Гаррис Т. 1. Гл. 11. Моя первая Венера Ч. 2

Виктор Еремин
Впервые в жизни я признаюсь: искусство писателя не только уступает действительности в остроте ощущений и эмоций, но и более однообразно, потому что неспособно выявить самые казалось бы крошечные, но столь важные различия одного и того же чувства, которые приносят с собою в секс разные личности. Кажется, я повторяюсь, описывая любовь Кейт после любви миссис Мэйхью и представляя чувства девушки более слабой копией чувств зрелой женщины. На самом деле они были совершенно разными. Чувства миссис Мэйхью, долго подавлявшиеся, пылали жаром июльского или августовского дня; в то время как от Кейт веяло свежестью и прохладой летнего утра, пронизанного намеком на грядущую жару. И даже это сравнение неуместно, потому что оно не учитывает красоты Кейт, ее огромных карих глаз, розовой кожи, великолепной фигуры. Кроме того, в Кейт было очарование души. Лорна Мэйхью никогда не давала мне новых ощущений, которые исходили бы не от страсти. В Кейт я чувствовал духовную личность и трепет неразвитых возможностей. И все же, используя все свое мастерство, я не показал читателю огромного превосходства девушки и ее более бескорыстной любви. Впрочем, я еще не закончил свой рассказ.

Смит дал мне почитать «Мельницу на Флоссе». Я никогда прежде не пробовал читать Джорджа Элиота8 и обнаружил, что эта книга почти заслуживает похвалы Смита. Я читал до часу ночи, когда мое сердце услышало ее… Или это был трепет ожидания? В следующее мгновение дверь в мою комнату открылась, и Кейт вошла — с распущенными волосами и в длинном халате, покрывавшим ее ножки в чулках. Я мгновенно вскочил, но она уже закрыла дверь и заперла ее на засов. Я притянул ее к кровати и не дал сбросить халат.
______________________
8 Джордж Элиот (настоящее имя Мари Энн Эванс) (1819 — 1880) — выдающаяся британская женщина-писатель викторианской эпохи.

— Сначала сниму чулки, — прошептал я. — Хочу, чтобы ты навсегда запомнилась мне такой!

Через мгновение она уже стояла обнаженная. Мерцающее пламя свечи отбрасывало причудливые арабески света и тени на ее прекрасное тело цвета слоновой кости. Я смотрел и смотрел: от пупка вниз она была совершенна. Я повернул ее. Со спины низ был безупречен, хотя и велик… Но увы! Груди были слишком большими, если говорить о красоте, слишком мягкими, чтобы возбуждать! «Я должен думать только о смелом изгибе ее бедер, — размышлял я, — о великолепии крепких бедер, плоть которых имела твердые очертания мрамора <…>?

Я тотчас же хотел войти в нее, но она вдруг стала умолять:

— Пожалуйста, дорогой, ложись рядом. Мне холодно, и я хочу тебя.

Вскоре Кейт согрелась, и я стянул с себя ночную рубашку. <…>

— Э-э! — прошептала девушка, быстро втягивая в себя воздух. — Все еще больно.

<…> Поскольку у меня был долгий трудовой день, я был уже склонен воздержаться. Поэтому отодвинулся и лёг рядом с возлюбленной.

— Не хочу причинять тебе боль, — сказал я. — Удовольствие любви должно быть взаимным.

— Ты такой милый! — прошептала она. — Я рада, что ты предпочитаешь воздержаться. Это доказывает, что ты действительно заботишься обо мне, а не пользуешься мною просто ради удовольствия!

И она нежно поцеловала меня.

— Кейт, вознагради меня, — попросил я. — Расскажи, что ты чувствовала, когда я впервые овладел тобою.

