ей не хотелось его помнить, но и забыть его никак не удавалось:
Приснился ей Сашка, будто стоит он у края пропасти, не отрываясь, смотрит вниз. Вдруг она увидела себя. Она там, во сне, подошла и толкнула Сашку в пропасть. Он, падая, успел ей крикнуть: «Это ты меня убила».
Утром, мама, присев на ее кровать, погладила Тоню по голове, отвела прядь волос в сторону, увидев укус, прошептала:
-Это он сделал?
Тоня отпираться не стала:
- Он, мама, но с ним все покончено! Он больше не появится в моей жизни.
-За такие дела, - мама указала на синяки, выступившие на Тониной груди, можно и в тюрьму загреметь! Только побои снять, и прощай, свобода!
- Ничего не нужно, мама! Он не сделал главного, хотя, может, и хотел! Я стала умнее мама, верь мне! Теперь никто из этого отродья не прикоснется ко мне!
Глава 6.
- Тетя Тоня! Это, ведь, вы? К Лазаревым приехали, а их нет дома дядя Юра на заводе, а Марию Алексеевну в больницу вызвали, скорая за ней приезжала. Пойдемте к нам, я вас чаем напою, жара, вон, какая стоит! А хотите, проведу вас через наш огород, там проход есть, мы ходим друг к другу.
- А ты, наверно, внучка бабы Ивги? – Спросила Тоня, с трудом возвращаясь из прошлого.
- Нет, я уже правнучка! А бабушки уже нет – умерла! Так как, пойдете к нам?
Тоня еще решала, что ответить на приглашение, как к дому подъехала машина скорой помощи, из кабины вышла ее обожаемая мамочка. Она, увидев дочь, радостно вскрикнула, раскинула руки, Тоня шагнула навстречу матери, и оказалась в кольце ее рук. Так, наверно, ныряет цыпленок под спасительные крылья клуши, чтобы почувствовать себя согретым и защищенным от невзгод. Мать, обнимая Тоню, не могла сдержать слез, в промежутке, между поцелуями, ласково пеняла ей:
-Тоня! Доченька! Разве так можно? Ни словечка о приезде! Что? Сюрприз? Мы с отцом староваты для таких сюрпризов. А меня срочно в операционную вызвали: привезли человека с аварии, – мать немного замялась, решая, назвать дочери имя пострадавшего или не стоит.
- Привезли этого баламута, Сашку Скворца, под мотоцикл на своей коляске угодил. Он и без того, уже года три, как с коляски не встает. Сейчас, правда, не сильно задело, но операция потребовалась.
- Что с ним? - как можно равнодушнее спросила Тоня,- может быть, помощь требуется?
- Нет, у нас хирург опытный, все сделал как положено, до реанимации дело не дошло.
Два ребра сломаны, да ушибся, конечно. Коляска больше пострадала. Ему повезло, выбросило его на дорогу, а коляску, уже пустую, протащил мотоцикл.
Пойдем, милая в дом, я хоть насмотрюсь на тебя! Скоро и папа со смены придет, вот уж обрадуется!
Прежде, нежели пройти в дом, Тоня задала матери вопрос, который возник у нее сразу же по приезде:
- Мамочка, а что произошло с тополем, почему вы убрали его? Он ведь, как дерево, еще довольно молодой?
- Я знала, доченька, что это станет для тебя неожиданностью, давно уже его нет, твоего тополька-дружочка. Года три тому, разразилась у нас гроза, да такая, какой я и не помню в наших местах. Крыши с домов срывало, Несло все, что было не закреплено, не убрано. Грохот стоял такой, что мы друг друга плохо слышали. А что вытворяла молния, так и не передать! Гроза та ночью случилась, а утром, отец вышел на улицу и обнаружил, что тополь твой пополам переломило, как карандаш. Решили не расстраивать тебя этим известием, а тополь папа совсем убрал, что ему обрубком торчать, мучиться?
