Елена начала кашлять и сморкаться. Либо она простыла в дороге, либо «подцепила» какой-то вирус. Им было не до разбирательства. Либо интенсивно лечиться, либо они застряли надолго. В аптечке у Бет были желудочно-кишечные средства, но не было простейших антибиотиков. Возможно, всё не так уж страшно, обойдётся. Елена не была здоровяком, но и хилое здоровье – не её удел. Прежде всего - горячая ванна, что-нибудь для горла, массаж активных точек, растирание, ну, и на первое время – аспирин. Бет взялась за неё рьяно. Лучше действие, в работе время идёт резво, изгоняя дурные мысли.
Первым делом она сбегала в мотельскую аптеку, вернулась разочарованная.
- У них ничего нет от простуды и гриппа. Только фурациллин, стрептоцид, бисептол и скипидар… Просто средневековье дремучее. Как ты насчёт бисептола?
Выяснилось, что на бисептол у Елены аллергия. Бет сморщилась: - Тогда, Еленка, придётся тебе полоскать горло.
Елену чуть не вывернуло от мерзкого пойла, но она послушно выполоскала целую банку. Потом Бет сделала ей массаж и растирание со скипидарной мазью. Острый запах хвои раздражал глотку, она кашляла, глаза слезились, но ей было приятно и хотелось спать. Она и уснула, а Мендес сидел рядом и держал её за руку.
Утро, в противовес ожиданиям, не принесло облегчения. Температура у Елены поднялась, она тяжело дышала и продолжала кашлять.
- Вик, как ты считаешь, нам нужны антибиотики? Ведь ты её слушал. Боюсь, у неё не просто грипп, как бы не дошло до воспаления лёгких.
- Я тоже этого опасаюсь. Пока ещё намёк на хрипы только с одной стороны.
- А лучше всего – положить её в больницу.
- Всерьёз думаешь, что это реально?
- Увы, нет. Путь в больницу нам заказан.
- Я отправлюсь за лекарствами.
- Куда?
- Пока не знаю. Решу на месте. Попрошу в аптеке в долг, залезу в больничную аптечку… Смешно. При моих капиталах – сидеть без гроша. Смешно, но почему же я не смеюсь, и хочется выть?
- Нет, Вик, стой, отправляюсь я. Ты не высунешь отсюда носа!
- Ты совсем меня списала?
- Нет, так я тебя берегу.
- А вдруг ты не вернёшься?
- Вернусь. Я знаю, где добыть денег. Вернее, у кого…
- А вот втягивать кого-то – этого я тебе не могу позволить.
- Ничего, Вик, всё будет о;кей. Жди. Я не имею права не вернуться, я ещё не выполнила волю своего хозяина, - Бет усмехнулась – и покинула домик. Через два домика жил один парень, дальнобойщик, он ждал напарника. Она сумеет с ним договориться – он бросал на неё горячие взгляды ещё вчера, сразу по приезде, и у него есть деньги за последнюю перевозку, только здесь нет девочек, чтобы потратить их с толком. Бет не девочка по вызову, но реально, вполне реально прокатиться с ветерком на его грузовике до следующего полустанка. Очень реально – она не работает впустую.
Мендес посмотрел ей вслед с грустью и сожалением – и вернулся к Елене. Маятник продолжал раскачиваться. Едва ли не каждый эпизод вызывал ощущение дежавю. Вот он опять сидит у её постели. Она горит, он держит её руку, и оба ждут Бет. Но она придёт не скоро, не раньше, чем к вечеру.
Ему пришло в голову, что всю их недолгую совместную жизнь они постоянно менялись местами, кто-то всё время пытался взять верх. Он относился к ней, как к маленькой глупой девочке, но она оказалась сильнее. Много сильнее. Елена закашляла, разлепила веки.
- Как ты думаешь, Бет достанет лекарства?
- Конечно, я не сомневаюсь!
«Но какой ценой?..» - добавил он про себя.
- Хорошо. Виктор, - позвала она, помолчав.
– Да, милая?
- Я хочу тебе кое-что рассказать.
- Говори, я слушаю.
- Ты не рассердишься? Я хочу попросить у тебя прощения, - её голос был прерывистым. Прощения? Она бредит?
- Милая, всё хорошо, успокойся! – он положил холодную мокрую повязку на её лоб.
- Нет, не всё хорошо! Послушай меня! Это не бред! Я… я сделала аборт. Тайком от тебя. После взрыва.
Что она говорит? Нет, это точно бред!
