Ненужные люди лишних сословий
В российском обиходе понятие «лишние люди» давно и прочно заняло важное и довольно почётное место. Кого токмо не причисляли к ним, и порой не очень умело и разумно. Мы же начнём с критического анализа самого термина, право, не очень удачного. Лишний – значит чужеродный, непричастный к делу, а в нашем случае сие не совсем так. Ведь не цыгане же, и не бродячие актёры подбросили их родственникам, и родились и воспитывались они вполне в «родной среде», не чувствуя до поры до времени никакого от неё отчуждения. И ежели потом кто-то почувствовал свою ненужность для какого-то конкретного дела или призвания, то сие ещё не значит, что он вообще лишний на свете. Скорее уж уместен термин ненужные люди, но особо настаивать на оном не будем. Сие всё во многом дело вкуса.
Строго говоря, именно лишними людьми чувствовали себя образованные московиты конца 17-го века, прежде всего Ордин-Нащокин младший и Г. Котошихин. Вот они-то ненужными не были, Алексей Михайлович и его сын охотно принимали на службу европейски обученных граждан. Но вот сами они сплошь и рядом тяготились московской стариной и мелочным деспотизмом, произволом царских слуг, в основном невежественных, завистливых и безинициативных. И вот, по собственным словам В.А. Ордин-Нащокина, в Москве «стошнило ему окончательно», и сын знаменитого воеводы бежал за рубеж. Но и там жизнь его не текла молоком и мёдом, видно, слишком уж условия жизни были непривычны. В итоге наш беглец вернулся, попал в ссылку, потом был прощён и окончил жизнь воеводой в «провинциальном захолустье» (по словам Г.В. Плеханова). А вот судьба Котошихина более плачевна. Он бежал в Швецию, поступил на королевскую службу, и прослыл мужем выдающихся способностей. Но через три года подрался со своим домохозяином, смертельно ранил его, и был казнён. Не помогло и то, что противник был пьян, и то, что по сути московский беглец не превысил «необходимой обороны». И молодые люди, посланные когда-то Борисом Годуновым на заграничное учение, остались там навсегда. Трудно сказать, просто ли они прельстились более культурной средой, или и их «тошнило» от московских обычаев. Но вот после реформ Петра Великого лишние люди бежали за бугор очень редко, видно понимая, что там-то уж они точно никому не нужны (политические эмигранты тут не в счёт). Вспомним лишь профессора В.С. Печёрина, уехавшего в 1830-ых гг в Англию именно потому, что его буквально «стошнило» в затхлой Москве. Но вот лишним или ненужным он не был, и вполне мог добиться высокого положения, не в Московском университете, так в любом другом. Так что сие особый случай, не шибко подходящий к нашей теме.
В эпоху Петровских реформ и сразу после них ненужные люди на Руси не замечены, крутой нравом преобразователь ставил на работу решительно всех, от люмпенов до бояр и епископов. Были конечно недовольные и тогда, вопиявшие, что мол невмочно стало жить на Святой Руси, но то были по преимуществу лентяи, тупицы или любители пожить на дармовщинку. Пожалуй, единственное исключение – царевич Алексей, кстати, человек очень неглупый и образованный. Но к отцовским преобразованиям не лежала у него душа, и активно противодействовать им он не желал, понимая видно всю бесперспективность такой политики. Ведь реформы осуждались им не по существу (хотя бы в основном), а по форме, за спешку, жестокость исполнения и за бессмысленные мелочные нововведения в быту, без которых вполне можно было обойтись, хотя бы в первые 20-30 лет. Впрочем, все великие преобразователи грешили подобными казусами. Пётр брил бороды, Кемаль Ататюрк запрещал носить фески, а Ф.Д. Рузвельт всячески притеснял хлопкоробов по всей стране. Формально он может и был прав, хлопок культура трудоёмкая, быстро истощает почву, мировой рынок был пересыщен, а в Штатах тогда не хватало зерна, сои и подсолнечника. Но ежели люди ничего другого не умеют растить, и не знают даже, где купить нужные семена, сперва их надобно обучить и поддержать, а потом уж карать непокорных. Однако мы увлеклись, вернёмся к Алексею Петровичу. Для него всего лучше было бы году так в 1710-ом тихо отъехать в далёкую и максимально нейтральную страну, скажем в Китай или Персию. Но не хотелось, видно, тащиться чёрти куда, учить экзотические языки, и прозябать в непривычной обстановке. А в итоге царевич стал не нужен решительно никому. Новая знать боялась, что он вернёт к власти замшелых бояр, противники реформ поняли, что АП им не вождь, а его отец уже имел новую жену и надеялся, что кто-то из её детей до совершеннолетия доживёт. И не ошибся – не прошло и 16 лет со дня смерти свирепого реформатора, как его дочь Елизавета Петровна, легко скинув с престола ставленников «немецкой партии», захватила власть. Вот кстати, а в правление Петра 2-го и особенно Анны Иоанновны почему не было ненужных людей в России? Ведь то были времена Бироновщины и «неметчины» и казалось бы, честному, или просто порядочному человеку с сатрапами царицы было не ужиться. Но во-первых, все деформации охватывали лишь верхний, ничтожный слой дворянства, а все прочие жили припеваючи. Прекратились бесконечные войны, армия и особенно флот были законсервированы «применительно к обстоятельствам», налоги снижены. Прекратились эксперименты с полусеребряными деньгами, а чеканка полноценных рублей и полтинников сильно выросла. Легковесная медь былых времён была изъята из обращения или уценена, а с 1731-го года начался выпуск денег и полушек по десятирублёвой стопе (из пуда меди чеканилось монет на 10 рублей), что было рекордом для всего периода 1700-1917 гг. Понятно, что никто не пытался подделывать деньги, чей номинал был почти равен себестоимости производства. Ясно, что в столь благоприятных условиях дворяне и купцы «зализывали раны» и приводили в порядок своё хозяйство. Недаром когда Анна ограничила срок обязательной службы дворянства 25-ью годами, ей вскорости пришлось вводить ограничения сего принципа, ибо масса «шляхтичей», выслуживших срок, рванула в отставку, в родные поместья и хутора. Ну а интеллигенция? Так разночинцев тогда было немного, и они держались за свои места, образованные купцы стремились расширять свои предприятия, пользуясь благоприятной конъюнктурой, ну а дворяне… Те, что служили, прилагали свои знания к делу, ибо и теперь им бездельничать не позволялось, а прочие ковали своё маленькое счастье. Не надо забывать, что тогда основная масса мелких помещиков жила очень бедно, не многим лучше зажиточных крестьян. Уже в начале правления Екатерины Великой существовали дворяне «безлюдные» и даже безземельные, а четверть их была попросту неграмотна. Какие уж тут лишние люди, когда за собственной усадьбой порой присмотреть некому.
Так что первым ненужным человеком Нового времени, судя по всему, был А.Н. Радищев, коий сам признавал, что последователей у него в обозримом будущем не будет, разве что тайные, да и числом не более десятка. Но в отличии от многих, он не замкнулся в себе и не впал в мистицизм, как его немногие соратники младых лет. Правда, и задачи, что он в конце концов себе поставил, были очень скромны – сочинить, и если получится издать не шибко объёмную книгу, в которой изложить критику современной ему расейской действительности. Ясно, что сия критика властям не понравилась, и начались разборки, кои стоит рассмотреть поподробнее.
В деле Радищева поражают прежде всего две несообразности, точнее даже нелепицы. Во-первых, его безудержно-обильные признания на следствии, часто явно неправдоподобные и лишённые здравого смысла. Считается, что в следственной камере у него случился нервный срыв, некое помрачение рассудка, пусть не очень серьёзное и временное. Плюс к тому же страх за детей, боязнь подвести кого-то из знакомых и единомышленников, желание поскорее закончить всю эту отвратительную следственную канитель. Мол, чем больше наговорю, тем скорее всё кончится. Есть ещё мнение, что наш герой изначально не предвидел всей серьёзности дела и строгости властей предержащих. Последний аргумент просто несерьёзен, ибо при издании своей книги, и её распространении, Радищев проявил конспиративный талант, достойный эсеровских боевиков времён Гершуни и Савинкова. Тщательно подобранные названия глав, обилие общих и невинных рассуждений, отсутствие сюжета и подчёркнуто обывательское название романа, анонимность издания, сами по себе свидетельствуют, что автор вполне понимал опасность свое затеи. Весь тираж печатался в домашней типографии, продуман был момент подачи текста в цензуру и сопутствующие мелочи. Мало того, получив разрешение, АН заменил некоторые невинные фразы и абзацы куда более вольнодумными, причём быстрота и чёткость оного действа свидетельствует, что оно было обдумано заранее. А такие фокусы всегда и везде считались серьёзным, если не уголовно наказуемым, проступком. И всем друзьям и знакомым, правда их и было-то кот наплакал, автор самолично роздал экземпляры новой книги. Так что любые нюансы суда и следствия никак не могли быть для мятежного автора каким-то сюрпризом.
В последние годы перед изданием книги Радищев вёл очень замкнутую жизнь, да и ранее близких друзей у него было мало. Было и кому позаботиться о детях, так что подобные опасения были беспочвенны, ну или почти беспочвенны. И никто на него не наушничал, не писал доносов, и вообще не «помогал следствию». Более того, его начальник по службе граф Воронцов посылал ему в ссылку, в Илимский острог, книги и журналы «по потребности», совершенно открыто и гласно, и ничего, никто его не осуждал. Скорее всего, неуёмная покладистость нашего героя на следствии объясняется именно осознанием своей ненужности обществу и стране в целом. Он своё дело сделал, и сделал куда лучше, чем сам ожидал, а теперь на всё наплевать. Ежели они жаждут нелепых признаний, так надобно их изречь поболе, пусть попотеют, читая всю эту галиматью. В конечном счёте, чем больше будет несообразности и жестокости в обвинениях, тем с большим сочувствием сию историю воспримут последующие поколения. Потомство отомстит за меня, считал Радищев, и оказался прав. Более того, подобную же тактику поведения на суде и следствии через сто с лишним лет применили совсем другие люди и в других условиях, но тоже в общем удачно. Но об этом немного позже.
Вторая нелепость – это ход и исход самого процесса. Императрица дважды читает возмутительную книжицу, затем посылает экземпляр Светлейшему, пусть мол увидит, что за мерзость сочинил оный бунтовщик. А зачем было слать, для чего? Что Потёмкин неизвестного автора осудит, и так было ясно, а вот особого рвения в сим деле ожидать не приходилось. Не будучи лично заинтересован ни в крепостном праве, ни в вольностях дворянства, ибо он и так имел всё мыслимое и не очень на грешной земле, и недостатки и пороки самодержавного правления понимал отлично. Так что князь в лучшем случае подтвердил бы мнение Екатерины, в чём она особо и не нуждалась. А пока шла вся эта кутерьма, энное число экземпляров книги, уже известной обществу, было распродано. Далее, следствие тянулось полтора месяца, даже чуть более, хотя суть дела была ясна уже через неделю. Конечно, за это время книгу изъяли из свободной продажи, но было сделано множество списков, и вполне законно. Ведь решения по делу всё не было и не было, а обратной силы закон не имеет. В решении суда сказано было, что мол все экземпляры зловредной книжки «сколько отобрано будет, истребить». Но гражданам не предписывалось, и даже не предлагалось сдавать властям предосудительное сочинение под страхом каких-то наказаний. Иные, конечно, напуганные процессом, добровольно избавлялись от «Путешествия», сдавали, выкидывали или жгли, но ведь автор и не надеялся на большую аудиторию. Останется полсотни, плюс списки, и то хорошо. Во всяком случае, в последующие годы и десятилетия желающие прочесть Радищевский опус, доставали его текст без особого труда. Ну а с воцарением Павла Петровича властям стало не до изданий прошлых лет, уследить бы за новыми, особенно иностранными, за искоренением запретных слов, за ношением фраков и лакированных туфель, за единообразием причёсок и т.д. Ну а при Александре Первом почти все запретительные меры прошлых лет были официально отменены, и сам Радищев полностью прощён, и даже вновь принят на службу.
Далее рассмотрим приговор «бунтовщику» и его реальное исполнение. Приговор, естественно, был суров – лишить чинов и дворянства и отсечь голову. Его отправили на утверждение царице, и лишь через 17 дней та вынесла своё окончательное решение. И. Вороницын в «Истории атеизма» (М, 1930, с.635) считает, что то был рассчитанный шаг, мол пусть мятежник ещё пару недель помучается. Но он своё «отмучил» давно, да и если бы императрица действительно желала казни, она бы не медлила и дня, и все это понимали. Формально Екатерина ждала утверждения мирного договора со Швецией, по поводу которого и состоялась частичная амнистия. Но никто в успехе мирных переговоров не сомневался и за месяц до того. Но с другой стороны, миловать столь опасного типа сразу по вынесению приговора, без всякого повода, было просто неприлично. Но в общем и целом сие вопрос частный, гораздо важнее реальный приговор «матушки». АН на десять лет отправлялся в ссылку, даже не на каторгу, в Илимский острог. Опять же не в Охотск, Якутск, Туруханск, Обдорск или даже в Берёзов, куда в своё время навечно спровадили А.Д. Меньшикова, причём со всем семейством. И всего-то он хотел свою дочь за цесаревича выдать, и тот вроде бы был не против. Меньшиков был заядлый казнокрад, но за сие был бит немилосердно, и не единожды, палкой Петра Великого, а дважды за одно прегрешение наказывать нельзя, сие знали ещё древние римляне. И не успев доехать до места заточения, опальный сочинитель уже пишет довольно смелый стишок о своём путешествии на Илим-реку, и там есть такие строки: Я тот же, что и был и буду весь мой век: Не скот, не дерево, не раб, но человек! Понятно, что просто человеком он ранее себя не считал, ибо был честным и образованным чиновником, известным всему Питеру, и самобытным сочинителем. Но согласитесь, что когда ссыльнопоселенец, месяц назад сочинявший про себя верноподданнические небылицы, не соизволит быть «рабом», это уже хорошо. Что косвенно подтверждает наши рассуждения о его «покаяниях», сделанные выше. А в Илимском остроге, уже через десять(!) дней по водворению в оном, Радищев начинает писать трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». Очень интересное произведение, на мой взгляд, в чём-то даже интереснее «Путешествия» и оды «Вольность».
Трактат сей за двести лет (он был опубликован в 1809 году) не привлёк особого внимания нашей науки и критики, как левого, так и правого толка. Пантеисты и деисты, не говоря уж об «афеях», возмущались попытками Радищева доказать личное бессмертие, а охранители и их последыши ругались на непоследовательность и неуверенность сих попыток. Ну и то, что как философ он совершенно не оригинален, отмечали все, кому не лень. Но то-то и важно, что образованный и мыслящий человек решился на объективный анализ всех известных ему философских систем, беспристрастно и объективно. Сам он в тот момент бесспорно желал доказать бессмертие души, благо имел на то полное право. Говоря обывательски, кто имел больше прав на бессмертие, чем сей блестящий обличитель неправд и народных бедствий, пусть и сильно преувеличенных в его сочинениях? Но увы, веские доводы вольтерьянцев, Гольбаха и Рейналя, да и иных умных немцев, не позволяли надеяться на оное. Да бог с ними с просветителями, ведь уже в книге «О трёх обманщиках» (конец 16-го века) основные догмы иудаизма, христианства и ислама были очень обстоятельно и умело раскритикованы. Почти в те же годы выходили сочинения Д. Бруно и Л. Ванини, откровенно деистические, а частью и просто атеистические. И всё это Радищев добросовестно отразил в своём сочинении, в то время как богословские доводы «за» приведены довольно убого. Но чего нет, того нет… Кстати, Бруно и Ванини, осуждённые инквизицией на смерть, на суде вели себя куда достойнее Радищева. Последний даже перед казнью, вместо покаяния и отречения, кричал, что нет ни бога ни чёрта, а судят его «мерзкие» людишки. Но тут есть принципиальная разница – у Ванини и Бруно были последователи не токмо во Франции и Германии, но даже и в Италии, не говоря уж об Англии. То бишь они никак не чувствовали себя ненужными людьми, хоть и жили за полтораста лет до Радищева. И это придавало им внутренние силы, не было у них и психологии типа «сделал своё дело и уходи». А возвращаясь к трактату, следует признать, что АН, несмотря на все увёртки, остался по убеждению деистом, если не более. То есть он, потеряв внешнюю революционность, превратившись в либерала-постепеновца, всё же своих убеждений не изменил. Что же, для ненужного человека и это здорово.
Однако пора перейти от реальных лиц к их литературным воплощениям, благо именно в литературе начала и середины 19-го столетия появился и сам термин лишние люди. Из великого множества персонажей выберем ранних и самых знаменитых, Онегина и Печорина, и попробуем сотворить их сравнительный анализ, хотя бы по основным пунктам.
Строго говоря, по всем параметрам Печорин «лучше» Онегина, и как человек, и как «гражданин». Да, он далеко не сахар, но ведь и не скрывает оного, словно говоря всем и каждому – я сволочь, дерьмо собачье, полный эгоист и зубоскал. И после дуэли он безропотно отправился в действующую армию, под черкесские пули, а не мотался праздно по стране, стирая из памяти неприятные моменты жизни. И ежели противник Печорина был довольно пустой малый, да и хоть какой-то повод для драки всё же был, то Онегин действовал исключительно по прихоти. И Ленский был образованный человек, сносный поэт для своего времени, и просто премилый малый. И потом Г.А. всё же пытался договориться с Грушницким, а Евгений пальнул сразу, и первым. И пока Онегин мотался по Руси великой, Печорин успел разоблачить контрабандистов в Тамани (чуть не лишившись при том жизни, заметим, пусть он сам и не ожидал такой развязки), и прыгнуть в хату под пулями ополоумевшего казака. Пусть даже пуля была и одна (хотя в то время, и на Кавказе, предпочитали двуствольные пистолеты), но с такой дистанции промахнуться было трудно. И потом, отношение к женщинам. Спору нет, герой нашего времени попортил массу девок, но ведь не силой же тащил он их в койку. Да и какая кровать выдержала бы напор столь вертлявых барышень… Но уж зато когда он нашёл (или встретил?) женщину, вполне подходящую под его извращённые вкусы, он остался ей верен по гроб жизни. Причём, в отличии от Татьяны, Вера действительно была при смерти, пусть и не скорой, при последнем их свидании, но и сие не остановило нашего героя, как и наличие мужа у его пассии. А вот Онегин спасовал перед каким-то стариком, причём сразу и бесповоротно. То бишь уездных поэтов стрелять можно, а обласканного при дворе генерала ни-ни. Да и сама Татьяна Ларина, при беспристрастном сравнении, много проигрывает против Веры. Миловидна и умна, но бестолкова, таких в народе зовут метким именем кошёлка. Читатели могут возразить, что таких, умных но бестолковых, весьма много среди женского сословия, но сие не оправдывает героя романа в стихах. Уж если он сразу раскусил её недостатки, так и не лез бы в любовники, а коль его пассия за три года, ежели не быстрее, превратилась в «само совершенство», сие можно и нужно было предвидеть. А коль не смог, так сам дурак, или точнее недоумок.
Тут читатель может заметить, что не след столь подробно разбирать характер и поступки измышленных лиц. Кто чего хотел, то и придумал, и баста. Но во-первых, сии типы положили начало длинной веренице себе подобных героев, причём стали наиболее типичными представителями всего сословия ненужных людей. Были и более комичные и жалкие, вроде иных чеховских персонажей, были и почти героические, вроде Тургеневского Рудина, но вершина гауссовского распределения лежит между Онегиным и Печориным. Так что стоило их рассмотреть поподробнее. И во-вторых, хотелось бы понять, почему так вышло, что пушкинский герой оказался поплоше, мотивы-то вроде у обоих сочинителей были похожие. Скорее всего, сказалась коренная перемена обстановки в стране. Пушкин писал свой роман в стихах в декабристскую эпоху, когда сугубо положительных примеров перед глазами было пруд пруди. Правда, доделывал он роман уже после Николаевского переворота, но замысел-то был готов ранее. Посему ему выгодно было несколько принизить своего героя, вот мол не одни чудо-богатыри на Руси живут. К тому же главный герой романа всё же Т. Ларина, первая реальная женщина русской поэзии, и для её «оттенения» полезно было ея ухажёра несколько принизить. А Лермонтову героя его времени пришлось искать среди куда более приземлённых и убогих людей, и тут уж любые плюсы характера и общего облика были как лыко в строку. Не выходя при этом, однако, за грань суровой реальности. Однако мы увлеклись, и пора от литературных героев вернуться к реальным персонажам нашей российской жизни. И как ни странно, ненужными людьми нового абзаца будут социал-демократы большевистского направления уже в 1914-25 гг, во главе со своим знаменитым лидером Владимиром Ильичём Ульяновым-Лениным.
Ведь если бы Ильич был настоящим, нормальным марксистом, то опосля Октябрьского переворота он никогда бы не затеял сомнительных опытов с «социализацией» расейской жизни и с военным коммунизмом, да даже и подобных планов иметь не мог бы. Но тогда ему пришлось бы после отмены сословий, издания рабочего законодательства, декретов о земле и мире и прочих неотложных мер, признать буржуазную революцию завершённой, причём в самом радикальном и демократическом варианте. Оставалось лишь отражать выпады крайне правых и проводить в жизнь новые веяния, следить за соблюдением прав и свобод граждан, и жёстко пресекать попытки монархической реставрации. Всё сие было делом нетрудным и необременительным, и через год-два миссия большевиков, даже в коалиции с левыми эсерами и максималистами, была бы полностью выполнена. Ну а мирную практическую работу по развитию нового строя, подъёму экономики и ликвидации последствий войны, по перестройке армии, полиции и судебной системы «буржуазные специалисты» выполнили бы куда лучше крайне левых. Конечно, трудовики и кадеты вряд ли сами по себе были способны на «углубление демократии», да даже и просто на решительные и последовательные действия, но «подперев» их слева энергичными эсерами вроде Савинкова и здравомыслящими меньшевиками типа Мартова, можно было надеяться на успех. Тем паче, что «конюшни» были бы уже расчищены, ну а отнимать землю у мужиков и восстанав-ливать сословные привилегии даже эмигрантам начала 20-ых годов не приходило в голову. Ну кроме самых оголтелых монархистов, но их было ничтожно мало даже в среде эмиграции, ну а на российском многолюдье сии типы просто затерялись бы в толпе.
Но тогда большевики и им подобные максимум через год после окончания Первой мировой оказались бы в положении крайней оппозиции, малочисленной и вовсе не влиятельной. Имели бы в Госдуме десяток депутатов, а то и менее, вносили бы запросы по поводу нарушений фабричного законодательства и боролись бы со злоупотреблениями бывших помещиков. И сие происходило бы редко и нерегулярно. И никакие буржуи им бы уже не подкидывали деньжат, мавр мол сделал своё дело, и пусть катится к чёрту на рога. А помнили ли они свои мирные профессии? Вряд ли, почти все кто помнил, отошли от движения ещё в 07-08 годах. А многие, перейдя на нелегальное положение со студенческой, а то и с гимназической, скамьи, и вовсе не имели никакой профессии. То бишь им предстояло учиться, добиваться хоть малого упорным трудом… или стать лишними людьми уже в новой России. А кому такое приятно? А социальная революция не токмо давала реальный шанс влезть на гребень событий, но и обратить на себя внимание всего цивилизованного мира. Пусть в основном внимание отчуждённое, даже враждебное, но ежели по-другому не выходит? Ну а беспомощность и явное ничегонеделание Временного правительства лишь поощ-ряли оные стремления, и за полгода и самые смирные большевики в основном стали сочувственно относиться к планам переворота. Не все и не до конца, но необходимый минимум лиц набрался уже к сентябрю, оставалось лишь дождаться удобного случая.