Тоня, распаковывая чемодан, отвечала на множество маминых вопросов. И как бы исподволь, задавала свои:
- Мама, а как давно Сашка здесь обретается?
- Да я уж точно и не помню, когда он прибыл. А тебе, зачем нужно знать о нем? – В голосе матери послышались нотки недовольства, - мало он тебе неприятностей принес? Живет с матерью, день-деньской на рынке, железками разными торгует: мужики ему приносят, кому что нужно продать, вот он и зарабатывает себе копейку, добавку к пенсии. Жены нет, а там, кто знает, может и сожительствует с кем, сейчас это ни у кого не вызывает вопросов. А, что калека, так не везде же покалечено: красивый, молодой, да и все мужицкое сохранилось! У него всегда отбоя не было от бабья! Найдут способ спариться.
Отзыв матери о Сашке, почему-то задел Тоню за живое, но, от защиты, своего бывшего друга, она отказалась. Какое ей дело до него самого и его жизни сейчас? Никакого.
Отцу, вернувшемуся с работы, Тоня ответила на те же вопросы уже по второму кругу. Одарила родителей гостинцами, передала привет от супруга Константина, с которым жила в законном браке вот уже пять лет. Костя, или Константин Андреевич тоже хирург, заведует отделением, где работает и Тоня. Вдовец, старше Тони на десять лет, имеет взрослую дочь от первого брака. Сказать, что этот брак был по большой любви, Тоня не могла бы, скорее по большому уважению, во всяком случае, с ее стороны. Костя умный, образованный, талантливый хирург, кандидат медицинских наук, в свое время взял над молодой аспиранткой шефство, которое закончилось походом в загс. Он, в свое время, помог Тоне с защитой кандидатской диссертации, организовал стажировку в Германии.
Родители Тони, узнав о ее выборе, были довольны, смущал только возраст жениха, и наличие взрослой дочери, но и с этим они смирились, как только познакомились с зятем ближе. Детей супруги решили не иметь, по обоюдному согласию: слишком напряженной и ответственной была их жизнь. На семью нужно выделять много внимания и времени, а его у них не было. Родить ребенка и отдать его в руки нянь и бабушек, а в результате получить чужое существо? Зачем? Пришлось выбирать, и они выбрали - профессию.
Тогда же мать, призналась Тоне, что всегда боялась нового появления в ее жизни Сашки Скворца: «Он, как корабль без штурвала, - пояснила она свое недовольство, - куда ветер повернет, туда и он летит, не разбирая!» Тоне пришлось согласиться, что в словах матери была большая доля правды!
И вот, он появился, спустя много лет, и при каких обстоятельствах?!
Тоня лежала на своей девичьей кровати и, несмотря на усталость, не могла уснуть. Воспоминания толпились, обгоняя одно другое, инвалидная коляска и Сашка - все это не вязалось с образом человека, когда-то любимого ею. «Что было с нами сейчас, если бы тогда наша встреча не закончилась разрывом?» Она тут же ответила себе: «Ничего не могло быть иначе. Простить я, конечно, простила, а вот забыть о его подлости не могу! Не можешь забыть обиду или его самого?» - каверзный вопрос ставил Тоню в тупик.
Утром, Тоня проснулась с уже принятым решением: она, как знакомая, обязана проведать человека, попавшего в тяжелые обстоятельства. Это простое посещение больного. Мать, услышав Тонино заявление, даже не пыталась скрыть своего недовольства:
- Зачем тебе, замужней женщине эта встреча? Только слухи плодить? Завтра вся больница будет знать о твоем визите! От этого перекати- поля (она имела в виду непутевого Сашку) одни неприятности!
- Мамочка, - Тоня ласково обняла мать за плечи,- причем тут слухи? Я,ведь, не на любовное свидание иду, не в парк культуры, а в больницу, к лежачему больному! Давай лучше соберем ему передачу!
