Полностью очищенный от информации компьютер и опустевшее гнездо под президентской охраной никого более не привлекали. Незачем описывать здесь и сейчас, что вынес Фернандес, сколько допрашивающих и выспрашивающих стерпел или спровадил сам, либо с помощью именитых и высокопоставленных друзей, на какие уловки шёл и сколько времени потратил на восстановление интерьеров после погромов и обысков. Это – история для другого романа, в котором судьба Фернандеса тесно переплетена с судьбой детей Виктора Мендеса.
А данный роман ещё далёк до завершения.
Итак, поиски улетевших пташек не прекратились – наоборот, перешли в завершающую стадию: на их след вышли. Никто в этом уже не сомневался.
Никто из беглецов не рассчитывал на то, в этом мотеле случится идиллия. Да и засиживаться на одном месте времени не имелось. Машина Мендеса была закачана бензином под завязку. До перевала должно хватить. Мендес укладывал в багажник коробки с провизией – на всякий случай. Бет помогала и попутно осматривалась. Постояльцев было немного – они нахлынут на уик-энд, преимущественно разгульные студенты и новобрачные в окружении праздных друзей. Нынешние являли собою немногочисленных туристов-одиночек и семейных пар, возвращающихся из Цепичского аэропорта.
Елена после завтрака возвращалась в номер – принять напоследок душ, уложить личные вещи и оглядеться, не осталось ли следов пребывания, слишком явно указывающих на них. Она шла не спеша, задумавшись. Сегодня с утра почему-то разболелась голова. Может, оттого, что погода изменилась, запасмурнело, похолодало. Надо бы не забыть взять в аптечке что-то подходящее.
Она завернула за угол. Горничная слишком уж поспешно отскочила от двери номера. В одной её руке был пылесос, в другой – мешок для мусора. Любезно улыбнувшись и слегка поклонившись, девушка неловко развернулась и поспешила по коридору прочь. Елена смотрела ей вслед со странным ощущением дежавю. Что-то смутно укололо её. Интересно, она уже побывала в номере, или только собиралась? Если побывала, значит, Бет в номере. Если только собиралась, значит… Чёрт побери, но ведь Мендес ясно и чётко запретил входить к ним в номер!
Елена почти подбежала к номеру, дёрнула дверь – закрыто. Повернула ключ. Быстро осмотрелась в номере. Непохоже, что здесь копались. Нет, всё в порядке, никто здесь не убирался – вон фантик от конфеты как улетел вчера со стола, так и лежит на прежнем месте, около ножки. Почему же девица так резво скакнула в сторону, точно подглядывала в замочную скважину за откровенной сценой? Мечтала ограбить? Просто любопытствовала?
Вот куртка Виктора. Елена обняла её, улыбнувшись ей, точно старинной любовнице и подруге – куртка пахла любимым мужчиной, его потом, его слезами и смехом, его раздражением и ласками, его желанием и яростью. А это что? Нож? Елена вытянула кинжал из ножен. Ага, вот он, любимый стилет, с перламутровыми инкрустациями, лёгкий, удобный, с виду просто игрушка. Бывший стиль. Stiletto. Зачем он Виктору? Что он символизирует для него? Воспользовался он им хоть раз, чтобы убить или защититься? У него есть другое оружие, сильнее и тоньше, ещё тоньше…
Елена машинально взяла стилет в руку – он притягивал её, в нём была неизъяснимая прелесть - загадка времени, стиль и изысканность. И он так был похож на Мендесовский лабораторный инструментарий – казалось, воткни его в вену – и кровь побежит по нему тонкой струйкой прямо в радужный куб.
Елена подошла к окну, продолжая сжимать стилет, и вздрогнула. Давешняя горничная, уже без пылесоса и мусора, стояла под окном и смотрела вверх. Потом к ней подошёл портье, они о чём-то говорили, потом портье поспешил назад, в отель, а девушка вновь подняла лицо кверху, и Елена встретилась с ней глазами.
