Старуха

Марина Белавина -Николашвили
    Высокие деревья и зеленый забор –  были привычным пейзажем. Солнце или снег – да какая разница –  главное, что продолжается жизнь. А она и вправду продолжалась: все было по расписанию, за ней ухаживали, она танцевала и пела. И очень часто вспоминала себя молодой: яркие картинки так четко рисовали образ,  а к образу примешивался дух того времени: кримпленовое платье, духи «Красная Москва», шапка из песца и другое.
     Она оживала, и за плечами вырастали крылья. Казалось, что сил так много, что их некуда  деть? Можно свернуть горы или пуститься в путешествие. Сил был избыток очень короткое время, потом силы покидали, это случилось стихийно, мгновенно, внезапно!
     Кровать как аэродром, лежишь и переносишься туда, где хорошо душе, отдохнувшей от крепкого медикаментозного сна. Можно было вполне обходиться без таблеток, но мозг или душа хотели убежать подальше от реальности, а ценности, которые сидели крепко в голове, были не ее ценностями, а ее родителей, окружения, общества. Она жила этими ценностями всю жизнь, сейчас многое было вторичным! Она «забыла» Бога, хотя ещё совсем недавно ходила в церковь два раза вдень –  утром и вечером! Сейчас был её соседом, о нём она не говорила, но говорила с ним!
     Она ощущала своё тело, сжималась и старалась почувствовать ноги, посмотреть на руки, походившие на лапы птицы. Проверив хваткость рук, сжимая и разжимая кулачки, она успокаивалась и уже не обращала былого внимания на некрасивость старых рук.

    Просыпание было долгим, но режим обязывал возвращаться в мир. Все одни и те же лица совсем дурных старух, которые забывали где дверь и где столовая. Что  с ними общаться? Опускаться до этого значило … А что, она не могла найти слов. Слова часто забывались, оставались только образы, которые тоже как в дымке рассыпались и через минуту уже другие события и лица появлялись на размытой картинке.
      В её жизни подруг было много, но многие ушли в мир иной. Первые уходы воспринимала больно: ушла часть её жизни, вспоминала она не вздорную старуху с тараканами, а смеющуюся девчонку. Хотя эта картинка больше походила на кадр старого кино, но он врезался в память, и если говорили о Марии Павловне, то именно эта смеющаяся девочка-картинка и возникала в памяти.
     Она понимала, что подружки – старые пердушки – это есть те, когда-то молодые и  безупречные её подруги. Сейчас от них осталась оболочка, шелуха: их рассказ о коварных детях и неблагодарных внуках ставил всё на место! Дети ценят старух только, когда последние уйдут из жизни. Будут охать и приводить в пример своим детям, в большинстве своём великовозрастным лбам, не хотящим работать (как мы!) и заводить семью, объясняя все просто: мать, мы живём в другие времена!

   У нее есть муж. Или был? С ним жила долго, часто не всегда счастливо, но это как предмет мебели - должно быть и точка. Хотя тут недавно к ней подходила одна в красном и говорила, что он уже живет с ней. Или у нее. Она плохо понимала, о чём шла речь, но эту цыганку она хорошо запомнила. Черные волосы и красная одежда. Это точно цыганка. Это слово для неё было негативным. В молодости она сняла с ушей красивейшие серёжки – на другие бы эти не согласились, чтобы погадать. Забыла, что тогда наплели ей эти мошенницы, но серёжки блеснули в памяти!

    До этого  другая бабёнка, очень шустрая, говорила ей о нем. Что там было? Говорила, что  ее муж хороший! Она и сама знала это и держала его около себя. Помнила всех, положивших на его глаз, за долгую-долгую  жизнь. Эта вереница лиц крутилась как гимнастическая лента. Больно было уловить кадр, она прищуривала глаза и старалась сосредоточиться, но все куда-то ускользало. Она оставалась в неведении. Устав,  она переключала своё сознание на что-то другое, а вспомнив о незаконченности своей мысли, опять пыталась представить  красавиц, которые отравляли ее жизнь и заставляли ревновать мужа.

    Она не видела его давно, пытаясь спросить где он, умер или живет с другой, но все вокруг отвечали что-то (каждый стоял на своём), что никак не давало успокоения ее душе. ! Это точно крутилось в голове: это лишнее, это надо вырвать с корнем! Муж или воспоминания о нем ничего спокойного не сулило!