- Тебе лучше прийти в больницу во время тихого часа: все процедуры, обед и прочие дела будут закончены. Тихо, спокойно, никакого хождения и любопытных глаз! А я позвоню сестричке, сегодня, кажется, Милочка дежурит, попрошу, чтобы провела тебя к нему в палату.- Увидев насмешливый взгляд дочери, объяснила свою опеку, - а так тебя в тихий час не пустят, у нас с этим строго. И самого Сашку нужно подготовить к встрече с тобой: он лежачий больной, мало ли, что может случиться в самый неподходящий момент!
Тоня поблагодарила мать, соглашаясь с разумностью ее доводов.
Собираясь, волновалась, как тогда, в свои пятнадцать лет, когда шла на первое свидание: что одеть, как убрать волосы? Хотела заплести простую косу, но передумала, какая коса в тридцать с лишним лет? Руки сами собрали волосы в привычный уже узел, на который легко одевалась медицинская шапочка. Летнее платье, она привезла с собой. Косметикой Тоня не пользовалась, не потому, что ей не хотелось выглядеть ярче и привлекательнее: профессия у нее такая, требующая полной стерильности. Во время операции, пот заливает глаза, а тут тушь потечет черными ручьями! Тоня усмехнулась, представив себя, входящую в операционную в боевой раскраске!
Глава 7.
В три часа она уже стояла перед дверью, ведущей в хирургическое отделение Никольской районной больницы. Как и обещала мать, ее встретила молоденькая медсестра, приветливо улыбнувшись, пригласила Тоню пройти в ординаторскую:
- Здравствуйте! Вы дочь Марии Алексеевны? Антонина Юрьевна Лазарева, детский кардиохирург? А я о вас слышала, в последних известиях, по телевизору! Вас хвалили!
Тоня поблагодарила словоохотливую Милочку за добрые слова и, надев медицинский халат, направилась к двери:
- Ваш знакомый в пятой палате, - напутствовала ее медсестра, - идите прямо по коридору. Если вас увидит санитарка, скажите ей, что я вам разрешила посещение!
Подойдя к нужной двери, Тоня тихонько постучала:
- Входите! Кто это такой вежливый к нам? Не заперто! Голос принадлежал Сашке, его ни с каким другим ей не спутать! Разве что был глуше обычного. Но это и понятно – сломаны ребра, при такой травме все тяжело: и дышать, и говорить.
Тоня вошла. Узкая палата, в ней всего две кровати: на одной, у двери,
отдыхал, отвернувшись к стене, старик, у окна лежал он – Сашка. Губы его при виде ее, беззвучно шевельнулись, и Тоня, скорее поняла, чем услышала:
-Ты вернулась…
Затем, Сашка, негромко окликнул старика:
- Слышишь, отец! Ко мне знакомая пришла. Иди, старина, погуляй немножко!
Старик поднялся, оглядел посетительницу, и, зевая, возразил Сашке:
- Так, тихий час сейчас, отдыхать полагается! Нюрка ругать начнет, как увидит!
- У тебя, батя, сейчас вся жизнь – тихий час! Выспишься еще! А санитарке скажи, что это я отослал тебя из палаты. Пусть ко мне за разъяснениями приходит!
Когда они остались одни. Сашка сделал попытку протянуть Тоне руку, но рука, едва поднявшись, упала на постель, легкая гримаса боли исказила лицо больного. Тоня быстро подошла к кровати и сама накрыла своей ладонью Сашкину руку:
- Садись ближе, - Сашка кивнул на стул, - Я говорю тихо, чертовы ребра не дают! Садись, Тонечка, не укушу!
При этих словах Тоня напряглась, но приказала себе не реагировать на них: иначе опять их встреча закончится ссорой!
- Если бы все получилось так, как я мечтал, у нас уже был бы взрослый сын! – уставшие глаза Сашки, постепенно оттаивали, проступал знакомый Тоне блеск, который мог быть жестким, даже жестоким, или ласковым и теплым. Сашка опять завладел Тониной рукой, его грубые пальцы, то гладили, то сжимали ее ладонь. Тоне казалось, что соединенные руки связывают их в одно целое, как проводник, дают возможность чувствовать друг друга, на каком-то духовном, не подвластном их памяти уровне. Ошеломленная встречей, Тоня не сразу нашла нужные слова:
- Это мама рассказала мне, что ты попал в больницу, как это случилось?
