В вагоне электрички едет коричневый дог. Он сидит, как и все, на сиденье, но голова его, размером в две моих, возвышается над остальными пассажирами. Дог одет в приличную куртку с меховым воротником, он с любопытством смотрит в окно и по сторонам. Хозяйка разговаривает по телефону. Никто на них старательно не смотрит.
По улице Сагайдачного бежит черно-серая спаниелька и в каждую лужу хочет нырнуть. Или уток ищет? Идет дождь. Мальчик говорит собаке:
– Жулька, ты же не подумаешь на меня напрыгнуть?
Жулька на секунду останавливается понюхать меня и снова лезет в лужи.
– Или на кого-нибудь напрыгнуть, – уточняет мальчик.
Родители мальчика и собаки идут далеко впереди. Сбоку улетает в небо Андреевская церковь.
Внезапно сделал неприятное открытие: с возрастом я стал недоверчив и подозрителен. Оказывается, не доверяю людям! Например, подозреваю завтрашнего себя в том, что он, завтрашний, забудет пойти в магазин за лимоном, имбирем и чесноком. И пишу список. Не доверяю себе черезнесколькодневному, который поедет в город, и пишу: не забыть взять пункт первый, второй, пятый. Каково?! И это после стольких лет тесного знакомства!
В электричке сидели мама и ребенок, девочка лет шести. Они доели одинаковые бутерброды, вытерли руки одинаковыми салфетками, достали одинаковые смартфоны и одинаково уткнулись в них. Хотя нет, не совсем одинаково. Держа телефон перед собой, девочка смотрела по сторонам, надолго задерживая взгляд на каждом пассажире. Задержала и на мне, смотрела серьезно, внимательно. Я в это время слушал музыку, притопывал и покачивался. Сочтя это вполне приемлемым, девочка продолжила осмотр вагонного населения, не забывая иногда вскользь смотреть на экран перед лицом.
Из любых журналов, провозимых в кармашках кресел любых авиакомпаний любых стран, можно узнать всегда одно и то же: что на свете существуют живописные уголки природы, где тебя ждут не дождутся, и как, ты еще не купил тур?! Что существуют красивые мощные автомобили, созданные ну прямо для тебя. А также длинноногие девушки.
Тучи избавились от дождя и стали облаками, поднялись высоко в небо.
– Мы перешли на следующий уровень! – гордятся они.
– А мы все равно выше, – хихикают самолеты.
К самолету присоединили трубу, высосали из него всех пассажиров и выплюнули их в здание аэропорта.
– И ремень снимите, – сказала женщина.
Мужчина снял.
– Теперь посадочный талон. Стоп, у вас написано Е2, а здесь F2. Наденьте ремень!
– Ага, – задумчиво сказал мужчина. – Значит, мне на Е2.
– Ну, если вы хотите, я пропущу вас на выход F2, – не менее задумчиво сказала она, – но тогда вы улетите не туда.
– Все уплатили? Если кто хочет уплатить еще раз, обращайтесь, – пошутил водитель микроавтобуса.
И мы поехали в аэропорт Борисполь.
Причем я стоял из-за отсутствия свободных мест, еще одна женщина тоже. Было ясно, что наши деньги водитель заберет себе. Я люблю эту страну и ее людей, но мне, кажется, не отвечают взаимностью.
В тесном туалете самолета написано: «Пожалуйста, вернитесь на место!» Я задумался: а если это прочтешь до того, как?..
В самолете омлет, котлета, кабачки, крекеры, сыр и йогурт – всё одного вкуса.
Весь двор был наполнен грохотом и треском. Это дождь обрушивался на металлический карниз балкона с таким суицидальным отчаянием, словно и сам себе надоел.
Сладкий запах липы. Липа проснулась и громко заявила о себе, так, как может заявить цветущее дерево. Улицы наполнены этим томительным запахом. Он так густ, что замедляет движение велосипеда. Офисные работники, столпившиеся у кофемашины, пьют кофе с запахом липы. Даже злые выхлопы автомобилей – это липа, а не цэ о. И только легкий ветерок время от времени спохватывается и разгоняет липовое нашествие.
