Несмотря на яростные протесты, Таньку повезли обследоваться прямо на следующий день. Бабушка сдалась без боя уже в самом начале. Её оставили сидеть в холле третьего этажа и при перебегании с первого и второго на четвертый и обратно просвящали о результатах.
Домой прибыли к ночи без задних ног. Из всей этой эпопеи девочка сделала вывод, что позволить себе болеть, могут только очень здоровые и богатые люди. Отец денег не считал, и поэтому уложились в один день с вердиктом - здорова. Причину мучительных головных болей не нашли. Хотя её дважды вырвало в туалете больницы.
Отец, получив на руки кучу всяческих анализов и снимков, затолкал их в рюкзак и странно посмотрел на Таньку. Она это заметила, но ничего не сказала. А в бане досыта наревелась и решила больше никому не рассказывать о своих проблемах.
Наутро захватив побольше еды и даже припрятав несколько косточек из бульона, она пошла в школу. Отец снова стоял на крыльце и смотрел как она соблюдает уговор – не заходить за калитку соседнего дома. Она и не собиралась.
Собака лежала на том же месте. Танька свернула с тропинки под прямым углом, чтобы лучше её видеть. Пёс поднялся и вышел с крыльца.
Навстречу по нетоптаному снегу, пыхтя и засыпая сапоги, шла та же девчонка. Во рту Колчака сразу появился вкус вчерашнего угощения. Сосисок он до этого не пробовал и они ему не понравились, но пришлось проглотить и их для поддержания сил. Сыр тоже был каким-то непонятным. А вот хлеб – вкуснейшим. Никогда он не ел такого хлеба, но вкус его помнил. Откуда?
Упрямая девочка подобралась к калитке и опять закопалась в своих свёртках. При этом она трещала что-то ему совсем непонятное, но такое приятное. Очень хотелось подойти и подставить лоб под тёплую ладошку, но он был умной собакой и не сделал этого. Девочка могла неправильно понять и испугаться.
Наконец, она высыпала своё угощение через калитку и отошла. Колчак не стал модничать, медленно подошёл к еде, понюхал, коротко тявкнул и начал есть. Девочка явно обрадовалась, что-то прокричала то ли ему, то ли мужику у ворот большого дома, и вприпрыжку поскакала к оврагу.
Из школы её всё-таки встречали. До моста проводили Наташка с младшей своей сестрой Веркой, а за мостом ждал отец и кто-то ещё. Бабуля и Машка? Папа махал телефонным фонариком, и она совсем не боялась. Но подойдя к мостику, смогла лучше разглядеть другие фигуры. Пока они окончательно не растаяли в воздухе. Это была огромная черная собака и маленькая старушка с уродливым, но совсем не злым лицом.
Папа расспрашивал о школе, о самочувствии, Танька отвечала невпопад.
- Танаис, ты будешь слушать или нет? Я с кем разговариваю? Я вот взял гостинчика для твоего друга, но пока прождал тебя, наверно всё уже остыло.
Отец остановился перед домиком и стал доставать из пакета что-то, завёрнутое в тряпки.
- Смотри, это Машка ему суп сварила, тёплый ещё. Только давай я сам поставлю кастрюлю за калитку, а ты не подходи, хорошо?
- Конечно, пап. Какие вы молодцы! Наташка сказала, что у него хозяина посадили за страшное убийство. Его посадят же. А собаку зовут Колчак, давай его себе возьмём. Он же ни в чём не виноват…
- Какая ты шустрая! Посадить, конечно, посадят. Боюсь надолго. Но это и к лучшему, нам такой сосед не нужен. А, кстати, домик этот тоже наш. Старый, моих деда и бабки. В большом они почти и не жили. Так что всё к лучшему. А с собакой? В принципе, можно и забрать. Если он захочет. Но пока пусть к нам привыкает, кормить будем. Ну, всё, отойди за спину. Видишь, ждёт уже, твой монстр.
Колчак стоял на крыльце и совсем неподобающе своему брутальному образу вилял хвостом.
- Колчак, иди скорее, поешь, мой маленький…
- Ага, и папкой моим закуси. Подожди пока я закрою.
- Да что ему стоит перепрыгнуть этот забор, если захочет?
А потом они смотрели, как огромный зверь подошёл к кастрюле и начал неторопливо хлебать бульон.
- Ну, вот и хорошо.
Поужинав, Танька засела за уроки. Странно, но ей впервые понравилось учиться. Нет, она не была тупой, скорее ленивой. Как-нибудь поскорей расправиться с домашкой и заняться своими делами. И числилась в середнячках. Хотя имела прекрасную память и пытливый ум. Просто ей было не интересно в школе.
