Продолжение повести "Прабабушка и муралисты"
Нур Джахан со скучающим видом пересекла комнату, остановилась рядом с мольбертом, накрытым простынёй до самого пола. Её поднятый шоколадный хвост чиркнул по лёгкой ткани, и не успевший снова улечься Антоныч чуть не подпрыгнул.
– А ну кыш! Не смей открывать! Сказал, нарисую тебя, значит, нарисую! Имей терпение, я только начал! Другие вон по полгода ждут, пока я за них возьмусь. В зоопарке, когда жирафа рисовал, он, небось, ни разу ко мне задом не повернулся, а эта ходит тут, хвостом крутит… Э-эх!
Видно, не судьба была сегодня долёживать. Антоныч перевалился с койки на пол, поползал на четвереньках, доставая убежавшие к стене тапки, обернулся на мольберт – да так и остался сидеть с тапками в руке.
На фоне свисающей складками простыни полулежала Нур Джахан. Она вытянула вверх заднюю лапу и любовалась ей, то выпуская коготки, то снова пряча их в белый носочек. Невозможно было представить себе более изящную позу.
– Ну не мерзавка, а? – простонал Антоныч, раздираемый противоречивыми желаниями: либо швырнуть в кокетку тапками, либо немедленно выдать ей внеочередную порцию печёнки, потому что такая красота требовала жертв. Кошка в правильном выборе не сомневалась. Она опустила лапу и лениво повернула к нему голову, словно говоря – ну, видел? И?..
И тут предательская простыня соскользнула прямо на кошку, обнажив стоящий на мольберте почти нетронутый лист бумаги. Миг – и тапки полетели в сторону Нур Джахан, но попали точно в середину листа. Мольберт упал, выскочившая из-под простыни кошка метнулась к двери, а оторопевший от неожиданного грохота Антоныч замер с открытым ртом.
В комнату сунулся некстати солнечный луч и высветил все углы, прямо как софит на театральной сцене. Антоныч закрыл рот и помрачнел. Выглянул в окно – так и есть. Погода была исключительно хорошей, и даже замызганное стекло никак не могло на это повлиять. Надо было начинать новый день.
– Каждый день она намекает, то так, то этак, это ж никаких нервов не хватит терпеть, – бормотал Антоныч, поднимая мольберт и поглядывая на Нур Джахан. – Когда мне рисовать, если дел полно? Ты-то ведь только позировать согласна, нет чтобы макароны сварить или яичницу поджарить. А портрет тебе вынь да положь. Как же! Хочется, небось, войти в историю как модель прославленного художника Невашева…
Он встряхнул простыню и аккуратно накрыл мольберт, стараясь не глядеть на лист, на котором было всего несколько карандашных штрихов. Подхватил в сенях ведро, вышел во двор, осмотрелся. Сплюнул. Рекламная картинка, да и только. Солнце сияет, лес будто расчёской причесали, речка блестит, и дурацкая моторка на ней кренделя выписывает, тарахтит, как трактор – Петрович намылился куда-то. Заслуженный деятель искусств повернулся к реке спиной и пошёл к колодцу.
Одинокая жизнь в брошенной деревне оказалась для сугубо городского человека Андрея Антоновича Невашева не такой романтической, как он представлял вначале. Всё здесь приходилось делать самому, это было тяжело и непривычно, и если он отсюда не уезжал, то исключительно из упрямства и ещё потому, что не хотел, чтобы над ним исподтишка хихикали. Одно дело вернуться с серией картин или хотя бы с папкой набросков, а так-то что – только людей смешить. Вдохновение не приходило, зато приходили дожди…
– …а с текущей крышей особо-то не порисуешь – понятно, твоё индийское величество?
Это Антоныч сказал уже вслух. Он так и разговаривал – то вслух, то про себя, то с кошкой, то сам с собой. Включил чайник, нарезал хлеб и колбасу. Удивился, что Нур Джахан не явилась к завтраку. Взял было бутерброд – и положил обратно. Есть в одиночестве не хотелось.
– Нурка! Ну всё, хватит обижаться. Давай сюда! Кис-кис-кис!
Снаружи послышался шум, раздались незнакомые голоса. Невашев нахмурился и вышел.
Во дворе стояла группа подростков, четверо нормально одетых, пятый вырядился пиратом. Ишь, воротник волнами, манжеты Понятно. Какие-нибудь игры на свежем воздухе. Будут бегать по лесу и орать. Не напугали бы Нурку. Антоныч поискал глазами кошку и успокоился – Нур Джахан, молодец, устроилась высоко на поленнице и выжидательно смотрела оттуда на незваных гостей.
– Ну, чего вам тут надо? Идите куда шли.
Живописный пират шагнул вперёд.
– Здравствуйте, Андрей Антонович. Мы к вам, в гости. Примете?
Голос был совсем не мальчишечий. Художник присмотрелся – морщинистое личико, взрослые, но весёлые глаза… Что это ещё за явление?
Продолжение следует.