Из окна припаркованного у магазина автомобиля выглядывала веселая собачья морда. Небольшой мелко-кудлатый пудель цвета кофе с молоком, сидя на переднем сиденье, вставал лапами на приборную панель, на рулевое колесо и всячески демонстрировал переполнявший его восторг. Я притормозил и спросил в это открытое окно:
– А права у собачки есть?
– Ага, – с улыбкой кивнул хозяин, развалившийся на заднем сиденье.
Это был такой теплый солнечный день, когда даже социофобу, по совместительству мизантропу, неудержимо хочется толкнуть незнакомца в бок и радостно воскликнуть: «Эх, хорошо!»
В задумчивости стоял я у двери кафе, когда подошёл пёс, выгуливающий хозяина. Интересуясь почему-то не мной, а входом в заведение, он встал так, что при дальнейшем его движении мы запутались бы в поводке.
– Не туда, – произнес парень спокойно. – Соберись.
Я отодвинулся, и они прошли туда, куда им было нужно.
Но я так и не понял, собрался пёс или нет.
Кошка уснула, положив голову на большую детскую книгу под названием «Принцессы». Чтобы уже никто не сомневался.
Утро. Доброе ли оно, подумал я, допивая кофе. Ни разу не слышал, чтобы недоброе, даже если понедельник. Наверное, потому что если проснулся – значит, ты есть. За окном непрерывный гул автомобилей – значит, город есть. Вставили ключик, завели пружину, и жизнь в шкатулке продолжается. Фигурки движутся, принося игре маленькие жертвы: кормление кошек, выгул собаки, мытьё посуды, загрузка белья в стиралку, вынос мусора, поход на рынок. И маленькое удовольствие – рассказать об этом другим фигуркам.
Погода, настроение, уровень интеллекта, здоровье и мироздание в целом тут ни при чём. Это я сам сел в поезд метро не в ту сторону. И сам же через две остановки заметил. Ну не молодец ли?
На красный сигнал светофора остановился белый фургон с большими буквами на борту: «Давай переедем». Я вздрогнул и не сразу заставил себя перейти дорогу. Мелкие надписи разъясняли что-то про квартирный и офисный переезд, но крупно написанный призыв будоражил фантазию. За фургоном в очереди столпилось много больших тяжёлых автомобилей, вдруг это призыв к ним, и они только и мечтают нас всех переехать?
По улице промчался парень. Бодрый в 7 утра, из тех спортсменов, которые бегают по утрам. Добежал до светофора, и все полторы минуты, пока горел красный, он так красиво исполнял упражнение "бег на месте", что я засмотрелся.
– Антон! – крикнула женщина на другую сторону улицы. – Антон, куда ты идешь, вот же зебра!
– Я иду так, как я иду, – ответил Антон, пересекая с двумя чемоданами дорогу помимо зебры. – Потому что я человек!
Он сказал: милая, я так стар, что помню мусорные ведра с газетой на дне вместо мусорных пакетов, с навечно прилипшими к черному дну картофельными очистками. Он подумал: можно было сказать, что я помню вкус мамонтятины, это было бы еще красивее, но самое грустное, что я его, кажется, действительно помню.
По ночам, когда люди спят, оживают мобильные телефоны.
Они звонят друг другу, вибрируя от страсти и моргая экранчиками.
Звонят и молчат в трубку.
Потому что словами это разве объяснишь?
– Улыбнитесь!
Громкий голос перекрыл грохот в вагоне метро.
– Надо улыбаться! – настаивал мужчина с нежно-белым, налитым молочной спелостью лицом и пепельным цветом прически.
В переходе между станциями на полу сидел и играл на гармони музыкант. На платочке перед ним лежала мелочь и стояла картонная табличка «Венгерские чардаши».
Один пилот времен второй мировой описывал воздушный бой с вражеским истребителем, сумев при этом не употребить ни единого цензурного слова: «Фуяк, фуяк, фуяк – и звездец». Так вот, у меня под окном во дворе аптечные курьеры в той же стилистике громко рассказывают, куда они заехали и как повернули. Не иначе, курьеры – внуки того пилота.