В оправдание восставших можно привести их надежды на мировую революцию, вполне реальную в эпоху 1916-25 гг, точнее, в отдельные моменты оного периода. Но когда все сии «моменты» растаяли во мгле веков, можно было, кажется, потихоньку и постепенно, перейти к буржуазно –демократическому варианту углубления революции, при максимально возможном учёте потребностей «пролетариата и беднейшей части крестьянства». И далее развитие пошло бы эволюционным путём, неторопливо и в общем мирно. А как же индустриализация? Ну во-первых, довольно быстро Россия индустриализовалась уже в 1890-ые годы, перед Первой мировой ещё быстрее. Достаточно было достроить заводы «военной программы», заложенные ещё при царе, и возвести укрепления по новой границе, и страна стала бы практически неуязвимой для самого сильного вторжения. Ну а вести наступательные войны большевики вовсе не планировали до полного утверждения Сталинской диктатуры. Конечно, усиленно развивать индустрию пришлось бы и потом, ещё лет десять-двадцать, но можно и нужно было сие делать на разумных основах. Тем паче, что в 41-45 гг всё равно пришлось часть стратегических материалов получать с Запада. А во-вторых, попытка перехитрить историю привела к столь тяжким потерям, что никакие успехи перевесить их не смогли. Зато потенциально лишние люди стали очень нужными.
Но увы, ненадолго. Те из верхушки большевиков, кто выжил к 33-35 годам, теперь стали не нужны молодой сталинской бюрократии, а так как она официально олицетворяла «новый общественный строй», то формально и всей стране. Конечно, куда лучше было бы отправить на плаху сталинцев, а не «троцкистов-бухаринцев», но увы, сие было нереально даже гипотетически. А с бывшими соратниками Ильича на Московских процессах 37-38 гг случилось в общем-то то же, что и Радищевым на следствии. Они уже давно, лет пять как минимум, считали И .Джугашвили «Чингисханом политбюро», диктатором и беспринципным политиканом, причём его система правления уже не имела ничего общего с диктатурой пролетариата. Если сие и был социализм, то самого грубого, неразвитого и казарменного типа, и для такого общества они были совершенно ненужными людьми. И ежели диктатор, по тупости и невежеству, хочет опозориться перед всем миром своими «процессами», то флаг ему в руки. Чем больше будет нелепостей и несообразностей в ходе заседаний, тем быстрее нормальные люди по всему миру поймут, что сие просто фарс. Так оно и вышло – уже после второго процесса комиссия сенатора Д. Дьюи в США, сравнив общеизвестные факты с обвинениями, опровергло большинство из них. Не пришлось даже ждать «отмщения потомства», да и оно настало весьма быстро, через 20-25 лет, ежели и не по форме, то по существу. Впрочем, мы увлеклись.
В 60-80 годы лишние люди часто уходили в диссиденты, тем самым находя себе применение вне официального общества. Или бежали на Запад, повторяя судьбу Ордин-Нащёкина и Котошихина, но с большим успехом. Но в общем и целом термин «лишние люди» как-то вышел из моды в ту эпоху, и использовался редко. Также как и потом, в постсоветские годы, хотя по существу ненужные люди как раз в то время сильно размножились, только несколько в другом обличье. Ну а что будет дальше – посмотрим.
Фейхтвангер, Москва и 1937.
Изданная осенью 1937 года в Москве, Государственным издательством Художественная литература, повесть Л. Фейхтвангера «Москва 1937», вернее её перевод с немецкого (оригинал был издан в Амстердаме незадолго до того), сразу привлекла внимание западной общественности сугубо апологетическим подходом к советской реальности. То бишь, конечно, автор отмечает и многочисленные огрехи, неудачи и изъяны в жизни тогдашнего Союза, но общий тон явно хвалебный, что странно для столь вдумчивого и демократичного писателя. Понятно, что и великие люди иногда недогадливы бывали, но мы всё же посмотрим немного более конкретно, разберём последовательно все аргументы автора, и в первую очередь его объяснения и толкования первых двух московских процессов, в основном именно второго.
Вообще-то полную и аргументированную критику оных процессов дала, ещё тогда же, в ходе своего расследования, комиссия американского сенатора Д. Дьюи, известного юриста, человека лево-радикальных взглядов, но никак не марксиста, не коммуниста и даже в общем-то и не социалиста. Кстати, оный Дьюи в 31-ом году (БСЭ, 1-е изд., т.23, с.717) характеризовался как «выдающийся философ, психолог, социолог и педагог». Он правда, не понял «революционного марксизма», но для нас сие и неважно. И в 72-ом оценки в общем не изменились (БСЭ, 3-е изд., т.8, с.565; есть даже портрет). Добавлено только, что в годы войны Дьюи выступал против идеологии фашизма. Есть хороший русский перевод отчёта сей комиссии, да честно говоря, вздорность большинства обвинений несомненна уже при внимательном прочтении текста. Но мы взглянем на дело шире, ведь не токмо же о процессах писал заезжий сочинитель, но и вообще о жизни в стране Советов. Вот мы и разберём его книгу по возможности постранично, опустив лишь рассуждения общего характера или общеизвестные вещи, вроде критики западного образа жизни и положения молодёжи и интеллигенции в странах Европы и Америки. Всё это советские люди могли ежедневно читать в «Правде» и в «Известиях», так что непонятно, зачем наш автор старательно ломился в широко открытую дверь.
Начнём с заявления автора, что он верит в разумность той модели общества, что пытаются построить большевики в Советской России. Вообще-то вера и разум плохо сочетаются между собой, где академия и где церковь, говорил ещё Тертуллиан. Но сие мелочи, поговорим по существу. За неполных двадцать лет коммунисты сперва насаждали военный коммунизм, потом нэп, затем ускоренную индустриализацию с коллективизацией, с «головокружением от успехов», с большими потерями и жертвами, что не раз признавалось и самими членами ЦК и Политбюро. А в середине 30-ых произошла очередная либерализация, причём все переходы совершались внезапно (по историческим меркам), спешно, сопровождались раздорами в партии и в обществе в целом. Где же тут разумная концепция, или даже многолетний замысел, впору говорить о расстроенных чувствах на уровне истеричных гимназисток. И ведь обыденная буржуазная действительность вполне разумна, хотя бы на уровне предприятий, компаний и трестов, спокойно планирующих свою работу на год-два вперёд, а то и более. Ну а Великая депрессия… её преодолели за 3-4 года, и сделали соответствующие, вполне разумные, выводы в большинстве крупных стран капитала. Оные выводы, правда, были совершенно различны, и часто противоречили друг другу, но своей ближайшей задачи они достигли, и в Америке, и в основных странах Европы.
Но в Советском Союзе, утверждает наш автор, благодаря пятилеткам теперь планируется вся жизнь огромной страны, на основе разума и здравого смысла. А что, Четырёхлетний план Г, Геринга в Германии не был построен на разумных основах, и не был блестяще осуществлён? На это возражали, что сей план служит целям войны, но за две пятилетки и в Союзе построили десятки военных заводов, а новые орудия, танки и самолёты ежегодно демонстрировались на парадах и праздниках. Но сие для защиты передовых идей, принятых всем народом! Но и идеи национал-социализма приняло подавляющее большинство немцев, благо в стране исчезла безрабо-тица, население, особенно молодёжь, окрепло физически, исчезли многие болезни и социальные контрасты. А теперь Третий Рейх боролся за ревизию Версальского договора, который даже и большевики всегда называли грабительским, а не токмо немцы и их союзники. Вот вам и «торжество разума», пусть и построенное на сомнительных предпосылках. Планировал свою деятельность, в целом и «отдельными кампаниями», и Ф. Рузвельт, и его Новый курс привёл к снижению социальной напряжённости в стране, стабилизации экономики и к созданию системы социального обеспечения, продуманной и всеохватывающей. И ещё. В течении нескольких столетий видные экономисты и философы не раз доказывали, и весьма убедительно, что «общность имуществ», при всех своих плюсах, не может обеспечить должных стимулов к труду вообще, и к оптимальной организации производства в частности. И большевики оную мысль так и не опровергли, они просто твердили как попугаи, что мол, социализм создаёт высшую, по сравнению с капитализмом, производительность труда. Но в реальности, а именно опыт – критерий истины, в 37-ом году производительность в советской промышленности была на порядок ниже, чем в Германии или США, не говоря уж о сельском хозяйстве. То бишь или социалистический эксперимент как минимум преждевременен, особливо на расейских просторах, либо же в Союзе были созданы лишь начатки, «ростки» нового строя, и весьма слабые, хилые ростки. И говорить при этом, что «социализм» уже построен «в целом и основном», было тогда неразумно, да и просто глупо. Тут впору вспомнить слова Ф. Энгельса, что «грубый», неразвитый коммунизм сплошь и рядом будет хуже эксплуататорского общества.
Дальше автор отмечает, даже с неким удивлением, что общавшиеся с ним люди, критикуя отдельные недостатки, были «повидимому, вполне согласны с существующим порядком в целом». Но далее он говорит, что совсем недавно минули «годы голода» и лишений («крайних лишений», как добавляет автор через пару страниц), а теперь еда есть в нужном количестве, да и овчины и галоши можно купить по дешёвке. Чего ж ещё желать бывшему бедняку, совсем недавно пришедшему на завод и не токмо не умевшего читать и писать, но и имевшего убогий запас слов, по словам самого Л. Фейхтвангера. А тут ещё «имеются в продаже шапки, вёдра, фотоаппараты», прямо чудеса изобилия. Но неужто в царской России, почти сплошь крестьянской стране, не хватало шапок и ведёр? Скорее уж это Совдепия в годы кризиса 29-33 гг допустила такую промашку, но вот очень быстро её исправила, что конечно похвально. А вот фотоаппараты… понятно, что колхознику, приехавшему с экскурсией на ВСХВ, приятно сделать десяток кадров, но куда полезнее было бы ликвидировать нехватку «медицинских товаров», отмеченную на две страницы ранее. Имеют красивую и целесообразную форму, и стоят дешево, также деревянные коробки(?) и настольные лампы, но рациональные формы последних были отработаны ещё в 20-ые годы. Ну а «деревянные коробки» и шкатулки, красивые и удобные, на Руси умели делать задолго до революции, так что тут гордиться нечем. Московское метро, безусловно, тогда было красивей-шим в мире, но лучше было бы потратить тонны и кубометры дефицитных стройматериалов на квартиры, хотя бы для политических деятелей, писателей и учёных, кои по словам автора живут хуже, «чем некоторые мелкие буржуа на Западе». Ведь плохие условия жизни сильно снижают работоспособность вышеперечисленных лиц, весьма ценных для государства. К тому же трамваи в Москве по-прежнему «ещё переполнены», и «получить такси очень трудно», так что красоты метрополитена – это очередная потёмкинская деревня русской истории. Правда, самая красивая и безобидная, но от того не легче. Кстати, открыть метро планировали 7 ноября 34-го года, опубликовали даже стих А. Безыменского, посвящённый будущему торжеству («То метро, что ты готовишь, силой сталинской горя, пустит Лазарь Каганович в день седьмого ноября»). А реально первую линию открыли 15 мая 35-го, через полгода с гаком.
Л. Фейхтвангер восторгается советской конституцией 36-го года, но при этом тактично молчит о постановлении ЦИК от 1 декабря 34 года о порядке ведения дел о террористических актах против работников Советской власти. Конечно, сей людоедский акт мало согласуется с любой нормальной конституцией, особенно с нашей, но ради объективности надо бы и его упомянуть. Тем паче, что реально никаких террористических актов после принятия оного закона и не было – даже если поверить что В. Куйбышев и М. Горький были умерщвлены врагами народа. Ведь при нормальном судопроизводстве всегда можно было доказать, что сие «умерщвление» в худшем случае результат неправильного лечения, а как правильно лечить столь сложные случаи, тогда никто не знал. И неплохо бы нашему автору вспомнить директиву Прокуратуры СССР от 35-го года, что дела, по которым нет достаточных для обвинения данных, направлять в Особое совещание при НКВД СССР. То есть суд, и вполне официально, заменялся заочной расправой без всяких гарантий и даже без изучения самого дела. А чего его изучать, коль нет достаточных доказательств вины обвиняемого, осудим и так. Даже испанская инквизиция, даже в средние века, не доходила до такого апофеоза беззакония, святые отцы старались соблюсти хоть видимость приличия. Можно возразить, что наш автор мог и не знать подобных тонкостей, но достать нужные тексты было нетрудно, в крайнем случае расспросить компетентных лиц, благо тогда никто и не думал скрывать подобные шедевры. А ЛФ вместо того предпочёл расспрашивать прохожих на улицах, да ещё через переводчика, не зная ни слова по-русски. Правда, он считал что говорят они вполне искренне (а как он мог сие понять, не зная языка?), и лица их были радостны и приветливы. Но сие было простым уважением к иностранцу, да ещё симпатизирующему Советам, а таких тогда было кот наплакал, что признаёт и ЛФ. Так что все его длинные рассуждения о счастливых гражданах Союза ровно ничего не доказывают и ничего не опровергают, сие лишь предположения, догадки и фантазии автора.
Наш герой пишет, что теперь советские селяне имеют обильную еду и одежду, но кто и где, даже и при крепостном праве, видел в России голых крестьян, пусть даже и летом? И питались они сносно, иначе сельское население России не росло бы непрерывно в численности, несмотря на постоянный отток людей в города и за границу. В 18-19 веках существовала даже обширная литература, доказывавшая, что русские крепостные живут сытнее, чем свободные крестьяне Запада. Там конечно было много натяжек и просто вранья, но то, что самых простых и дешёвых продуктов растениеводства российские селяне потребляли больше, чем их западные собратья, никто и никогда не отрицал. Правда, ЛФ утверждает, что с 13 по 37 г потребление мяса и жиров москвичами увеличилось почти вдвое, но столица далеко ещё не вся страна. При командно-административной системе увеличить поставки чего-либо в Москву за счёт других областей нетрудно, было бы желание. И потребление хлеба выросло ещё больше, то есть его роль в питании москвичей увеличилась по сравнению с мясом. Раньше, говорит наш автор, большую часть года крестьяне питались чёрствым, трудно перевариваемым хлебом, но ежели он считает ржаной хлеб трудноусвояемым, то тут царизм и помещики совершенно не при чём. Какой злак вызревает в данной местности, из того и пекут хлеб, и непонятно к тому же, почему он всегда чёрствый. Большинство крестьян само мололо муку и пекло хлеб в русской печи, естественно, небольшими порциями, много за раз просто им было не сготовить. И ежели при таком методе хлеб успевал черстветь, значит его было много, всё не съедалось. Затем весь год селяне ели щи да кашу, о чём сложено было множество пословиц и поговорок и странно, что наш автор не знает сего реприманда. И не токмо щи и кашу, вот А.Р. Вильямс летом 17-го года, после трёх лет войны, ел с селянами Владимирской губернии (довольно бедной по общероссийским меркам) варёные яйца и изюм. Правда, то был праздничный день, но праздник был сугубо местным, таких в тогдашней России набиралось почти две сотни в год. И нищим обильно подавали хлеб и огурцы, и хлеб был вполне свежим и вкусным. Крестьяне пили много чая, причём с сахаром, и то был настоящий чай, а не слегка подкрашенный кипяток, как уверял нас ЛФ. И в хозяйстве у них водились куры и свиньи. Кстати, А. Вильямс провёл тогда в России целый год, а не «несколько недель», проехал всю страну от окрестностей Риги до Владивостока, и неплохо выучил русский язык. Так что его впечатления куда ценнее мимолётных наблюдений нашего автора. Наконец, кочевники Сибири, Поволжья, Казахстана, Кавказа и Средней Азии питались преимущественно мясом, а ведь то была самая отсталая часть населения России.
ЛФ ещё утверждает, что теперь крестьяне ведут своё хозяйство разумно, но что, они при царе собирали у картошки вершки, а у ржи корешки? Да, много денег уходило помещикам и правительству, но выкупные платежи были отменены еще в 1905-ом, а помещичье землевладение за период 1861-1914 гг сократилось вдвое, и в годы Первой мировой падало «усиленными темпами». Так что оный источник потерь таял на глазах. А в 20-ые годы, особенно в конце их, знаменитые «ножницы цен» (превышение стоимости промтоваров над нормальным уровнем и занижение цены сельхозпродуктов), по свидетельству самих же большевиков, отнимали у селян средств больше, чем они отдавали помещикам 15-20 лет назад. А потом тов. Сталин просто «отменил», а по сути запретил, сам термин ножницы цен. Мол, колхозное крестьянство и рабочий класс теперь живут в мире и согласии. Но разрыв в ценах от того не исчез, и исчезнуть не мог, нельзя несколькими фразами изменить огромный пласт реальной жизни. Более того, когда в начале 30-ых экспорт хлеба вырос в несколько раз, а миллионы тонн закупленного оборудования ржавели на складах и стройплощадках (это что, то же разумный подход?) без всякой пользы, ножницы цен неминуемо раздвинулись до максимума. И трудно признать разумными огромные потери при коллективизации, ведь даже по официальным данным зерновое хозяйство к 37 году только-только достигло уровня 29-го, а животноводство от того уровня отставало минимум на треть. Кстати, массовый забой скота в годы первой пятилетки объясняет и рост потребления мяса в последующее время, и рост производства консервов, столь понравившейся автору.
Фейхтвангеру понравилась советская молодёжь, её оптимизм и образованность. Но вот А. Жид, в чём признаётся и автор, был прямо противоположного мнения. ЛФ утверждает, что он провёл с советской молодёжью «очень большое количество бесед», и его данные более объективны. Но и тысячу бесед можно провести с пятью-шестью говорливыми студентами, так что его заявление по сути голословно. Ещё он пишет, что выступая на собраниях молодые люди в СССР с наивной гордостью рассказывают о своей счастливой жизни. Но на собраниях выступают активисты, и то, что они вещают с трибуны, далеко не всегда совпадает с мнением большинства. Так было всегда и везде, ну а в «государстве диктатуры» особенно. Наш автор был приятно удивлён, узнав что большинство студентов в Союзе знает один из иностранных языков, а то и два-три, но для студентов вузов, даже в 19-ом столетии, это была обычная норма. Напомним, что до революции почти все гимназисты в России знали латинский и французский, некоторые немецкий, а иногда и греческий. Правда, их знания часто были поверхностны, но ведь гимназия это не институт.
Немецкого автора восхитил план реконструкции Москвы, и особенно гигантская модель будущего города. Но создать красивую панораму куда легче, чем воплотить её в жизнь. А то, что уже сделано за два года, не представляет ничего особенного. Несколько больниц и полсотни школ совсем немного для 3,5-миллионного города, а жилищная проблема, по словам самого же автора, так и не сдвинулась с места. В последующие восемь лет планируется построить девять новых универмагов, но население по проекту вырастет где-то на 40 %, то бишь на долю «стариков» придётся всего шесть из них. Один магазин, пусть и огромный, за год с лишним, это не бог весть какие темпы. Автор упоминает туннель под рекой, но на самом деле оный туннель был проложен под каналом Москва-Волга, и длина его была менее двухсот метров. Причём канал там проходит по насыпи, и туннель под водой никто не рыл. Его построили на ровном месте, потом сверху возвели насыпь, а когда всё было готово, пустили воду. При таком подходе Италия, где соорудили сотни туннелей, в том числе и крупнейший тогда двухпутный Большой Апеннинский, просто передовая страна планеты. А ведь оный туннель, и треть всех других, были построены уже в годы фашизма. Одиннадцать мостов за 8 лет тоже не шибко много, тем паче что Москва-река по водности, даже после подпитки волжской водой, уступает таким рекам средней России, как Клязьма, Угра, Цна или Сура, не говоря уж о Волхове, Оке или Свири. Кстати, в 20-ом веке при царизме через Волгу(!) было сооружено три моста, в Костроме, Казани и Симбирске. А за 23 советских года только один, в Саратове. Он конечно крупнее любого из вышеупомянутых трёх, но в сумме они его решительно превосходят. А сколько мостов через Неву построили в Ленинграде за все годы Советской власти? По данным на конец 37-го года только один, мост Володарского, и в ближайшие годы подобных строек не предусматривалось. А ведь Ленинград тогда был главной кузницей оружия для РККА и РККФ, и его благоустройство было куда важнее для страны, чем реконструкция Москвы. Особенно учитывая сырое и низменное положение города. Впрочем мы увлеклись, проект города, даже столичного и красиво оформленный, не стоит долгих обсуждений. И странно, что наш автор столь много времени уделил пока не существующей фантазии, вот построят, тогда и будем говорить. Или он боялся, что вопреки его безудержному оптимизму всё-таки построят не то, или не совсем то, что планировалось?
Л. Фейхтвангер приводит диалог А. Жида с советскими гражданами по поводу Стаханова и стахановцев. В ходе него французский писатель заметил, что скорее всего рекорды объясняются тем, что раньше просто за восемь дней выполняли пятичасовую норму. И добавил, что в стране, где все рабочие нормально работают, стахановское движение было бы излишне. Советские люди обиделись, но ничего возразить не смогли. И наш автор тоже опровергнуть Жида не смог. Он лишь уверяет, что не замечал в Союзе пресловутой русской лени, все мол работают с утра до ночи. Но не токмо лень может быть причиной плохой работы – ежели людям платят копейки, или они работают в антисанитарных условиях, или на заводе царит уравниловка, им нет никакого смысла вкалывать до седьмого пота. И ведь стахановское движение возникло ещё в 35-ом, но за два года рекордсменами в труде стали буквально единицы. И откуда взялась цифра в 14 дневных норм, ведь сам Стаханов определял обычную выработку в 9 тонн, а в рекордную смену он нарубил 102. 102/9=11,3. Возможно впрочем, что официальная норма была ниже обыденной выработки, но тем легче её было превысить. А поскольку теперь крепили свод и стены шахты двое рабочих, а не сам забойщик, рекорд надо делить на три, да к тому же ранее забойщик сам и нагружал вагонетки. Но даже 5 норм и 14 отличаются очень сильно. Всё это подтверждает наши мысли и опасения А. Жида. Но может быть, оный Жид заядлый белогвардеец и «агент имущих классов»? Ничего подобного, он, по свидетельству БСЭ (1-ое изд., 1932, т.25, с.390-391) «Выдающийся современный французский писатель и критик, основатель влиятельного и передового литературного журнала». ЛФ пишет ещё, что москвичи «мчатся по улицам» и «суетятся повсюду, как муравьи», но сие говорит лишь об неорганизованности, а не об отсутствии лени. Умный лентяй как раз бегает туда-сюда и суетится, лишь бы не работать по существу. Наш герой пишет, что москвичи, занимающие ответственные посты, выглядят измождёнными и старше своих лет, и сам Сталин работает день и ночь, вникая во все мелочи. Но ежели генсеку приходиться копаться в мелочах, несмотря на то, что его коллеги вкалывают с утра до вечера, то сие говорит о несовершенстве системы, о бесплодной растрате сил и средств. Но, может быть, экономические достижения Союза и правда столь велики, что стоит закрыть глаза на все издержки?
Ничего подобного – в плане 1-ой пятилетки торжественно объявили, что к концу оной в Союзе выплавят 10 млн тонн стали в год. А когда пришло время, столь же торжественно объявили, что все планы и соцобязательства перевыполнены, и мы выплавили аж 6 млн тонн! И потом было то же самое, в 36-39 гг грозились выплавить то двадцать, то 22 млн тонн, а в итоге за 40-ой год скостроляпили 18,3 миллиона. И конечно, сие было подано как величайшая победа рабочего класса и союза ССР в целом. Но может быть, в других отраслях дело обстояло хоть немного лучше? Не фига, и по углю, и по нефти, и по электроэнергии всё было точно также – с помпой объявлялись некие цифры, а потом с ещё большей помпой объявлялось о перевыполнении всех планов, хотя реальные достижения были заметно меньше заявленных значений. Только там, где продукция исчислялась в виртуальных единицах (тракторы в пересчёте на 15-и сильные, консервы в млн условных банок, шифер в млн условных плиток, удобрения в пересчёте на 100 %-ые и т.д.), планы более-менее выполнялись. Ну а там, где продукцию считали в рублях, там понятно, все планы были перевыполнены на десятки процентов. Но не надо было обладать талантами А. Жида, дабы понять надуманность («дутость» как тогда говорили) и нереальность оных цифр.