    Через несколько месяцев после смерти старика, видя, как мучается их бабушка, наплевав на все ограничения врачей, на все доводы, что никто не дает гарантии  о том, что известие о смерти старика не доведет до суицида вдову, родственники сказали,  что он умер и похоронен рядом с матерью.
    Бабушка улыбнулась и счастливо сказала: «  А я ведь знала. Видела сон, что мать зовет его на другой берег реки, поняла, что она за ним пришла». Она твердила радостно, но с некоторым недоверием, что он умер первым, хотя всегда говорил, что она первой уйдет.
 Известие о смерти многолетнего спутника жизни, успокоило душу и позволило мозгу вычеркнуть из списка людей, о которых нужно было помнить, ведь память была уже не та, хотя она начинала свой день с воспоминания: какой сегодня день, число, время года?

    С тех пор она ожила, скинула часть тяжести своей болезни, отряхнулась от каких неведомых оков и начала жить. Это была уже жизнь не старой и больной женщины, а маленькой сухой старушки. Она запоминала только то, что ей говорили, какая она красивая, молодая и проживет еще лет 20. Психика – непредсказуемая часть человека. Это  душа человека , которую никто не видел, но каждый знает,  как она тоскует и как она радуется. Душа старушки  и душа девочки так похожи…


     Подружки ушли в мир иной, а она задержалась на земле, чтобы пройти через это. Физически здоровый старый человек теряет разум. Теряет по крупицам, понимает это и записывает себе на память перечень имён, которые надо поминать – это ушедшие люди, а она видит имя и вспоминает человека. Читает медленно, так как имя лишь звук, а образ – это всё: хороший был человек, этого похоронили в том-то, а того убили.
     Почему-то память подводит: кажется, что убили, хотя человек ушёл в глубокой старости, картинки наслаиваются одна на другую.   Одна Ирина. Вторая… Что было с первой, что случилось со второй уже неотделимо. Есть в этом списке и мирские, и церковные. Жили они во времена советские, но похоронили их хорошо: могилки рядом, в средине кладбища, ухожены.. Всё помнит, хотя и видела их давно.
    Этот список занимает разум ежедневно. Это- жизнь мозга; сказать, что тренировка не могу – читает чётко  написанный текст, возможно, это беловик. Не знаю, если   не забуду, потом спрошу. Слушаю рассказы о святых. Что правда, а что домысел – я не знаю. Сама тема для меня далекая, но она добросовестно, как школьница, выучившая урок, рассказывает, старясь припомнить все детали. Хочет, чтобы я принесла ещё книжечки о святых, объясняет, где они лежат и как они выглядят. Говорит и тут же забывает. Внимание переключается на другое.

***
     На улице шёл дождь: о такой погоде говорят, что хороший хозяин собаку не выгонит, но надо ехать, что-то совсем неуловимое тянуло поехать к матери.
     Нас она встретила на пороге пансионата: сидела на стульчике одетая, как капуста, настрой был упаднический, цветы вызвали лишь вопрос: зачем потрачены деньги? Пили чай с зефиром, а она жаловалась на жизнь, просилась куда-то с нами. Мы для нее всё, она хочет с нами , - вот это было основным! Она превратилась в маленького ребёнка, а я стала в её глазах взрослой.
     Известие о том, что кто-то из знакомых умер от короны, не производило должного внимания и сочувствия. Слушала, говорила пару фраз, которые слетали  с языка легко, и тут же забывала. Говорила о своей боли в голове, которую она снимала странным образом – таскала себя за волосы. Так ее научила когда-то её знакомая, она не помнила ее имя, но пыталась объяснить, кто это.
      Унеслась в прошлое и почему-то вспомнила себя очень маленькой в деревне: мед, купание в реке. Не ели они мед ложками , а облизывали. Сложно было понять, что это, но воспоминания растопили её мрачность: она широко улыбалась, будто пробовала на вкус тот послевоенный мед. Я очередной раз поняла, что разум к ней вернется. Единственная надежда на то, что она начнет выписывать на бумагу свои воспоминания; эмоции из прошлого вернут её в реальность.
   Когда за нами закрылись ворота, я поняла , как я ее люблю,  могла бы купить дом на ее родине, чтобы она жила в той реальности, которую она хорошо помнит. Яркое, интересное, недавнее все стерлось, а осталось – детство - послевоенное, голодное, когда ей было лет 5-6, и вкус меда.
Но одна она жить уже не сможет. И дом покупать не надо…
20 авг 2022, 14 ноября 2023