- А, может я его вовсе не люблю? Может, это не любовь? Как думаешь?
Я сидела на кровати, одетая, обутая и сонная. Как пришла домой, так и плюхнулась без сил. Спать я захотела ещё на улице, когда мы вдвоём возвращались по ночным переулкам, уже уверенно-весенним, лёгким и знобким. И восход собирался забрезжить. И было ясно, что мы всё-таки вместе. И, наверное, поэтому я вдруг захотела спать – так сильно, что начала спотыкаться. Я прислонилась к плечу князя, и как мне показалось, так и уснула на ходу. Но почему-то слышала всё, что он говорил: про кепку, про то, что мне не нужно носить кольцо, про то, что он за меня боится…
- Я только знаешь, чего не понимаю, - сонно бормотала я, еле волоча ноги, – я не понимаю, ты, что ли, всё равно будешь с посторонними девушками целоваться? Ну, если очень понадобится?
Он хмурился. Было видно, что возвращаться к этой теме у него нет никакого желания, но я решила быть безжалостной и во всём разобраться.
- Поставим точки над и, - сказала я, сладко зевая.
- Понимаешь, - сказал он серьёзно, - у настоящих мужчин не принято женщинам отказывать в такой малости, как поцелуй.
Это было для меня новостью. Я даже глаза открыла. Нет, я, конечно, была согласна, что мужчина не должен отказывать женщине, но поцелуй у меня как-то не входил в список святых обязанностей. А он, оказывается входит. Интересные новости…
- Подожди. Я понимаю, благородство, рыцарство, - бормотала я. – Сумку донести, пальто подать. Посадить в машину. Но целовать?
- А чем это отличается от пальто? – спросил князь.
Ну, ничего себе! Я даже спать расхотела. Выпрямилась и посмотрела на него во все глаза.
- Ты серьёзно? Вот всех подряд и целовать?
- Почему всех подряд? – сказал князь. - Не все же подряд девушки просят поцелуй. Я бы даже сказал, это редкость. Всё-таки для такой просьбы должны быть какие-то особенные обстоятельства. Или… особенные чувства. Какие-то обоюдные…
- А если не обоюдные? Если парень не хочет целоваться?
- Ну, бывает… Но если парень не хочет целоваться, девушка это почувствует и не будет навязываться.
Приходилось признавать, что у князя в этом вопросе была своя собственная и неумолимая логика. И, похоже, богатый опыт. Чего совершенно не было у меня. И чего я совершенно не понимала сейчас, в полусне.
- Вы же тонкие, - сказал князь мягко, - вы сразу всё чувствуете. Подсознательно понимаете, что нам трудно устоять.
- Ты хочешь сказать, девушка будет соблазнять? Чтобы получить поцелуй?
- Ну, конечно, - сказал князь спокойно. – Иногда бессознательно. А что тут странного? У вас для этого обширный арсенал. Вы за шесть секунд можете уложить в постель.
Тут уж я не могла стерпеть.
- Да не так всё! - с обидой сказала я и даже остановилась и ногой топнула. – Не так! Неправильно всё у тебя. Вот у меня всё просто: если есть дорогой человек, все остальные чужие. Они лишние, они вообще не существуют. А у тебя получается, что даже если есть дорогой человек, можно еще обслужить кого-то. Если очень попросят.
- Такая уж наша мужская доля, - смиренно сказал князь. - Мы личности подневольные, полностью в вашем подчинении. Слуги у трона королевы.
В общем, как всегда, он был в своём амплуа. И спорить с ним у меня решительно не было сил.
- Я тебя когда-нибудь прибью. С твоей скромной мужской долей, - сказала я ему на прощанье уже перед дверями общежития. – Но целоваться всё равно не буду. Сначала разберусь. Разберусь и прибью непременно. Получишь у меня.
- Договорились, - сказал князь кротко. – Только выспись сначала. Пожалуйста. Я тебя очень прошу.
И вот я ввалилась в свой родной аквариум и теперь сидела на кровати, опустошённая и счастливая. И слова из меня изливались сонно и пьяно. За окном нежно вставало утро.
- Мне кажется это не любовь, - втолковывала я Татке заплетающимся языком.
- Конечно, это долг, - бурчала Татка, недовольная сверхранней побудкой и укладываясь поудобнее.
