На фото присяга на плацу 2069 обс г. Ашхабад
Из воспоминаний Игоря Кислицина
История произошла в начале лета 1984 года. Первый ПУС 2069 батальона связи вернулся на место дислокации с очередных учений. Технику загнали в боксы, но малая её часть, в том числе и моя аппаратная, была запаркована прямо на территории батальона рядом со спортгородком.
На следующий день должно было состояться торжественное собрание части и присяга для солдат весеннего призыва. Курс молодого бойца проходили они на Золотом Ключике под руководством двух сержантов из взвода КШМ. В батальон вернулись днём, командиры зачитали нам задачи и поспешили по домам к своим жёнам. Из офицеров на весь батальон остался один дежурный по части.
День был пятничный, сходили в столовую на обед, после чего я с водителем и помощниками отмыли нашу станцию. Дело сделано, чувствовалось скорое наступление скуки. У меня, как у человека с незапятнанной репутацией, на станции в канистре хранилась часть спиртового запаса роты. Спиртом мы обслуживали аппаратуру, и иногда я заимствовал малую долю из запаса для внутреннего употребления.
Время к ужину, сливаю фляжку спирта и прихватываю с собой в столовую. Не особо скрываясь, но и явно не афишируя, начинаем дербанить её прямо за столом. Я тогда был дедушкой, угощал и дембелей и черпаков, но больше всех нагрузились трое погодков – я, Вишневский и Смирнов. Нагрузились достаточно крепко, слово за слово, Вишневский повёл нас знакомить с какой-то безотказной дамой, у которой был ребёнок лет пяти, и которая жила недалеко от штаба корпуса. Буквально за забором части. Такая полненькая хохотушка, с которой мы допивали остатки из фляжки.
Пока проходил ужин и троица связистов отрывалась в самоходе, с учений вернулся Второй ПУС. Хохочем мы, значит, с хохотушкой, слышим стук в дверь. Сослуживцами из батальона к нам был отправлен «посыльный», чтобы сообщить о том, что на вечерней поверке нам надлежит обязательно присутствовать, ибо могут вычислить наше отсутствие.
Это были мои последние явственные воспоминания, что происходило дальше, помню эпизодами или по рассказам сослуживцев. Знаю теперь, что через забор в расположение пролезали мы возле санчасти, как петляли вдоль казармы буквой «зю», поддерживая друг друга, чтобы не упасть, не дойдя до построения.
Прибежали, оказалось, даже так, что пришлось ждать команды на построение. Сослуживцы вовремя запихнули нас в задний ряд и подпёрли со сторон, чтобы не падали. Поверка прошла успешно, нас быстренько провели мимо помещения дежурного по части до своего кубрика, где разложили по койкам. Так как дело было летом, нас уважительно накрыли мокрыми простынями.
Просыпаюсь ночью, простынка сухая, нестерпимо жарко и плюс сушняк во рту. Помню, в той же простыне двинулся в умывальник. Утром пробуждаюсь оттого, что на ухо мне что-то орёт старшина второго узла прапорщик Аганин. Он руководил утренней уборкой территорий и обнаружил меня спящим в кабине своей станции. Выполз я из машины в трусах и майке, и обёрнутый простынёй. Вокруг суетятся солдатики, я поспешаю в умывальник, где умываюсь и жадно хлебаю водичку.
Водичка удачно попала на вчерашнюю дозу спирта, мне снова захорошело, и я поспешаю в расположение, где меня с облегчением встречают сослуживцы, гадающие, куда я мог запропаститься. На табурете из моей одежды были штаны, рубаха, панама и носки. Ремень и ботинки отсутствовали. Парни подсуетились, принесли из каптёрки парадные ботинки, но ремня там не нашлось. Снимать ремень с кого-то – не вариант. У одного из дембелей есть «ремень на дембель», но он в станции, которая стоит в боксе. Ситуация патовая. Гонец к соседям-комендачам вернулся со словами, что поищут, где-то в каптёрке были. Кто-то вспоминает, что уже вечером на поверке я стоял без ремня.
Выхожу из казармы, бросаю взгляд на свою машину – ботинки надеты на держатели зеркал, ремня нигде не видно. Обшарил кабину, обсмотрел машину вокруг – нет ремня. Сходили на завтрак, где мой друган Саня Зубков, который прибыл прошлым вечером из караула на ключике, рассказал, что вечером перед поверкой, увидев меня пьяным, обиделся, что пил без него. Я его пожалел и отдал ему свой одеколон из станции. Правда, пить одеколон он его не смог. Я этот эпизод вообще не помнил, но понял, что искать надо внутри станции.
В общем, ремень мой висел на крючке для одежды внутри КУНГа. С экипировкой всё встало на свои места. Спустя некоторое время состоялось утреннее построение, сообщили в том числе, что сегодня намечается присяга, дали команду разойтись. И тут слышу команду начштаба майора Арефьева: «Кислицин, Смирнов, Вишневский – за мной!» Арефьев, не оборачиваясь, хмуро и неспешно направился в штаб и мы, обречённо переглядываясь, двинулись за ним. Ну, думаю, видимо ещё где-то покуролесили вчера, и кто-то уже успел доложить.
Подходим к штабу, Арефьев оборачивается, поднимает руку с указующим перстом и произносит: «Вишневский – несёшь знамя, Кислицин, Смирнов в сопровождении!» Итак, стояли мы со знаменем на присяге, пребывая в большом облегчении. Меня только всё время мучила жажда...
Дальше было торжественное собрание. Замполит рассказывал про советские атомные подлодки, которые всплыли рядом со штатами с запредельной глубины, где их не может обнаружить никакая американская разведка. Этим Союз продемонстрировал штатам, что в ядерной схватке его не победить. Предложил задавать вопросы. Заметив в графинчике воду, я вызвался к трибуне. В первую очередь поубавив дикий сушняк целым стаканом воды, я снова завеселел, развязался язык, и в конце торжественного собрания я толкнул речь с предложениями о повышении боеготовности части... Путём более тесного взаимодействия между аппаратными и снабжении радиовзвода Первого ПУСа дизель-электрическим генератором в виде прицепа, чтобы не тратить ресурс штатных генераторов.
Мне проаплодировали, командованию моё предложение понравилось, и о нём успели забыть уже до конца торжественного собрания…