— Это невозможно, — слегка зарделась она. — Столько было новых ощущений. Ведь сегодня вечером, ожидая в постели, когда подойдет назначенное время, и думая о тебе, я почувствовала странное покалывание в бедрах, какого никогда не чувствовала раньше. А теперь… — И она спрятала свое пылающее лицо у меня на груди. — Я снова это чувствую! Любовь забавна, не правда ли? — прошептала она в следующее мгновение. — Теперь ощущение покалывания исчезло, и <…>

Под конец она приподняла головку и показала мне свое сияющее лицо.

— Остановись, мальчик, — выдохнула Кейт. — Пожалуйста. У меня так трепещет сердце! Я ведь испытываю сейчас оргазм…

И действительно, я почувствовал, как она судорожно задрожала всем телом. Я достал шприц и для безопасности заставил ее воспользоваться им, объяснив, что и как сделать. Кейт была восхитительно неуклюжей, и когда она закончила, я снова уложил ее в постель и прижал к себе.

— Значит, ты действительно любишь меня?

— Да, — тихо произнесла она. — Ты даже не представляешь, как сильно! Впредь никогда, ни в чем не стану подозревать тебя и не буду ревновать, — продолжила она. — Это отвратительное чувство, не так ли? Но я хочу посмотреть вашу классную комнату. Ты проводишь меня как-нибудь в университет?

— Ну конечно, — пообещал я. — Буду только рад. Давай завтра днем. А еще лучше, поднимись на холм в четыре часа, и я встречу тебя у входа.

Итак, все было решено, и Кейт вернулась в свою спальню так же бесшумно, как и пришла.

На следующий день я встретил ее в вестибюле университета за десять минут до окончания занятий. Показав Кейт все, что ее интересовало, мы вместе пошли домой и в сотне ярдов от дома лицом к лицу столкнулись с миссис Мэйхью. Не знаю, как выглядел в ту минуту, потому что, будучи немного близорук, я издали не узнал ее. Но когда Лорна оказалась в десяти ярдах от меня, ее взгляд пронзил меня. Она поклонилась, окинув нас взглядом, я приподнял шляпу, и мы пошли дальше.

— Кто это? — воскликнула Кейт. — Как странно она на нас посмотрела!

— Жена одного заядлого игрока, — ответил я как можно равнодушнее. — Он время от времени дает мне работу.

Даже не подозревая того, я странным образом предсказал недалекое будущее. Кейт испытующе посмотрела на меня и добавила:

— Я не возражаю, но я рада, что она совсем старая!

— Ей столько же, сколько нам обоим вместе взятым! — подленько добавил я, и мы пошли дальше.

Эти любовные пассажи с миссис Мэйхью и Кейт, плюс мои уроки и беседы со Смитом вполне отражают события моей жизни за весь тот год с семнадцати до восемнадцати лет. С той единственной оговоркой, что мои вечера с Лорной становились все менее и менее приятными для меня. Но теперь я должен рассказать о событиях, которые снова повлияли на мою жизнь.

Не прошло и четырех месяцев с тех пор, как Кейт сообщила, что мой брат Вилли перестал платить за мое проживание.

— Это не имеет значения, дорогой, но я подумала, что ты должен знать. Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь причинил тебе беспокойство, поэтому я взяла на себя смелость рассказать тебе об этом.

Я поцеловал ее, сказал, что такая забота очень мила с ее стороны, и пошел искать Вилли. Брат многословно и неубедительно извинился и, в конце концов, дал мне чек, умоляя передать миссис Грегори, что он тоже хотел бы переселиться в ее пансион.

Этот случай заставил меня задуматься. Я взял с Кейт обещание непременно предупредить меня, если Вилли еще раз не заплатит по счету, и воспользовался случившимся, чтобы извиниться перед Лорной. Я пошел к ней и сказал, что должен немедленно подумать о том, как зарабатывать себе на жизнь. У меня оставалось еще около пятисот долларов, но я хотел заранее позаботиться о безбедной жизни в ближайшем случае. К тому же это давало мне хороший повод не навещать миссис Мэйхью даже еженедельно.