- Виктор, я… я виновата, что не сказала тебе, не стала беспокоить. Я не имела права решать одна. Но…
- Но было сложное время, да? – он встал, заходил по комнате в смутной тоске. Он не мог понять своих чувств. Да, она была права. Сложное время для беременности. Да, это он виноват во всём – решил, что один раз обойдётся. Потом – ещё один. Он не имел права её подводить, ведь она позволяла ему всё. Он виноват, она права. Отчего же внутри – горечь утраты? Может быть, оттого, что они могут никогда не узнать, какими станут их дети, отброшенные от дома. Они не будут наблюдать, как они меняются, взрослеют, хорошеют, набираются знаний, опыта. Встречают свою единственную любовь…
Вспомнят ли они когда-нибудь отъезд из родного дома, своих сумасшедших родителей – эти маленькие сироты, не ведающие о своём сиротстве.
- Вик, - голос Елены был слабым и испуганным, она снова закашляла, и Мендес поспешно приподнял её голову.
- Мендес… Вик… Как я могу искупить свою вину?
«А как мне искупить свою вину перед тобой, детка?»
- Милая, ты ни в чём не виновата. Ты, как всегда, была права. Я снимаю с тебя вину.
- Спасибо. Когда мы отсюда выберемся, Вик, я рожу тебе сыновей.
- Конечно… Когда мы выберемся под крылышко к доктору Альгису, всё у нас будет, как прежде. Мы начнём новую жизнь.
- Ты до сих пор не выяснил, кто такой доктор Альгис?
- Наверняка – нет. Но я догадываюсь.
Скрипнула дверь – это вернулась Бет. С лекарствами, едой и шприцами. Они даже не стали спрашивать, как ей это удалось. Виктор просто набросился на еду, потом насильно покормил Елену. После двух уколов ей стало намного лучше, и она спокойно уснула. А к утру, после третьего укола, температура спала, и она сама захотела есть.
Великолепно! Завтра Марко с напарником отбывает из мотеля, и они к нему присоединятся.
...
…Марко с напарником оказались мирными ребятами без комплексов. Мендес невольно порадовался, что они заняты своим маленьким бизнесом и не интересуются большой политикой. А ещё больше радовался тому, что им не попался под руку флакон или бутылка с препаратом М.
На грузовике-тяжеловозе (по счастью, загруженным лишь наполовину), они добрались до Ранкова – оттуда ребята рулили к Ранковскому целлюлозно-бумажному комбинату, и снова остановились в окраинном мотеле, где Бет вновь расплатилась собой.
«Я стану заправской шлюхой!» - подумала она с отвращением и тихим бешенством. Такое не могло бы ей привидеться в кошмарном сне. А Мендесу в кошмарном сне не привиделось бы пять часов тряски в наглухо закрытом прицепе, поскольку Бет оставалась при Елене, уложенной в подвесной люльке, где её изрядно укачало.
Зато в мотеле они смогли расплатиться наличными и принять душ, а Мендес, ненавидевший щетину, с наслаждением побрился, хотя Бет и уговаривала его отрастить бороду и усы: они меняли его лицо до неузнаваемости «почище хэллоуиновской маски», по её выражению. Затем они заказали скромный, но сытный ужин. Им было не до изысков, лишь бы заглушить голод и набить желудок чем-то осязаемым и плотным. «Осязаемым и плотным» оказались макароны с колбасками и кетчупом и много серого хлеба.
Ранков окружал изумительный просторный лес. Елена пошатывалась от слабости, но на следующий день уговорила Виктора вывести её погулять. Бет решила, что это не невозможно, день выдался мягкий, и свежий воздух не повредит. Елену одели потеплее, Бет осталась наблюдать за обстановкой, а супруги отправились по прогулочной тропе, где с утра было безлюдно. Через полчаса они вышли к чудной, светлой поляне. Посреди неё громоздилась куча брёвен, и Елена вспомнила невольно ту самую поляну в Лущицах, где она жила с Лео. Но ни боль, ни печаль, ни горечь не коснулись её более. Счастливей всех во всей этой истории оказался Лео. Обстоятельства отбросили его в сторону, так далеко, что неукротимый адский каток уже не раздавит его, и даже не заденет.
- Как ты думаешь, что будет с нашим домом? Фернандес его сбережёт?
- Конечно. Он устроит в нём гей-клуб.
- Не смейся!
- Я не смеюсь. Он придумает оригинальный способ его сохранить. Чем плох гей-клуб?
Идея гей-клуба в доме, где Елена растила своих детей и училась любить Виктора, показалась ей чудовищной. Чужие люди, потакающие всевозможным своим порокам, в их доме. Чужая похоть, чужая грязь - на их ложах, в их гостиных, в детских комнатах, в их бассейне, среди их волшебных лужаек и цветников… Но она не могла возразить – кто она теперь? Изгнанная Хозяйка. Елена всхлипнула, слеза скатилась по щеке, другая, третья… Мендес слизнул одну слезу, другую, третью с обветренных, всё ещё горячих щёк.
