Приезжая в родное село с романтическим названием - Святогорье, я часто наведываюсь к этому таежному ключику, чтобы посидеть рядышком, испить родниковой водицы, и вспомнить незабываемые годы своей юности. Когда-то сюда спускался по тропе, ведя на водопой своих буренок, мой дед Лавретний Леоненко. О нем, бывшем бомбардире царской армии, а затем бойце Красной Армии я уже писал в материале под заголовком – «Бомбардир». Теперь же хочу поделиться очередной семейной историей, которую воссоздал из дневниковых записей Михаила Иннокентьевича Слесарева, сына племянницы Ефросиньи Леоненко.
- Прибывшая из Белоруссии семья во главе с моим прадедом Григорием Слесаревым поселилась в селе Павленково. Состояла она из пяти сыновей - Алексея; Савелия; Игната; Романа и Андрея. Такая семья взрослых работоспособных мужчин имела возможность вести с достатком свое крестьянское хозяйство. Со временем сыновья прадеда, обзаведясь своими семьями, детьми, отделились от родителей. Самостоятельно стала жить и семья моего деда – Слесарева Андрея Григорьевича.
К моменту коллективизации, отделившаяся семья Андрея Григорьевича окрепла, имела солидное хозяйство и относилась к крестьянам - середнякам и была на грани раскулачивания. Уцелела благодаря тому, что своевременно передала в колхоз все нажитое – коня, корову и пахотный земельный участок. Спасло и то, что все хозяйство было создано руками трудолюбивой семьи, без использования наемного труда.
Сказать, что наша семья была безграмотной, нельзя. Сын прадеда – Игнат, был учителем в церковно-приходской школе. Дед Андрей Григорьевич мог читать, писать, хорошо знал и помнил православные праздники и обряды их проведения. Бабушка Анна Лаврентьевна была безграмотной, но умела оказывать помощь людям, заговаривая некоторые недуги. Помню, к ней принесли плачущего грудного ребенка, но после проведения сеанса он успокоился, и родители остались, весьма, благодарны.
Папа же, окончив неполные два класса, умел читать и писать. Вспоминая учебу, отец частенько с юмором рассказывал о школьных уроках пения. На занятиях он всегда был последним в расписании, и песня была одна и та же. Учитель, разделив учеников на две группы, становился между ними и дирижировал. Взмах руки и девочки начинали:
«Посе-е - ли, посе-е-ли…»
Обращение к мальчикам, девочки умолкали. Мальчики:
«Лен-конопель».
Обращение к девочкам, мальчики умолкали. Девочки:
«Повади-и-и-лся…»
Обращение к мальчикам, девочки умолкали. Мальчики:
«Вор-воробей».
Взмах рук учителя и все вместе:
«Кле-е-ва-а-ти».
После чего урок считался оконченным, и все расходились по домам.
… Женившись, в 1934 году папа до 1938 года жил в селе Павленково, но ранней весной того же года родители переехали в пос. База-Дрофа, на выделенную для них отдельную квартиру. Надо представить с какой гордостью отец показывал матери новое жилье и радость мамы: «Свое! свое! Свое! – повторяла она». После она призналась, что это так ее взволновало, так сдавило горло, что боялась задохнуться от счастья.
…Первым, ярким и незабываемым впечатлением об отце стало для меня его появление в праздничной одежде с чемоданом в руках. Его глаза светились счастливым блеском, полным радости и волнующего возбуждения. Мама, взглянув на него, сразу заулыбалась, сказала: «Ну, показывай, что купил». Он поставил чемоданчик на стол, открыл его. Это был патефон, а с ним три пластинки. Вынув рукоятку, отец быстро его завел, установил пластинку и раздался неведомый ранее на селе романс: «В эту ночь при луне, вспомни друг обо мне…» Хотя родители и не были большими любителями такой музыки, восторгу не было предела. «Купил пока три пластинки, больше в продаже не было. Потом, Настя, возьмем еще!» – ликовал отец.
Только судьба распорядилась иначе – началась Великая Отечественная война, и отца призвали в армию. Никогда не забудется тот день, когда отец уходил на призывной пункт. Мы провожали его с мамой до конца поселка, до того места, где стояла местная кузница. На руках мамы грудной ребенок – сын Вова, а Толя и я бежали рядом. Поравнявшись с кузницей, остановились. Папа в хорошем расположении духа и с шапкозакидательским настроением обнял нас, поцеловав всех поочередно, сказал:
- Не беспокойтесь, разлука долго не затянется. Финская война была короткой, и с немцами быстро управимся!