Наш автор утверждает, что «нападение Германии и Италии на Испанскую республику» не оставило равнодушным ни одного сознательного жителя Союза. Ну, организовать при диктатуре массовый психоз нетрудно, тем паче что приятней обсуждать испанские новости, чем работать. Тут важнее другое, гражданская война в Испании началась с внутреннего восстания («мятежа», как писали в советской прессе), причём повстанцы сразу заняли треть страны. А через два месяца они контролировали уже половину испанской территории, хотя в то время помощь со стороны фашистских держав только-только начала поступать. Германия вообще послала всего несколько тысяч инструкторов-офицеров и добровольцев, преимущественно лётчиков. Но вряд ли их было много больше, чем добровольцев советских (лётчики, танкисты, моряки, сапёры). Итальянское вмешательство (а не нападение) было шире, 150 тыс итальянцев вроде бы сражалось в Испании на стороне Франко. Но не более половины из них имело боевой опыт, а итальянский новобранец вряд ли сильно превосходил в бою испанского ополченца. Да 150 000 не так и много для Пиренейского театра войны. Вот в своё время Наполеон Бонапарт направил в Испанию 300 тыс солдат, но так и не смог одолеть испанское сопротивление, несмотря на частные победы. И в конце концов, французы были вынуждены уйти. А ведь то была лучшая на тот момент армия в мире, и командовали ей прославленные маршалы, а не италийские генералы образца 1930-ых. Да и население Испании в 1936-ом превосходило население времён наполеоновских войн в два с лишним раза. Испанцам в начале 19-го века помогали англичане, но в критические годы (1808-11) их было не более 25 тысяч, а на помощь республике прибыло в 36-37 гг более 35 тыс интербрига-довцев, не считая вышеупомянутых советских граждан и отдельных отрядов. Правда, в 38-ом, повинуясь комитету по невмешательству, интербригады ушли из Испании, и прекратились поставки советского оружия, но это уже грубый просчёт Сталина. Коль он так боялся западных правительств, то вряд ли его можно назвать разумным политиком. Так что не вмешательство интервентов, а внутренняя слабость, нерешительность и бесконечные раздоры партий, союзов и групп погубили в конечном счёте испанскую республику.
Леон Фейхтвангер не скрывает, что в СССР сложился тотальный, грубый и порой просто нелепый культ Сталина, но на протяжении шести страниц пытается его оправдать. Вот мол, народ должен иметь объект для поклонения, некого идола, которому приписываются все успехи страны. Но сие чисто религиозный и вполне средневековый подход, осуждённый уже в середине 18-го века французскими просветителями и их последователями по всему миру. Даже Наполеон Бонапарт в апогее своей власти отдавал «Богу богово», поддерживал католическую церковь и уважал, хоть и внешне, Иисуса Христа. Бывшие роялисты и якобинцы, формально признавшие его власть, спокойно жили во Франции, хотя и под надзором. Но никто не заставлял их признаваться в заговорах, убийствах и шпионаже. ЛФ считал, что русские крестьяне до революции знали лишь «немного сведений из мифологии», полученных от попа, забыв что по деревням ходили многочис-ленные сказатели, певшие песни и былины на самые разные темы, и что в каждой деревне были свои рассказчики. И рассказывали они среди прочего и массу бытовых сказок, часто сатирических и злободневных, весьма талантливо сочинённых. А теперь из всей «мифологии» осталась одна, но поистине глобальная всеохватывающая «сказка» об отце всех детей, гении рождённом от Солнца и т.д. и т.п., и сказка богато иллюстрирована статуями, портретами, стихами и прозой. В общем, бог, царь и герой в одном флаконе. И сие называется разумный подход?
Наш автор пишет, что «покупательная сила» советского рубля растёт с каждым днём. Но в 22 году, когда в Союзе была введена твёрдая валюта, золотое содержание рубля составляло 0,774 грамма, а в 36-ом его установили в 0,168 грамм. Девальвация в 4,6 раз как-то плохо согласуется с ростом покупательной способности любых денег. Можно возразить, что в условиях жёсткого планирования золотое содержание валюты не имеет особой роли, во всяком случае внутри страны. Но роль золота как всеобщего эквивалента ни один марксист не отрицал ни тогда, ни позже, вплоть до наших дней (вот тут они проявили и правда разумный подход), и несоответствие цен реальной «силе» денег говорит лишь об изъянах оного планирования. А во внешней торговле девальвация удорожает импорт, правда, удешевляя экспорт. Но что мог тогда продавать Союз на запад? Продовольствие, которого только-только стало хватать самим, или сырьё, уподобляясь колониям или полуколониям? И к тому же сырьё тогда на мировом рынке стоило копейки, как впрочем и зерно любых сортов, как и сырая, необработанная древесина, коию тогда активно продавал Союз всем желающим. Вот вам и индустриальная страна.
Л. Фейхтвангер на протяжении десяти страниц проводит сравнение Сталина с Троцким и делает вывод, что первый – строитель, а второй сугубый борец. Впрочем, и ИВС наш автор приписывает победоносное проведение обороны Царицына, и предоставление осенью 18-го года Ленину доклада, согласно которому в общий военный план были внесены коренные изменения. Ну во-первых, осенью 19-го а не 18-го, «изменения» обсуждались уже с августа, и их утвердили за пару недель до сталинского доклада. В Царицыне Сталин осуществлял общее руководство, а 10-ой армией сперва командовал К. Ворошилов, затем А. Егоров. И кстати, штаб Южного фронта не раз жаловался в Центр на самоуправство Сталина, на его интриги против командующего фронтом и других лиц. И претензии оказались в целом справедливыми. Затем ИВС, уже в 20-ом, промедлил с выполнением директивы о повороте 1-ой конной армии на Варшаву, что предрешило крупные неудачи советских войск в польской войне. А на врангелевский фронт он и вовсе отказался ехать, ссылаясь на нездоровье, так что никаких «заслуг борца» у него просто нет. И всё вышеизложенное не раз обсуждалось в открытой печати 18-25 гг, так что умолчание об оном автором очень подозрительно. А его заявление, что заслуги Троцкого «в лучшем случае» ограничиваются его деятельностью в годы войны тоже неверно, ибо Лев Давыдович возглавлял военное ведомство вплоть до начала 25 года, и никаких претензий к нему в то время не было. Кроме того, в 17-18 гг он работал наркомом иностранных дел, в 20-21 наркомпути, в 25-26 годах член президиума ВСНХ. И на этих постах он работал успешно, чему есть масса легальных свидетельств тех лет. А всё это, согласитесь, уже работа именно «строителя», а не «борца». Именно Троцкий первым указал на опасность ценовых «ножниц», и старался их хоть как-то сгладить. Затем он выступил горячим сторонником Днепростроя, в то время как Сталин тогда сравнивал сию стройку с покупкой граммофона вместо плуга или бороны незадачливым мужиком.
Ну а потом созидательная деятельность ЛДТ прекратилась, ибо его сняли со всех постов и выперли из страны. Хотя нет, индустриализацию и коллективизацию Сталин проводил методами, незадолго до того предложенными Троцким и (или) его соратниками. Достаточно почитать стенограммы съездов, конференций и пленумов ЦК, дабы убедиться в оном. От себя первый генсек добавил лишь нереальные темпы, ненужную жестокость и частые корректировки планов и цифр, что, конечно, лишь мешало работе. Так что ежели у И. Сталина и были какие-то заслуги на «строительном фронте», то уж куда меньшие, чем у Г.К. Орджоникидзе, С.М. Кирова, В.В. Куйбышева, С.В. Косиора и А.И. Микояна. Но о них в цитируемой книге ни слова, хотя в те дни все они считались героями советского строительства. Даже о репрессированном впоследствии С. Косиоре ещё в октябре 37 года писали как о «виднейшем деятеле большевистской партии», коий в 35-ом году был награждён орденом Ленина за выдающиеся хозяйственные успехи УССР, где он тогда был генсеком (БСЭ, 1-ое изд., т.34, с.409-412).
«Питание было налажено, машины работали, сырьё добывалось в невиданных ранее размерах». Но и царская Россия вывозила сырьё, и ежели теперь его добывают много больше, то СССР просто становится сырьевым придатком Западной Европы. Питались при НЭП-е куда лучше, чем в 37-ом, и в городе и в деревне, да и машины, коль они есть, исправно работали при любом режиме. Скорее всего, автор имеет в виду, что наконец полностью освоили оборудование, закупленное в 29-32 гг. Но коль на это ушло пять, а где-то и более лет, в ходе которых дорогие машины, на коии потратили сотни миллионов, бездействовали, то не только Троцкий, но и любой разумный совет-ский гражданин имеет повод недолюбливать И. Сталина, трубадура безумной индустриализации. Далее наш автор утверждает, что не позднее 35-го года весь мир признал, что социализм в одной стране построен. Но ведь сам он в предисловии признаёт, что на Западе большинство людей считает достижения Союза фикцией, потёмкинской деревней. Так где же правда?
И ещё одна маленькая иллюстрация. После покушения Ф. Каплан на В.И. Ленина Сталин телеграфировал в Москву: «Военный Совет отвечает на это низкое покушение из-за угла организацией открытого массового систематического террора на буржуазию и ее агентов» (Большевистская печать. М, 1938, № 2, с.13). Заметьте, «массовый и систематический террор» спешили применить ко всей буржуазии, а не токмо к её «агентам». Сие уже идеология не борца, а просто палача или уголовника. Можно возразить, что это было давно, в разгар гражданской войны, до предела обострившей все противоречия. Но зачем же вспоминать подобные вещи через 20 лет? Что может быть разумного в оном?
По мысли автора, к 37 году идея мировой революции в СССР была сдана в архив. Ой ли? Ведь существовал Коминтерн, могущественная организация, охватывающая (хотя бы по словам её вождей) буквально весь мир. А каковы её цели? «Программа Коминтерна, принятая на VI конгрес-се в 1928, намечает перспективы установления диктатуры пролетариата во всём мире». А ведь в 28 году троцкисты, изгнанные из партии и высланные в места не столь отдалённые, никоим образом на политику Коминтерна и ВКП(б) влиять не могли. А опубликована сия мысль была в очередной раз уже в 35-ом, в Большой советской энциклопедии, в самом официальном и авторитетном издании тех лет (т.22, с.352, статья «Диктатура пролетариата»). И опубликована в виде истины в последней инстанции. Но может быть, за два последующих года что-то в советской идеологии изменилось радикально? Не фига, вот что писала та же Энциклопедия уже аж в 38 году (т.33, с.715, статья «Коминтерн») «Конечная цель Коминтерна – замена мировой капиталистической системы системой коммунизма». То бишь как раз организация мировой революции. Конечно, в близкую победу сей революции никто уже не верил, но уже в конце 23 года сие было ясно и Ленину, и Троцкому. А через пару лет о «мировом пожаре» помалкивали уже и самые левые, Зиновьев и Каменев. Достаточно почитать периодику той эпохи дабы понять, что к середине 20-ых идея мировой революции уже никем в ЦК ВКП(б) не воспринималась как злоба дня. Что-то когда-то непременно случится, но пока сие токмо теория. Правда, был ещё один всплеск надежд на восстание пролетариев Запада, в 31-32 гг, о чём много шумели в печати. Даже герои романа «Золотой телёнок», иностранные корреспонденты, ехавшие на смычку Восточной магистрали, живо обсуждали сей вопрос с агентами советской прессы. И один из «буржуев» прямо заметил, что Советы много «болтают» о мировой революции. Но после 29-го года никто, кроме Сталина, не мог сам болтать и заставить болтать других на столь важную тему, так что в оном вопросе он был ничем не лучше Троцкого. Правда, на последнем конгрессе Коминтерна в 35 году мировую революцию если и упоминали, то мельком, в основном делегаты обсуждали опасность фашизма и меры борьбы с «коричневой чумой». Но вот незадача – Л.Д. Троцкий и его сторонники ещё за 2-3 года до того пришли к тем же выводам, и забыв о мировом пожаре, прилагали свои скромные усилия для объединения всех левых по всей Европе. А вот тов. Сталин в те месяцы продолжал клеймить социал-демократов («социал-фашистов» по тогдашнему советскому определению), пацифистов и буржуазных демократов вообще. То бишь его роль была чисто деструктивной. А заседания исполкома Коминтерна (или его президиума) собирались в Москве вплоть до осени 39-го, а журнал «Коммунистический Интернационал» выходил аж до 43-его, причём на шести языках, включая китайский. А ведь сие стоило изрядных денег.
Автор приводит слова Ленина, что небольшевизм Троцкого не является случайностью, но сам Ильич в 07-08 гг, порвав с большевиками, блокировался с меньшевиками-партийцами. А на Стокгольмском съезде все фракции РСДРП объединились вполне официально, и лишь в 12-ом году, в Праге, большевики окончательно отмежевались «от всех других». И всё равно, многие местные комитеты до октября 17-го, а кое-где и позже, были объединёнными, и с эсерами на местах большевики объединялись часто и охотно. В частности, до 11-го года в объединённом комитете состоял такой известный коммунист, как Г.К. Орджоникидзе. Я уж не говорю про блок с левыми эсерами в конце 17-го – начале 18-го гг. Да, меньшевиков Ленин не любил, а вот Сталин наоборот. Во всяком случае, меньшевиками были столь известные люди как посол в Британии И.М. Майский, академик С.Г. Струмилин,нарком торговли РСФСР Л.М. Хинчук, генеральный секретарь Профинтерна А. Лозовский и Прокурор Союза СССР А.Я. Вышинский. Одно время меньшевиком был и С.М. Киров, к тому же сотрудничавший в кадетской газете «Терек», из-за чего его неоднократно поругивали в печати в 28-34 гг. но никаких оргвыводов не сделали. И кстати, когда сам И.В. Джугашвили стал большевиком? После 30-го года писали что с самого Второго съезда, а вот ранее вопрос сей как-то не обсуждался. Понятно, что в 06-08 гг он был уже среди ленинцев, но точной даты тогда было не найти. Можно сказать, что сие мелочь, но во всяком случае это более важная мелочь, чем наличие в московских магазинах вёдер и деревянных коробок.
А главное, почему ЛФ не привёл ленинских отзывов о Сталине, прозвучавших в тех же записках, что и характеристика Троцкого? Ведь ИВС обвинялся не в каких-то абстрактных грехах прошлого, а в грубости, капризности и нелояльности к самым близким соратникам. И ежели замечание про Льва Давыдыча не сопровождалось никакими оргвыводами, то Сталина Ильич прямо предлагал снять с его тогдашнего поста, на котором он захватил «необъятную власть». А про Троцкого он, между прочим, написал ещё и то, что это «пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК». Отметил он и свойственное Сталину озлобление, которое «вообще играет в политике обычно самую худую роль». Ах, всех оных высказываний не было в открытой печати тех лет? Но и характеристика Троцкого там не печаталась, но где-то кто-то же её нашему автору рассказал. А раз Ленин написал некие «штрихи к портрету» Троцкого, Каменева и Зиновьева, то он не мог обойти и Сталина, это же и ежу ясно. Впрочем, ЛФ не удосужился прочитать и большинство открытых, официальных изданий начала и середины 20-ых годов, из которых можно было сконструировать истинный облик большевистских вождей, он в лучшем случае ограничился периодикой последнего полугодия. Но в таком разе историко-литературные экскурсы нашего автора не заслуживают не малейшего доверия, и нам остаётся продолжить разбор его личных впечатлений и раздумий.
Кстати, в 18 году М. Горький, социалист по убеждениям и очень доброжелательный человек, в своих «Несвоевременных записках» отметил, что И. Джугашвили не талантлив, не силён, и очень мстителен. А в 32-ом в Берлине вышла книга И. Иремашвили («И. Сталин и трагедия грузинского народа»), грузинского социал-демократа, двадцать лет учившегося и работавшего бок о бок со Сталиным. Советским людям книжка была малодоступна, но вот Л. Фенйхтвангер-то был просто обязан её прочитать, или хотя бы пролистать. Там не токмо подтверждаются характеристики Ленина и Горького, но и приводится масса фактов, как в угоду мести, жажде власти и себялюбию Сосо Джугашвили устраивал скандалы, срывал партийные собрания и клеветал на соратников, а порой и доносил на них властям. Всё оное происходило в присутствии третьих лиц, и никогда никем не было опровергнуто. Но наш герой, поболтав со Сталиным пару часов, составил о нём своё, особое мнение, и даже не упомянул более компетентного свидетеля не столь уж давних событий. И сие называется объективным подходом.
Оправдывая странный характер Второго московского процесса, ЛФ пишет, что «советские люди», считая его сугубо политическим, желали максимальной простоты и ясности, а изложение следственного материала, документов и т.п. только запутало бы простых граждан. Позвольте, но решение принимают судьи, и только судьи, а ежели простые люди столь глупы или ленивы, что не могут разобраться в следственном материале, то сие сугубо их проблемы. Да и не их собачье это дело. И судьи должны опираться на какие-то доказательства, а не на признания заключённых, кои уже тогда не считались весомой уликой во всех цивилизованных странах. Правда, А.Я. Вышин-ский создал по сему поводу свою теорию, сплошь демагогическую и ничем не обоснованную. И то, что её с радостью принял И. Сталин и его подручные, свидетельствует лишь о том, что Московские процессы были не нормальным судом, а средневековой «охотой на ведьм». И то, что процесс «советские граждане» признали политическим ещё до приговора, толком даже не выслушав всех обвинений и всех обвиняемых, говорит о том же. А уж грязная ругань в печати, начавшаяся ещё в ходе первого процесса, а частью даже до его начала, когда все, кому не лень, требовали расстрелять или «уничтожить» «извергов» и «поганых псов», ещё раз подтверждает нашу правоту. При таком вольном подходе можно осудить или оправдать кого угодно. Например, неким гражданам не понравилось, что их коллегу хотят осудить за убийство, они и требуют от суда не рассматривать вещественные доказательства и не опрашивать свидетелей. Зачем, он такой славный малый, и свою вину не признал. Можно, и даже желательно, обойтись и без прокурора, ведь судили в те же 35-36 гг по некоторым делам без участия сторон, то бишь без адвоката и без прокурора. Ну а мы люди добрые, адвокат пускай присутствует. И последнее замечание. Если уж советские люди были так глупы или ленивы, что не могли осилить материалы следствия, или же так наивно-политизированы, что сразу поверили путанным и противоречивым показаниям подсудимых, то могли бы издать материалы следствия хотя бы для «иностранных криминали-стов», коии по словам автора отнеслись к процессам явно отрицательно, как и большинство западной интеллигенции. Всего-то и надо было 1,5-2 тысячи экземпляров, и издать можно было по-русски, благо наши многочисленные эмигранты перевели бы всё за пару дней. Ведь ясно же, что такой сборничек очень помог бы и Сталину, и Союзу СССР в целом, и компартиям Запада. Печатали же для иностранцев, и часто на 3-4 языках, материалы некоторых съездов и конферен-ций, статьи и отчёты иных цекистов и прочий агитпроп. Причём на хорошей бумаге, часто с фотографиями, хотя никто особо сей «литературой» не интересовался, и тем паче не читал. А вот отчёт следствия по 2-ому процессу наверное прочли бы, пусть и с пристрастием, но и с интересом. Ну а раз столь полезного для Советской власти издания не было, логично предположить, что никаких доказательств следствие не наскребло, или же вовсе следствия, в точном смысле сего слова, не было. Подсудимых угрозами, посулами, заманчивыми предложениями и демагогией постепенно готовили к процессу, вот и вся любовь.
Наш уважаемый автор на протяжении нескольких страниц пространно рассуждает о том, почему это старые большевики, заслуженные и известные люди, вдруг стали стрелять в своих коллег, устраивать аварии на заводах и крушения поездов, а потом подробно и многословно рассказывали о своих злодеяниях на суде. Получилось не очень убедительно, а местами и вовсе надуманно, хотя некоторые психологические догадки и рассуждения весьма остроумны. Но ведь все их признания можно объяснить гораздо проще и убедительнее. Они (и не только они) уже давно именовали И.В. Сталина не иначе как «Чингисханом политбюро», «новым Иваном Грозным», тираном, а потом и «душителем пролетарской диктатуры». Тогда и родилась едкая присказка о «ДП, случившемся с ДП» (диалектическое превращение, случившееся с диктатурой пролетариата – сперва в диктатуру партии, потом в диктатуру политбюро и затем в диктатуру параноика). То бишь подсудимые Московских процессов не считали СССР сталинского образца социалистическим, пролетарским и тем паче демократическим государством. И не испытывали никаких симпатий к новому строю и руководству страны. И коль диктатор хочет потешить своё самолюбие сомнительным процессом, так флаг ему в руки. Чем нелепее и запутаннее будут их многословные показания, тем меньше поверят во всём мире в их правдивость. Так оно и вышло в реальности, несмотря на все усилия Л. Фейхтвангера. Кстати, подобные мысли ещё в 30-33 гг высказывали многие партийцы среднего звена, в том числе и известные широкой публике (С.И. Сырцов, В.В. Ломинадзе, Л.А. Шацкин, М.Н. Рютин, В.Н. Каюров, Н.Б. Эйсмонт, В.Н. Толмачёв, А.П. Смирнов). О них речь впереди, а пока отметим лишь, что в 32 году М.Н. Рютин писал, что сталинские хозяйственные планы провалились, надвигается голод, партия переживает тяжёлый кризис, а в стране воцарилась дикая личная диктатура. И даже в 60-ые годы уцелевшие старые большевики помнили оную «платфор-му», частью, правда, лишь со слов В.Н. Каюрова, ближайшего соратника Рютина. Но сие лишь подтверждает её популярность. И на Западе знали об этих высказываниях задолго до января 37-го, так что ЛФ просто обязан был их учесть. Но ведь они противоречили его мыслям…
И подробно описывая ход процесса, приводя высказывания подсудимых и их обвинителей, пусть и в косвенной речи, наш автор говорит не всю правду. Так, подсудимый Радек, говоря о планах троцкистов, характеризовал их как сильную власть в стиле Наполеона, с возрождением элементов капитализма, но без его полной реставрации, и никто ему не возразил (Процесс антисоветского троцкистского центра, М, НКЮ Союза ССР, 1937, с.60). А на стр 43 он же говорит о концессиях, восстановлении частного сектора на селе, то есть по существу лишь о частичном восстановлении НЭП-а. Г.Я. Сокольников на с.73 подчеркнул, что к концессионерам перейдёт лишь «часть предприятий», а в последнем слове он отметил, что сама по себе программа «Параллельного центра» ещё не была изменой Родине (с.233), что несомненно для любого разумного человека. А К.Б. Радек (с.226) отметил «трудности социализма в 1931-33 гг», кои и убедили его в невозможности построения нового строя в одной стране. Особенно в столь до того отсталой, добавим мы от себя. Сам прокурор Союза А.Я. Вышинский, в кратком виде формулируя программу Троцкого в 33 году (с.194), отметил роспуск большинства колхозов как «дутых» и совхозов как нерентабельных, восстановление кулачества и отдачу в концессию иностранцам нерентабельных предприятий. Но позвольте, и это никакая не контрреволюция, а опять же лишь восстановление НЭП-а, вернее даже ликвидация наиболее уродливых проявлений сталинского хозяйственного плана. Далее, на с. 166 описано закрытое судебное заседание, состоявшееся вечером 27 января. Там мол, называли имена и фамилии иностранцев, официально работавших тогда в СССР, и сказать сие принародно никак нельзя. Но позвольте-с, ежели оные иностранцы регулярно общались с шпионами и диверсантами, да ещё давали им немалые деньги, то их самих пора сажать на скамью подсудимых, или выдворить из страны, коль пришлёпнуть не позволяет дипломатический иммунитет. Ещё смешнее ссылка на оборонные секреты, кои могли разболтать подсудимые Пятаков и Ратайчак – приписываемые им диверсии связаны с индустрией связанного азота, которая тогда вся работала по иностранным технологиям и в большинстве случаев на импортном оборудовании. Ну а закрытое заседание, даже одно, обесценивает «открытость» всего процесса в целом. Мало ли о чём могли договориться подсудимые с судьями и прокурором за долгий зимний вечер, благо в стенограмме о сём заседании нет ничего конкретного. Ну а насчёт «вредительства»… наш автор сам на с.28-29 своей книги отмечает, что «население охватил настоящий психоз вредительства», что вредительством объясняют обыденную некомпетентность, неумелость и медлительность. Ну а в обстановке «психоза» никакие обвинения во вредительстве нельзя принимать всерьёз без тщательной всесторонней проверки. Но увы, ничего подобного не было, ни тогда, ни в последующие годы. Как впрочем, и в предшествующие 5-6 лет.
