Стволовая

Владимир Птица
                С Т В О Л О В А Я
                быль

   Она была... Да почему же была? Может она и теперь есть, может она и будет "быть", ещё долго-долго будет быть... Я же столько лет её не видел, я же теперь ничегошеньки не знаю о ней... Ладно, предположим она здравствует и однажды прочтёт этот мой рассказец; увидит ли в нём себя? Не увидит -- ведь я столько в него "зарядил", столько ахинеи привнёс... В любом случае: прости, Светлана, прости великодушно! Я-то знаю -- ты простишь -- у тебя душа добрая...
   Итак, я приступаю.
   Ох, как бы не завраться мне в моём ностальгическом повествовании и высказаться попроще, поделикатнее, поправдивее... Хотя ничего зазорного в моём рассказе и нету -- так, обычная житейская история, какая может приключиться с любым. В метрике девы, о которой я повествую, было записано, что она есть Светлана Егоровна Михеева. Мы же, чумазая и весьма далёкая от всяческих этикетов и прочего сюсюканья шахтерня, по-простецки кликали её Светкой -- Светкой Стволовой. А Стволовой потому, что пахала гражданка Михеева в те приснопамятные благие брежневские лета действительно стволовой угольной шахты; она по стволу, -- большой дыре в теле земли, -- в двухэтажном стальном лифте-клети выуживала из чёрной, вечно сырой и душной преисподней вымотавшихся за смену мужичков и опускала туда свеженьких. И сама с ними "каталась". После смены выйдет на-гора, то бишь, на свет божий, вся в угольной пыли, лупоглазая, тонкошеея; вымоется в гулкой душевой, юбчонку короткую на бёдрышки свои натянет, станет у окна и стоит, словно окаменелая, и глядит в него молча...
   -- Чего смотришь, свет-Светынька в даль неоглядную; аль мужичка хочется? -- спросят у неё.
   -- Хочется, -- простодушно вымолвит Светка.
   -- Очень хочется?
   -- Очень, -- простодушно признается Стволовая.
 . Большие глаза её вдруг повлажнеют, ноздри расширятся и задышит бедняга часто-часто, будто зайчонок пойманный.
   Всё бы ничего да грешок один за ней водился. Холостякам, коих на шахте было немалое число, Светка предпочитала мужичков женатых, за что не раз бывала бита их законными жёнками, бита сильно, до синяков и крови. Страдала девка, но ничего с собой поделать не могла; её даже на местком вызывали, укоряли: "Отчего ж ты, девонька, холостыми парнями брезгуешь?" -- "Да ну вас!" -- отмахивалась Стволовая.
                *   *   *               
   ...Каждое лето, ближе к сентябрю, профсоюзные чиновники, -- разумеется, с директорского "добра", -- устраивали для шахтёров, их семей, да и всего посёлка туристические слёты. Выглядело это так. В погожий денёк на давно облюбованной и очищенной от накопившегося хлама просторной поляне в излучине шебутной безымянной речушки вдруг выростал большой лагерь из одной-, двух- и многоместных палаток и примитивных картонных хибарок. Над становищем на высоченной жерди развевался синезелёный флаг с эмблемой турслёта -- цветком лотоса на фоне чёрного конуса террикона. На дощатой эстраде суетились наши же "самопальные" артисты, в кустах пестрели лотки-грибки со всякой вкуснятиной. Где-то играл бобинный магнитофон, где-то резались в шашки, пинали мяч футболисты, над головами порхал бадминтонный волан... Ещё не перетягивали канат, не бегали с эстафетной палкой, ещё не поднимали гирю, не тонули в речке... Всё это ещё будет.
   Свою палатку Светка Стволовая поставила у самой кромки кустов тальника: и позагорать можно в затишке и речушка рядом поуркивает умиротворяюще.
   Передовик и богатырь Вася Бюлгов, коего месткомовские прочили Светке в женихи, пришёл на праздник тоже, однако палатку ставить не стал, просто бродил по поляне и из двухлитровой пластмассовой фляги лениво сцеживал жигулёвское разливное. Забойщик Болгов работал на соседнем участке, так что пути их со Светкой почти не пересекались: и работали они обыкновенно в разных сменах и жили в разных общежитиях; так, кивали друг дружке при случайных встречах. Единственное, что их тесно сближало так это их фотографии на громадном, у входа в контору шахтоуправления стенде "Наши маяки": их чёрнобелые лица располагались рядышком.
   Как и мадам Стволовая, Василий тоже слыл парнем с чудинкой: он не то, чтобы чурался женского общества -- боялся "их"... Просто боялся и всё. Зато Вася очень любил поесть. Самый скромный Васин "тормозок" состоял из полубуханки ржаного, полудесятка варёных яиц, двух-трёх головок лука, шмата докторской граммов в триста и непременных полутора литров кефира. Всё это изобилие Вася уминал за один присест; после трапезы как-то жалостливо воздыхал и, пардон, звучно пукал.
  Н-да.  Начиналось празднество, как и положено, с официальной части. Вот на помосте захрюкало, защёлкало, пронзительно заверещало... Минута-другая и из динамиков ударило: "Раз-раз-раз! Раз-раз... Раз-раз... Проба! Проба... Раз-раз... Тихо, товарищи, тихо! Слово для открытия туристического слёта предоставляется... Глу-иккк... Шак-шак-шак-шак... Пиимц!" Патлатый худрук подбегает к ведущему, отпихивает его и принимается отчаянно трясти так некстати заартачивший "гаджет", одновременно дуя в него и что-то нашёптывая. Однако директор ждать не стал и, как и в прошлый раз, начал речь, целиком полагаясь на крепость собственных горловых связок. Он перечислил достижения, назвал передовиков, тут же их и наградил. Забойщика Василия Болгова вновь (в третий раз подряд!) решили поощрить механическим часами-будильником "Янтарь". Потом шеф скороговоркой отчехвостил нерадивых, традиционно пообещал выполнить пятилетку за три года, напрочь позабыв о том, что через каких-то девяносто с лишним дён начнётся пятилетка новая и всем пожелал доброго отдыха.
   Празднество было в самом разгаре, когда из Светкиной палатки донёсся отчаянный вскрик а следом схожий со звериным рык... Медведь! Шум толпы мгновенно смолк. Стал слышен лепет листьев, вкрадчивый говорок речушки. Вскрик повторился. Рык тоже... Всем стало ясно -- Стволовую ломает медведь. Все кинулись туда... Неожиданно палатка сложилась... Народ бросился врассыпную! И тут из-под скомканной парусины выкатилось нечто согбенное и большое и ринулось в кусты, к речке... Вася! Потом оттуда выбралась Светка -- неодетой явилась обалдешему люду... Стволовая бесстыже оглядывала зевак и блаженно лыбилась. Её толстые малиновые губы были полуоткрыты, за ними блистали крепкие зубы хищницы. "Чего вылупились? Отвернитесь, бессовестные!" -- попросила Светка. И все сразу всё поняли и все разом отвернулись. Но с места никто не двинулся -- все ждали команды. И Светка скомандовала: "Идите уж!" И все пошли. И все продолжили гулянье. А предместкома, пританцовывая халли-галии, предложил: "А давайте поженим их!" -- "Давайте" -- согласился бригадир проходчиков. Неделю спустя в посёлке играли свадьбу.
 .

                Владимир ХОТИН