Здесь учили совсем по другому. Несмотря на то, что учителя тоже были разновозрастные, они не преподавали сухо и скучно,как в городе, лишь бы отбыть свои часы. Они преподносили свой предмет так, что казалось, нет ничего важнее именно его. И рассказывали интересно, с разными примерами, так, что всё очень легко запоминалось. Даже чёртовы даты, которые у неё имели свойство и вовсе пролетать мимо ушей.
И здесь Танька получила свою первую честно заслуженную пятёрку. И впервые хлопнулась в обморок на физкультуре.
Открыв глаза, сквозь звенящую зелёную пелену, она увидела несколько склоненных над ней растерянных лиц. Оказывается, её перенесли в кабинет медсестры и угостили нашатырём. Оттого так и жгло в носу.
Потом примчался папа и забрал её домой. А дома срочно был созван совет.
- Значит, ты не врала про голову?
Танька заплакала. Как это унизительно. Они подозревали её в симуляции! Бабушка укоризненно посмотрела на сына и обняла девочку.
- Но, мам, мы сделали все нужные и ненужные, вообще все возможные обследования, и ничего не нашли. Анализы в норме. Там же не дураки сидят. Мы были в лучшем центре…
- Чего они там понимают в твоих центрах. Накупили дипломов и сидят. Врачи-грачи! Ничего, Тань, мы с тобой к Няньке сходим. Вот, прям завтра и пойдём. Да погоди ты, Эдя. Не перебивай. К ней все ходят, кому врачи не помогают.
- Мам, умерла Нянька на днях…
- Чё ты говоришь-то, Эдя? Как это померла? Не могла она помереть.
- Да вот как раз сосед наш, говорят, и убил её. Несколько дней назад.
- Ба, я тоже в школе слышала. А кто эта Нянька была такая?
- Ой, ой, ёй, ёй… Как же это теперь? Как же жить то без Няньки? – На глаза старой женщины навернулись слёзы. – Эдь, может ошибка какая? Кто ж мог на неё руку поднять-то?
- Говорят лесник. Жил в старом доме нашем. Из пришлых. Сидел вроде бы. А, так, с виду порядочный был. И Нянька будто ему самому жизнь спасла. Теперь вот Тана горит желанием прихватизировать его собакина.
- Да…. Дела творятся…
- Ба, ну, кто такая эта Нянька?
- Ладно, пойдёмте обедать. И потом ты полежишь, поспишь. А я тебе расскажу вместо сказки. В школу завтра не пущ-щу! Эдмунд, а ты позвони Насте, пусть она узнает там, может девочку в Москву куда свозить.
А потом, Танаис, затаив дыхание, слушала сбивчивый бабушкин рассказ, который сводился к следующему: Кто такая была Старая Нянька, точно никто не знал. Слухов, как водится, вокруг неё ходило много.
Появилась она в избе старой сумасшедшей отшельницы, которая сколько все помнили так и жила на болотах. Отшельницу звали Айога, и она являлась местной достопримечательностью.
В своё время она была первой красавицей в поселке, впоследствии переименованном в Молодёжный. Да, пожалуй, и не только в посёлке. Все, кто из посторонних хоть раз увидев девушку, признавались, что более совершенной красоты не встречали никогда.
Айога об этом прекрасно знала и умела использовать. Отбоя от женихов не было, подарков дарили ей горы, надеясь заполучить в жёны. Только ей всё казалось, что даже самые красивые, сильные, храбрые и богатые парни недостойны её руки.
И однажды с охоты мужчины принесли истощенного и раненого человека. Он был так непохож на местных. Высокий, с глазами цвета весеннего неба, с волосами, будто сотканными из серебристого утреннего тумана и чистой белой кожей он стал для девушки наваждением.
Долго выхаживали его в посёлке, и всё это время Айога находилась рядом, помогала залечивать раны, кормила, поила и надеялась, что незнакомец, как любой мужчина, будет сражён её прелестью.
Но, шло время, а незнакомец, который представился по пришествии в сознание Михаилом, никак не выделял девушку среди других. Более того, когда преодолев гордость она сама пришла к нему – получила очень вежливую отповедь. И признание, что у него есть любимая жена и больше никто не нужен.
Наступала зима, уйти из посёлка было всё сложнее. На сотни километров вокруг тайга. Айога рассчитывала, что время работает на неё, но ничего не менялось.
Тогда она опоила мужчину кукушкиной травой и провела с ним ночь. Наутро Михаил очнулся и пришел в ужас. В то время законы были другие, почти первобытные, и ему ничего не оставалось, как взять Айогу в жёны.