«Многие, стоявшие ранее у власти – офицеры, промышленники, кулаки – сумели окопаться на серьёзных участках и занялись вредительством». Оставим «серьёзные участки» на совести переводчика, и займёмся промышленниками. Россия до 17-го года славилась высоким уровнем концентрации производства, промышленников и фабрикантов в стране было кот наплакал. Все они враждебно отнеслись к Октябрьскому перевороту, большинство эмигрировало, кто-то погиб или казнён, остальные умерли от тифа или холеры. И говорить в их адрес «многие» просто нелепо. Офицеры обладали властью исключительно в пределах своей части и в пределах своей узкой (военной) компетенции, в случае каких-то правонарушений их подчинённые передавались в суд на общих основаниях. И политикой заниматься им было запрещено официально, по уставу. А вот после Октября многие офицеры вступили в партию, выросли в чинах, выбирались в Советы, вплоть до Верховного. Многие перешли на гражданские должности, и также добились успехов, именно теперь, а не ранее, став какой-то властью. Так зачем же им вредить-то? А противники Советской власти, те кто воевал в белых, зелёных и повстанческих армиях и отрядах, давно уже эмигрировали кто куда. С Врангелем выехало почти 100 тыс, десятки тысяч осели в Китае, в основном в Манчжурии, столько же в Прибалтике, Финляндии и Румынии. Многие бежали в Европу и Америку через Архангельск и Мурманск, остались в Персии после вывода оттуда войск Кавказского фронта. И плюс 75 тысяч, работавших на Советскую власть, лояльно и успешно. Офицерский корпус российской армии в 17 году составлял примерно 250 тысяч, так что если вычесть из сей цифры всех вышеперечисленных, останется бесконечно малая величина. Но откуда наш автор мог всё это узнать? Да хотя бы из 64-го тома БСЭ, вышедшего в 34 году. И там в статье «Эмиграция белая» (с. 160-176) сказано, что Российский общевоинский союз насчитывал до 100 тыс человек, около десяти тысяч служили во Иностранном легионе (Франция), в армиях китайских генералов и японских частях в той же стране. Свою военную организацию имели и петлюровцы, были конспиративные организации генералов Хоржевского, Шатилова и Туркула, «Вольное казачество» и т.д. И наконец заметим, что из вышеупомянутых 250 тыс надобно вычесть немалые потери 17-22 гг, убитых, казнённых и умерших от тифа и иных эпидемий.
Остались у нас кулаки, кои в 20-ых годах были многочисленнее офицеров, не говоря уж о «буржуях». При царе и особенно при «временных» они конечно имели некую власть в уездных и реже губернских земствах, на волостных и общинных сходах. И после революции они играли видную роль в сельских и волостных Советах. Но потом ведь кулачество ликвидировали как класс, и всех кулаков и даже сочувствующих им, выслали к чёрту на рога. И вредить в деревне после голода и разорения коллективизации было очень трудно, там просто не было достойных объектов для порчи и хищений. Правда, советские вожди в те годы не раз заявляли, что кулаки, перекрасившись и замаскировавшись, проникли в колхозы и во все поры низового советского аппарата, на селе, а кое-где и в городах. Но ведь во время раскулачивания во всех сёлах и деревнях были составлены подробные списки не токмо явных кулаков, но и подозрительных лиц, кои контролировались и проверялись органами, как и все передвижения раскулаченных и сосланных граждан. К тому же в 32-ом в СССР ввели паспортную систему, дабы прижучить врагов народа, паразитов, тунеядцев и классовых врагов, как писал Ем. Ярославский в «Истории ВКП(б)» (1935, ч.2, с.267). так что же это за чекисты такие, коии допустили безнаказанное расползание кулаков по всей Руси великой как тараканов? Непонятно, как при таком раскладе враги народа походя не укокошили Сталина и его присных ещё в 32-34 годах, если не ранее.
Наконец, отметим ещё один момент. Подробно рассуждая о психологических аспектах Второго процесса наш автор ни словом не обмолвился о судилищах прошлых лет. А ведь были процессы Промпартии, Союзного бюро меньшевиков и аграрников, Шахтинское дело. Десятки тысяч зэков строили Беломорканал, а потом канал Москва-Волга, чем даже кичились в открытой печати. Мол, когда постройку канала передали в руки НКВД, дела пошли веселей. Плюс сотни тысяч ссыльных кулаков, нэпманов, «нетрудовых элементов» и членов их семей. Да и в верхах репрессии не ограничивались бывшими оппозиционерами, политиками и хозяйственниками. В 35 году был арестован Г. Гай, в 36-ом – комкоры В. Путна, В. Примаков и С. Туровский, комдивы Д.Шмидт и Ю. Саблин, кобмриг М. Зюк, полковник И. Карпель. Получается, что в стране восемь лет (как минимум) идут аресты и посадки, а число врагов не уменьшается, а даже растёт. Сказал же ведь сам Сталин, что классовая борьба в обозримом будущем будет обостряться. Так где же тут сплочённость советского народа и его единение вокруг большевистской партии?!
Кстати, Л. Фейхтвангер провёл в Союзе «десять недель». Даже если он приехал в конце декабря, то он застал Февральско-мартовский пленум ЦК, закончившийся 5 марта. И обязан был прочесть в газетах многочисленные перлы оного сборища. Но он о них молчит, а в предисловии замечает, что книга посвящена лишь событиям января 37 года. Получается, что он целеустремлённо и вполне сознательно молчит о многочисленных фактах, противоречащих его умозрительной конструкции. Но в таком случае книга многоуважаемого ЛФ очевидно бездоказательна. Можно возразить, что пленум только возвестил волну массового террора, а реальных его проявлений ещё не было. Но в делах карательных у И.В. Сталина слово никогда не расходилось с делом, в чём наш автор мог не раз убедиться. Н. Бухарин и А. Рыков ещё были на свободе, и официально им не предъявлялось никаких обвинений. Но вот когда застрелился М. Томский, это было истолковано как признание его вины («Правда», 23.08.1936), а он был ближайшим соратником Бухарина и Рыкова. К тому же последние весь февраль 37-го доказывали, что не имеют никакого отношения к «врагам народа», но им особо не верили. Н. Ежов на пленуме прямо заявил, что «Рютинская платформа» была составлена по инициативе правых. А что это за платформа такая?
В 32 году из ВКП(б) были исключены 24 члена «Контрреволюционной группы Рютина, Иванова, Галкина и др.», причём 40 % пострадавших ранее не только не состояли в каких-то оппозициях и иных партиях, но и вообще не имели никаких взысканий. Официальные обвинения были очень невнятны и не совпадали в разных публикациях, а С.М. Киров просто отметил, что рютинцы пытались восстановить буржуазно-капиталистический(??) строй. Каким образом, зачем и для чего – неизвестно. Пожалуй, наиболее конкретно рютинские безобразия описал Л.М. Каганович, говоря что они хотели распустить колхозы, восстановить кулака и сдать часть предприятий в концессии капиталистам. Но позвольте, ведь сие просто программа восстановления НЭП-а, то, что А.Я. Вышинский приписал программе Троцкого издания 33 года. А теперь к программе «левых» примкнули и «правые», оставив генсека наедине с Молотовым, Кагановичем и Ждановым. И ведь и это ещё не всё, в 30-ом изгнали из руководящих органов членов «блока» Сырцова-Ломинадзе, всего восемь человек. А в 33-ем «разгромили» группу Эйсмонта-Толмачёва с программой, подобной рютинской. И члены ЦК Томский, Рыков и кандидат в оные Шмидт поддерживали связь с толмачёвцами. Правда, периодическая печать об оных группах помалкивала, но все данные о них есть в сборниках «ВКП(б) в резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК», кои тогда издавались часто и регулярно. Вот вам и партия нового типа.
Наш автор пишет, что Сталин шесть раз был в ссылке и шесть раз из неё бежал. Сие уже просто враньё, в последней ссылке он провёл четыре года и даже не пытался бежать, его освободила Февральская революция. Конечно, низовья Енисея довольно дикий край, но ведь Троцкий в своё время успешно бежал из Берёзова, что ничуть не лучше Туруханска. К тому же на нижний Енисей регулярно заходили пароходы Карских экспедиций и ИВС, в отличии от ЛДТ, не надо было трястись на оленях несколько суток по зимней тайге, достаточно было найти капитана, боцмана или старпома, сочувствующего левым, а таковых в 15-16 гг было большинство, и спрятаться в трюме. И ссылок по сути было четыре, из второй он бежал, но был пойман и досиживал срок до конца. Потом нарушил запрет на проживание в столицах, и был водворён обратно в Вологодские края, откуда быстро бежал. Но даже ежели Сольвычегодско-Вологодскую ссылку рассматривать как две, будет пять, а не шесть. А бесконечные отсидки Сталина в тюрьмах и ссылках уже давно вызывали насмешки старых большевиков. В частности уже известный нам В.Н. Каюров говорил так: Невелика заслуга революционера, того же Сталина, что он много раз сидел в тюрьме и годами жил в ссылке. По-моему, хвастать тут нечем, надо было уметь работать на пользу революции на воле и не попадаться в лапы полицейских. Сказано это было не позднее 30-го года, а сам Каюров был в ссылке лишь однажды (1909-11), в течении двух лет. А М.Н. Рютин и вовсе ни разу не попался царским властям, хотя в годы первой мировой он учился в школе прапорщиков в Иркутске и затем служил в охране КВЖД. И вёл при сём партийную работу, в то время как И. Джугашвили развлекался с молодыми сибирячками, и спорил с Я. Свердловым по поводу немытой посуды. Пусть мол, собаки её вылижут. В Союзе даже в начале 20-ых о том говорили (и писали) редко, а вот эмигранты пороки будущего вождя обсуждали часто и регулярно.
Явные неувязки и огрехи можно найти и в главе о конформизме и индивидуализме, и в рассуждениях о ненависти и любви, о национализме и интернационализме, и кое-где ещё, но пора и честь знать. Главное, чувство меры, ведь и так понятно, что книга Л. Фейхтвангера не даёт объективной картины событий, да и вообще сие в лучшем случае зарисовки отдельных эпизодов, часто малозначащих. Что и требовалось доказать.
Семидесятые годы
У нас в стране принято добрым словом поминать шестидесятые годы 20-го века, и особенно поколение шестидесятников. Но складываться это течение началось ещё в конце предыдущего десятилетия, а после воцарения Л. Брежнева «оттепель» постепенно сошла на нет. А вторжение в Чехословакию в 68-ом и вовсе поставило крест на любых либеральных тенденциях советского общества. Да и Карибский кризис оставил неприятные воспоминания по обе стороны «железного занавеса». Плюс апофеоз вьетнамской войны, волнения на Западе, бурные события в колониальных и полуколониальных странах. Так что десятилетие было бурным и нервным, хотя порой и интересным. А вот 70-ые годы можно назвать счастливейшим десятилетием прошлого века, если начинать его с августа четырнадцатого, ибо предшествующие годы органически относились ещё к прошлому, совсем уж счастливому 19-ому столетию.
Конечно, жизнь человечества нельзя расписать «по декадам», события текут неравномерно, порой растягиваясь на два-три десятилетия. Но всё же именно семидесятые характерны в общем-то спокойным и позитивным развитием. Вторжение в Афганистан – это фактически уже начало следующего, очень драматического десятилетия, а тогдашние мелкие войны почти всеми воспринимались как локальные недоразумения. К тому же окончание вьетнамской войны и крушение Португальской колониальной империи даже в Западной Европе, не говоря уж о странах Востока и Юга, воспринималось положительно, да и многие американцы радовались завершению вьетнамского конфликта. Очередной арабо-израильский конфликт в 73-ем году окончился по сути вничью, а послевоенное урегулирование привело к возобновлению судоходства по Суэцкому каналу, что сильно оживило экономику Средиземноморья. Нефтяной кризис вызвал депрессию на Западе, но зато заставил задуматься об изъянах общества потребления и о том, как быть дальше. римский клуб заработал активнее, и к одиноким предостережениям Форестера и Медоуза прибавились весомые голоса. Хотя, впрочем, по большому счёту и до сих пор всё осталось по-прежнему. Вообще это удивительно, читаешь серьёзные книжки 70-80 гг и там постоянно мелькают мысли, что мол ежели мы сие не сделаем, то буржуям придётся, а если они не захотят поправить то-то и то-то в мировой жизни, то уж мы как-то осилим. И уж во всяком случае все соглашались, что какие-то, самые жгучие проблемы лет за 20-30 человечество уж точно решит. Но вот прошло более сорока, и не решили ровно ничего, да даже большинству и расхотелось что-то решать. Пока гром в макушку не трахнет, никто и руки не подымет. Ну что ж, будем надеяться, что хоть кого-то трахнет не до смерти, и они возьмутся за ум.
А ещё семидесятые это разгар разрядки, совещание в Хельсинки, когда первый раз после Венского конгресса все европейские державы собрались вместе. Кроме Албании, ну тем самым албанцы и доказали окончательно, что они не европейцы. Конечно, разные страны преследовали на совещании различные цели, сотрудничество часто было поверхностным и не очень серьёзным, а иногда не удавалось достичь и простого взаимопонимания по неким вопросам. Но в общем, индустриальный мир почти десять лет жил в условиях разрядки, и сие было здорово. В 71-ом Восточный Пакистан обрёл независимость, карта региона приобрела разумный вид, и серьёзных индо-пакистанских войн больше не было. А в 74-ом И. Ганде улыбнулся сам Будда, что подтолкнули пакистанских властей к форсированию своей ядерной программы. А что ж в этом хорошего, спросит читатель. Но ведь всё познаётся на собственном опыте, и раз уж между Индией и Пакистаном развернулось перманентное соперничество, оно должно было пройти те же стадии, что и советско-американская вражда. Правда, на Востоке, в странах древних цивилизаций, люди умнее, и стадии холодной войны и гонки вооружений прошли (или почти прошли) у них быстрее и с меньшими потерями и затратами, чем у нас. А скоро начнётся и разрядка. Но мы увлеклись, пора уже вернуться в 70-ые годы.
Когда Иоанн XXIII в конце 50-х – начале 60-х начал реформирование католического мира, у него было много противников. Многие надеялись, что со сменой престола в Ватикане преобразования замедлятся, или вовсе прекратятся. Но вот новым папой стал Павел VI, опытный дипломат и представитель Ватиканской элиты, и отнюдь не радикал в любом плане. Но преобразования продолжались, шли они более медленно и осторожно, но вполне последовательно. И в 70-ые католическая церковь уже однозначно считалась лидером борьбы с гонкой вооружений, с отстало-стью «Третьего мира» и с загрязнением окружающей среды. И последовательным критиком самых явных уродств как капитализма, так и социализма. Крайне левые тогда не без ехидства отмечали, что компартии часто более терпимы к «язвам буржуазного общества», чем церковники. Что ж, в этом была своя правда, коммунистам приходилось бороться за голоса умеренных избирателей и оглядываться на партнёров по парламентским коалициям. Ну а Ватикан был сам себе хозяин, в какой-то мере занимая положение средней силы между Востоком и Западом, а иногда и между Севером и Югом. И сие тоже было весьма отрадно.
В семидесятые же были отработаны и опубликованы основные программы социалистических и социал-демократических партий Европы, постепенно ставшие популярными и во многих странах Азии и Америки. Оному способствовали не токмо экономические неурядицы индустриальных стран Запада, но и постепенное ужесточение режима в Союзе после воцарения Л. Брежнева. В первую очередь оккупация Чехословакии в 68 году сильно охладила симпатии западной интелли-генции к Варшавскому блоку, и особенно к СССР, как и затухание программы десталинизации. А всё это подтолкнуло социалистов Западной Европы к «расширенному воспроизводству» своих программ, теорий и планов «третьего пути», лишённого крайностей капитализма и коммунизма. И хотя многое из провозглашённого тогда осталось до сих пор на бумаге, но многое воплотилось в жизнь, и сейчас воспринимается как нечто традиционное и устоявшееся.
Чем ещё примечательно оное десятилетие, так это «пышным расцветом» современной музыки. Кто-то конечно начнёт доказывать, что мол та музыка давно не современна, и всё то, что сейчас исполняют, это совсем иное. Но сие вопрос калибровки, а по гамбургскому счёту эпоха всё та же, пусть и добавились новые стили, приёмы и вариации. Это всё равно, что эпоха НТР – мы восхи-щаемся компьютерами, атомными реакторами, шаговыми электродвигателями и космическими ракетами, а по сути эпоха началась давно, когда паровая машина освободила массу народа от ручного труда и позволила многим дать приличное образование. А дальше рост шёл сугубо количественный, люди просто реализовали то, что было давно известно, хотя бы в общих чертах. Да, а насчёт музыки, так многие хиты того 10-летия и посейчас слушаются с удовольствием, и самыми разными гражданами по всему свету. Можно даже сказать, что тогда процент хороших и очень хороших вещей был наивысшим после войны, хотя общее количество их конечно уступало последующим временам. И у нас в Союзе большинство знаменитых групп появилось в 70-сятые (только «Машина времени» чуть ранее), и сразу (или почти сразу) они стали очень популярны. Их не признавали официально, часто ругали, самые радикальные, в первую очередь «Облачный край», часто работали полулегально. Но всё же им приходилось полегче, чем бардам-одиночкам, возможно власть сперва просто проморгала новые веяния. Да и выслать целую группу за бугор труднее, чем выдворить, к примеру, А. Галича. К тому же рок слушала в основном молодёжь, в то время уже в основном аполитичная, частью прямо насмехавшаяся над старцами в Политбюро и ЦК, порой открыто саботировавшая нудные комсомольские «мероприятия». Да и терять молодым охламонам было особо нечего. А вот авторская песня была популярна решительно во всех слоях, классах и группах нашего народа, и с ней надобно было бороться жёстко и постоянно.
Но как раз в те годы советская электротехника начала в приличных количествах производить «средства звукозаписи», и в первую очередь катушечные магнитофоны. Для пополнения бюджета власти вынуждены были выпускать на рынок, хоть и не часто, популярные грампластинки, да к тому что-то привозилось из-за границы самими гражданами. В итоге борьба с неугодными исполнителями и подозрительными текстами приводила к нулевому результату. Конечно, многое приходилось покупать втридорога, но в условиях дефицита деньги на «культуру» находились у многих, даже у большинства. А поиск и добыча неофициальных пластинок и записей имела даже некий спортивный интерес. Как и прослушивание по радио западных «голосов». Многие старые интеллигенты жаловались на упадок диссидентского движения в 73-76 гг, но то была пиррова победа наших властей. Бездействие вождей на фоне внутренних неурядиц, их самовосхваление и самообогащение, нелепая и часто совершенно ненужная цензура подрывали доверие к верхушке КПСС куда удачнее всякого самиздата. Правда, советским вождям очень помог нефтяной кризис, приток валюты позволял латать явные дыры в экономике, а возросший импорт промтоваров и жратвы несколько сглаживал дефицит, росло производство легковушек, холодильников и иной бытовой техники. Настроение пока в общем и целом оставалось благодушным, про Леонида Ильича сочиняли анекдоты и охотно их рассказывали, но конечно лишь среди хороших знакомых. Но анекдоты больше касались внешности вождя и его нескладной манеры произносить речи, и даже афганская война поколебала сие ироничное благодушие далеко не сразу. Так что в общем и главном, Союз в 70-ые годы мало отличался от остального мира.
Капризный коннентабль
- Рейно к стене!
- Даладье к стене!
- И к чёрту Леона Блюма!
К. Симонов.
В июне 40-го года английский премьер У. Черчилль, неутомимый борец с фашизмом и нацизмом, да и просто очень энергичный и упрямый человек, эмоциональный и вспыльчивый англичанин, несколько раз побывал во Франции. Причём часто с риском для жизни, ибо в воздухе господствовали немцы, да и линия фронта смещалась на юг так быстро, что французские министры часто не знали, где и как они проведут ближайшую ночь. Но Черчиллю надо было выяснить, и притом срочно, есть ли во Франции хоть один человек, коий после капитуляции метрополии сможет возглавить борьбу с немцами в колониях, или где-то ещё. Задача была архитрудная, ибо никто не знал, есть ли таковые особи в природе вообще. Нам в советское время часто цитировали пословицу «Лучше Гитлер, чем Народный фронт», но сие далеко не вся правда. В народе чаще говорили «Лучше Гитлер, чем своя плутократия», о чём советские газеты тех лет, в пору дружбы с немцами, писали охотно и часто. Наиболее ярко народные чаяния проявились в истории с кораблём «Массилия», на котором противники Ф. Петена отправились было в Алжир, продолжать борьбу. Попытка провалилась, и не столько из-за противодействия капитулянтов, сколько из-за враждебного отношения «простых людей», и при посадке-высадке и при плавании. Мол, вы тут прохлаждаться будете, а мы должны на бошей батрачить. Но премьер Британии, авантюрист по натуре, не падал духом даже в самых безнадёжных ситуациях.
Казалось бы, французский премьер мая 40-го года, Поль Рейно, вполне мог бы возглавить то, что впоследствии назвали Движением Сопротивления. Он не был капитулянтом, отрицательно относился к фашизму в любых его видах, пользовался влиянием у большинства центристов и части левых. Но будучи премьером, он не мог покинуть страну, да и просто передвигаться по своей воле, без согласования с кабинетом, администрацией и парламентом. А потом бывший премьер оказался под пристальным наблюдением будущих вишистов. Конечно, человек иного темперамента, авантюрист типа У. Черчиля, преодолел бы оные препятствия, но увы… К тому же П. Рейно, боялся остаться в одиночестве, понимая, что соратников у него будет кот наплакал, особенно в первое время. Леон Блюм, некогда популярный лидер социалистов, для большинства французов, особенно военных, был слишком левым. К тому же ему было далеко за шестьдесят, да и здоровьем он не отличался. Э. Даладье, предшественник Рейно на посту премьера, больше прислушивался к пораженцам, чем к их немногочисленным противникам, и уж во всяком случае не собирался идти наперекор «национальным стремлениям». А уж про правых, монархистов и кагуляров и говорить нечего, они активно и целеустремлённо стремились к капитуляции любой ценой. Ж. Мандель, министр внутренних дел в последнем правительстве Рейно, был пожалуй там единственным (кроме де Голля) убеждённым противником капитуляции, но он не мог покинуть свой пост, опасаясь всяческих эксцессов. А потом было уже поздно. К тому же Мандель был еврей и опасался, что его отъезд в Алжир или в Англию сочтут за бегство. Хотя в подобной ситуации лучше бежать и продолжать борьбу, чем пытаться что-то сделать в заведомо невыгодной ситуа-ции. Кстати, некоторые (чуть не написал многие, но их столько не было в принципе) противники Петена оправдывали свою бездеятельность именно рассуждениями, что они будут полезнее тут, чем за бугром. Мол, маршал Петен уже стар и слаб, и можно будет на него как-то повлиять. Но увы, «повлиять» удавалось лишь немцам и их верным соратникам, и понятно, в какую сторону. Впрочем, П. Рейно перед своей отставкой оформил де Голлю все необходимые бумаги на отъезд в Лондон и выдал ему весь свой секретный фонд, 100 тыс франков, дабы он не достался петеновцам. Что ж, там и тогда сие было серьёзной поддержкой.