Горничная тут же сделала вид, что просто запрокинула голову, поправляя волосы. Да она пытается следить, догадалась Елена, или высматривает какой-то знак. Но как-то неумело, нелепо. Горничная ли? Почему на её ногах – не удобная обувь для работы, а модные босоножки на каблуках? Девушка развернулась и не быстро, но и не медленно пошла по тропинке в направлении летнего туалета.
Елена выскочила из номера, закрыла его на ключ – у Бет и Виктора имелись свои ключи, и побежала к лифту. Лифт полз неуклюжей черепахой, и Елена всё прокляла. Едва не сшибив с ног пожилую супружескую пару на первом этаже, она вылетела на улицу. Так, куда теперь? Елена увидела, как девушка неторопливо идёт по аллейке, уводящей в лес. Что ей делать в лесу? Спрятаться, или у неё там встреча, замаскированная под свидание?
В голове Елены будто раздавались щелчки, и каждый щелчок выстреливал в глаза картинкой-кадром: вот на окне детской заполыхала занавеска; вот Елена слетает по служебной лестнице в парк; вот несётся по аллее быстрее ветра за убегающей обманщицей в серой униформе; вот набрасывается на неё…
Елена бежала, сжимая в руках стилет Виктора. Тревожный топот достиг ушей горничной, она обернулась, в глазах отразился ужас. И она припустила бежать, запинаясь и оступаясь, рискуя вывихнуть ногу. Возможно, ей незачем было бежать, возможно, она ни в чём не была замешана, возможно, она сама не понимала, почему бежит. Но за ней гнались, и она сорвалась с места.
Аллейка достигала летнего туалета, и за ним превращалась в узкую, пунктирную тропку. Почему девушка бежала туда? Думала свернуть, петляя между деревьями, сбить со следа? Они бежали по лесу, спотыкаясь о корни и сучья, задыхаясь, и можжевельник царапал и колол их ноги и руки.
- Стой, стой, тварь! – закричала Елена. – Стой, я буду стрелять!
Тут она вдруг осознала, что пистолета при ней нет. В её руках сверкало узкое, гипнотически прекрасное лезвие. Что ж, вот оно и пригодится.
Они обе устали. Елена споткнулась о корень, едва не упала – с коварным оружием в руке это могло окончиться скверно. Но ярость и чувство правоты держало её поверх подводных камней и козней Фортуны. Они остановились на расстоянии пяти метров друг от друга, переводя дыхание.
- Отстань! – крикнула девушка, остановившись. Она запыхалась, ноги на каблуках устали выискивать ровное место среди коряг. Она укрылась за стволом, словно оно могло сдержать натиск разъярённой женщины. – Ты с ума сошла! Что тебе надо?
- Молчи. Это я должна спросить, что тебе надо от нас? Почему ты решила нас продать? Сколько тебе заплатили?
- Я не понимаю, что ты несёшь. Ты сумасшедшая. Пожалуйста, дай мне вернуться. Меня ждут, мне нужно работать.
- Или ты мне всё выложишь, или ты не вернёшься!
- Мне нечего выкладывать!
- Лжёшь!
- Пощадите меня! Отпустите!
- Как бы не так, ты не вернёшься!
- Мне надо вернуться. Лучше подумайте о себе!
- Молчи, сука! Что тебе поручили, отвечай! Кто твой хозяин?
- Всего лишь сообщить о вашем прибытии! Я больше ничего не сделала!
Девушка опять побежала. Подвернула ногу. Вскрикнула. Захромала. Заскулила…
Елена снова прыгнула вперёд, на этот раз она не споткнётся, она добудет беглянку, живой или мёртвой. Девушка лишь коротко охнула, когда Елена настигла её – в удобной спортивной обуви бегать сподручней, чем в жёстких босоножках на каблуках. Ударила. Свалила. Бешенство овладело ею. Не хочет говорить. Не скажет. Нет времени допрашивать. У них ни на что больше нет времени. Тогда будь что будет.