Своего она добилась. Любимый мужчина был рядом, вот только без помощи травы к ней не прикасался. Айога поняла, что он лишь ждёт весны, а потом уйдёт к жене. Она заставила его перебраться на болота и жить вдали от остальных, надеясь, что он побоится уйти через топь.
Михаил построил на островке маленький домик и не покинул Айогу. Его не испугала бы топь, просто он был очень порядочным человеком. Так прошло несколько лет. Изредка они приходили в посёлок за покупками, и люди диву давались, как изменилась первая красавица.
Она словно ссохлась, согнулась, почернела и выглядела втрое старше, чем была. Её бывшие подруги повыходили замуж, нарожали детей, расцвели и чувствовали себя очень счастливыми. Айога это видела и несказанно злилась.
Сейчас она поняла, что совершила страшную ошибку, но было поздно что-то менять. Любви от мужа она так никогда и не увидела. Детей не заимела. У Кукушкиной травы имелся эффект побочный. Михаил совсем превратился в старика и вскоре тихо угас.
А Айога настолько возненавидела людей, что так и осталась на болотах навсегда. Бывшие земляки её тоже не жаловали, но, по доброте душевной, подкармливали, одежонку кое-какую давали.
Дожила она так до глубокой старости. А потом, расставляя силки на птицу, нашла в тайге крошечного ребёночка. Принесла к себе и вырастила сиротку.
Дитёнок чуднЫм был. Уродец прямо, и почти не говорил. Айогу звал Старая Нянька, видать с её же слов. Потом Айога умерла, а уродка в той избе и осталась.
Людей не пугалась, но и не стремилась к общению. Гостинцы принимала будто так и надо. А потом случай один произошёл.
Поселковые бабы за клюквой пошли почти к её избе, на дальние топи. Да одна зажадничала, потянулась за большой ягодой да в трясину и угодила. А уж заосенело совсем, после хороших морозов за клюквой-то ходят. Вот её хоть и вытащили, но пока до избы донесли, та уж совсем и охладела. Оставили её у уродки, чтоб родню потом за ней послать.
А когда родня со слезами за телом явилась, то глядь, а баба-то как ни в чём ни бывало по хозяйству у ней хлопочет. Потом ещё мужика подрал кабан, сильно. Так она его в два счёта на ноги поставила. Ну, а потом к ней уж пошли-поехали. Всех лечила, никому не отказывала. И меня к ней водили, и папку твоего и Машу.
Что самое странное, никогда ни о чём не спросит. Что там болит у тебя, где? Сидит всё время, как йоги ноги сложит, и сидит. Перед огнём всегда. Трубку курит, вонючую. Сама страшна, как смертный грех. И всю жизнь в одном виде. Что молодая была что старая, вовсе не менялась.
Помню, молока ей приносила. Нальешь в блюдце, она как котёнок, в грабки свои возьмёт и нюхает сначала, нюхает. Наслаждается. Молоко любила очень она. Потом как барыня чай пьёт прям , да как зыркнет на тебя. Хоть и знаем, что худого никогда не сделает, а всё равно жуть берёт.
Потом руки тянет свои, а они у неё худющие, черные, страшные и ледяные всегда. Так вот она этими грабками прям туда где болячка у тебя тянется, и возится там. А ты в это время аж пошевельнуться не можешь, закричать не можешь, хоть иной раз так больно бывает, страх как.
Ну, и всё. Болячка у кого как. У кого сразу проходит, у кого несколько дней болит потом. Но всем помогала. Пьяных только не брала почему-то. У нас тут окрест сроду никто к врачам не ходил. В амбулатории врачи от безделья маялись. Вот и тебя бы к ней сводить. Да, видишь вот как?
- Ба, а почему вы тогда Машу к ней не возили? Она б её вмиг вылечила.
- Тут, Тан, не всё так просто. Верить надобно. Мы хотели с дедом сразу же как случилось с ней это. Только она говорила, что не верит во всякие глупости. Значит, ничем бы Нянька не помогла.
- Ты же говорила, что водили к ней её.
- Ну, да. Маленькую. Мама моя обожгла её сильно очень. Нечаянно. Так Нянька прям на глазах всё сняла, за три дня зажило и следа не осталось. И папу твоего возили, когда он на мотоцикле расшибся весь. Ходить не будет, думали. Ноги в крошево переломал. Так он сам кричал, к Няньке, к Няньке. Так-то вот. Верить надо. За что было её убивать, ума не приложу?
11.11.23
http://proza.ru/2023/11/20/753