На первый взгляд, самым подходящим лидером нарождавшегося Сопротивления был бы Эдуар Эррио, известный и авторитетный политик умеренно-левого толка, долголетний лидер партии радикалов. Он пользовался уважением социалистов и коммунистов, коим неизбежно предстояло стать ударной силой нового движения, да и для центристов и левых католиков то была вполне подходящая кандидатура. Однако он был чисто штатским человеком и не ладил с большинством военных, особенно в высоких чинах, что неизбежно грозило в будущем изрядными трудностями. Ведь предстояла война, долгая, тяжёлая, и на первых порах безуспешная. Но увы, генералы и маршалы Третьей республики в то время походили на роль лидера нации ещё менее, чем их штатские коллеги. Ф. Петен и М. Вейган были убеждёнными пораженцами, по сути сторонниками фюрера, и с большим усердием старались приблизить капитуляцию, чем как-то ей помешать. И таких среди высшего офицерства было абсолютное большинство. М. Гамелен, в отличии от многих, не был склонен безропотно, как баран, идти на бойню, но и как-то где-то (скорее всего в Алжире) продолжать почти безнадёжную борьбу тоже не хотел. К тому же ему уже было под семьдесят. Уже позднее, в конце 42-го, когда победа Объединённых наций ни у кого не вызывала сомнений, американцы, недовольные Ш. де Голлем, предприняли отчаянные поиски иного, более покладистого вождя. И что же? Адмирал Дарлан, более интриган и проныра, чем политик, вызывал всеобщую ненависть и в метрополии и в колониях, и правых и левых, и был вскоре кем-то из них убит. А. Жиро, посредственный генерал и бездарный политик, не выдержал конкуренции с «Коннентаблем» даже в течении полугода, и ушёл на вторые роли. А потом и в отставку. И всё, те немногие офицеры, что сразу или по ходу дела примкнули к «Свободной Франции», занимали подчинённые посты, явно и последовательно отказываясь от ответственности. Ну а большинство забилось в тихую гавань, как говорится, ожидая у моря погоды. Кстати, точно также вело себя и российское офицерство в 17-18 гг.
Лидерство Э. Эррио в Движении сопротивления было чревато ещё одним большим «но». Будучи человеком левых убеждений и охотно сотрудничая с социалистами и коммунистами, он вряд ли стал бы любыми средствами возрождать и укреплять французскую колониальную империю. А её существование было необходимым условием не токмо для торгово-промышленной элиты Франции, но и для У. Черчилля. Ведь с окончанием войны Британскую империю ждали огромные трудности, особенно в Азии, и для борьбы с ними были нужны союзники, так же как и Англия заинтересованные в сохранении колоний. Понятно, что США и СССР такими союзниками не могли быть в принципе, а прочие обладатели колониальных империй (Испания, Португалия, Нидерланды и Бельгия) были слишком слабы, им явно не хватало сил для удержания собственных владений. Оставалась Франция, и именно во главе с де Голлем, который из всех видных французов тогда был самым ярым колониалистом. Во всяком случае, ключевые позиции империи, в Африке, на Дальнем Востоке и в Карибском море он готов был отстаивать любой ценой, вплоть до войны. А вот Сирию и Ливан он готов был «отпустить» на все четыре стороны, ибо ещё во время службы в тех краях убедился, что удержать сии области, лишь недавно взятые под опеку Франции, будет очень трудно. К тому же их минеральные и органические богатства не шли ни в какое сравнение с таковыми Северной Африки, а традиционное покровительство христианам Ближнего Востока давало французам большое преимущество при любой ситуации в регионе. А начинавшаяся война в Палестине требовала особо осторожной политики, благо все окрестные страны имели кучу территориальных и иных претензий друг к другу. В такой ситуации гораздо разумнее было перейти к сугубо косвенным методам влияния на жизнь обширного и неспокойного региона. Так всё и получилось впоследствии.
Но ведь колониальный вопрос в 40 году не играл особой роли во французской политике, в отличии от Британии? Тогда да, но было ясно, что после войны ситуация изменится. А когда освободительные идеи овладеют арабами Алжира, где проживало более миллиона европейцев, положение станет архисложным. И ждать придётся недолго, лет 10-15 после победы, что понимали все трезвые политики тех лет. И как потом выяснилось, именно Ш. де Голль смог благополучно и почти без потерь разрешить Алжирский вопрос, на котором споткнулось множество его предшественников. Но мы забежали далеко вперёд, вернёмся в бурное лето 40-го года. К чести «толстого Винстона» он сразу понял, что ему предстоит архисложная задача, и то, что он её решил с блеском, вполне оправдывает его Нобелевку по литературе. Ибо ему в те дни приходилось более убеждать, уговаривать и объяснять, нежели делать что-то реальное и полезное. Можно возразить, что раз был такой полковник де Голль, то неугомонный премьер его всё равно бы нашёл, невзирая на все препоны и сложности. Но ведь его самого, и того же де Голля, могли не раз укокошить, арестовать или просто заставить бежать куда глаза глядят до того, как оные поиски дали хоть какой-то результат. Да и далеко не всякий, даже из числа английских охотников за крупным зверем, решился бы на подобную авантюру в прифронтовой полосе, во враждебной по сути стране, и с очень сомнительным результатом.
И тут самое время обсудить, а что было бы, ежели наш полковник погиб бы, на фронте ли до 5 июня, или при перелёте в Англию, или при бомбёжке в Лондоне, или его успели бы арестовать петеновцы до отлёта из Бордо. На соотношении сил тогда, да и через полгода-год, сие вряд ли хоть как-то сказалось бы, слишком уж эфемерны были силы «Свободной Франции». Но вот взаимо- отношения Британии и Франции стали бы несколько иными. Последняя однозначно считалась бы германским сателлитом, вроде Румынии или Финляндии, и противником антигитлеровской коалиции. И никто особо не церемонился бы с французскими колониями, пленными и активами за границей. И после создания ООН французы уж точно не попали бы в число великих держав. Конечно, по мере успехов объединённых наций во Франции появилось бы и росло Движение Сопротивления, подобное итальянскому, но скорее всего, более мощное. И в конце 43-го в Виши, как и в Риме, возобладала бы просоюзническая партия, переметнувшаяся в лагерь недавних врагов. Понятно, что французам, у которых полстраны было оккупировано «заранее», изменить немцам было труднее, но какой-то кусок южного побережья они могли удержать до подхода англо-американцев. Но те вряд ли продвинулись бы далеко на север с теми силами, что союзники могли сосредоточить в Средиземноморье, и в Провансе установился бы позиционный фронт. И сие, несомненно, задержало бы высадку в Нормандии, хотя и создало бы большие трудности немцам. Но они справлялись и не с такими проблемами, а вот англосаксы вполне могли потерять управление войсками в «паутине Средиземноморья». Ведь при отсутствии реального Второго фронта англичане не преминули бы высадится на Балканах, где застряли бы надолго, даже если бы они не поссорились с Тито и греческими левыми. Таким образом, союзники получили бы три не связанных между собой направления с плохими коммуникациями, в южной Франции, на юге Италии и на побережье Адриатики, все в горах и при позиционном фронте. И в Италии они вряд ли продвинулись бы до линии Салерно – Барлетта, а скорее всего и того меньше. В общем, война бы затянулась, жертв и потерь было бы заметно больше, а послевоенное обустройство планеты было бы более сложным и запутанным, особенно в Африке и в Азии.
Теоретически могло быть, конечно, и так, что и без де Голля летом 40-го года кто-то как-то возглавил бы Французское Сопротивление. Крайне маловероятный, но не невозможный вариант. В таком разе события пошли по уже известной колее, но с важными особенностями. Не обладая наглостью и упрямством «коннентабля», иной лидер не смог бы добиться для Франции не токмо статуса великой державы, но и просто почётного места в ряду победителей. То бишь, конечно, французы котировались бы выше датчан, кои не только не сопротивлялись, но и правительства в изгнании не создали, но ниже норвежцев, которые держали фронт почти два месяца и нанесли немцам существенные потери. А потом всю войну их флот активно помогал союзникам. В общем-то всё это не смертельно, но чем ниже был бы статус страны в стане Объединённых Наций, тем меньше она получила бы американской помощи и тем дольше бы восстанавливалась экономика. Ну и внутренние распри при отсутствии бесспорного лидера были бы глубже и длились бы дольше, а преобладание левых во власти ещё более ухудшило бы хозяйственную ситуацию. Ну а что было бы в колониях, и представить трудно.
Получается в общем, что французская элита, осознанно или интуитивно, проявила сугубую гениальность, выдвинув на роль вождя «коннентабля», «капризную невесту»… да мало ли как изощрялись и тогда, и потом, многочисленные критики по всему свету, и особенно в Европе. А вот вышло, ко всеобщему удивлению, «совсем наоборот». И как замечательно распределились роли, «Петен спасает наш кошелёк, а де Голль нашу честь», как заметили остроумные галлы в том же 40-ом году. Париж конечно всегда останется Парижем, как заметил М. Шевалье ещё в 39 году, но и тут французам повезло, их столица пострадала меньше Москвы, Лондона и Вены, не говоря уж о Берлине, Будапеште, Белграде и Варшаве. А вот ежели бы немецкий ас сбил бы самолёт, где вместе с де Голлем летел и У. Черчилль? Было бы интересно… хотя в Британии, не в пример их соседям по Ла-Маншу, так или иначе нашлись бы люди, готовые воевать с Рейхом до победного конца. Конечно, у них всё вышло бы не так продуманно, быстро и целеустремлённо, как у легендарного премьера, но в общем и целом вариации были бы не столь заметны, как во французском варианте. Вот и получается, что скромный уроженец Лилля, 12 лет прозябавший в звании капитана, чьи писания почти никто не читал и не признавал, оказался волею судьбы чуть ли не властителем судеб Франции, а в чём-то и Западной Европы в целом. Такие вот дела.
Куда приехал ревизор
Приехал он, как известно, в уездный город, от которого за три года не до какой границы не доскачешь. Ну сие обычная гоголевская гипербола, хотя как всегда, очень изящная и яркая. От Охотска или Петропавловска-Камчатского до Ченстоховы даже на перекладных добирались за 4-5 месяцев, ну а галопом и вовсе за 5-6 недель. Да к тому же едучи из Питера в Саратов, не то что за Урал, но и за Волгу забираться было незачем, а сии места от южных и западных границ совсем не так далеки. Но нам интереснее конкретная география оного не совсем обычного путешествия. До Пензы наш герой доехал более-менее благополучно, хоть и с издержками, при его характере вполне неизбежных. Ну а Пенза перекрёсток дорог, весьма бойких, не хуже Симбирска, где проигрался пушкинский Гринёв. А вот дальше начинается самое интересное. Между Пензой и Саратовом, куда была прописана подорожная Хлестакова, лежал тогда всего один уездный город, а теперь райцентр, и тоже единственный на оном недальнем пути. Имя ему Петровск, или же Петровск-Саратовский, ибо есть ещё Петровск-Забайкальский, со знаменитым сталеплавильным заводом, основанным ещё во времена Екатерины Великой. И тогда сей город назывался Петровский завод, что куда более точно, и наше поселение можно было бы оставить просто Петровском, а не Саратовским, коль уж других синонимов нет. Но пока они есть, будем для точности именовать наш город Петровск-Саратовский, а там пусть жители сами решают, как им удобней и приятней именовать своё родное место. Ранее был ещё Петровск-Порт, на берегу Каспийского моря, в теперешнем Дагестане, но его давно переименовали, и вроде бы вполне законно. Против Петровского завода можно возразить ещё, что сие уж больно похоже на Петрозаводск, знаменитую столицу Карелии. Но похожих названий полно всяких-разных на Руси, и ничего, никто не путается. Октябрьск, Советск, Ленинск, Ленинское есть во многих областях и никто даже оного не замечает, привыкли.
То что именно в Петровске-Саратовском Хлестакова приняли за ревизора, некоторые авторы предполагали уже давно, оговариваясь впрочем, что безусловных доказательств якобы нет. Но ведь полное отсутствие других вариантов и есть лучшее и несомненное доказательство. Да и шоссе российского значения между Пензой и Саратовым как было одно-единственное, так и посейчас оно таково. Некоторых смущают слова трактирщика, что ИА едет в Саратовскую губернию, мол, он и так уже в ней находится. Но губерния велика, и пока что наш герой только въехал в неё. И деревня его отца, надо полагать, находится не в самом губернском городе, и слова Власа можно понять так, что Хлестакову из Саратова придется проехать ещё сколько-то вёрст до родного угла. Тут может быть и удивление, что столичный чиновник застрял в уездном городке, не доехав до дому какой-то сотни вёрст. Никто ведь и предполагать не мог, что столь важная на вид птица осталась без гроша, проигравши за четверть часа все деньги какому-то капитану, да ещё и пехотному. Наконец, слова трактирщика в вольной передаче Бобчинского и Добчинского, да ещё сказанной второпях, в волнении, никак нельзя считать точными. Кроме того, НВ вполне сознате-льно подпустил тумана в сей щекотливый вопрос. Он предвидел, что правая, официозная критика поднимет вой по поводу «его» города, мол такого на Руси нет и быть не может. Так и вышло, Ф. Булгарин и О. Сенковский публично утверждали, что ежели такой город и может существовать в Российской империи, то токмо в Белоруссии или Малороссии. Наверное, из-за обилия там евреев и иных инородцев, но почему тогда они не упомянули Прибалтику или Сибирь, сугубо дикий край по тогдашним меркам? Но в любом случае, помещать место действия комедии в Центральную Россию цензура не позволила бы однозначно, оставалось Нижнее Поволжье. Да и там пришлось прибегнуть к маскировке, и весьма основательной. И кстати, уездный почтмейстер вряд ли выдал бы предписание в «чужую» губернию, а если и выдал бы, то на него никто и внимания не обратил бы. Так что всё происходило в пределах двух-трёх уездов, одной губернии. А вот почему Н. Гоголь выбрал именно этот город, чем всё же он ему так приглянулся?
Ну прежде всего, местные купцы славились богатством и расторопностью, торговали чуть не со всем светом. Ревизору с лёгкостью дали полтысячи, хоть он столько и не просил. И вино в кузовке было, надо думать, получше «губернской мадеры». Ну плутовали конечно, особливо на казённых подрядах, а кто ж тогда не плутовал? Во всяком случае, местные негоцианты шубами по пятьсот рублей не баловались. А вот товару всякого у них навалом, если уж десятские умудряются то штуку сукна стянуть, то серебряную ложку в ботфорт сунуть. А в целом местное «купечество и гражданство» выглядит куды пристойней, чем те господа дворяне, что при чинах и должностях. Да и городские помещики хороши-с. Конечно, Николай Васильевич вообще недолюбливал дворянство, особливо поместное, из чего у него невольно возникали симпатии к незнатным горожанам и горожанкам (вспомним Агафью Тихоновну). Но не токмо богатыми и оборотистыми купцами был знаменит тогда Петровск. Когда Пётр Великий основал здесь крепость, на её месте уже было небольшое селение, то есть город один из старейших в губернии, да и на всей Нижней Волге. В те времена по долине Медведицы и в Кудеярских лесах шлялось много беглых и просто разбойников, так что крепость оказалась очень кстати, не токмо против кочевников, но и для охраны торговых путей. Ну а под защитой укреплений и посад рос зело быстро.
До революции в городе регулярно устраивали кулачные бои, обычно заречные кварталы против центральных. И несмотря на обилие участников, травм и вывихов было немного, то бишь своё дело заядлые драчуны знали. Трудно сказать, сходились ли на кулачки во времена Гоголя, но поскольку сия потеха очень древняя, то скорее всего сходились. Да и народ окрест посада жил подходящий. Что ещё? Петровск всегда отличался красивой и удобной застройкой, и ежели при Николае 1-ом ещё не было многих зданий, коими мы любуемся нынче, то общий облик города уже сложился. Обидно конечно, что столь видное место автор комедии обильно населил взяточниками и плутами, но такова уж была его сверхзадача. И кстати, сие обстоятельство даёт нам право увековечить главных героев пьесы в виде парного памятника, в тот момент, когда городничий даёт Хлестакову как бы взаймы двести рублей. Я бы сделал так: Хлестаков сидит на краешке стула, в неудобной позе, ещё не вполне веря своему счастью, и даже рот приоткрыл от радостного удивления. А Антон Антонович стоя, слегка наклонившись, всучает ему пачку денег, с очень серьёзным, и даже торжественным видом. И пачка должна быть толстой, дабы сразу было понятно, что там не двести, а много больше. А далее два варианта – или постамент сделать низким, как у Роденовских «Граждан Кале» и очень скромным, или повыше, в рост человека, и украсить его изображениями прочих героев. Бобчинского, глядящего в замочную скважину, судьи с борзым щенком на руках, почтмейстера со вскрытым письмом и Марьи Антоновны с большим, пышным веером на отлёте. Даже не знаю, как лучше, пусть решает общественность, также как и место постановки. Я бы водрузил сей памятник у главного банка города, или при вокзале, но это право, вопрос спорный.
Уровень моря
Как известно, уровень Мирового океана более-менее постоянен, хотя и различен в разных местах планеты. А ежели он меняется, то по вполне известным законам, и не так резко, дабы причинить нам какой-то ущерб. Речь идёт, понятно, не о штормах, ураганах и тайфунах, а о «правильных» колебаниях уровня. Однако есть места, где и «правильные» изменения велики и часто непредсказуемы, и в первую очередь сие замкнутые бессточные водоёмы. В основном это небольшие и средние озёра, изредка попадаются и крупные, но лишь одно из них – настоящее море, Каспийское. Притом, что его поведение напрямую влияет на жизнь миллионов людей, рассмотрим оные колебания поподробнее. Тем паче, что в 70-ых гг прошлого века быстрое, хотя и кратковременное, падение уровня моря привело к несусветной панике, правда, частью искусст-венно подогретой частью советских гидрологов и покровительствуемыми им властями.
Подъём уровня моря с 78 года казалось бы, должен был положить конец бесконечным прожектам по переброске части стока северных рек и озёр в Волгу. Но нет, сие мол случайность, а пройдёт немного лет и опять уровень моря-озера будет падать. А это, мол, смертельно для флоры и фауны Каспия, да и для хозяйства приморских земель. Ну насчёт хозяйства сие наглое враньё, подъём уровня куда неприятнее его падения – при подъёме приходится строить дамбы и откачивать воду с затопляемых территорий, а при падении всего лишь углублять акватории портов и пристаней. К тому же подъём солёных вод очень неприятен для сельского хозяйства, а падение уровня как минимум безразлично, а то и полезно. От Мирового океана море окончательно отделилось два миллиона лет назад, и всё это время его уровень, как у всякого замкнутого водоёма, колебался очень сильно. В частности, в 10-11 веках нашей эры он стоял на три метра ниже горизонта 77 года, а возможно, и ещё ниже. Так что все растения и животные, нестойкие к таким пертурбациям, там давно вымерли, а уцелевшим современные перепады совершенно не страшны. Хорошо бы, конечно, по возможности сократить размах колебаний моря, но для оного совершенно не нужно привлекать лишнюю воду откуда-то с севера или с востока. Во-первых, можно регулировать сток в залив Кара-Богаз-Гол. Дабы он не высох полностью и не пылил солью по окрестностям, достаточно 2-3 куб км воды в год, а при нужде можно подавать и 15-20, без особых проблем. Но ведь при минимальном увлажнении пострадает добыча сульфата в заливе, а ведь нас учили, что сей промысел должен снабжать мирабилитом чуть ли не весь мир?
Ну, возить столь дешёвый товар за тридевять земель просто нелепо, и даже при советской гигантомании добыча сульфата успешно велась и в других местах Союза. Ведь от Бекдаша, единственной карабогазской пристани, до Астрахани 800 км, а там до Саратова, где ближайший большой стекольный завод, ещё более семисот по Волге. И до Камышина ненамного ближе. Север Каспия замерзает на 2-3 месяца, то бишь надо делать запасы, или перегружать сырьё в вагоны в Махачкале. Сам посёлок Бекдаш решительно всем, включая и пресную воду, снабжался из Красноводска, а это двести вёрст с гаком. В то же время в Волгоградской области есть озеро Булухта (его ранее часто называли просто Горькосолёное), на берегах которого также осаждается мирабилит. Есть подобные озёра и на Кавказе, под Астраханью, в Забайкалье и в Зауралье, а уж Алтайский край… Достаточно сказать, что добыча возобновляемого сульфата в Кучукском озере может покрыть всю российскую потребность, да ещё и на экспорт останется, а сие озеро аккумулирует от силы треть запасов всего Алтайского края. И рынок сбыта сульфата в последнее время почти не растёт. Ранее основным потребителем была стекольная промышленность, но при плавке стекла на сульфате выделяется сернистый газ, а современные нормы на него очень жёсткие. К тому же нужен чистый уголь, лучше древесный, но где его столько взять, ну а при применении обычного стекло загрязняется угольной золой. Да и соду, альтернативный источник натрия для варки стекла, легче получить в чистом виде, чем сульфат, хотя она и дороже. Зато на соде процесс идёт быстрее и при более низкой температуре. Однако мы увлеклись, вернёмся к чисто каспийским проблемам.
Регулировать уровень моря можно также отсечением мелководий северной половины, полностью или с периодической подпиткой в особо многоводные годы. Но главный инструмент регуляции это каскад водохранилищ на Волге и Каме. В своё время на его наполнение ушла уйма воды, почти равная годовому стоку Волги. Но это было давно, и если потери распределить на 50-80 лет, то получится ничтожная величина, как если бы на оное время пришлось несколько маловодных лет сверх ожидаемых. Конечно, испарение с поверхности новоявленных озёр выше, чем с окрестных лесов и пашен, но гидрологически восток Европейской равнины весьма замкнутая область, и большая часть испарений выпадает тут же, не дождём так снегом. К тому же сезонное перераспределение стока сильно снизило испарение с поверхности самого Каспия. Раньше весеннее половодье наполняло море по максимуму перед самым жарким сезоном, и летние потери были максимальны. А теперь заметная часть воды поступает в Каспий осенью и зимой, когда испарение минимально, и повышенная площадь моря в эти месяцы не так страшна. Ну а если произойдёт (а когда-нибудь сие неизбежно) сильный, пусть и кратковременный подъём уровня моря-озера? Ну на сей случай у «рукотворных морей» есть резервная ёмкость, а потом её можно опорожнить в разгар лета, дабы «лишняя» вода побыстрее испарилась. Ну а в случае катастрофического обмеления Каспия, хоть сие и крайне маловероятно, можно сработать водохранилища ниже уровня мёртвого объёма, технически это возможно, хотя и очень накладно. Но ведь мы говорим про исключительный случай. Заметим к слову, что в постсоветское время сильно снизилось потребление волжской воды явно нерациональными объектами. В Саратовской области орошали десятки, даже сотни тысяч га, но урожаи от того выше не становились, и когда за воду пришлось платить, оные прожекты самоликвидировались. Почти не работает и канал Волга-Уводь в Ивановской области, ибо зачахли текстильные фабрики, требовавшие ранее массу воды. Хорошо бы, конечно, восстановить их работу, но на новом технологическом уровне, с замкнутым циклом водопотребления. У нас же в России осталось десять или более текстильных институтов, так вот пусть и работают над актуальными темами. А в целом сокращение потребления волжской воды способствует стабилизации уровня Каспия.
У читателей может сложиться мнение, что автор оправдывает постройку огромных «морей» Волжско-Камского каскада. Ни в коем случае! Регулирование стока необходимо на большинстве рек, кроме самых захолустных, но чем выше по течению создаются регулирующие водоёмы, тем лучше. Берега мелких ручьёв и речек часто заболочены и неплодородны, а земли оврагов и балок и вовсе бесполезны. А поймы больших и средних рек всегда славились своими угодьями. К тому же 5-6 тысяч прудов, пусть и больших, разбросанные по всему бассейну, куда меньше влияют на окружающую среду, чем «море» площадью в 5-6 тыс кв км. На основном же русле на равнине оптимальными будут плотины с напором в 2-5 метров, смотря по ситуации. Гласное, дабы они затопляли лишь русло и самую низкую, болотистую часть поймы, и не более. В Европе, кстати, именно так и поступают, уже почти сто лет. Конечно, строить 5-6 небольших плотин вместо одной гигантской хлопотно, зато не надо создавать специальную «базу стройиндустрии», строить города или посёлки у будущих ГЭС. Маленький гидроузел возводится быстро, а когда их строится много, всегда можно выбрать оптимальную последовательность строительства. К тому же чем ниже перепад на плотине, тем легче соорудить рыбопропускные сооружения. Один-два метра, впрочем, рыба преодолеет и сама по себе, особенно при горизонтальных турбинах. А при больших перепадах необходимо строить лестничные рыбоходы, по типу Нижнетуломской ГЭС. Конечно, осетры и селёдка не столь вёртки, как лососевые, для них скорость течения придётся делать меньше, как и перепады в каждой ступени, а заводи для отдыха, наоборот обширнее. Но так как ничего другого пока придумать не удалось, ибо рыбоходные шлюзы и механические рыбоподъ-ёмники себя не оправдали, придётся смириться с повышенным расходом воды на рыбоподъёме, сие всё же дешевле, чем разводить миллионы мальков на рыбозаводах. И необходимо оснастить подобными устройствами уже действующие гидроузлы, в первую очередь Цимлянский, Волховс-кий, Волгоградский, Балаковский, Самарский, Нижнекамский и Новосибирский.