— Я должен работать! — повторял я, хотя и стыдился своей лжи.

— Не мучай меня, милый! — взмолилась женщина. — Сейчас я бессильна помочь тебе, но дай мне время подумать. Вдруг Мэйхью сможет чем помочь. А ты приходи ко мне, когда сможешь. Что касается тебя, у меня нет гордости: я просто умоляю, как собака, о добром обращении ради моей любви. Я бы никогда не поверила, что могу так преобразиться. Я всегда была такой гордой. Муж называет меня «гордой и холодной». Это я-то холодная! Правда, я дрожу, когда слышу твой голос, но это дрожь лихорадки. Когда ты только что неожиданно вошел и поцеловал, меня захлестнули волны жара. Мое лоно шевельнулось и распахнулось. Я никогда не чувствовала чего-то подобного, пока не полюбила тебя. И теперь, конечно, мое <…> горит — о, как я хотела бы быть холодной. Холодная женщина может править миром. Но нет! Вру! Я не желаю иной участи. Я никогда не хотела быть мужчиной, никогда, хотя другие женщины говорят, что мечтали сменить пол. Я — никогда! А с тех пор, как вышла замуж, еще меньше, чем когда-либо. Что такое мужчина? Его любовь кончилась еще до того, как началась любовь женщины.

— В самом деле? — ухмыльнулся я.

— Только не ты, мой любимый! — воскликнула Лорна. — О, только не ты! Пойдем, не будем тратить время на разговоры. Теперь у меня есть ты, возьми меня в наш Рай. Я готова, «созрел-созрел» — твои слова. Я иду к нашей постели, как к алтарю. Если ты будешь приходить ко мне хотя бы раз в неделю, нет, раз в десять дней… Тогда я снова буду счастливой. А ты наверняка сможешь приходить ко мне иногда по несколько дней подряд. Я мечтаю достичь высот и обнять иллюзию: наполнив одну страстную неделю блаженством, а затем две — смертью плоти. Какие же мы, женщины, дешевки! Пойдем, дорогой, я буду твоими ножнами, а ты будешь мечом и вонзишься прямо в мою плоть. Но я помогу тебе! — вдруг воскликнула она. — Это та девушка сказала, что вы должны деньги за еду и кров? — Я кивнул, и она просияла. — О, я помогу, не бойся! Мне никогда не нравилась эта девушка: она наглая, тщеславная и... О! Почему ты шел с нею?

— Она хотела посмотреть университет, — сказал я, — и я не мог ей отказать.

— О, заплати ей! — воскликнула Лорна, — но не ходи с нею. Эта ничтожная девка напоминает тебе о деньгах. Как это унизительно, мой дорогой!

В тот же вечер я получил записку от миссис Мэйхью, в которой говорилось, что ее муж хочет переговорить со мною.

Мы встретились, и маленький человечек предложил мне приходить к нему каждый вечер после ужина и сидеть в кресле у двери. При мне должен быть кольт — я буду охранником его игорного заведения.

— Так я буду чувствовать себя спокойнее, — завершил он наш разговор. — Жена говорит, что ты меткий стрелок и привык к вольной жизни. Я бы платил тебе шестьдесят долларов в месяц. При этом большую часть дня ты будешь свободен.

— Очень любезно с вашей стороны, — воскликнул я с пылающими от смущения щеками. — И очень любезно со стороны миссис Мэйхью. Я согласен, и прошу вас поверить, что никто не побеспокоит ваше заведение, а если полезет, я хорошенько попорчу ему шкуру.