Сашка усмехнулся:
- Да все очень просто. Я, как увидел тебя, выходящей из автобуса, так готов был сквозь землю провалиться, только бы ты меня в таком вот положении не увидела. А ты вздумала мне еще и милостыню вручить! Вот я и рванул, подальше от тебя, перед глазами туман, внутри все переворачивается! А тут этот мотоциклист…
- А, как ты понял, что я собираюсь тебе деньги дать? – Тоня подняла голову, ее удивленные зеленые глаза, встретилась со смеющимися глазами Сашки и опять, как много лет назад, она отвела взгляд, уступив ему:
- Ты посмотрела в мою сторону и достала кошелек. Что же в том движении непонятно?
Ты мне лучше скажи, - за что нас так невзлюбила судьба, а? Встречу дает на мгновение, а разлуку на годы? Провинились мы, в чем перед нею? Согрешили? Ты, - моя святыня! К тебе у нее вопросов нет, а ко мне, судя по тому, что со мною происходит, их много у нее накопилось. Намешано во мне много разного, вот и воюет одно с другим.
Сашка на минуту умолк, отдыхая, Тоня боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть его исповедь. Сейчас перед нею был другой человек, какого она никогда не знала. Неужели так бывает, что зернышко любви, посеянное в юности, не погибло, а сумело выжить, вопреки времени и обстоятельствам. Ждало благоприятного момента, чтобы дать о себе знать. Голос Сашки, вернул ее к действительности:
- Я, ведь, простил свою мать, Тонечка! Когда вернулся домой, злой, беспомощный, без ног, она одна меня выхаживала. А когда я достал ее своим недовольством и прямой ненавистью, не выдержала и все, без утайки, рассказала мне: о своем рождении, о детстве, о семье. Слушал я ее, Тонечка, и не знал, куда деваться от стыда! Не за ее жизнь, стыдился, а за свое к ней отношение! Если на земле существует ад, то она прожила там много лет. Я спросил у нее, знал ли мой отец, то о чем стало известно мне? Она ответила утвердительно. Знал и сознательно женился на ней, чтобы вытащить ее из той клоаки! Вот тогда, Тонечка, я и отца своего перестал осуждать. Я, ведь, его размазней про себя звал, считал, что мужик не должен терпеть от жены того, что делала с ним моя мать. Отец мой был сыном священника, только скрывать ему это приходилось ото всех. Я всего этого не знал, так как особо не интересовался своей родословной. Когда с тобой познакомился, с такой правильной, то своей семьи стыдился пред тобой. Вот и выходит, что материнский бунт и бродяжничество, да сдобренные отцовской добротой и верой в Бога, сделали меня таким, какой я есть.
Рука Сашки сжала ее пальцы, Тоня ответила на его пожатие, сопереживая:
- А в коляску, как попал? Афган? Ранение?
- Долгая история, но, как я вижу, раз начал исповедоваться, то нужно идти до конца?
Налей-ка, мне водички, Тонечка, и продолжим. Напившись, Сашка, неожиданно для Тони, спросил:
- Ты моего дружка Байкала помнишь, того, что был со мной на выпускном вечере?
Тоня, не в силах вымолвить ни слова, только кивнула утвердительно.