- Не-ет, - счастливо улыбалась я. – Это какое-то… какое-то… Знаешь, это что-то художественное. Я смотрю на его руку или как он сигарету держит, или как подкидывает что-то, а потом ловит. И не могу. У меня всё внутри обрывается. Это так красиво... Потом знаешь, он как-то голову поворачивает особенно… Он как-то весь поворачивается, всем телом…
- Все мужики поворачиваются всем телом, - Татка зевнула. – У них менее подвижные шейные позвонки.
- Как? - ахнула я. – Правда? А я думала – только он один такой... Ну всё равно: он только один такие линии имеет. Он, знаешь, когда руку вперёд протягивает, то корпус откидывает назад. Это очень красиво, как на сцене.
- Ну, от танцев, наверное, - пробормотала Татка.
- Может быть, но больше так никто не делает. Я тебе что хочу сказать: у меня к нему художественное чувство, а не любовное. Эстетическое.
- Ты спать ляжешь? – поинтересовалась Татка. - Пять часов, эстетка.
- Как спать? – возмутилась я. – Я на работу должна. Уже скоро вставать.
- Осталась бы ты дома лучше, - пробурчала Татка. – Ты совершенно не адекватна, тебе надо отоспаться. Я тебя отмажу. Скажу, что ты поехала к археологам дорабатывать материал, а ты потом приедешь часам к двум. Если приедешь.
- Нет-нет, - я строго покачала головой. - Я уже одета, я сейчас встану и поеду с тобой. Я тебе ещё не всё рассказала. Я тебе по дороге расскажу, в автобусе. То есть, в этом… как его… в трамвае. В метро тоже расскажу. Сейчас, только пять минуточек отдохну…
Я ткнулась головой в подушку – и мгновенно уснула. Смутно чувствовала, как Татка стаскивала меня сапоги и плащ, очень смутно… очень... не тем я была занята…
… Сыночек был такой маленький, что уместился у меня в ладошке. А потом ещё уменьшился, стал размером с крошечную куколку, какие были у меня в детстве – такие миниатюрные голышики, а ручки и ножки у них вертелись, за что мы этих куколок и ценили. Я металась по дому: надо что-то придумать, чтобы он не потерялся, мой маленький…
Я завернула сыночка в носовой платочек с кружевами – точь-в точь как куколку в детстве. В шкафу нашла стеклянную вазочку. Положила маленький свёрточек в вазочку, вынесла в сад, поставила на свежий воздух под яблоню. Проверила, как дует ветерок – ветерок летний, лёгкий, под яблоней кружевная тень, красиво…
А потом что-то произошло. Я в доме с какими-то делами закрутилась или с гостями. И вдруг с ужасом вспомнила. Боже мой! У меня там ребёночек спит! Забыла! Вылетела в сад сама не своя. Как я могла! Забыла о сыночке! Подбежала к яблоне, сердце колотилось так, что было тяжело дышать. А вазочка стоит. О, счастье, он цел! Всё хорошо! Только одеялко сбито. Я осторожно потянула кончик платка – там было пусто. А из кружевных складок вылез огромный чёрный жук.
И я закричала. Отшвырнула вазочку, закричала что есть силы в диком ужасе – на весь сад, на весь мир. И проснулась.
Сердце колотилось, как сумасшедшее. Лоб был мокрый. Я уснула одетой, а Татка меня ещё и укутала сверху…
Я выбралась из одеяла, села в кровати, глотая воздух. Стянула свитер – было жарко, странный какой-то жар внутри, хочется прыгнуть в ледяную воду… Да, в холодную воду, под холодный душ – так будет хорошо!