Разве женщины не прекрасны?! За полдня Лорна разрешила мою проблему. К тому же очень скоро выяснилось, что часы, проведенные в игорных залах Мэйхью, оказались более ценными, чем я мог предположить. Средний человек проявляет себя в игре больше, чем в любви или выпивке. И я был поражен, обнаружив, что многие из так называемых лучших граждан города время от времени посещали заведение Мэйхью. Не думаю, что дело было чистое — маленький человечек слишком часто выигрывал. Но меня это не касалось, пока клиенты соглашались с результатами игры. Мистер Мэйхью часто проявлял доброту, отдавая клиенту несколько долларов после того, как сдирал с человека все, что у того было за душой.

Естественно, тот факт, что я работал с ее мужем, еще больше ставил меня в зависимость от миссис Мэйхью. Раза два в неделю мне приходилось проводить с нею послеобеденное время, и это меня раздражало. Кейт тоже возражала против моих визитов к сопернице. Девушка была достаточно гордой, чтобы говорить об этом открыто. Но однажды она увидела, как я вошел к миссис Мэйхью, и, думаю, догадалась об остальном. Она вдруг стала холодна со мною и даже отказывалась целоваться.

— Ты меня обидел! — как-то раз воскликнула она. — Не думаю, что еще когда-нибудь полюблю тебя с прежним пылом.

Но когда в очередной раз я вошел в нее и действительно возбудил, девица вдруг страстно поцеловала меня. А в ее прекрасных глазах в тот момент стояли горькие слезы.

— Почему ты плачешь, дорогая? — удивился я.

— Потому что я не в силах сделать тебя своим! Потому что я вся твоя! О, — продолжала она, прижимая меня к себе, — думаю, что удовольствие усиливается ужасным страхом... и ненавистью... О, люби меня и только меня <…>!

Конечно же я обещал остаться ей верным, но тогда же с удивлением почувствовал, что мои чувства к Кейт тоже начинают остывать.

Служба у Мэйхью закончилось неожиданно и преждевременно. Маленький человечек время от времени вступал в сделки со своими клиентами. Примерно через три месяца после начала моей работы у него некий игрок из Денвера устроил с ним большую игру, а затем предложил объединиться и открыть салун в Денвера.

— За неделю там можно заработать больше денег, — заявил он, — чем в Лоуренсе за месяц.

Гость из Денвера убедил хитрого Мэйхью ничего не говорить жене, пока дельце не будет улажено. Лорна была ошарашена предстоявшим переездом, протестовала, но уже ничего не могла поделать. А это означало, что нам придется расстаться. К моему облегчению. Мэйхью дал мне сто долларов в качестве бонуса, а Лорне — один незабываемый, удивительный день, который я сейчас попытаюсь описать.

Накануне их отъезда я получил от миссис Мэйхью записку: «Немедленно приди. Нам необходимо увидеться»

Конечно, я пошел, хотя и неохотно.

Как только я вошел в комнату, она вскочила с дивана и подбежала ко мне.

— Если я найду тебе работу в Денвере, ты ко мне приедешь?

— Ты же знаешь, я учусь в университете. И у меня есть возможность по окончании обучения поступить здесь в адвокатскую контору. Кроме того, я не могу оставить Смита. Где еще найти такого учителя — равного ему нет в природе.

Лорна кивнула.

— Понимаю, — вздохнула она, — наверное, это невозможно. Но я не могу расстаться с тобою. Если у меня нет надежды на продолжение нашей связи, я покончу с собой! Я стану твоей служанкой, мой дорогой! Я буду заботиться о тебе, прислуживать тебе! Мне все равно, что и как, но мы должны быть вместе. Я почти обезумел от страха, что потеряю тебя.

— Все дело в деньгах, — тихо сказал я, поскольку мысль о том, что она покончит с собою, пугала меня. — Если я смогу заработать достойную сумму, то с удовольствием поеду в Денвер на каникулы. Летом там, должно быть, великолепно — шесть с лишним тысяч футов над уровнем моря.

— Если я пришлю тебе деньги, ты приедешь? — коротко спросила она.

Я скорчила гримасу.