Так вот, окончили мы с ним танковое училище, и служить нам довелось в одном гарнизоне, в одной из братских, советских республик - Таджикистане. Только началась заварушка в Афгане, мы оказались первыми, кто понадобился там, к тому же наше расположение рядом, только перейди границу, и окажешься на войне! Ждали только получения приказа. Вот и решили с Байкалом отметить это событие, как следует: на настоящую войну едем, когда еще доведется погулять? У нас, на гражданке, в городе, была своя теплая компания: были там и девочки. Мы с Байкалом иногда наведывались в гости к друзьям. Я, Тонечка, не буду рассказывать всего, это тебе не нужно. Остановлюсь на одном моменте, который, надеюсь, кое-что для тебя прояснит! Погуляли мы тогда здорово, Байкал, как всегда, нарезался до отключки. Пришлось мне ждать, пока он немного в себя придет, к утру нам нужно быть в части. Уже под утро погрузил я Байкала в кабину, он немного протрезвел, к тому времени, спрашивает меня:
-Саня, мы уже на войне? А почему ты водки и девочек на войну не взял?
-Взял, - говорю ему, - водки, вот только девочки на войну с нами ехать не пожелали!
Едем мы с ним, а дорожка там, в горах, и для опытных водителей непростая, а уж, мне и подавно, пришлось собрать все свое умение. Только представь себе, Тонечка, с одной стороны отвесные скалы, а с другой обрыв. Меня, здорового мужика, дрожь пробирала.
На гулянье ехали днем, а возвращаемся в потемках, ехать нам километров пятьдесят, и дорога все по горам идет.
Байкала сразу же укачало, он задремал, Где-то на половине пути, Байкал проснулся и, неожиданно, задает мне вопрос:
- Если нас на войне не убьют, живые будем, что дальше делать собираешься?
Я ему ответил:
-Я не знаю, что со мной через минуту будет, стоит ли так далеко загадывать?
- Поедем, Сашок, к нам, на Урал, я тебя на своей сестренке женю! Она у меня девка справная, не то что твои сушеные мотыльки!
Это он мне на тебя намекает.
- Нет, - говорю я ему, - придется твоей сестре без меня жизнь устраивать. А я, если вернусь, то только мотылька и возьму в жены!
Сашка вдруг замолчал, пальцы, державшие Тонину ладонь, напряглись, мелко подрагивая.
В глазах появился знакомый Тоне стальной блеск:
- А этот скот, - голос Сашки зазвучал глухо, словно ему не хватало воздуха, - достал из кармана фляжку, глотнул спирту, поворачивается ко мне, ухмыляется:
- Да я твоего мотылька, еще тогда, на вечере, попробовал! Что ты в ней нашел? Сиськи и те детские!
- Врешь, - говорю, - гад! Если сейчас же не заткнешься, не заберешь свои слова обратно, я тебя в обрыв сброшу!
- Не заберу! Правда, все! Ты у нее об этом при встрече спросишь! – а сам опять фляжку к своей поганной пасти подносит. Ударил я его, по зубам, наотмашь, что было во мне силы. Он удара не ожидал, фляжку выронил, из рассеченной губы потекла кровь, опомнившись, на меня накинулся. Короче, закувыркались мы с ним, с обрыва, не справился я с управлением, не смог удержать машину на дороге. Меня из кабины на первом же кувырке выбросило, я сознание потерял сразу. А Байкал до конца летел, от удара, искра, - горючее взорвалось, машина загорелась.
От меня осталась половина человека, а от Байкала - пепел. Было следствие, учли серьезность трассы и мою неопытность в вождении. Смерть Байкала определили, как несчастный случай. Дали заключение: водитель не справился с управлением. Судить меня не стали, не будешь, ведь, наказывать обрубок безногий! Учитывая мое положение, отправили в госпиталь, год провалялся, а затем домой, дали инвалидность и пенсию.
Это здесь меня приняли, как жертву Афгана, я не возражал, увечье, полученное на войне, все же почетнее, чем добытое по собственной глупости.
Сашка замолк, а потом, повернувшись к Тоне, спросил:
- Я с того самого момента, мечтал только об одном, увидеть тебя и узнать: что произошло в тот вечер? Почему, Байкал сделал подлость, а рассчитался за это я?