Есть мнение, что Волжско-Камские моря вообще надо спустить к известной матери, но делать этого никак нельзя. В самых глубоких местах оных водохранилищ скопилось за много лет столько всякой дряни, что её появление на свет приведёт к экологической катастрофе по всему волжскому бассейну. Советуют ещё снизить уровни некоторых водоёмов, дабы ликвидировать мелководья, но сие бесполезно. Нынешние мелководья обсохнут, но там, где сейчас более-менее «глыбко», появятся новые и т.д. Разумнее всего обваловать все мелководья с глубиной менее трёх, а может быть и пяти, метров, и слив оттуда воду, создать некое подобие поймы. Весной она будет затопляться талыми водами, а потом они по системе дренажных труб и каналов постепенно уйдут в нижний бьеф. От Казани и до Волгограда почвы там чернозёмные, и при подпитке илом от весенних вод должны давать неплохие урожаи.
Требует изрядной реконструкции и Волго-Ахтубинская пойма. Сейчас она по весне затопляется не каждый год, и на весьма короткий срок. А это плохо и для полеводства, и для рыбного хозяйства. Следовательно, надо затоплять пойму искусственно, на две-три недели, а рыбные нерестилища и на месяц-два, если потребуется. Для чего создать систему невысоких плотин, и по мере надобности заливать те или иные участки, используя талые воды и часть стока реки, весьма, кстати, малую. Тем самым и Волгогроадский гидроузел вздохнёт свободнее. Летом же и осенью оные плотины позволят поддерживать оптимальные условия для судоходства по всему району. Естественно, подъём воды в пределах русла и боковых проток реки сильно облегчит судоходство по извилистым и нешироким фарватерам. Ну а перепады у плотин можно использовать для выработки электричества. Конечно, турбины на напор в метр-полтора не очень экономичны, да и режим потока будет полностью определяться другими потребителями, но всё же дармовая энергия лишней не бывает. Половину Астраханской области можно снабдить с гарантией.
Напоследок отметим необходимость реконструкции гидрохозяйства ещё двух рек, Свири и Волхова. На последней, кроме уже упомянутой реконструкции рыбохода, надлежит построить регулирующую плотину в истоке из оз. Ильмень. В многоводные годы она защитит от подтопления Новгород и долину реки в целом, а в маловодные позволит поддерживать уровень озера на нужной отметке. И облегчит работу старой станции. На истоке Свири из Онежского озера также надо создать регулирующую плотину, но повыше, с постоянным напором в 3-4 м. сие позволит снизить уровень Верхнесвирского вдхр до отметки 28-29 м БС, что позволит осушить Ивинский разлив, рассадник комаров, мошки и отравы от гниющего леса. Новый гидроузел позволит поддерживать оптимальный уровень озера без оглядки на нижележащие земли, и в то же время облегчит работу Свирских ГЭС. По плотине появится новый переход через Свирь, благо сия река не очень богата мостами. А агрегаты новой станции восполнят потери Вверхнесвирской. Не очень понятно, нужны ли на Свирских плотинах рыбоходы, вроде бы сквозных миграций ценных рыб по реке никогда не было. Но ихтиофауна Ладоги богаче Онежской, и попробовать можно, хуже не будет. Ну вот, в самых общих чертах и всё. На горных и предгорных ГЭС тоже полно проблем, особенно на Красноярской, но сие отдельный разговор, и весьма длинный. Сие будет уже следующая новелла (или эссе, как кому нравится).
Енисей и Ангара
Теперь поговорим о сибирских реках, и начнём его с Ангары. Это одна из немногих сибирских рек, у которой почти половина течения пролегла с востока на запад, почти по широте. И параллельно основным грузопотокам Сибири. И река многоводная, сток зарегулирован Байкалом и тремя водохранилищами, одно из коих, Братское, имеет даже избыточную полезную ёмкость. То бишь плыви не хочу, если бы не одно «но». Ни на одной из четырёх плотин нет ни шлюзов, ни судоподъёмников. В своё время «судопропускные сооружения» отнесли к «объектам второй очереди», но видно 40-60 лет слишком малый срок для подобных проектов. Особенно сие обидно в случае Иркутской ГЭС, ведь её напор позволяет обойтись двухступенчатым классическим шлюзом, или одиночным шлюзом шахтным. Что позволит связать с одним из основных (в советс-кое время крупнейшим) портов Енисейского бассейна более тысячи километров судоходных трасс Байкала и Селенги. Правда, участок Ангары от Иркутска до устья р. Белой не очень удобен для судоходства – местами течение быстрое, есть отмели и перекаты. Но на большинстве судоходных рек, особенно в Европейской части, отмелей и перекатов много больше и ничего, кому надо спокойно плавают. К тому же сей участок легко шлюзовать, половодье весной не шибко заметное, и берега реки высокие. В своё время здесь проектировали две небольшие ГЭС, Суховскую и Тельминскую, но при перепадах в 10-13 м неизбежны бы были затопления, небольшие но неприятные, особенно в Ангарске. А ежели построить четыре гидроузла с напорами в 5-6 м, то всё будет прекрасно. Двадцать минут на все шлюзования немного по сравнению с выгодой от роста глубины и ширины фарватера, а 250 тыс кВт новой мощности хватит на весь Ангарск, кроме электролизного комбината. Или на снабжение Транссиба от Черемхово до Слюдянки, что тоже не мало. И всё это при небольших затратах, и в обжитом районе.
Сложнее обстоит дело в Братске. Перепад высот между водохранилищами 105 м, в половодье поменьше, а вот сразу после него может быть и слегка поболе. Зимой в нижнем бьефе вода стоит выше, а в верхнем ниже, но в зимние месяцы речники почему-то плавать не любят. Но можно и вовсе обойти Братский гидроузел, построив судоходный канал западнее города. Залив Долоновка Братского моря и реку Вихорева разделяют всего 10 км невысокого горного кряжа, а перепад в данном месте составит всего 50 м. Далее по течению Вихореву придётся, конечно, шлюзовать, но сие уж совсем несложно. Плохо то, что оная река очень грязная, в неё сбрасывает сточные воды Братский ЛПК. За последние годы ситуация улучшилась, но до нормальных значений ещё далеко. И тут помощь речников может оказаться очень кстати – одно дело, когда едкие миазмы преследуют отдельных граждан, и совсем другое, когда от них слезает краска с буксиров и барж, и они ржавеют не по дням, а по часам.
Но можно и не заморачиваться Вихоревой, а создать судовой ход прямо возле станции. На правом берегу от земляной плотины до нижнего бьефа две версты, и почти половину дистанции занимает карьер стройматериалов. Его рано или поздно всё равно вычерпают до дна, так почему бы не сейчас? А далее или шлюзовая лестница, или подъёмник типа Красноярского. Его много ругали в 80-ые годы, но постепенно, судя по всему, недоделки исправили, и нынче он работает неплохо. Сейчас, правда, на полную мощность подъёмник работает где-то месяц в году, но в конце прошлого века он несколько лет ездил вверх-вниз всю навигацию. И ничего, все остались живы. Конечно, постройка такого монстра стоит бешеных денег, и нам надо рассмотреть шлюзовой вариант. Понятно, что обычные системы тут не годятся, нужен шахтный шлюз, у которого над низовыми воротами глухая стена, способная выдержать большое давление. Ещё в 50-ые годы на Усть-Каменногорской ГЭС был построен шахтный шлюз с максимальным напором в 42 м. А в 70-ые, при реконструкции Днепрогэса ввели в эксплуатации похожее сооружение, с чуть меньшим перепадом (не более 38 м), но зато с судоходной камерой длиной в 290 м. Для сравнения, огромная красноярская «ванна» имеет длину 90 м при той же ширине (18 м, это скорее всего предельное значение для наших рек. Вроде бы немного, но представьте себе шестиэтажный дом, положенный на бок, и станет ясно, что более широкая посудина не пройдёт извивы рек и повороты каналов. Да и шлюзы Панамского канала, долгое время бывшие крупнейшими в мире, имели ширину 33,5 м). И наконец есть ещё подобный шлюз на Павловской электростанции, в Башкирии. Напор у него не очень велик, всего 22 м, но зато он в период половодья служит водосливом, пропуская до 1 400 кубов воды в секунду. Это больше, чем в среднем несёт Ока в Волгу. Понятно, что при обычной эксплуатации такой шлюз выдержит напор и в 50 м, особенно при современных материалах, без особых усилий. Так сказать, в штатном режиме.
Но мы будем осторожны, и примем рабочий перепад наших шлюзов в 36 м, то бишь для Братского гидроузла их понадобится три, при последовательном соединении. Но ведь шлюзы требуют больше воды, чем подъёмник, да и тройное шлюзование очень медленно? Что ж, давайте считать. Длина колеи красноярского монстра 1 500 м (как минимум), средняя скорость движения 20 м в минуту. То бишь ехать он будет 75 мин, ну пусть даже час. Шлюзование даже при самых больших объёмах камеры требует 15-20 минут, то есть по времени мы ничего не теряем. Далее, мощность моторов судовозной камеры 17 000 квт. При рабочем напоре Красноярской ГЭС в 93 м сие потребует расхода воды в 17 000/93/8,5 = 21,5 кубов в секунду. За час выйдет 21,5*3 600 = 77 400 кубометров воды. А в шлюзе? Принимая его габариты равным камере подъёмника получим 90*18*38,25 = 62 000 кубов (к перепаду шлюза мы прибавили его глубину в 2,25 м). Явная экономия, ну а вторая и третья ступени шлюзовой лестницы питаются водой, сбрасываемой с первой. Конечно, при шлюзовании потери воды гораздо больше, чем при перевозке «ванны», но в нашем случае, при современной технике, они никак не превысят 1,5-2,0 тыс кубометров за цикл. То бишь выгода налицо. Правда, при движении судоподъёмника вниз энергия частично возвраща-ется в сеть, но устройством накопительных резервуаров расход воды на шлюзование можно снизить на 40 %. Первоначальные затраты на рытьё шлюзов, частично в скальном грунте, могут быть и больше, но их оборудование на порядок дешевле, чем у подъёмника. А потом, в ходе эксплуатации, затраты на подъём и спуск ворот шлюза сравнимы с усилиями по повороту центра-льной тележки судоподъёмника. А все прочие расходы по перемещению огромной «ванны» и износу движущихся частей пойдут уже в пассив оного технического чуда. Кстати, подобная ситуация, как ни прискорбно, довольно обычна – технический шедевр мирового масштаба часто оказывается не очень выгоден экономически. Но чтобы сие понять, сомнительный проект надо воплотить в жизнь, благо единственный критерий истины – это наша практика.
Сходная ситуация и в Усть-Илимске, только перепад высот меньше, а левобережный мыс у плотины имеет ширину менее километра. О Богучанской ГЭС и говорить нечего, напор станции 65-70 м, а каменнонабросная плотина на правом берегу позволяет «врезать» там любой шлюз (или шлюзы) легко и быстро. Правда, между Кодинском и устьем на Ангаре хватает перекатов, шивер и порогов, но ведь плавают там как-то некие суда и сейчас, и плавали ранее. Ну а когда вся река превратится в транзитную магистраль, средства на расчистку русла всегда найдутся. Однако пора перейти к Енисею, что-то засиделись мы в Иркутских краях. И раз уж речь идёт о судоходстве, пор вспомнить и Майнскую ГЭС. При напоре в 15 м там тоже нет шлюза! Пора сей станции присвоить звание «Позор российской гидроэнергетики». Скажете, там и возить нечего? Но сама по себе Саянская ГЭС регулярно, пусть и не часто, требует замены и реконструкции самых разных агрегатов и их деталей, как правило, многотонных и дорогих. А лишняя перевалка ценных грузов при транспортировке обходится в копеечку. Правда, после аварии 09-го года на плотине смонтировали чудовищный кран для перегрузки из нижнего бьефа в верхний рабочих колёс Саянской ГЭС. Но даже по фотографиям видно, что оное чудище никак не может быть дешевле небольшого, стандартного шлюза. И как перегружать сим краном навалочные и штучные грузы, брёвна, трубы, опоры электропередач и грузовики? Только с помощью специальных контейнеров. Большой посёлок Черёмушки тоже живёт не манной небесной, есть на Майнском берегу и карьеры, и лесоразработки. И новые трамваи в Черёмушки придётся везти по воде, благо желдорветку от Саяногорска уже разобрали давно. Интересно кстати, кому мешала оная дорога длиной менее сорока вёрст? План по металлолому что ли не выполнили? Да ещё и сообщение с Тувой в самом простом варианте возможно токмо по воде, ибо по горным трактам много не наездишься, а Засаянская железная дорога по-прежнему пока что пустая фантазия. Конечно, остаётся перегрузка на Саянской ГЭС, но лучше одна перегрузка, чем полторы. И кстати, пора подумать и о пропуске судов через сей гидроузел. Шлюзов, подобно вышеописанному, тут понадобится пять-шесть при последовательном соединении, многовато конечно, но вполне терпимо. На Бухтарминской ГЭС, при гораздо меньшем напоре, работает четырёхкамерный шлюз, а на Пермской шлюзы и вовсе шестикамерные. И ничего, все плавают и в ус не дуют. Однако пора спуститься вниз по Большой реке до Красноярска.
С гидроузлом там всё более-менее понятно, но вот знаменитая полынья на Енисее стала, и уже давно, общепризнанной язвой города. В последнее время появились теории что, мол, виноват сам город, точнее его ТЭЦ, заводы и фабрики. Спускают мол тёплую воду в реку, вот она и не замерзает всю зиму. Но ведь от плотины до окраины города 30 вёрст, почти безлюдных, и никаких предприятий там нет в принципе. Дивногорские заводы и фабрики энергии и сырья потребляют мало, и в любом случае город с 30-ти тысячным населением сильно навредить не может при всём желании. Опять же в Новосибирске тоже есть своя ГЭС на Оби, причём стоит она куда ближе к центру города. Да и население в полтора раза больше, чем в Красноярске. Тем не менее у железнодорожного моста, в 22 км от плотины, Обь не замерзает только в аномально тёплые зимы, когда многие реки вообще остаются без льда. То бишь дело не в городе, а в реке, вернее в данном гидроузле. Есть и более убедительные примеры, Сургутская ГРЭС-2 например. Сия крупнейшая тепловая электростанция России имеет пруд-охладитель размером всего в 35 км2 и объёмом в 14,5 млн кубов. Для сравнения, Енисей у Базаихи проносит такой объём воды за два часа, а летом и того быстрее. И ничего, теплые воды огромной ГРЭС охлаждаются исправно, перепад по длине пруда-охладителя составляет не менее 15 градусов. А ведь на конденсационной электростанции сброс тёплой воды больше чем на ТЭЦ, где часть её идёт на отопление города. На типовых АЭС мощностью в 4 млн кВт, с КПД 30 % (на самом деле он гораздо ниже) охладители имеет площадь 20-30 км2, хотя летом там куда жарче, чем в Сибири, да и зима гораздо мягче. Есть и более разительные примеры. Нева в Питере имеет водность на 15% меньше, чем Енисей в Базаихе, а населения там в пять раз больше, чем в Красноярске. Но отдельные промоины у берегов не соединяются между собой, и основное русло, и рукава дельты всю зиму покрыты льдом. Более тонким, чем выше по течению, и тает он раньше, а образуется позже. Но ведь образуется, и всю зиму прикрывает воду, не давая ей испаряться. И наконец Москва, в которой работают 23 ТЭЦ. Не все они сбрасывают тёплую воду в реку, но и 5-6 достаточно, дабы перекрыть красноярские объёмы. Ведь Москва-река против Верхнего Енисея просто канава, её водность в 15-20 раз ниже. К тому же в белокаменной много больше котельных и иных источников тепла, чем в столице Центральной Сибири, а Соболев овраг на западе города даже зимой почти горяч. И что же? Ниже по течению, уже в 10-15 км от МКАД-а, река почти ежегодно покрывается льдом, и никаких туманов там нет и не было.
Конечно, особую едкость красноярским туманам придают городские выбросы, но не было бы над городом огромного количества водяного пара, сии выбросы рассеивались бы без особого вреда. А пар, конденсируясь в холодном воздухе, растворяет в себе все возможные гадости. Так что надо бороться в первую очередь с сильным потеплением воды в огромной реке. И тут, к сожалению, простого рецепта нет и быть не может. Говорят и пишут, что создав барьер перед плотиной ГЭС, можно отсечь тёплые глубинные пласты воды и направить в водоприёмники электростанции более холодную, приповерхностную воду. Есть и более сложные варианты охлаждения воды, идущей на турбины станции, но увы дело не только в температуре речной воды. Красноярская ГЭС находится в центре огромной энергосистемы, и является её главным, а иногда и единственным, регулятором. И неважно, что 70-80 % энергии идёт постоянным потребителям, страшно то, что остальной поток меняется резко, и порой очень быстро. Особенно зимним вечером, когда после полуденного затишья потребление электричества стремительно растёт. А когда уровень реки повышается на метр-полтора буквально за полчаса, никакой лёд не выдержит. Он разломится на тысячи кусков, раскрошится под ударами волн, и осядет на мелководье. Потом, конечно, «Генерал Мороз» укротит воду, но на это уйдёт несколько часов, если не полсуток. А утром опять всплеск потребления, поток воды стремительно растёт, лёд лопается и т.д. Понятно, что чем холоднее вода, тем меньше будет и полынья, но при неуравновешенном режиме потока сильно сократить её вряд ли удастся. Следовательно, ниже Красноярской ГЭС нужна небольшая плотина, что будет выравнивать расходы реки. Примерно как Майнская красавица выравнивает колебания Саянки, но в более скромном масштабе. Там, на выходе из Саянских гор, сильно неуравновешенный по времени поток мог где-то размыть долину начисто, а где-то нагромоздить горы песка и ила, сделав берега Енисея на десятки километров непригодными для жилья. И при этом полезная ёмкость Майнского моря всего-то 50 млн кубов. Сейчас некоторые источники указывают, правда, и семьдесят, но сие очевидно с учётом форсировки уровня, в обычное время нежелательного. В своё время пожидились создать защиту от подтопления в уже упомянутых Черёмушках, вот теперь и приходится бросаться во все тяжкие, сокращая время форсировки. А нам хватит для полного выравнивания потока, в течении шести часов зимнего времени, сорока трёх миллионов кубов. От плотины до устья Маны, ниже которого начинаются обжитые места и заповедник «Столбы», 11 с лишним километров. При ширине потока в 1 км получается, что колебания уровня в новом пруде составят не более 4 метров, что даже меньше, чем в Майнском море. Ну общий подпор составит поболе, метров шесть-семь, ибо иначе не обеспечить нужный объём. Не везде же ширина реки зимой составляет аж целую версту. Вряд ли в Дивногорске есть нормальные люди, коии живут в 5-6 метрах над уровнем Енисея, ведь в половодье он поднимается гораздо выше, и почти ежегодно. Но ежели такие и есть, то переселить их за счёт большого города выше по склону не составит никакого труда.
А как быть с пропуском половодья через новоявленную плотину? Да очень просто, после схода льда регулировка потока никому не нужна, и на нашей плотине можно открыть все шлюзы и затворы до единого. Пусть батыр Енисей несёт беспрепятственно свои воды на север, с глаз долой и к известной матери. Летом его вода будет нужна и дорога, а пока… эти миллионы кубов для нас сплошная обуза. Пусть орошают необъятную пойму, дабы летом там уродились пышные и сочные травы. И пусть их едят быки и коровы, а где их нет – северные олени. Это сказки, что олени любят ягель, они его охотно едят, когда нет травы и веток. А когда они есть, прекрасно обходятся без лишайников. Можно пасти лосей и овцебыков (к северу от Туруханска, южнее им будет летом слишком жарко), но их одомашнивание как-то не очень удаётся, несмотря на многолетние опыты. Так что северный олень там, где нет КРС и овец, идеальный житель поймы. За ним и уход не столь сложен, и ветеринарный надзор минимален. Волков придётся отстреливать часто и регулярно, но коль с этим наши оленеводы худо-бедно справляются в тундре, да ещё и полярной ночью, то дальше к югу особых проблем не будет.
Теперь у нас на очереди участок реки от новой плотины до центра города, до о-ва Татышева. Где-то 25-30 км довольно быстрого течения, скорость которого надо снизить хотя бы до полуметра в секунду, иначе лёд будет застывать неохотно. Самый простой способ – это углубление и расшире-ние (в узостях) русла Енисея. Песок и гравий пойдут на стройки города, а валуны и камни, коль не найдутся покупатели на них, можно употребить на постройку вышеописанной плотины. Назовём её условно Усть-Манской. На первый взгляд каменная кладка кажется чем-то экзотическим и древним, но на самом деле это очень экономичный способ возведения небольших и средних построек. Да и больших тоже, когда цемент дорог, а рабочая сила дёшева. Старая Асуанская плотина после вторичной надстройки имела длину более двух км, при высоте в 53 метра. А объём каменной кладки составил 1,3 млн кубов. В Индии ещё в 50-ые годы возвели две плотины из каменной кладки, Тунгабхадра высото 49 м и объёмом 920 тыс м3, и Шаравати, длиной в 2,34 км и высотой 58 м. Строятся и смешанные плотины, каменно-бетонные. Как правило, бетонируется водослив, ибо бетон легче сделать ровным и гладким, а всё остальное – бутовая кладка. Так что наша Усть-Манская малютка обещает быть весьма экономичной. Но и это, увы, ещё не всё. Ниже островов течение также очень быстрое, а углубление дна до таких отметок нерационально. Во многих местах получатся высокие и обрывистые берега, начнутся обвалы и оползни, а устройство пологих склонов потребует огромных затрат. Проще несколько ниже устья Берёзовки построить небольшую плотину с подпором в 3-4 метра. Она снизит скорость течения до необходимых 0,5 м в сек, и дело в шляпе. И вот тогда всё будет хорошо.
Понятно, что на обеих плотинах надо смонтировать гидроагрегаты, хотя бы для гашения энергии потока при перепадах, как бы малы они не были. Агрегаты, скорее всего горизонтальные, получатся не очень экономичными по сравнению с огромными ГЭС каскада, но уж не хуже тепловых станций. Постоянный и равномерный режим работы позволит обойтись пропеллерными турбинами, без поворота лопастей. Это дешевле и надёжнее. Ну вот, с полыньёй вроде и всё, а что же дальше? А дальше около 2 460 км Енисея от Города до устья. Впрочем, сие весьма условное значение, ежели на таких реках как Лена или Индигирка, имеющих большую дельту, границу река-море можно определить с точностью до километра, то Обь, Амур, Хатанга и особенно Енисей из реки в морской залив переходят постепенно. Есть мнение, что граница проходит по линии пресной воды, там где содержание солей превышает грамм на литр воды, и начинается море. Но оная линия сама колеблется на многие километры под влиянием приливов, ветра, и колебания водности самой реки. Впрочем, сие метрологические мелочи, а мы вернёмся к гидроэнергетике. В советское время планировалось всё течение Енисея от Красноярска до устья освоить с помощью всего трёх электростанций. Потом рядом с устьем Ангары обнаружилось богатое месторождение полиметаллов (Горевское свинцово-цинковое, у пос. Новоангарск), и плотину Среднеенисейской ГЭС решили сдвинуть к югу, выше ангарского устья. Были и более фантастические идеи, вроде как отвести ангарское русло в сторону, на 25 км, дабы река впадала в водохранилище минуя рудоносные земли. Но от того подтопление залежи сильно бы не уменьшилось, а отводить Ангару к северу, ниже предполагаемой плотины по течению Енисея, помешал рельеф местности. Всё же канал получался в два с лишним раза длиннее, горы там выше, и скальные породы твёрже. Но в любом случае сия дискуссия послужила на пользу общего дела. Началась перестройка, власти обратили внимание на экологию и на цену затапливаемых земель, а потом и нужда в добавочном электричестве отпала. Но сейчас опять говорят, что мол мало плавят у нас алюминия и стали, особенно нержавейки, а гидроэнергия в любом случае лучше тепловой. В общем случае да, но у нас, к сожалению, случай очень своеобразный, и придётся его разобрать поподробнее.
