- Чиллито, кто у Фернандеса? Это надолго? Я должна поговорить с ним! Немедленно!
- Пришёл Донни Кларк, новый управляющий парфюмерного отделения в Кодровичах.
- Чего он хочет? Последняя партия товара отправлена?
- Он требует Хозяина и не желает разговаривать с Фернандесом.
- Виктора нельзя беспокоить сейчас. Любопытно, какая срочность? Пожалуй, я попробую поговорить с ним сама. Думаю, что смогу заменить Виктора и разберусь не хуже.
Елена решительным шагом пересекла приёмную и без стука распахнула дверь в кабинет. Фернандес вскочил, уступая место Хозяйке, понимающе улыбнулся ей кончиками губ и тут же покинул кабинет, прикрыв за собой дверь.
Донни беспокойно заёрзал, облизнул пересохшие губы. Он уже был наслышан о крутом нраве нежной и безобидной на вид молодой женщины с лицом ребёнка, и решил для начала избрать тактику наступления.
- Донни? Кто позволил тебе здесь появляться?
- Я сам себе позволил, госпожа!
- Ты бросил лабораторию!
- Там мой помощник Вира.
- Ты с кем-нибудь советовался, прежде чем появиться здесь? Общался? Кому ты сообщил, что едешь сюда? Вира в курсе?
- Успокойтесь, госпожа, я никому не сообщал, даже Вире.
- Ты лжёшь!
- Нет, я не лгу, - и он твёрдо выдержал её сверлящий взгляд. – Никто не знает, что я здесь. Но думаю, этой конспирации грош цена.
- Почему же?
- Времена меняются.
- Тебе плохо платят? – Елена кружила вокруг него по комнате, внимательно вглядываясь в его лицо.
- Нет, просто, говорю, времена меняются. Скоро здесь будут командовать другие.
- Откуда такие сведения?
- У здания дежурят полицейские…
- Это естественно – после диверсии. Ты был нам предан, Донни. Ты получил работу, ты купил дом, у тебя вклады в банке. Разве мы когда-нибудь тебя обижали, предавали, преследовали твою семью? Мы вас оберегали.
- Нет, да, но у нас были обыски. Охрана снята. После взрыва в Костяницах за нами следят, в Кодровичах неспокойно… - Всегда невозмутимый, Донни заметно нервничал, глаза бегали, в них застыло тоскливое выражение, губы дёргались.
- Я всё знаю. Это временно, надо лишь выждать – босс всё уладит. И тем более, это не причина для прерывания работы, партию товара необходимо сохранить, упаковать и отправить.
- Если будут продолжаться обыски и допросы, боюсь, я не смогу больше ручаться за молчание людей, да и меня, скорее всего, вытрясут как грушу. У меня семья, жена и дочь. Госпожа, дайте мне спокойно отойти от дел, и я клянусь молчать до гроба, пусть всё летит в тартарары. Я… я просто боюсь.
«Она – женщина. Она - жена и мать. Неужели она разучилась сочувствовать? Она должна понять. Понять – и отпустить…»
Елена поморщилась. Он боится – самое худшее, что можно придумать. Напуганный в первую очередь становится предателем, его легче подловить.
- Что именно полетит в тартарары, Донни?
- Простите, госпожа, я не так выразился.
- Ты замечательно выразился, поэтично. Значит, ты бросишь фабрику? Но ты знаешь, что линию нельзя останавливать. Весь материал пропадёт, а он бесценен!
- Если фабрику конфискуют или прикроют, или хотя бы приостановят ради следствия, всё и так пропадёт. И моя жизнь тоже. Всем кажется подозрительным, что восстановили именно эту линию. Босс должен это понимать. Я не могу работать на линии. Иначе мне придётся всё выложить полиции. Если этого не сделаю я, то всё равно сделает кто-то из моих помощников.
- Вот как? – недобро прищурилась Елена. – И сколько же вас там… шустрых и пугливых?
- Напуганы все, госпожа. Но не все решаются сказать об этом.
- То есть, ты хочешь сказать, что Хозяина страшатся больше, чем полиции? Да это просто отлично! Нет, Донни, боюсь, что не смогу удовлетворить твою просьбу. Ты будешь продолжать работу и сможешь придерживать язык, и прикрывать Хозяина сколько нужно. Мы поможем.
- Вы уверены, что в этом есть смысл? – он повысил голос, заставляя его звучать уверенно, изживая страх и просительные интонации: в конце концов, он не раб, а свободный человек. – Скоро конец фабрике, вы понимаете это сами. И полиция доберётся до истоков. Не знаю, как остальные, но я собираюсь уйти. И вам советую поторопиться.
- Спасибо за предупреждение, Донни. Я в курсе дел. Ты не желаешь кофе? Коньяк? Чай? Сигареты? Фрукты? Расслабляющую, красивую музыку? Какие-либо ещё развлечения? Может, посидим спокойно?
- Я желаю уйти, и побыстрее! Я не хочу, чтобы мои любимые пострадали. Вы должны понять, у вас есть дети.
«Нет, ты не уйдёшь, и давить на сочувствие не надо», - усмехнулась про себя Елена. – «Я не позволю уйти, ты опасен, дорогой!»
Елена продолжала неспешно ходить кругами по комнате, заставляя Донни передёргиваться и крутить головой. Он тоже боится их больше, чем полицию. Это хорошо.
- Ты вернёшься на фабрику, Донни.
- Нет. Я передал дела Вире, пусть он теперь думает своей головой. Моя семья готовится к переезду и ждёт меня. Папки с протоколами у Фернандеса. Я больше не нужен вам. Если я не вернусь, Долли свяжется с Вирой…
«Вот ты и проговорился». Елена подошла к нему сзади. Донни сжался, но не посмел обернуться.
- Я ухожу, госпожа, прощайте!
«Прощай, Донни!»
Сомнений больше не оставалось. Елена быстрым, но аккуратным движением, не позволяющим вовремя среагировать и уклониться, занеся руку вперёд, вколола ампулу в шею Донни.
Мгновенная боль. Оса укусила Донни, тонкое жало вошло безжалостно и неотвратимо.
Елена с любопытством наблюдала, как Донни скорчился, взглянул на неё дикими глазами, замычал и схватился за голову. Потом свалился на пол. Судорога скрутила его на миг, потом глаза закатились, и он отключился.
- Госпожа, что вы делаете? – в кабинет влетел испуганный Фернандес, встревоженный долгим разговором. – Хозяин не одобрит! Он не представлял опасности…
- Уже сделала, Фе. Донни собирался бросить завод и заложить нас. Это я не одобрила его. Ты не думаешь, что мне пора брать дело в свои руки?
- Не надо бы вам сюда вмешиваться, госпожа. Что вам не живётся спокойно?
- Спокойно, Фернандес? Где ты находишь покой вокруг себя? Оглядись! Покой может быть только внутри. Ты знаешь, я решила отправить детей в Европу. Что ты думаешь на этот счёт?
- Я думаю, что вы правы, госпожа, - тихо ответил Фернандес.