- Не грусти, милая, неужели этот дом так много значит для тебя, что по нему стоит проливать слёзы? Это всего лишь дом. Дерево, камень, стекло, пластик. Краска и лак.
- Талант Пазильо и Волохова. Кровь твоих подданных. Твои сумасшедшие «Венеры». Колыбель твоих детей. Твоя любовь, Вик – ведь это твой подарок, забыл?
Их губы медленно соединились. Ленивое солнце сентября смешивалось с серой, клочковатой марлей облаков, и золотистый туман, полный влаги, шествовал между небом и землёй, объединяя их в зыбкую иллюзию. Он подхватывал Виктора и Елену и торжественно нёс в своих объятиях в такую даль, которой нет названия и предела. И странноголосый, безумноглазый Дон Гордон пел для них одних свои психоделические песенки, в которых так сладко было погружаться и тонуть, тонуть, тонуть…
…А Бет, оставшаяся в номере, вспоминала Альгиса, Экселя, Буравчика, подкинутых детей. Она вспоминала Горбовского, Анну Брок, Алесю и Бояна, доктора Штофа, брошенного искупать их вину. Вспоминала Фернандеса, Нису, Тили, Георгия, Серафиму и Костяницкого мэра, так и не дождавшегося антидота, ибо преемнику это было не нужно. Тех безымянных, что недавно безропотно отдали жизнь за миф. И ещё многих других, и десятки безымянных потерянных душ, сгинувших без вести и оставшихся без лица, без роду и племени.
Короче, всех, кто был, против воли, втянут в круг притяжения этой порочной парочки, которую Бет обязана спасти и оберечь, пусть и ценой собственной жизни, ибо она дала клятву Альгису. Хотя - путь Мендеса был предопределён, его давно зацепил тяжёлый мельничный жёрнов, и велика его инерция, вот-вот накатит, раздавит, перемелет. Думай, Элизабет Спенсер, думай, горюй и молись, больше не будет времени распускать нюни!
Нет, встряхнись, Бет! Позор! Не давай воли пессимизму! Вы спасётесь. Альгис не позволит пропасть!
И Бет, уронив голову, зарыдала.
…
Мендес оказался прав.
Фернандес, нерадивый лаборант, не сделавший ни единого научного открытия, более преуспевший в организации увеселений, провернул грандиозную аферу. И сделал это молниеносно и вовремя, ибо она была задумана и готовилась загодя. Он сумел отыскать весьма могущественного в определённых кругах деятеля, бывшего покровителя нежного юноши Марка Лестера, того самого, что сыграл когда-то Офелию в домашнем театре Мендеса. Лестер ушёл от любовника 2 года назад и пропал без вести.
Вознаграждение не заставило себя ждать. Фернандес сохранил дом для наследников, сохранил жизнь себе, друзьям и слугам, получил мощное покровительство и поддержку, а дом Мендеса превратился в закрытый элитарный гей-клуб для строго определённого круга на строго оговоренный срок – на 14 лет. Ровно столько, сколько необходимо было Виктору-младшему, чтобы войти сюда новым Хозяином.
Придёт время – и сын Виктора Мендеса и Елены Любомирской вернётся сюда с сёстрами и влюблённым в него наставником и учителем, художником-экспрессионистом Георгом Филом, по старому – Георгием Филиным. Вернётся, чтобы с помощью того же Фернандеса попробовать восстановить лабораторию отца. Странным будет этот приезд: юная Мария, ожидающая ребёнка после угарных походов в обществе нео-хиппи. Упорная, волевая, эгоистичная Элеонор, намеревающаяся стать женой банкира. Виктор, собирающийся стать художником, чьи таланты открыл и развивал Георг Фил.
То пререкаясь и ревнуя друг друга, то признаваясь друг другу в скрытых замыслах, пороках и высоких помыслах, а, прежде всего – в любви и верности, они объединятся для того, чтобы расследовать странное убийство Фернандеса, «Хранителя Ключей» - тайн лаборатории Виктора Мендеса. Дело захватит всех, и результат удастся во всех отношениях.
Благодаря унаследованным упрямству и целеустремлённости, каждый из них многого добьётся в жизни – с одной единственной целью: быть достойным родителей. Все они пойдут по стопам отца. И Мария, которая, вопреки опасениям Елены, станет известным биохимиком, мозговым центром троицы, а отнюдь не монашкой. И Элеонор, отнюдь не легкомысленная красавица, а эталон деловой женщины, финансовое «ядро», приготовившая для развития дела солидный капитал. И Виктор, не оставивший потомства, после смерти Фернандеса отдавший все силы и энергию на восстановление лаборатории.
Но всё это – совсем другая история, о которой ни отцу, ни матери не суждено будет узнать.