ПОЭТЫ И БЮРОКРАТЫ.
Лев Николаевич, получив с утра известие о скором гонораре, энергично двигал, словно накручивал педали спортивного велосипеда, короткими сильными ляжками. Он торопился в нужник, предвкушая уединение.
В сумраке коридора открылась дверь, и немолодая дама с крутыми бедрами размеренно двинулась по длинной ковровой дорожке. Ее полный зад, величаво, как тяжелая волна, покачивающийся под тонкой шерстью платья, непроизвольно попал в объектив стареющих умных глаз.
Чтоб продлить «чудные мгновения», Лев до минимума сбавил обороты.
Войдя в просторный туалет, он заглянул в дальнюю кабинку и, убедившись, что там не насвинячили, начал готовиться к приятным размышлениям.
В туалет резво вошли, вероятно по малой нужде.
- Сегодня коттедж сдал беженцам, – поделился знакомый высокий голос.
- И сколько будет «капать»? – полюбопытствовал глухой голос.
- Полтинник в месяц.
- Нормально.
- Некоторые умудрились и дороже впарить.
- Там, наверняка, и откат больше.
- Нет, откат стабильный – десятка.
- Помоги мне.
- Говно вопрос…
Чижов вздрогнул от сигнала мобильника и, придерживая штаны, нежно, как к голой желанной ягодице, приложился к нему ухом.
- Лев Николаевич, ждем ваш материал, – попросил высокий молодой голос. – Горько надо. До завтра справитесь?
- Постараюсь, Леонид Васильевич, – любезно ответил Чижов.
Лев Николаевич Чижов, самородок из провинции, большую часть сознательной жизни выполнял прихоти коммунистической номенклатуры. И делал это от души, вдохновенно и безупречно. Его передовицы, сочные, как заварные пирожные, сдобренные крылатыми выражениями отечественных классиков, всегда были написаны просто, сжато, словно были адресованы одной семье. Новый материал должен был реанимировать важные вопросы по возрождению села. Назрела необходимость заново и как следует копнуть эту извечную проблему. В общем, требовалась не просто статья, которую поэт мог состряпать за один «присест», а основательный анализ с мудреным подходом всезнающего бюрократа.
В полуденный час из редакции газеты «Светлый путь бюрократа» вышел маленький щуплый человечек в старомодном просторном сером плаще с аккуратным наплечным портфельчиком. Его крупную голову покрывал темный берет; серые мышиные глаза его терялись за стеклами очков в серебристой оправе. Близоруко оглядевшись, человечек, звали его Илья Аристархович, прихрамывая, двинулся по краю широкого бульвара навстречу сквозящему ветерку и редкому потоку прервавших службу клерков. Находясь в привычной задумчивости, он выборочно приветствовал некоторых ценных для него прохожих кивком головы, как бы телеграфируя, что очередной номер газеты ушел в типографию. Номер, благодаря информации о поездке губернатора на переговоры с инвесторами, любезно согласившимися на строительство завода по переработке мусора, можно было считать удачным. Небольшое беспокойство редактора вызывала лишь статья о новоселье многодетной семьи. «Два года ушло у депутата Платонова на то, чтоб комиссия признала «крысиный» дом аварийным, – задумался Илья Аристархович. – Г-м... Не многовато ли? Может, следовало вырезать это место?..»
С некоторых пор статьи о бездействии чиновников и бытовых неурядицах стали раздражать Бестыжева. Но редактор по предварительному согласованию с начальством, периодически пропускал в печать острые заметки, разбавляя их полезными читателю материалами-микстурами.
Илья Аристархович дорожил своим местом. Зная, что его публикации высоко ценят и с удовольствием почитывают толстокожие матерые номенклатурщики, он специально под эту публику делал скрупулезные анализы экономики области, сопоставляя факты таким образом, что его статистика оказывалась более выигрышной, чем настоящая. Зачастую он, неизменно подчеркивая важность государственного мышления, пускался в серьезные философские рассуждения, разводя их, как кисель, цитатами великих классиков.
Илья Аристархович замедлил ход – на скамейке дремал грузный господин с одутловатыми нездорового цвета щеками. Илья Аристархович, обнаружив у его башмаков экземпляр своего детища, осторожно приблизился.
-- Читаем свежую прессу? – вкрадчиво спросил он.
-- Да, пролистал уже, – поднял газету господин и демонстративно опустил ее в урну.
--Не заинтересовало?-- любезно поинтересовался Бестыжев.
-- Старые песни о главном. Утомило читать одно и то же.
-- Не знаю, как вас, Николай Иосифович, но меня на повал сразило вчерашнее обещание известного официального лица лично проверять овощные рынки и колхозные базары, – сменил тему растерянный редактор. – Где это видано, чтоб председатель думской фракции занимался разбором полетов с продавцами и торговками.
-- Знаете, Илья Аристархович, – я давно уже не слушаю, что говорят наши депутаты – мне на это, простите, плевать. Я просто хочу спокойно дожить свой век.
-- Дожить по-человечески, – любезно прибавил Бестыжев.
-- Позвольте, уважаемый, – неожиданно оживился одутловатый. – Когда я слышу эту часто употребляемую фразу, у меня возникает вопрос: А, разве можно жить как-то иначе?
-- Не понимаю, к чему вы клоните, Николай Иосифович.
-- Я всякий раз восторгаюсь, Илья Аристархович, как вы, просвещенный человек, умело обходите острые углы. Однако
не стоит принимать сказанное мною близко к сердцу. В конце концов, главное не то, как в реальности сейчас живут многие наши земляки, а то, как вещают об их буднях официальные источники информации.
– Я бы возразил вам, Николай Карлович, но, к сожалению, тороплюсь, нужно обсудить срочное задание.
- Бюрократ на службе Желтого Дома, – зевнул господин вслед, и, сняв с широкой переносицы очки, начал старательно натирать замусоленным платочком толстые стекла.