- Я, ведь, думала, что это ты меня догнал в переулке. Темно было, твой рост, форма, захват со спины, лица, напавшего на меня, я не видела, голоса тоже не слышала - все совпало. Подумала, кто, кроме тебя, мог знать о моем уходе с вечера? Только ты! Я, ведь, почему и пошла через хоздвор? Чтобы уйти никем не замеченной!
Сашка задохнулся от возмущения:
- Как можно было перепутать меня и Байкала?
- Разве тебя я хорошо знала? Ты появлялся, как солнышко в зимний день, чтобы блеснуть и надолго исчезнуть! Я больше придумала тебя, Саша, чем знала в жизни!
- Ладно, хватит обо мне речи вести, расскажи лучше, как ты жила все это время? – Сашка усмехнулся, - до меня, конечно, доходила кое-какая информация о тебе, но, как мы только убедились: слухам доверять нельзя! Лучше знать все из первых рук!
Тоня, собрав всю свою волю, стараясь не расплакаться, начала рассказывать. Обо всем, по порядку: что произошло тем вечером, а, затем, и о своей дальнейшей жизни: учебе, работе, замужестве.
Сашка слушал, молча, только тугие желваки перекатывались под небритой кожей.
Когда Тоня закончила говорить, он неожиданно попросил:
- Поцелуй меня, Тонечка! Я в первый раз не посмел к тебе дотронуться, а во второй – не успел! Пусть хоть третий раз будет удачным!
Тоня встала со стула, наклонилась близко к Сашкиному лицу, ее губы несмело коснулись уголка его губ:
- Не так! – прошептал он, сделал движение головой, и Тонины губы скользнули к его губам. Такого поцелуя Тоня не знала, он, завладев ее губами, не спешил их отпускать.
Она сделала попытку освободиться, но вспомнив о сломанных ребрах, позволила их поцелую длиться…
Тоня, смущенно поправляла волосы, лицо заалело, как в юности. Сашка, глядя на нее, засмеялся:
-А покраснела-то, не уж-то давно не целовалась?
- Так, не целовалась,- Тоня сделала ударение на первом слове, в ее голосе зазвенели слезы.
А в Сашкиных глазах мелькнула искра надежды:
- Послушай, Тонечка, уходи ты от своего старика! Это не я отбираю у него жену, а возвращаю себе то, что у меня украли. Это я выбрал тебя, давно выбрал, а не он! Я встану на ноги! Встану, ради тебя! Мне доктор говорил, что после моего падения, там, в горах, зажало нерв на позвоночнике, а сейчас, после этой аварии, похоже, есть надежда. Да я и сам чувствую: мурашки пошли по ногам. Ты же медик, должна понимать, что этот признак непросто так появляется! Только не уходи опять надолго, и я все сделаю. Дети у нас будут, дом, семья! А работа и здесь найдется! Соглашайся!
Сашка говорил и вряд ли верил сам себе. Тоня, плакала, уже не таясь, ее сердце разрывалось между двумя периодами жизни, обозначенными словами: было и есть. Ей позволено было выбрать только один из них. От этого выбора зависело счастье двух мужчин, любящих ее, и собственное благополучие!
Она выложила на тумбочку продукты, боясь прямо взглянуть в эти ждущие глаза.
В дверь несмело вошел тот самый старик, которого так бесцеремонно выставил Сашка:
- Там уже полдник разносят! – сообщив об этом событии, он оправдал свое право на появление в палате.
Тоня собралась прощаться, Сашка лежал, отвернув голову к окну, словно пытался прочесть в небесах нужный ему ответ. Тоня пробормотала несколько общепринятых в подобном случае фраз, и вышла из палаты. Весь путь до дома она проплакала, поток слез был таким сильным, что мешал ей видеть дорогу, перед домом постаралась осушить заплаканные глаза, хотя совсем убрать следы слез ей так и не удалось. Родители, старались делать вид, что ничего особенного, не произошло. Этим вечером они не тревожили Тоню: дали ей возможность обдумать и разрешить то неопределенное, что еще оставалось без ответа. Поздно ночью, мать, услышав рыдания дочери, осторожно вошла в комнату, присела на край кровати. Она не упрекала и не уговаривала, а, как в детстве, положила теплую ладонь на плечо, тихонько похлопывала, будто баюкая.