Елена сама не заметила, как легко, мягко, вкусно, с нежным хрустом, сам по себе, как бы и без её участия, стилет вошёл в чужую плоть. Будто кухонный ножик прошёлся по маслу. Будто смычок приласкал струны. Будто ветерок ворвался в открытую форточку. Будто комар вонзил жало, выбрав местечко ближе к сосуду.
Девушка умерла сразу. Крови почти не было. Елена мгновенно вытащила его. Клинок тянул за собой омерзительные, клейкие, сопливые сгустки, почти чёрного цвета. Машинально, как в кинофильме - убийца, Елена растерянно и брезгливо вонзила остриё в хвойную перину, чтобы обтереть. Кровь сходила с трудом.
Елена отошла в сторону. Огляделась. Лес. Незнакомый лес. Ни тропинок, ни просветов. Где она? На миг её охватила паника. Она уже готова была бежать, куда глаза глядят, лишь бы не оставаться рядом с трупом. Виктор, Виктор, как плохо без тебя! Отзовись, для того ли я избавляла нас от доносчицы, чтобы теперь сгинуть в лесу!
Слёзы уже кипели в уголках глаз, как вдруг Елена услышала сзади тревожный голос Бет: - Елена, почему ты убежала?
Бет сделала несколько шагов вперёд, увидела убитую, и Елена ждала от неё выговора, злых упрёков, причитаний и возгласов ужаса.
Но в голосе Бет, когда она подошла ещё ближе, сквозили только безмерное изумление и усталость: - Елена, что ты сделала?
- Что? Я её убила, - угрюмо ответила Елена. – Мне… мне показалось, что она за нами следила.
- Тебе правильно показалось, - тихо ответила Бет, и вздохнула с тоской. – Мы обыскали комнату слуг, потрясли Мегеля. В её вещах – передатчик. Весь номер – в микрофонах. За нами тихонечко, деликатно следили, чтобы взять на перевале, вместе со связным. Нам нельзя возвращаться в мотель. Виктор ждёт нас на дороге, это всего в километре – дорога огибает поляну. Идём быстрее…
…Дорога оказалась совсем близко, зато тропе не было конца. Елена спотыкалась на каждом шагу, влажный мох пытался склеить её ноги, корни – подставить подножку, ветви – уколоть и оцарапать посильнее. Она едва волочила ноги, точно силы вдруг покинули её. Бет подхватила её под руку, но Елена упрямо встряхнулась: - Я сама!
Перед самым выходом на дорогу тропка ныряла в овражек. Бет огляделась: - Кажется, вон туда, правее, там должен быть сухой перешеек, болотце придётся обойти.
Елена словно и не услышала. Она упрямо, не останавливаясь, шла вперёд. Обходить? Неужели Бет не понимает, что там-то её и поймает эта самая, со стилетом. Стилет. Stiletto. Он остался там… Её красавец! Её драгоценная игрушка! Какая она дура!
Но возвращаться? Упаси Бог! Елена почти бежала, вот ноги снова запнулись, она неудержимо полетела вперёд и очутилась посреди овражка, в сырых, грязных листьях. Бет ошиблась, тут нет болота, всего лишь сырые листья. Она лежала, из пор земли сочилась влага, пропитывая брюки и ветровку. Как мерзко, как холодно, брр! Она с трудом поднялась, Бет уже спешила на помощь.
- Как ты, очень промокла? Да очнись, Еленка, что с тобой?
- Ничего. Голова закружилась, вот и всё.
Бет тяжело вздохнула: – В машине переоденешься. Потерпи.
Мендес сидел в машине, с безнадёжным упрямством звал на помощь, и нетерпеливо постукивал пальцами по рулю. Оружие… Оружие – это неплохо, если ты один из банды гангстеров. Они сами избрали себе такую судьбу – вечная война. Мендес не собирался стреляться на дуэли с целым миром. Ему это претило. Он учёный, он действовал другими методами, он не убивал. Теперь его вынуждают расстреливать людей, а это так глупо и нерационально. Это омерзительно и страшно. Если они с Еленой будут стрелять в полицейских, они подпишут себе смертный приговор, и их имена смешают с дерьмом: убийцы… Бонни и Клайд.