Начало службы отца проходило в Бикине. Он рассказывал, что большинство солдат, понимая нависшую над Родиной опасность, усиленно просились на фронт. После многочисленных обращений к командованию части был отправлен на фронт и мой отец, где был зачислен рядовым в 64-ую танковую бригаду. В это время часть вела бои на Курской Дуге в составе Брянского фронта. Трудный и кровопролитный был путь бригады к победе над фашистами. Вот лишь один из боевых эпизодов, в которых принял участие дальневосточник солдат Советской Армии Иннокентий Андреевич Слесарев: 25. 03 1944 года 64-я бригада успешно форсировала Днестр в районе селения Устечко и вошла в город Черновцы к железнодорожной станции Моший. Здесь бойцы приняли жестокое сражение, разгромив немецкий эшелон с танками, спешивший на усиление своих войск.
За успешно проведенную операцию Указом президиума Верховного Совета СССР танковая бригада была награждена орденом Ленина, и ей было присвоено звание Черновицкой.
Всю войну мама и папа переписывались, и мы очень ждали от него сообщений. Помню свое первое письмо, которое написал отцу на фронт. Сообщил о своей учебе и сколько накопали картошки. Правда не знал, как пишется картошка, через «а» или «о». Написал через «о». Так и ушло оно с ошибкой, поэтому написание этого слова запомнил на всю жизнь.
После окончания Великой Отечественной войны бригада была размещена в городке Лайсинг, примерно, в 40 км. от города Лейпцига. В конце 1945, демобилизовавшись из армии, отец вернулся домой.
Мама встречала его на железнодорожной станции Хор. В поселке База-Дрофа для встречи фронтовика выделили санную повозку. Помнится, как он, радостный, стройный в форме появился на пороге дома. Я сидел на подоконнике и что-то мастерил, используя столовую вилку. При его появлении от волнения так нажал на нее, что один из ее зубов искривился на 90 градусов. Также помню привезенные отцом подарки: килограмма три сухарей от дорожного пайка, две губные гармошки, трехцветный фонарик, два десятка листов бумаги в клеточку формата А-4, и небольшой отрез белой шелковой ткани. Когда в 1953 году поступил учиться в институт, из этой ткани мама мне сшила рубашку. Надевал ее всего несколько раз, только по особому случаю.
Начался новый период жизни – послевоенный. Несколько месяцев отцу платили деньги за орден Славы и за медаль «За отвагу». Деньги не большие, но это была забота Родины о своих защитниках. «Я счастливый человек, - говорил отец в кругу своих близких. - Прошел войну и ни разу не был ранен». А сельчанам во время торжественных встреч говорил: «Вам, наверное, не понять, но за годы войны я ни разу не выпил положенные солдату фронтовые 100гр. Теперь вот буду отдыхать пару месяцев, имею право...». Однако вскоре запросился на работу – в 1-й в Сплавной участок Хорского ЛПХ. Багор, весло и лодочный шест стали главными атрибутами технологического оснащения в лесосплавном производстве. Значительное место в трудовом процессе отводилось гужевому транспорту – лошадям. Использовались они для доставки бревен к месту строительства или постановки на реке заградительных бонов.
Работа сплавщика с частыми выездами на пикеты продолжалась для отца почти восемь лет. В декабре 1954 года его, как хорошо знающего фарватер реки Хор, отправляют на курсы судоводителей. После чего работал помощником, а после старшиной катера.
Встав за штурвал катера, он как-то по-новому взглянул на непредсказуемую реку Хор. Увидел красоту его берегов, заросших могучим ясенем, кедрачом, густым ивняком, бушующими травами и лугами, уходящими вдаль. Каждый раз при виде некошеных трав, у отца сжималось крестьянское сердце. Сколько можно было накосить с этих нетронутых травяных полей сена! А дальше справа, за речным изгибом вдруг выплывал крутой берег с вековыми дубами и липами, а с другой стороны протянулась галечная коса – лучшее место для ловли хариуса, ленка, тайменя и другой белорыбицы.
А какое удовольствие было выкупаться в прохладной горной воде в жаркий день. Вода студеная. Окунешься – остудит колко, а через минуту свыкнешься, почувствуешь, как шелковисто омоет тело и наполнит детской радостью. «Да, - говорил папа, - прошел чуть не полсвета до самого Берлина, но таких красот нигде не встречал. Нет, не зря, преодолев тысячи трудных километров, приехали мои родители сюда в этот живописный таежный край, ставший для нас, родным и любимым…»