Тоня, выплакавшись, заговорила сама:
- Мамочка, за что мне это? Почему, стоило мне его увидеть, как все вернулось!
Я, как будто разделилась надвое, там, внутри, одна половина пакует чемодан, чтобы уехать, а вторая бежит к нему, в палату, в шалаш, куда угодно, лишь бы быть рядом!
- Что мне сказать тебе, доченька? Ставить последнюю точку в этой истории только тебе.
Одно могу сказать, только та цель, которая еще не достигнута, долго сохраняет свою новизну и свежесть, она, как маяк, манит своим светом, зовет человека, не стоять на месте, а двигаться дальше: мы теряем и находим, отчаиваемся и надеемся на лучшее. Об этом я прочитала в одной мудрой книге. Если ты думаешь, Тонечка, что Жар- птица, оказавшись в руках Ивана - царевича, не потеряла в его глазах своей новизны, то ошибаешься! Достигнутая цель – это пройденный этап, а впереди уже манит что-то новое! Пока твой Александр - царевич тебя не получил, ты для него недосягаемая мечта, святыня, а когда получит? С его эгоистичным характером, где «я!» заглавная буква, ты уверена, что тебя ждет жизнь, к какой ты привыкла? А как тебе такая картина: бессонная ночь, скандал, дрожащие от переживаний руки? С Костей такое никогда не может быть, а с Сашкой - весьма вероятно. Знаешь, Тонечка, создатель в каждую женщину вложил свою долю жертвенности. Встретив такого вот, Сашку, глупышки, кладут на его алтарь свои жизни, думая, что им под силу, изменить существующую ситуацию и сгорают, напрасно истратив силы и годы! Каждый из нас идет путем, который он сам выбирает, и изменить его может только он и никто больше!
Я не могу приказать взрослой дочери не портить себе жизнь, но мое право указать ей на ошибки. Мы с папой любим тебя и не откажемся от тебя, какое бы решение ты ни приняла, но мы желаем своему единственному ребенку счастья!
- Господи, - глядя в темный проем окна, прошептала Тоня, - почему от меня забирают тех, к кому прикипает сердце? Сначала тополь, а теперь вот, Саша…
Мать, вздохнув, поднялась: «Похоже, мои нотации сейчас ей без пользы! Она их просто не слышит», а вслух пожелала дочери:
-Спокойной ночи, Тонечка! Постарайся уснуть, утро вечера всегда мудренее!
-Уважаемые пассажиры, наш самолет приступил к снижению. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение, застегнуть ремни безопасности.
Тоне повезло, обратный авиарейс, которым она возвращалась домой, проходил днем, и, по счастливой случайности, ее место опять было возле иллюминатора. У нее есть возможность опять увидеть Москву с высоты птичьего полета. Там, где-то внизу, еле заметная маленькая точка – ее дом, где с нетерпением ждет родной ей человек – муж, Костя.
Вчера он звонил, сказал, что в столице идут дожди, похолодало. Но ей волноваться не о чем, он обязательно встретит. Сказал, что ее приезда ждут в клинике, предстоят две срочные операции. В последнее время, участились случаи рождения детей с пороком сердца. Тоне, как детскому хирургу – кардиологу, хорошо известна эта печальная статистика. Ей, почти ежедневно доводится, держать чье-то крохотное сердечко в своих руках, делать все возможное, чтобы дать своему маленькому пациенту возможность быть полноценным человеком. Давать людям второе рождение – это ее призвание и долг, не исполнить который она, Лазарева Антонина Юрьевна, не имеет никакого права.
Тоня откинулась на спинку кресла, с облегчением вздохнула. Этот вздох означал, что наконец-то, ее выбор сделан, в пользу будущего, и последняя точка, в многолетнем споре, сердца и рассудка ею поставлена! В пользу рассудка.