Девушки выбрались на обочину. Мендес взглянул – и застонал: час от часу не легче! Не иначе они ползали на животе.
- Поспешите! В чём дело, Еленка?
- Поскользнулась, упала. Ерунда.
- Не ерунда, – вмешалась Бет. – Мокрое нужно снять.
- Упала? Ты, случаем, не знаешь, где мой стилет?
- Нет. Не знаю, - слишком поспешно ответила Елена. – Я оставила его в лесу. Забыла… потеряла.
- Что? Чёрт побери! Бет, ты уверена, что его нельзя отыскать?
- Уверена, Вик. Нам нельзя возвращаться. Елена, где твоя одежда?
- В багажнике. Не хочу. Долго. Некогда.
- Накинь пока мою куртку.
Мендес рванул с места. Бет накинула на Елену свою куртку. Елена дрожала от холода. Лето, называется. Серость. Промозгло. А она так любит солнышко.
Новая невзгода их подстерегала на выезде с дороги на шоссе. Едва они взлетели по откосу и развернулись в сторону Цепича, как из-за поворота выскочила машина с затемнёнными окнами, в компании байкеров.
- Оружие, Вик! Где оружие? – взвилась Бет.
- Чёрт! Оно было в багажнике!
- В багажнике? Ты с ума сошёл! Что с тобой? Проснись! За нами погоня, а твоё оружие в багажнике! Елена, пригнись!
Вместо ответа Мендес надавил на газ. Преследователи пока не стреляли. Стрелять больше было не в кого: ненужные - перебиты. Остались лишь самые изысканные драгоценности, бесценные экземпляры в шкатулке. Поэтому их упорно догоняли. Оказавшись поблизости, они ударят по шинам и остановят джип, любой ценой, потом завладеют содержимым шкатулки.
- Дьявол! – выругалась Бет. - Фак ю!
Её маленький пистолет истощился очень быстро. Мотоциклы окружили их, закованные в латы охотники, без лиц, без имён, без душ.
Джип Мендеса рвался вперёд, но скоро его прижмут к обочине, их выволокут наружу…
…Они выскользнули на шоссе неслышно, они вынырнули из-за откоса легко и стремительно. Они были хладнокровны и бесчувственны с виду, но в глубине их глаз пылал яростный, дикий огонь, разожжённый Хозяином. Разношёрстная толпа, в дождевиках, куртках, и просто в джемперах. Кто-то был с ломом, кто-то – с газовым пистолетом, кое-кто – с охотничьим ружьём, один-единственный – с береттой, остальные – со сжатыми кулаками. Вид личных солдат Виктора Мендеса, как они есть, без серо-зелёной униформы, похожей на военную форму, в разномастной одежде, казался неестественным. Зрелище неотвратимо надвигающейся толпы было феерическим и жутким. Елена всхлипнула.
Первой очнулась Бет: - Вик, багажник! Пусть хватают оружие!
Пока толпа окружала джип Хозяина, сбрасывала рыцарей с мотоциклов, пока крайние падали, обливаясь кровью, под прицельными выстрелами из машины, двое копались в багажнике. Тщетно! Багажник был пуст. Ни беретты, ни автоматов. Это был шок для Мендса и Бет, но не для солдат, которые обязаны были сначала спасти Хозяина, и лишь потом - умереть.
Яростная атака окровавленных, простреленных людей была выше понимания присутствующих. Мотоциклистов просто растерзали. Машина пыталась рвануться вперёд, по живым (или полуживым) телам, но её остановили. Выбили стёкла…
Скоро всё было окончено. Мендес уже никого не контролировал. Он просто сидел с закрытыми глазами. У него больше не было сил вновь и вновь потрясаться собственному изобретению.