На ходу стаскивая с себя одежду и бельё, я кинулась в ванную, пустила душ – и опять закричала. Думала холодная вода – это хорошо, но оказалось – нет, это ужасно. Я мгновенно замерзла, зубы застучали. Дрожащими руками покрутила ручки. Ручки не слушались, руки тоже не слушались, словно тело перестало быть моим. У меня так было, когда падало давление. «Всегда держите при себе кофе» - говорили мне в больнице каждый раз. Вот только где его взять, кофе этот…
Я вернулась в постель, собрала вещи, снова оделась и закуталась. Чаю надо сладкого, но сил нет его готовить… И опять этот сон… опять я во сне теряю ребёнка. В прошлый раз была девочка, я оставила её у чужих людей. И такой же был провал в памяти. И так же, когда вспомнила – пережила панический ужас…
Я посидела немного на кровати, приходя в себя. Надо стиснуть зубы и встать. Согреть чайник. Выпить сладкий чай. При воспоминании о чае стало противно. Совсем я не хотела сладкого чаю. Лучше лимонаду. Да! Именно! Лимонад, ситро! Что-то газированное! Я даже застонала, когда представила, как вскрывается бутылка, и над её курносым зелёным горлышком всходит дымок… Крем-сода... Или крюшон, который в детстве в «Детском мире»... Крепенького такого свекольного цвета крюшон... мм… Да хоть бы «Саяны» эти пошлые… Что угодно, лишь бы газировка. Фанта из автомата… хотя в ней сплошная химия, но и чёрт с ней…
Я глубоко вздохнула. Встала.
В кухонной тумбочке нашлось три яйца. Некогда варить. Хлеб в пакете. Я посмотрела на него – есть не хотелось. Лизнула немного соли из пачки – как всегда, как всю жизнь, мне хотелось солёного. Нет.., не буду никакой чай, ну его. Лучше на улице из автомата газировку или «фанту». На площади Свердлова стоят автоматы с «фантой». Крупинки соли медленно таяли на языке, и от этого, как всегда, становилось легче.
Я выпила чашку холодной воды. Причесалась. Накрасила губы. Конечно же, лучше было остаться и выспаться всласть. Но меня гнала какая-то плохо осознаваемая мысль. Ещё вчера, когда мы с князем были у ювелира... Или нет, позже… когда прощались… нет, не помню когда… Но засвербили тогда какие-то кончики хвостиков… И вот сейчас я вдруг поняла, с какой стороны надо искать. Откуда весь этот клубок надо вытягивать. Может, правда, холодный душ помогает, и его надо принимать? Может, правда, он что-то даёт человеку?
Очень интересная мысль…
Я вышла на весеннюю улицу. Солнца сегодня не было, но весна гуляла и царила беспредельной хозяйкой. И ветер был тёплый, и воздух высокий и звонкий. И сердце распахивалась легко и весело навстречу всему этому. Если бы не сны. Всё бы прекрасно, если бы не сны. Но сны можно запихнуть куда подальше. «Это были не мои сны, - сказала я шёпотом, спеша к трамваю, - это чужие сны мне случайно затесались. Пошли вон.»
А в трамвае мне захотелось грушу. Такую мягкую перезрелую, сладкую. Груша стояла перед глазами с мучительной правдоподобностью. На Театральной должны быть автоматы с газировкой… Или на Площади Свердлова? Вот что значит, приехать зимой - в памяти не осталось, где там эти газировочные автоматы... Но куда же мне ехать... куда же всё-таки мне ехать...
Автоматы с газировкой нашлись сразу - рядом с выходом в город, и я с наслаждением выпила два стакана – фанту и родную, трёхкопеечную. Хорошо хоть вода не подорожала…
Нашла работающий телефон и позвонила Татке.
- Ой, ты живая, - весело заверещала трубка. – Ты где? Ты отоспалась? Ты придёшь? Я тебя отмазала, - понизила она голос, - сказала, что у тебя срочная подготовка к докладу.
- Молодец, - сказала я. –Так дальше и отмазывай.
- А ты где?
- Я тебе часов в пять позвоню, не убегай, хорошо? И быстро положила трубку. Решение пришло молниеносно. Я развернулась и пошла обратно в метро.
Холодки метрополитена всегда так приятно и уютно охлаждают лицо. Вагон полупустой, что значит, второй час дня. Это вам не восемь утра и не шесть вечера…
Можно было бы, конечно, поехать на работу – доделывать свои дела, у меня их полно. Можно было бы поехать к князю – разобраться с этой тростиночкой или хотя бы поприглядываться к ней…
Но нет, правильно я всё решила.
Осторожно, двери открываются. Станция Библиотека имени Ленина. Переход на станции Боровицкая и Александровский сад.
Мне выходить. Я встала. Да, всё правильно. Давно уже пора разобраться с этими культурными феноменами Средневековья…