Плотины трёх проектируемых монстров имели напор от 25 до 45 метров, по минимальной схеме. То бишь пойма реки затапливалась полностью, а где-то на протяжении половины русла затапливалась (или сильно подтапливалась) и первая терраса реки, наиболее богатая строевым лесом и пригодными для сельского хозяйства землями. Среднесибирский заповедник Бог с ним, упёртым хозяйственникам на такие мелочи наплевать. Но и чисто экономически высокие плотины на почти равнинной реке явно невыгодны. А что там, на этой пойме, можно вырастить, особливо за Полярным кругом или возле него? Ну кроме корма для северных оленей, сие мы уже знаем. Да много чего, и дабы не быть голословными, обратимся к энциклопедии Брокгауза и Ефрона, том 36, стр. 704. Это 1896 год от Рождества Христова. Так вот, там описана река Марха, приток Вилюя, и её насельники, 21 250 якутов и 610 русских, в основном старообрядцев. В основном жители улуса занимались скотоводством, рыболовством, охотой, отчасти заготовкой сена, но также добывали и плавили железо, изготовляли котлы, косы, топоры, пешни и ножи всех видов. Сей товар частично продавался даже в Олёкминске, это 330 вёрст от устья Мархи! И кроме того, в старообрядческом селении Мархинское, с 417 жителями, засевалось около тысячи десятин хлебов, выращивались огурцы, горох, спаржа и цветная капуста, а в некоторых хозяйствах даже арбузы и дыни. И всё это росло на вечной мерзлоте, чуть южнее Полярного круга, но севернее 63-го градуса от экватора. То бишь, где-то между Туруханском и Турой, в пересчёте на Енисейский бассейн. А в Карелии, где любят плавать водные туристы, сие район между Беломорском и Кемью. Конечно, на Вилюе лето жарче и суше, чем в карельской тайге, но зато зима куда морознее. Та же Марха даже в низовьях перемерзает на 4-5 месяцев, то бишь и с питьевой водой могут быть проблемы. Но ведь жили же люди, и неплохо. Можно возразить, что скопцы чувствовали себя людьми обречёнными, и потому вкалывали не жалея себя. Но ведь у них оставалось время на частые и регулярные радения, да и вообще обречённым людям более свойственно пьянство и обжорство, чем упорная работа. И в Пустозёрске, за Полярным кругом, а потом в Нарьян-Маре старообрядцы и их последователи имели отличные огороды, коии я сам видел воочию в 79-ом году. Ну и сады на о-ве Валаам, во владениях знаменитого монастыря, наверное, известны всем. При этом Марха течёт с севера на юг, то бишь её вода холоднее окружающих земель, а с Енисеем всё обстоит наоборот. Как и с Печёрой у Нарьян-Мара, только воды в Печёре в четыре раза меньше. Ну а остров Валаам вообще находится посреди огромного озера, и климат там морской и холодный.
Впрочем мы увлеклись историческими изысканиями, а есть и более свежие примеры. В 30-ые годы в Игарке получали приличные урожаи картошки и капусты, включая кольраби, лучшего средства от цинги. Кое-где на севере удавались и овёс с ячменём. Стоило всё это дороже, чем на юге края, но с учётом перевозки местные овощи, и не токмо овощи, обходились явно дешевле. С тех пор техника северного завоза продвинулась далеко вперёд, но при этом стоимость доставки тонны груза всё время росла, и сейчас растёт. Можно понять речников, стремящихся использовать более вместительные и быстроходные суда, но потребителям от того не легче. К тому же по долине реки есть места с мергелистыми почвами, богатые кальцием и магнием и с нейтральной реакцией. На таких местах прекрасно растёт пшеница в Архангельской области, под Каргополем и севернее, на 62 градусе северной широты. Наконец, есть такое растение как многолетний люпин, переносящий любую кислотность почвы и хорошо растущий на голой глине. Семена его могут и не вызреть окрест Игарки и Туруханска, но сена будет предостаточно. Оно содержит ядовитые алкалоиды, но уже лет сто назад от них научились избавляться. Измельчённую траву держат два-три дня в проточной воде, и всё. Надо думать, с водой в пойме Енисея проблем не будет. Мы конечно не призываем распахать четверть поймы или хотя бы её пятую часть, да это и не нужно. Площадь её от Осиновского порога и до устья более 20 тыс км2, и 5-6 % от этого хватит для пропитания Норильска, Дудинки, Игарки и их окрестностей овощами и картошкой. А остальное даст массу мяса и молока, ещё и на Енисейск с окрестностями хватит. Ну а зерно, в крайнем случае, можно привезти и с юга, благо в сухом виде оно хранится годами. И ещё одно замечание – лето на Севере короткое, зато Солнце светит круглые сутки, и за два-три месяца образуется приличная биомасса, больше чем за то же время далеко к югу.
А что же, перепад реки останется не использованным? Да нет конечно, только напоры плотин надо делать много меньше, а число их много больше. В районе Казачинского порога предельный напор 10-12 м, в Осиновском семь-восемь, в других местах не более пяти, а чаще два-три метра. Каждый гидроузел получится дешёвым и компактным, и вводить их в строй можно постепенно, по мере надобности. И не надо возводить у каждой ГЭС город или даже посёлок. Между тем станция при напоре в 3 метра, с лёгкой плотиной и простейшим, даже примитивным, оборудованием даст гарантированную мощность даже в декабре, самом маловодном месяце, 3*6 000*8,5 = 150 000 квт. Сие даст на каждого жителя Норильска 7 500 квт*ч в год очень приличное число. Больше чем в среднем по России (6 800) и больше средне-душевого потребления в таких странах как Япония (7 400), Германия (6 200), Франция (6 400), Италия (5 100) и Великобритания (4 300). А в течении восьми месяцев оная станция, при гарантированном расходе в низовьях Енисея в 10 000 кубов в секунду, даст дополнительную мощность в 100 000 квт. Её можно пустить на отопление и обогрев, съэкономив мессояхский газ на зиму. И Усть-Хантайская и Курейская станции при такой подпитке смогут работать более свободно. Далее, при необходимости, можно соорудить Нижнекурейскую ГЭС, она давно уже «стоит на очереди». Сие облегчит работу Курейского гидроузла и даст дополнительную энергию. А не очень большой, для предгорной реки, напор, позволит создать компактные и не очень дорогие сооружения. И на Ангаре, ниже Богучанской ГЭС, целесообразно по мере надобности строить плотины с напором не более пяти метров. А вот что делать с полыньёй в Иркутске, сказать трудно. Она не такая «вредная», как Красноярская, но всё же многие считают, что надо бы и её изничтожить. Колебания водности ниже плотины там невелики, и их сглаживание не особо поможет. Снизив скорость течения, можно уменьшить полынью, но в самом центре города она, боюсь, останется. Самый эффективный метод – установить поперёк реки, на неких фермах дюралевые цилиндры с охлаждающей жидкостью, наполовину погруженные в воду. Зимой верхняя часть будет охлаждаться, холодный раствор опустится вниз и охладит воду; нагревшись, жидкость поднимется вверх и снова остынет на морозе и т.д. А летом, когда вода холоднее воздуха, такая конструкция «отдыхает». Таким макаром и сохраняют мерзлоту вокруг погребов-холодильников, опор мостов и т.п. вещей, и довольно давно. Но там применяют керосин, что при малейшей течи грозит загрязнением реки. Также опасен и этиленгликоль, обычный антифриз, но сильно ядовитый для любой живности. Остаётся смесь воды, спирта и глицерина, или раствор поваренной соли. Ну или делать цилиндры с большим запасом прочности, что тоже очень дорого. Да и фермы выйдут громоздкими, они ведь должны выдерживать, при любом повороте событий, напор воды и ветра. Так что простого решения тут, увы, нет.
Затопление последних енисейских и ангарских порогов вызовет протесты водных туристов и любителей дикого отдыха, но им и так есть куда податься. Можно расширить нацпарк на Бахте, благо места там красивые и почти безлюдные, или создать ещё один на Тасеевой, полноводной и порожистой реке. На неё тоже положили глаз гидростроители, но ежели сей бпассейн и осваивать то ближе к верховьям, где Чуна и Бирюса (истоки Тасеевой) пересекают Трансиб, БАМ и более-менее населённые места, рядом с Тайшетом. А куда прикажете девать энергию той же Игарской ГЭС с гарантированной мощностью 2,4 млн кВт? Вечную мерзлоту растапливать, как предлагали советские фантасты коммуно-технического направления? И строить её будут минимум двадцать лет, а скорее все тридцать, зная наши нравы. Впрочем, средне- и нижнеенисейские станции советских проектов нынче мало кто рассматривает всерьёз, не считая явно ненормальных. А вот проект Эвенкийской ГЭС на Нижней Тунгуске периодически хотят оживить, видно наши администраторы и политики по-прежнему страдают манией величия. Пусть не все, но многие. Придётся рассмотреть сей проект поподробнее.
При расчётном, да даже максимальном, напоре в 180 м потребуется огромная плотина более 200 м высоты и уникальные турбины Френсиса по миллиону киловатт каждая. Ежели установить в два раза больше агрегатов попроще, то сильно вырастет объём работ, ибо узкое ущелье не вместит такого монстра. Там и приличный водосброс не поместится, придётся долбить в скалах огромные выемки. А сколько будет стоить посёлок строителей почти у Полярного круга? Правда, в последних вариантах предлагается возить строителей вахтовым методом, из Туруханска или даже из Игарки. Но и там нет лишнего жилья, а доставка тысяч людей туда и обратно за сто с лишним вёрст обойдётся в копеечку. И как будут работать люди после такого путешествия? А дни и даже часы лишнего отдыха увеличат контингент работников. Можно, конечно, по вечной мерзлоте проложить автостраду или узкоколейку, но тогда только этот «участок строительства» будет окупаться 5-6 лет. Срок постройки оптимисты определяют не менее 18-ти лет, ну а мы смело положим тридцать, а то и 35. А куда девать «море энергии»? В Центральной Сибири она не нужна, тем паче есть более простые и дешёвые варианты, в Западной тем более, там две Сургутские ГРЭС снабжают частично и соседние области. И при нужде их легко расширить, не на природном газе, так на попутном, а ежели и его жалко, то на отходах местных нефтехимкомбинатов. Полагают построить мощную ЛЭП на Урал и дальше, длиной 3 500 км. Такая линия переменного тока нереальна, невозможно согласовать частоту на входе и выходе. Остаётся постоянный ток очень высокого напряжения, 1 500 кВ. Оно конечно проще и надёжнее, но сколько будет стоить такой инвертор на 8-10 млн кВт, да и выпрямитель тоже? ЛЭП придётся строить минимум в три нитки, иначе провода будут столь тяжелы, что мы разоримся на опорах. Расстояния между проводами и между нитками при таком напряжении будут велики, и мы не ошибёмся, ежели примем ширину полосы отчуждения в 200 м (минимум). То бишь площадь полосы составит 0,2*3 500 = 700 км2. Сия территория не просто выпадет из всякого пользования, там надо будет регулярно рубить лес, проводить дренаж и поддерживать его в рабочем состоянии. Учитывая, что треть трассы пройдёт по болотам и столько же по вечной мерзлоте, работы будет много. Можно заглубить фундаменты опор на 7-8 м, и сделать их в два-три раза шире, но и это дорого. В общем, уже изложенного достаточно что б понять, что энергия Эвенкийского гидроузла на Урале и западнее будет стоить дороже любой АЭС, даже трёх агрегатов ЧАЭС, работавших в особом режиме. Но мы поговорим ещё и о водохранилище и о некоторых надеждах на оную ГЭС.
Площадь рукотворного моря составит 9 400 км, в 1,7 раз больше Братского. А общий объём и вовсе в 2,4 раза больше (409 и 169,3 км3). Между тем при заполнении Братского вдхр. были зафиксированы подземные толчки, ранее тем районам совершенно не свойственные. Потом ситуация выровнялась, но сейсмичность района явно увеличилась, хоть и не намного. Ну а в нашем случае всё, что может, явно будет хуже. Благо на многолетней мерзлоте все неприятные эффекты усиливаются. Далее, сама мерзлота при соприкосновении с огромной массой воды или начнёт таять, или вода начнёт замерзать, никакого равновесия тут быть не может. В итоге мы получим или огромное развитие термокарста на площади не менее 10 тыс кв км, или оледенение как минимум половины водохранилища. В три-четыре раза больше ледника Федченко, крупней-шего на территории бывшего Союза, не считая арктических островов. И как при таких условиях будет работать электростанция? Впрочем, таяние мерзлоты, пусть медленное и постепенное, ещё хуже. Мелкие прослойки льда растают на огромном пространстве, благо тепла для оного надо немного. Появятся трещины, подземные протоки, изменится режим многих рек и ручьёв, а потом и самой Нижней Тунгуски. И рано или поздно очень сильно. Многие озёра высохнут, где-то возникнут новые, а что будет с долинами рек, токмо Аллах ведает. Хотя вряд ли он заинтересуется столь дикими краями. Заметим, что ещё в 1897 году всезнающий Брокгауз отмечал, что летом на Нижней Тунгуске отмечаются внезапные подъёмы воды вплоть до трёх аршин, в том числе и от оттаивания вечной мерзлоты тамошних дебрей (т.41, с.58). Но и это ещё не всё. Среднесибирское плоскогорье в целом, как и склоны долины Н. Тунгуски, во многих местах сложено известняками, коим только мерзлота и отсутствие текущей воды мешает растворяться с приличной скоростью. А коль скоро вода появится, развитие обычного карста пойдёт семимильными шагами. А кое-где там и соленосные пласты имеются, пусть тонкие и не очень обширные. Можно возразить, что вот стоят же на мерзлоте Курейская и Усть-Хантайская ГЭС, и ничего катастрофического за тридцать лет не случилось. Но Курейское вдхр по площади в 15 раз меньше Эвенкийского, и масштабы отрицательных последствий несопоставимы. К тому же на Курейке, при малом объёме рукотво-рного озера, можно было выбрать оптимальный район затопления, а на Тунгуске сие в принципе невозможно. Ну а на Хантайке больше половины площади водохранилища занимают озёра, чьё дно и берега «устаканились» за многие тысячи лет. А «остаток», то что заливалось впервые, примерно равен по площади Курейскому плёсу.
Но адепты Эвенкийского монстра приводят ещё один аргумент в его пользу. Мол, сие будет стратегический резерв на случай войны или крупномасштабных террористических акций. Не совсем понятно, почему террористы или потенциальные противники не смогут разрушить саму ГЭС, опыт украинской компании показывает, что сие делается элементарно. Сперва хохлы подорвали Каховскую плотину, потом наши повредили Днепрогэс, и весьма основательно. А в случае с Эвенкийкой не надо даже портить саму станцию, всё можно решить проще. Достаточно всадить в берег, недалеко от плотины, заряд в 30-40 кт, и дело в шляпе. Огромный оползень вызовет волну в водохранилище высотой в 20-30 м. Даже если плотина и выдержит, генераторы и трансформаторы будут надолго выведены из строя. А ежели заряд попадёт в воду, то гидравли-ческий удар так повредит плотину, что вряд ли она удержит и половинный напор. Так что особо и целиться не надо. Есть и более простой вариант, разрушить ту самую ЛЭП огромного протяжения. Её охрана потребует немыслимых средств, опыт ВОВ показал, что для минимальной охраны ста км железной дороги нужен батальон. То бишь на 3 500 км необходимо 35 батальонов, четыре полноценных дивизии. Причём если по железке войска могут двигаться на дрезинах или попутных поездах, то тут придётся строить притрассовую дорогу, и её тоже охранять. Особенно мосты через многочисленные реки. И вовсе не обязательно взрывать опоры или подстанции, хотя и сие нетрудно. Достаточно кинуть поверх проводов камень с привязанным куском проволоки в 10-15 м, дабы замкнуть линию. Даже если она не сгорит, то отключится, нагрузка на параллельные нитки возрастёт, и следующий камень их пережжёт с гарантией. А упавшие провода можно изрубить топорами, облить кислотой из аккумулятора или просто оттащить на ближайший торфяник. Вода верховых болот очень кислая, и пока ремонтники найдут повреждённый кусок, он выйдет из строя навсегда. Можно камень заменить палкой (копьём), стрелой лука или арбалета, а ежели в патрон обычной двустволки вместо дроби или пули положить ту же проволоку, свёрнутую спиралью, можно дуплетом поразить и все три нитки. А пока прибежит охрана, можно дать и 5 и 6 дуплетов, благо ружьё перезаряжается быстро, и стреляет точнее автомата (на близкое расстояние). Ну а зимой, на лыжах, за длинную ночь можно расфигачить огромный отрезок ЛЭП. И если одеться в ненецкую или мансийскую одежду то и маскироваться не надо, зимой по тайге бродит масса охотников. А можно и нанять кого-то из них, малые народы севера очень чувствительны к нарушению их среды обитания, и огромная ГЭС станет для них врагом № 1. Так что и платить много не придётся, надо лишь передать людям нужные патроны, и хана.
Мы не будем говорить об экологических последствиях стройки, они общеизвестны и сугубо отрицательны. Отметим в заключение, что глашатаи Эвенкийки утверждают, что при выработке 46 млрд кВт*ч электричества она покроет 10 % общероссийского потребления. Но оное отнюдь не равно 460 миллиардам, а составляет в последние годы более 980-ти. «Преувеличение» в два с лишним раза даже советские пропагандисты позволяли себе крайне редко. Ещё адепты оной ГЭС утверждают, что постройка ЛЭП позволить оживить Полярную магистраль, но на фига она нужна? Там, где колея проходит в нефтегазоносных местах, её давно восстановили, а дальше? Раз в месяц возить ремонтников, чинить порванные провода? На общественных слушаниях указывалось, что на плотине не предусмотрены шлюзы и рыбоход, но проектировщики сии замечания проигнори-ровали. В том смысле мол, что сие технически невозможно. Но мы-то знаем, что шлюзовая лестница там принципиально не отличается от предложенной нами для Саянки, а лестничные рыбоходы можно строить любой высоты. Конечно, чем они выше тем затратнее, и расход воды выше, но ничего сверхъестественного тут нет. А воды летом в Тунгуске хватает, а зимой рыба на нерест не ходит. В общем, создаётся впечатление, что проект, мягко говоря, недоработан и очень приблизителен. Что даёт лишний повод его отвергнуть.
Ошибка претендента
Российский престол в 18-ом веке занимали порой не самые адекватные, а порой и просто отвратные личности. Об этом писали и говорили много, часто с искренним гневом и неподкупной объективностью, обличая недостатки и пороки сидевших на сим удобном троне неумных и тщеславных лиц, обоего пола. Но ведь можно взглянуть на проблему и с другой стороны – ведь были претенденты куда хуже, и притом многочисленнее, чем реальные монархи. Хотя, впрочем, было и одно исключение, самый известный претендент был не хуже, а в чём-то и лучше многих реальных правителей того времени. Мы имеем в виду донского казака Е.И. Пугачёва, не без успеха оперировавшего под именем Петра Федоровича Романова, законного русского императора. Об его энергии и расторопности сказано много, и не раз, и пушек у него было больше, чем у карателей, и селяне к нему валом валили. Так что полезнее обсудить его просчёты и понять, почему новоявленный Пётр третий так и не вступил в вожделённую Москву. В своё время М. Покровский писал, что Пугачёв перестарался с рекрутскими наборами, столько в солдаты не забривали ни при каких царях. Это верно, к тому же вооружать и обучать эти толпы было некому и нечем, это вам не кадровая армия. А с вилами и косами мужики были полезнее в партизанах, и тут ЕИ совершил решающую ошибку. Вместо того, дабы собирать вокруг своего войска орды плохо вооружённых и неорганизованных людей, надо было озаботиться созданием небольших, но сплочённых отрядов коии, избегая открытого боя, нарушали коммуникации правительственных войск и связь, захватывали бы их запасы и вообще держали противника «в осаде», в непрерывном напряжении. Ночуя в родной деревне, быстро собираясь в отряды и рассыпаясь по местности в случае неудачи или сильного отпора, они были практически неуязвимы для регулярных войск, а связь с домом и родными делала их походы малообременительными для жителей деревни или села. И такая война способствовала бы моральному разложению царских войск.
Следующая ошибка Петра Феодорыча – невнимание к горожанам, и особенно к купечеству. Сие могло быть не важно в начале движения, когда актуальны были в основном казацкие лозунги, но потом, когда повстанцы захватили или осадили ряд крупных городов, всё изменилось. Купцы тех лет не особенно благоволили к властям, часто и регулярно пикировались с дворянством, что ярко проявилось в Комиссии об уложении 1767 года. И привлечь столь влиятельную силу на свою сторону Пугачёву было нетрудно. Конечно, казаки не очень жаловали богатых людей, но лучше было обложить их фиксированным налогом, чем грабить по своему капризу. И ремесленникам наш герой уделял непростительно мало внимания, а ведь то был народ очень ценный, производи-тели амуниции и вообще мастера на все руки. Пушки отливать они, конечно, не умели, но артиллерии и так было с избытком, нехватало пушкарей. И ломались в первую очередь колёса и лафеты, а их починка для опытного мастерового дело плёвое. Как и ремонт кремнёвых замков, проковка штыков и сабель, не говоря уж о более штатских вещах.
Низшее духовенство и так относилось к претенденту лояльно, но он мог без особых проблем завоевать на свою сторону и высший клир. Надо было лишь намекнуть о готовности отменить секуляризацию 60-ых годов, сильно обидевшую расейский епископат. В крайнем случае какие-то земли можно было и реально вернуть, ведь после отмены крепостного права и приращения крестьянских земель найти работников на оные земли было непросто. Пришлось бы клирикам продавать свои наделы задёшево, или нанимать батраков по разумной цене. А сие оздоровило бы «ситуацию на рынке труда». И наконец дворяне. Многие из них и так перешли к повстанцам, не видя большой разницы между безродной немкой и оборотистым хорунжим. Правда, то были в основном низы благородного сословия, мелкие чиновники и младшие офицеры, безземельные и не имеющие крепостных душ. Но и поместное дворянство можно было привлечь на свою сторону, хотя бы частично, а прочих надёжно нейтрализовать. Достаточно было гарантировать помещикам владение усадьбой и частью земли, благо после падения крепостничества обработать все свои наделы они всё равно не смогли бы. Ну и сохранить некоторые сословные привилегии, большей частью формальные – сословный суд, отмену телесных наказаний и льготное налогообложение. Конечно, дворяне Центра и Севера от таких перспектив были бы не в восторге, но жители прифронтовой полосы быстро сообразили бы, что лучше сохранить часть, чем потерять всё, включая и собственные головы. Ну а по мере продвижения повстанцев к столицам число таких помещиков росло бы в геометрической прогрессии. И большинство переметнулось бы вполне искренне, сидели же на нашем престоле бывшая прачка и годовалый младенец, а уж боевой офицер и прекрасный администратор был бы не последним самодержцем в том ряду.