Жуткая тишина воцарилась после погрома. Солдаты умирали молча. Нападающие корчились в последних конвульсиях.
Мендес вылез наружу, прошёлся, морщась, мимо окровавленных тел, наклоняясь к каждому. Одна женщина подле дверцы – с виду работница с фабрики, в скромной куртке и старых джинсах, ещё дышала, тяжело и надрывно, её глаза были широко раскрыты. Мендес присел рядом на корточки, она смотрела в его глаза. Но Виктор едва шевельнул губами, словно что-то говорил ей, и женщина закрыла глаза, и перестала дышать.
- Что ты сказал ей? – тихо спросила Бет, когда Мендес снова сел за руль.
- Поблагодарил. И попросил её умереть.
Воцарилось долгое молчание.
Ближе к Царапаничам шоссе оживилось. Всё-таки туристический сезон ещё не закончился, отели и базы кишели народом, который не пугали слухи о вампирах и террористах-маньяках. Туристы уходили в горы, ловя открытыми глазами и ртами последние летние дни. Потом – краткая передышка. Потом – лыжный сезон. Мендес теперь ехал среди людей. Кто б сказал ему прежде, что он испытает от этого облегчение, Мендес бы только посмеялся презрительно.
Они не уехали слишком далеко. Машина стала запинаться, мотор застучал, резко взвыл – и замолчал, машина встала. Голосовать? Бросать машину опасно, слишком заметна.
- Пойдём пешком, до следующего мотеля – рукой подать, - распорядилась Бет. – А машина… машину давно пора поменять.
Они вытащили вещи, Елена, дрожа от холода, переоделась в кустах, под прикрытием Бет. А рядом с джипом остановился «Москвич», сдвинулось стекло, и забавный, курносый парень высунулся и крикнул на русском:
- Алло! Что, ребята, с вами неладно, и никто не останавливается? Эгоисты! Может, я подсоблю?
Мендес сначала шарахнулся, потом взглянул на весёлого шофёра бешеными глазами, подскочил и железной хваткой схватил его за горло, другой рукой машинально шаря за пазухой, по карманам, в поисках утраченного стилета. Но, вспомнив вдруг с досадой о нелепой, невосполнимой потере, яростно забормотал ругательства.
- Ты чего, рехнулся? Отпусти!
Бет подскочила вовремя. Мендес отпустил русского.
- Ну ладно, ладно, ты чего взъелся, друг? Нервный, блин, - отшатнулся шофёр, утирая пот. – Не хочешь – не надо. Если тебе так больше нравится, сиди тут. Тебе, небось, с девочками не скучно будет…
… Через полчаса они уже вселялись в новый мотель, в десяти километрах от Царапаничей. Словоохотливый русский развлекал их всю дорогу, они узнали, как зовут его тёщу и каков её вес, почему он оставил жену и путешествует один, почему сын-оболтус не желает учиться. Его речь лилась и убаюкивала. Елена задремала, Бет напрягалась изо всех сил, чтобы не упустить на дороге никаких новых признаков непредвиденных обстоятельств. Мендес расплатился с ним консервами, забранными из джипа.
Мотель у конкурентов оказался поплоше и поскромнее, давно не ремонтировался, но зато никто не лез в душу, никто не узнавал настырно и злорадно, никто не пялился в упор. Бет удалось договориться на три дня, но заплатить только за два.
- С чужими, выходит, договориться проще, чем со своими, - ворчал Мендес. Номер троице тоже достался далеко не люкс, но им было уже всё равно. После скромного ужина не оставалось ничего другого, как включить телевизор и услаждать себя последними новостями, в которых, в самом невероятном свете и с самыми нелепыми версиями, освещалась бойня в лесу и бойня у мотеля на сороковом километре. Елена прилегла на диван, но отключиться не смогла: её знобило. Бет с ужасом обнаружила, что у Елены жар.