08:10, 4 октября, 1986 год. Московская хрущёвка.
На следующий день с утра пораньше тётя Лида как нельзя кстати собралась идти на почту — ей нужно было отправить поздравление с зимними праздниками своей сестре в Сургут.
— Как раз до Нового Года успеет дойти… — рассуждала тётка вслух, одеваясь.
Пока она копошилась в коридоре, Катя, которая после вчерашних событий не спала почти всю ночь, сидела за столом в своей комнате перед раскрытым журналом — на глянцевых страницах красовались фото Bon Jovi со стадиона Уэмбли. Девушка всё утро рассматривала их, и не могла поверить.«Такого поразительного сходства не бывает… Неужели они и правда… рок-звёзды?» — думала она. Девушку переполнял страх перед не внушающими доверия мужчинами, но вместе с тем и колоссальный интерес к загадочным иностранцам.
Юное любопытство оказалось сильнее, и, как только за тёткой закрылась дверь, Катя быстро собрала авоську с бутербродами, яблоками и чаем в термосе и отправилась на чердак, сжимая под мышкой англо-русский словарь. Утреннее открытие никак не укладывалось в голове, поэтому глянцевый журнал она тоже решила захватить с собой. Так, на всякий случай.
Кате было немного страшно оставаться наедине с иностранцами, но она ведь уже пообещала, что придёт к ним, и успокаивала себя тем, что вчерашний разговор прошёл довольно удачно, а значит, сегодня должно быть легче. К тому же, девушке было даже немного жаль музыкантов — для рок-звёзд у них был уж очень потрёпанный вид…
Когда Катя забралась на чердак, таинственные гости ещё спали: Джон — в углу на коробках, а Ричи — на своём пальто возле окошка. Катя остановилась в нерешительности: будить или не будить?
«Хммм… А вдруг у них случился голодный обморок? Нет, надо действовать! Как же звали того, тёмненького?…»
— Ричи… — тихо позвала Катя, — Ричи, проснись!
Но первым её услышал Джон, которому всю ночь плохо спалось на коробках. Он мигом вскочил с радостным восклицанием:
— О, Кейт, доброе утро!
— Я не могу разбудить твоего друга… – неуверенно ответила Катя, активно вспоминая английские слова.
— Всего-то? Самбора, чувак, быстро просыпайся! Нам тут помогать пришли! — с этими словами Джон не церемонясь растолкал своего коллегу.
Добрую половину слов Катя не разобрала, и это смутило её ещё больше. Как же она дальше будет общаться с этими молодыми людьми? Девушка покрепче ухватилась за словарь, как за спасительный якорь, и протянула американцам авоську с едой.
— Кейт, я не знаю, как тебя благодарить, — вежливо ответил Ричи.
— Послушай, дорогая. Ты можешь помочь нам вернуться в Америку? У нас есть деньги, чтобы купить билеты на самолёт! А взамен мы подарим тебе свои автографы! Или, если хочешь, можешь поехать с нами! — затараторил Джон, уплетая бутерброд.
— Пожалуйста, говорите медленнее… — ответила Катя базовой фразой и раскрыла словарь. Из всей сбивчивой речи Джона она поняла только слова «дорогая» и «Америка».
— Джон, идиот, говори медленней! Она не понимает тебя! — для больше уверенности повторил Ричи, толкая локтем вокалиста.
Беспечный Бон Джови пожал плечами и, дожевав бутерброд, повторил свою просьбу, иногда указывая отдельные слова в переводчике. Когда он снова заикнулся про автографы, Самбора запустил в него яблоком в знак молчания.
Рассудительный гитарист решил, что будет полезным поведать девушке о том, как они оказались в Москве. Медленно и чётко, дополняя свою речь красноречивыми жестами, он рассказал ей всё с того момента, как они с Джоном сошли с трапа самолёта — а именно, каким буйным ветром их занесло в СССР, и что им пришлось пережить за последние несколько дней. Само собой, о проникновении в гастроном и Дом культуры Ричи умолчал — не хотелось терять лицо перед этой милой русской девушкой, которая вот уже столько времени разбирается в их необычайной истории, без конца листая словарь. Самбора искренне верил, что Катя понимает всё, о чём он говорит, и в целом, так и было на самом деле.
— Вообще-то мы собирались посмотреть Красную площадь! Мне очень нужно там побывать, иначе ради чего я которую ночь уже сплю на этом чёртовом чердаке? Мы и так надолго здесь застряли, — заискивающим тоном в разговор вновь встрял Джон, — быстро сбегаем, и сразу в аэропорт. Уверен, в сердце Москвы я точно найду свою музу!
— У нас есть несколько долларов. Больше мы ничем не сможем оплатить билеты, — сказал Ричи, пока Джон ловил очередное яблоко молчания.
— С долларами нельзя… Но я подумаю об этом, — ответила Катя, отводя глаза от гитариста.
Ни один парень в жизни ещё не смущал девушку так сильно, как этот молодой человек с удивительными шоколадными глазами, которые сейчас блестели янтарным золотом в лучах утреннего солнца и вновь зародившейся надежды. Сидеть прямо напротив него было невыносимо — Катя всё время отвлекалась от и без того сложной беседы, исподтишка разглядывая мягкие черты Ричи. Его скулы уже тронула тёмная щетина, губы обветрились, а между бровями залегла напряжённая складка, но при этом лицо сохранило свою удивительную детскую открытость и милый розовый румянец.
Тем временем, Джон достал из внутреннего кармана шинели свёрток с долларами и показал их Кате, как очередное доказательство. Только после этого девушка окончательно поверила, что они действительно американцы и наконец окончательно решилась помочь им.
— Это вы здесь на фото? — спросила она, чтобы отбросить свои последние сомнения, и раскрыла перед музыкантами журнал.
— Какой кошмар! — Джон всплеснул руками и выхватил прессу из рук девушки, — опять фотографы берут не тот ракурс! Самбора, ты только посмотри, как ужасно я здесь получился! Ух, ну что за поза, что за лицо… Откуда этот второй подбородок?!
Гитарист мельком взглянул на фото и с ностальгическим вздохом ответил Кате:
— Да, это мы на том самом концерте в Лондоне, о котором я тебе рассказывал…
Посиделки продлились недолго — Кате пора было бежать в институт. Прощаясь с американцами, она мысленно решила, что сегодня же поговорит насчёт билетов до Лос-Анджелеса с тем таинственным одногруппником, который недавно смог достать для неё глянцевые журналы и пластинки. Какой бы сумасбродной не была история этих странных молодых людей, она тронула девушку. Катя отчаянно чувствовала, что они говорят правду и ощущала необъяснимый трепет где-то глубоко внутри себя. Она спустилась с чердака, полная решимости и предвкушения чего-то совершенно особенного.