А как бы отнеслись крестьяне к сохранению поместного дворянства? Да вполне нормально, абсолютное большинство их не мыслило себе жизни без барина. Получив волю и земельное приращение, они с лёгкостью оставили бы дворянам большинство функций «местного самоуправ-ления». Конечно, какая-то часть помещиков, особенно в пограничной полосе юга и юго-востока, разорилась бы, но в тех неспокойных краях такое случалось и ранее, и весьма часто. Ещё при Михаиле Фёдоровиче тамошние вотчинники, не имея средств и возможностей, уходили в однодворцы и пахотные солдаты, а то и в государственные крестьяне. А царствование его сына заполнено было бесконечными жалобами порубежных помещиков на голод, холод и полную невозможность вести нормальное хозяйство. Так что всё это пустяки, дело житейское… Ну и последний вопрос – как воцарение Псевдопетра повлияло бы на дальнейшую историю России? Боюсь, что не очень кардинально, сохранилось бы самодержавие и подчинение ему всех сословий, но естественно, в более мягкой и опосредованной форме. Уральские заводчики поначалу терпели бы убытки, но скоро приспособились бы к вольнонаёмному труду. А поскольку Англия тогда ещё нуждалась в русском чугуне, разорение им не грозило. В Центре же и на Севере фабрики и заводы развивались быстрее бы, и широкая постройка каналов и водных систем пришлась бы не начало 19-го, а на конец 18-го столетия. И железные дороги появились бы ранее, и в большем числе. Заселение южной степи шло бы куда быстрее, и вопрос о проливах встал бы гораздо раньше. И вот тут могло быть очень принципиальное различие – нуждаясь в свободном плавании по проливам, русское купечество вело бы турецкие войны чаще и удачнее, и крест на Святой Софии вполне мог появиться в реальности первой половины 19-го века. Франция и Австрия тому активно бы противодействовали, но последняя после российской «революции» была не очень страшна, ей бы справиться с венграми и поляками, вдохновлёнными примером Московии. А предреволюционные французы были не способны на что-то серьёзное. Потом конечно, началось бы русско-английское соперничество, и вряд ли Петербургским властям удалось бы отхватить более, чем они захапали в реальности. Но Босфор и Дарданеллы тоже не хрен собачий.
Славяне вокруг нас
А мы что ж, не славяне, наверное неприятно удивятся многие читатели. Но есть некие европейцы, коии настоящими, элитными так сказать, славянами считают токмо себя, а тех, кто восточнее Смоленска некими недоделками. Не будем обсуждать хорватов, их фанаберия общеиз-вестна, и к тому же частично обоснована исторически. Но вот чехи считают себя старейшей и культурнейшей нацией всего славянства, при этом они по-прежнему обижены, пусть и подспудно, на всех соседей, включая и не очень близких. При этом господа чехи как-то забывают, что приглашали в своё время мастеров-немцев, а архитекторами в Праге работали итальянцы, а порой и французы. Но это в общем-то мелочи, а вот чешские претензии на участие в антигитлеровской коалиции просто смешны. Всю войну они (чехи) исправно снабжали вермахт прекрасным оружием, и в большом числе, да ещё поставляли качественную сталь, инструмент и запчасти на десятки заводов Германии и Австрии. А в последние месяцы Второй мировой Остравско-Моравский район давал около 80 % вооружений Третьего рейха. Что же касается восстания в Праге 5 мая 45-го года, то к этому дню уже вся Европа, включая самые тихие уголки Дании и Голландии, была очищена от немцев. И началось сие «восстание» с грабежей немецких магазинов и лавок, и победило лишь благодаря 1-ой дивизии РОА, хотя немцы особо и не сопротивлялись. Ну а потом Чехословакия в числе победителей даже получила репарации с Венгрии, хотя венгерская экономика после войны была разорена куда сильнее чешской. Было, конечно, у чехов эмигрантское правительство в Лондоне, и чехословацкий корпус в РККА, и какие-то части на других фронтах. Но ведь и гитлеровские сателлиты, Болгария и Румыния, в конце войны воевали против немцев, и куда большими силами, а итальянские партизаны в боях с вермахтом понесли больше потерь, чем италийские армии в Союзе и в Северной Африке. Но всё это не спасло оные страны от ответственности после войны.
Конечно, победители, и особенно СССР, были в безвыходном положении, и так пол-Европы воевало на стороне немцев, а ежели вычесть нейтралов (в основном пронемецких), то картина получалась совсем удручающей. Но это скорее эмоциональный подход, а в столь важном деле надо было полагаться на разум, а не на чувства. Можно ещё возразить, что репарации получала объединённая Чехословакия, а словаки в ходе восстания 44-го года всё же потрепали какие-то германские части, правда второразрядные, да и было их немного. В основном партизан давили венгры, местные эсесовцы, да немецкие пособники из других стран. К тому же до того словаки помогали немцам, правда не очень исправно, и в основном в тылу. Но ежели всё же надобно было компенсировать Словакии какие-то потери и затраты, то взяли бы репарации с чехов, и все были бы довольны. Кроме чехов конечно, но они смолчали бы, как всегда, затаив очередную и бесплодную обиду. Но увы… И кстати, данная нация оказалась в незаслуженных победителях уже не первый раз, а как минимум второй. Но тут необходимо небольшое отступление.
После первой мировой среди политиков Антанты блуждала идея, что хорошо бы Германию от греха подальше разделить на несколько государств, благо тогда региональные отличия ещё были явственно видны по всей стране. Ну не на 20-30 конечно, а так, где-то на 4-5. Мысль сочли беспереспективной, ибо подобное разделение породило бы весьма быстро тягу к объединению среди большинства немцев, и ничего противопоставить ей победители не смогли бы. Но в оной идее было и рациональное зерно, четыре южногерманских государства (Бавария, Вюртемберг, Баден и Гессен-Дармштадт) в своё время весьма неохотно соединялись с остальными, да ещё под эгидой Пруссии. Бисмарку пришлось оставить в ведении местных правительств почту и телеграф, частично акцизные сборы, а баварские призывники и вовсе давали присягу своему королю, а не императору Германии. Формальность по сути, ибо командование было единым, но всё же. И вот в 18-ом году надо было, отделив сии области от остальной Германии, объединить их с Австрией, Судетами и Южным Тиролем в Южнонемецкую (Швабскую, Альпийскую, Дунайскую или Среднеевропейскую, это уже дело вкуса) державу. Сие была бы федерация с широкими правами провинций, очень демократической конституцией, благо южные немцы всегда отличались антито-талитаризмом, и с развитым социальным законодательством. Помещиков там было немного, редкая знать после поражения в войне потеряла всякий авторитет, и кардинальная земельная реформа, как и ликвидация дворянского сословия вообще, встретили бы поддержку подавляющего большинства населения. В итоге вышла бы вполне проантантовская и миролюбивая страна, с развитой экономикой и хорошим правосознанием. Можно сказать, образец для всей Центральной, Восточной и Южной Европы.
Конечно, чехи и особенно итальянцы были бы недовольны таким репримандом. Но с первыми можно и нужно было не считаться вовсе, хотя бы из-за их предательства в годы Гражданской войны. Мы имеем в виду отнюдь не только выдачу Колчака и его соратников красным. Сперва единомышленники И. Швейка, в большинстве своём вполне сознательно (порой целыми ротами и батальонами), изменили Австро-Венгрии, коия ежели и была «тюрьмой народов», то куда более комфортабельной, чем Российская империя. Затем они вмешались в гражданскую войну, под тем предлогом, что изменение маршрута их эвакуации из России (с Владивостока на Архангельск) чревато неизбежными потерями из-за атак немецких подлодок. Но ведь на изменение маршрута согласились представители Антанты, без санкции которых советы ничего не решали. И ежели чехословаки стремились всего лишь попасть во Владивосток, то они с лёгкостью могли сего добиться, мобилизовав железнодорожников Транссиба и заставив их продвигать свои эшелоны с максимальной скоростью. Только в четырёх ключевых районах (Сызрань-Пенза, Челябинск, Новониколаевск и Владивосток) в мае 18-го года корпус имел 34 тыс солдат, и ещё 10-15 тысяч в промежуточных пунктах. Местные советы при всём желании не могли набрать и трети от этого числа, а в Сибири и не везде власть была в руках Советов, и далеко не все они поддерживали большевиков. Помощь же из центра в любом случае опоздала бы. А главное, расправившись с Совдепами на подконтрольной территории и захватив в Казани часть золотого запаса (русского), белочехи фактически самоустранились от борьбы, оставив разрозненные отряды «белых» в Поволжье один на один с Москвой. Хотя, по идее, овладев Поволжьем, Корпус должен был двигаться на Пермь и Вятку, дабы соединиться с войсками союзников на Севере. Но даже столь скромную задачу, благо при тех силах легионеры могли взять Москву и Питер, они не выполнили, предпочтя грабить склады, государственные и частные, и отдельных лиц. А ведь командование чехословацкого корпуса получило от французов более 11 млн рублей, и от английского консула 80 тыс фунтов стерлингов, именно на борьбу с Советами. А на что они их потратили в реальности, токмо аллах ведает. И ещё один любопытный факт, в конце мая чехи после упорного, по тем временам, боя, захватили Пензу, но через два дня ушли в Сызрань. Хотя через Пензу пролегал кратчайший путь на Москву. А ежели они хотели побыстрее попасть на восток, то нечего было и затевать «Пензенскую операцию», а надо было спешить в Сызрань изо всех сил. С теми отрядами, что были у красных, они отступлению к Волге никак помешать не могли. В общем, «братья-славяне» действовали по пословице «И нашим, и вашим за копейку спляшем». И тем самым легионеры доказали полную никчемность чешских вооружённых сил, ясную впрочем уже по событиям прошлых лет. Что впоследствии блестяще подтвердилось дважды, в 1938 и 1968 гг. Так что союзникам не было никакого резона принимать во внимание чешские нужды в ущерб южно-немецким или любым другим, хотя бы даже польским (в Тешинском округе Чехии проживали почти исключительно поляки).
Сложнее дело обстояло с итальянцами, они и так были недовольны итогами Первой мировой, а без Южного Тироля и вовсе взбунтовались бы. Но их энергию можно и нужно было направить на восток. Турция с трудом справилась с греками в начале 20-ых, а если бы Италия получила достойный «мандат» на бывшей османской территории, то все были бы довольны. А возвращаясь к славянам, надо признать, что отторжение от Германии в 44-46 гг огромных территорий в пользу поляков было грубой ошибкой. Особенно сие касается дельты Одера и прилегающих островов. Всё равно Польша осталась враждебной к России, хотя во многом сие объясняется совершенно искусственной советизацией послевоенных лет. А в общем, пора подводить итоги. Никакой славя-нской общности нет, и вряд ли она вообще возможна, так что ко всем соседям надо подходить сугубо индивидуально, в соответствии с сугубо российскими интересами. В частности, коль у венгров есть претензии на южную часть Закарпатья, так и надо с ними объединяться в борьбе с общим врагом, ежели не удастся решить дело миром.
Имена и символы
По нашей беспокойной стране несколько раз прокатывались волны переименований и «возвращений к истине», и всякий раз оные деяния сопровождались яростными спорами, взаимными обвинениями чёрти в чём и черти кем, и с неизбежными оргвыводами. И не токмо в советское время, ещё переименование города Хлынова в Вятку при Екатерине великой вызвало ожесточённые споры. Неча мол, потакать вотскому патриотизму. И в то же примерно время реку Яик переиначили в Урал, дабы видите ли, память об яицких казаках стереть. Они мол участвовали, и дюже активно, в Пугачёвском бунте. Как будто переименование не является лучшей памяткой о тех событий, да и при чём здесь Урал, означенная река имеет лишь истоки в Уральских горах, а таких рек десятки, ежли не сотни. А потом Яик течёт по равнине почти две тыщи вёрст, а горы если где-то и видны, то лишь на горизонте. Были и потом не очень логичные случаи, например, переделка Санкт-Петербурга в Петроград. Якобы для борьбы с немецким влиянием. Как будто после переименования все российские немцы превратились в славян. Многие из них, кстати, и фамилии поменяли с монаршего соизволения, и ничего сие не изменило. Те кто честно служил России, продолжали работать, а те немногие, что ориентировались на кайзера, под русскими прозвищами действовали ещё успешнее. А с другой стороны, Петроград гораздо благозвучнее старого названия, да и короче, и ежели бы большевики не поторопились с Ленинградом, город скорее всего сохранил бы «промежуточное» название. Впрочем, о коммунистах нечего и говорить, одни имена 20-ых годов чего стоят. Как и среднеазиатские посёлки Москва, Ленинград, Имени Андреева А.А. или Коммунизм и Социализм.
К настоящему времени большинство переименований, включая самые нелепые, возвращено в первозданный вид, но неприятные исключения остались. И в первую очередь, Канал имени Москвы. Каналы, реки, озёра и т.п. объекты никто и никогда не называл в честь городов, посёлков и деревень, сие дурной тон, всё равно что прилюдно материться. И почему имени Москвы, она имеет к каналу весьма косвенное отношение, тогда уж давайте его назовём Канал имени Икши, Яхромы или Дмитрова, они ведь привязаны к оному каналу почти всеми кварталами. Или Канал имени Каналстроя, сия станция находится где-то посередине водной трассы, и там действительно жили строители оной. А многие там же и похоронены. Но ведь сей канал проходит и по Москве, правда всего ничего? Да нет, сие не Москва а Тушино, старинный город с самобытной историей, и зря его растворили в столице. Он кстати, в Смутное время был второй столицей России, а скорее даже первой. Ведь Василия Шуйского вне укреплений Земляного города признавали немногие, а Лжедмитрию 2-му подчинилась треть страны, а то и побольше. А развивая нашу тему, можно и Неву переименовать в Реку имени Петербурга, благо сия протока очень коротка и молода геологически, долины не имеет, да и название неблагозвучное, а главное иностранное. То же самое относится и к Клязьме, Каме, Енисею и Таймыре, и не только к ним.
Ещё одна нелепость это Волгоград. Триста лет Царицын был известен всей России как один из самых динамичных и быстрорастущих городов, и река Царица названа не в честь высоких особ, а сие название – русифицированная Сарысу, жёлтая вода на тюркских языках, что общеизвестно. К тому же город славился вольнолюбием, в своё время перешёл к С. Разину, и булавинцы овладели им за сутки, а Е. Пугачёв рагромил окрест города крупный отряд царских войск. И в 1918-ый известен Царицынской обороной, хотя тогда сие было непринципиально, «судьба революции» решалась на Средней Волге. Всё это уже должно привлечь симпатии многих россиян к исходному названию. А как же Сталинградская битва? Да так и останется Сталинградской, это общепринятая практика. Аустерлицкое сражение как было под таким именем, так и осталось, хотя город ныне называется Славков. Так же как и битва при Прейсиш-Эйлау, хотя город стал Багратионовском, и Кюстринский плацдарнм на Одере, хотя сейчас это Кюстшин и Одра. И кстати, я бы вернул Багратионовску старое название, всё-таки там русские войска выстояли против Наполеона и нанесли ему чувствительные потери. А Фридланд пусть остаётся Правдинском, Бог с ним. И последний момент, это праздник 23-го февраля. Даже с узко советской точки зрения ничего заслуживавшего внимания в тот день не произошло, Красная армия начала строиться ранее, можно сказать, уже в ноябре-декабре 17-го, ну а ленинское воззвание об опасностях, грозящих социалистическому отечеству, мало чего изменило в реальности. Ну отправилось на фронт несколько сотен матросов, так они даже Нарву удержать не смогли. П. Дыбенко за сие дело даже хотели под суд отдать, но потом поняли, что он-то был ни в чём не виноват. И уж ежели надобно непременно армейский праздник связать с событиями Гражданской войны, то есть взятие Казани, штурм Перекопа, Волочаевская битва и т.д., и особенно Энзелийская операция 17 мая 20-го года. В те дни небольшая флотилия красных при поддержке кавалерии высадила крупный, по тем временам, десант, коий нейтрализовал английский гарнизон и позволил вывезти все корабли и запасы, ранее уведённые белыми в Персию. И весь Средний Восток потешался над незадачливыми британцами. Ну и конечно свет клином не сошёлся на событиях 1917-22 гг, есть и более важные и знаменитые даты. Невская битва и Ледовое побоище, Малоярославец, Париж и «Битва народов» у Лейпцига, Кунерсдорф и Берлин (два раза), Брусиловский прорыв и Сталинград, и стояние на Угре. Тогда, правда, обошлось совсем без стрельбы, но тем важнее полная и решительная победа, достигнутая Иваном Великим. И наконец, Куликово поле, чуть ли не единственное поражение славного монгольского войска. И дата почти круглая, 08.09.1380, а от Сотворения мира и вовсе 6888 год. Есть где развернуться любителям магии и конспирологии. И последний момент, требующий прояснения, это царствование императора Константина первого. После смерти его старшего брата вся страна присягнула новому царю, безо всяких возражений и оговорок. Был якобы какой-то акт об отречении, но коль он хранился в тайне и о нём решительно никто не знал, за исключением 5-6 лиц, считать его законным никак нельзя. Костантин сей акт не огласил, и Николай оному не противился, так что присяга была совершенно законной. А вот последующая «переприсяга» была актом совершенно произвольным, даже такого слова не было в российском законодательстве. По сути, Николай Павлович совершил государственный переворот, и сам он, и его наследники правили, мягко говоря, не совсем законно. Понятно поэтому их желание признать Константина императором «небывшим», но нам-то нет никакого резона повторять сию нелепицу. Есть факты, и надо им следовать, по возможности объективно. Ну вот, теперь пожалуй и всё.
Определения и термины
Вопрос сей скорее лингвистический, нежели литературный или публицистический, но на мой взгляд всё же очень интересный. И связан он с употреблением терминов, определений и просто названий предметов, веществ и явлений. Ясно, что термины и определения должны быть однозначны, но это вовсе не значит, что они должны педантично и полно отображать суть описываемого явления, тем паче, что тогда самую простую вещь придётся «обзывать» целым предложением. К тому же многие предметы и явления имеют исторически сложившиеся названия, часто не соответствующие их сути. Вот железные дороги в большинстве стран никогда не были железными, сперва рельсы делались из чугуна, а потом из стали. И вообще материал постройки дело не главное, куда важнее, что на данном виде транспорта колёса перемещаются по фиксированной колее. Но этот факт отмечен лишь в англоязычных названиях (railroad, railway, рельсовый путь). И сие гораздо правильнее по сути, чем «железка», но ведь никто и нигде и не пытается переименовать сей вид транспорта. Далее бездымный порох, на самом деле при сгорании всегда дающий немного дыма, и порох дымный, кроме дыма образую-щий и приличное количество газов. Но ведь никто не предлагает на оном основании называть их газодымным и дымногазовым. Точно также бескурковые охотничьи ружья вовсе не лишены курка вообще, они бы тогда стрелять не могли в принципе. Просто он (курок) скрыт внутри механизма и снаружи не виден. А уж название класса кораблей – линейный крейсер – формально просто нелепо, ибо в боевой линии крейсера, предназначенные для разведки, дозора и операций на морских торговых путях, действовать не могут по определению. Часто вместо слова сутки говорят день, что по сути неверно, но официально разрешено. Хотя меня к примеру коробит, когда период полураспада радона-222, к примеру, обозначают как 3,8 дней. А ночью он что, лежит себе спокойненько и не фига не распадается? Но что делать, раз так принято, то будем законопослушны.
Мне возразят, что всё сие общеизвестно, и вряд ли найдутся сейчас, да и в недавнем прошлом, люди, стремящиеся формализма ради исправлять общепринятые термины. А вот и не фига! Вот к примеру, в книге Э.В. Штейнгольда «Всё об охотничьем ружье» (М, 1978) штуцер предлагалось переименовать в «двухствольный карабин», без внятных объяснений, зачем и почему. Мол, так будет единообразнее и проще для запоминания. А то, что штуцер оружие с переломными (враща-ющимися в вертикальной плоскости) стволами, а карабины всегда и везде делали с неподвижным стволом, игнорируется. Хотя сие важнейший принцип классификации ручного огнестрельного оружия. Но сие пример простой, приведём посложнее. Вот книга А.А. Щёлокова «Монеты СССР» (М, 1989), и там доказывается, что гурт монеты, в буквальном переводе, это не ободок, а то что на нём изображено. То бишь надо говорить не гладкий гурт, а монета без гурта. Ну, абсурдность буквального перевода в подобных случаях вроде бы очевидна, но есть и более веский аргумент. Все русские нумизматы с конца 18-го века и до наших дней, и коллекционеры и учёные (а среди последних были и мировые знаменитости, с общепризнанным талантом и огромной эрудицией), пользовались общепринятым понятием гурта, и не испытывали никаких проблем с терминологией. И у нас нет никаких причин оное положение менять. Тем паче, что в подобных случаях уточнение (формальное) приводит лишь к путанице. Далее, тов. Щёлоков предлагает вместо общепринятых терминов аверс и реверс (лицевая и оборотная сторона монеты) применять названия лицевая и гербовая стороны. Мол, нельзя называть оборотной ту сторону, на которой изображён какой-то великий деятель (имелся в виду прежде всего В.И. Ленин). Но сие просто смешно, даже с советс-кой (ортодоксальной) точки зрения, ибо Маркс и Энгельс, а в иные годы и Сталин, признавались вождями не менее великими, чем Ильич. А чем хуже Толстой, Пушкин и Менделеев? Да и юбилейные рубли 67 и 70 гг, и полтинник 67-го, на которых был портрет Ленина, описывались традиционно – аверс с гербом, а реверс с портретом. Ибо только действующий правитель (царь, генсек, президент и пр.) имеет преимущество перед гербом государства. Сей принцип установлен ещё древними, и нет никакого, наималейшего резона его менять.
А вот где можно и нужно поспорить о терминах, так это названия грибов. Берёзовик и осиновик, или подберёзовик и подосиновик, причём последние варианты в разговорной речи явно преобладают. Но и по сути они правильнее, ибо берёзовик может расти и на самом дереве, как паразит или сапрофит, а может и под ним, или же (теоретически) использовать ветви берёзы как опору, подобно тропическим орхидеям. А вот подберёзовик указывает на произрастание под деревом, то есть его корни и мицелий гриба биологически взаимосвязаны. Ну и про другие грибы с приставкой под можно сказать то же самое. Впрочем, нынче так считают и многие специалисты-микологи, так что не будем углубляться в сию проблему.
Ну и теперь последнее замечание, самое злободневное, хотя, по сути, и третьестепенное. Но раз уж в России поэт больше, чем просто бумагомарака, как же не поругать действующую власть. И причём по делу, сугубо и вполне. Ведь законотворчество, особливо охватывающее коренные интересы миллионов людей, тоже суть разновидность общественной мысли. И уж коль у нас, хотя бы официально, как при Николае I, карает закон, а не его присные, то можно и нужно нелепые законы и распоряжения обсуждать и критиковать. Речь идёт о деньгах, без коих человек, лишённый натурального хозяйства, существовать не может, как метко заметил ещё герой Чехова. Всякий, кто снимал деньги в банкоматах Сбербанка, знает, что послание об их исчезновении с карточки приходит до того, как сама карточка покинет банкоматские недра, не говоря уж о деньгах в лотке. А ведь ещё римское право установило, что сделка считается завершённой лишь когда все её участники получат всё, им причитающееся, и не раньше. Вот тогда и оповещайте клиента о содеянном. Ну вот и всё на сегодня.
Трагедия или фарс?
Карл Маркс когда-то, сравнивая двух императоров династии Бонапартов отметил, что история в наше время часто повторяется дважды, сперва как трагедия, а потом как фарс. Сие скорее художественный образ, чем точное определение, ибо и правление Наполеона Великого иногда имело черты фарса, а при его приемнике всё закончилось трагедией утраты Эльзаса и Лотарингии, предопределившей будущую Мировую войну. Но некая закономерность, пусть и не всеобщая, отмечена верно. Для той же Франции Первая мировая была трагедией, коию совсем не скрасила сугубо формальная победа, а Вторая фарсом, и очень комедийным, когда в июне 40-го года лишь один экзальтированный полковник проявил твёрдую решимость противостоять немцам до конца. А вот в Германии трагедией обернулись обе войны, и вторая заметно сильнее. И кстати, возвращаясь к французским делам, заметим, что «фарса» было два, после Луи-Наполеона его карьеру пытался повторить маршал Петэн, и с ещё более печальным результатом. То же и в Британии, после трагедии Кромвеля, пусть и не очень кровавой, были фарсы Якова второго, У. Питта-старшего и герцога Веллингтона, из среднего (хотя и известного) полководца ставшего второразрядным политиком. Также и у Фридриха Великого были вполне комедийные адепты, Фридрих-Вильгельм третий и Вильгельм второй. Хотя и там, конечно, были элементы трагедии среди общего «фарса». Так что весьма условно наиболее распространённой схемой надо считать «трагедию плюс два фарса», ежели можно так выразиться. А у нас в России трагедией принято считать времена культа личности И. Сталина, а фарсом правление Л. Брежнева. Ну а что же нам считать «вторым фарсом», или он ещё пока не наступил? Трудный вопрос…