— Я не могу взять деньги от Любви! — (Я нарочно сказал «от Любви» вместо «от женщины», так было изящнее.) — Но Смит говорит, что может найти мне работу. И у меня еще есть немного. Я приеду на каникулы!

— Святыми станут для меня те дни! — торжественно произнесла она, а затем, быстро сменив настроение, добавила: — Я подготовлю прекрасную комнату для нашей любви в Денвере. Ты должен приехать на Рождество. Я не смогу дождаться середины лета. О, как я буду тосковать по тебе, тосковать!

— Пойдем наверх, — уговаривал я в ответ.

И мы пошли, и мы легли в постель. Я нашел ее обезумевшей от желания. Уже через час я довел ее до истерики. Лорна лежала в моих объятиях, рыдала… А потом вдруг сказала:

— Муж обещал прийти сегодня днем, и я предупредила его, что готовлю для него сюрприз. Когда он застанет нас вместе, это будет сюрпризом, не так ли?

— Ты сошла с ума! Если случится скандал, я уже никогда не смогу навестить тебя в Денвере!

— Да, это правда, — как во сне согласилась она, — это правда. Жаль; я хотела бы увидеть, как его глупое лицо вытянулось в изумлении. Но ты прав. Скорее! — крикнула она и в мановение ока выскочила из комнаты.

Когда Лорна вернулась, я был уже одет.

— Ступай вниз и жди меня, — приказала она. — На нашем диване. Если он постучит, открой ему дверь. Это будет сюрприз, хотя и не такой большой, как я планировала, — добавила шутница и пронзительно засмеялась.

— Ты уходишь, не поцеловав меня? — крикнула она, когда я уже был в дверях. — Ну, иди, все в порядке. Иди! Если я снова почувствую твои губы, не смогу отказаться от тебя.

Я спустился вниз. Через несколько минут Лорна последовала за мной.

— Я не вынесу, если ты уйдешь! — воскликнула она. — Как больно расставаться! Зачем нам снова расставаться, любовь моя? — Она смотрела на меня восторженными глазами. — В этой жизни нет ничего ценного, кроме любви. Давай сделаем любовь бессмертной. Ты и я — вместе пойдем к смерти. Что мы теряем? Ничего! Этот мир — пустая оболочка! Пойдем со мною, любовь моя, и мы вместе встретим Смерть!

— Нет! У меня впереди большая жизнь и мне предстоит еще много чего исполнить, — ответил я. — Империя Смерти вечна. Но жизнь — штука вкусная! Короткий миг жизни — ее приключения, ее перемены, ее огромные возможности — он манит меня. Я не желаю прервать его!”

— Я устала, — разрыдалась Лорна. — Я избита жизнью! Я могу только умолять тебя не забывать нашей любви... Ах! — И она накинулась на меня и стала целовать, целовать, целовать. — Я умру с твоим именем на устах.

Она бросилась на диван и уткнулась лицом в диванную подушку. А я ушел. Чего мне еще оставалось сделать?

Я провожал их на вокзале: Лорна взяла с меня обещание писать часто и клялась, что будет писать каждый день. Она действительно ежедневно посылала мне короткие записки в течение двух недель. Затем начались перерывы, которые все удлинялись и удлинялись. «Денверское общество оказалось приятным. Мистер Уилсон, студент, усерден. Он приходит каждый день», — писала мне Лорна. Наконец, последовали извинения, торопливые записки. И через два месяца ее письма стали формальными, холодными. Через три месяца они совсем перестали приходить.

Такой разрыв меня не удивил. Я не раз говорил Лорне, что молодость любовника — главное условие женщины ее типа. Теперь она, несомненно, претворяла мои наставления в жизнь. Мистер Уилсон, вероятно, был так же близок к идеалу, как и я, и даже гораздо ближе к нему.

Страсти чувств требуют близости и удовлетворения. Нет ничего более забывчивого, чем удовольствия плоти. Если миссис Мэйхью дала мне мало радости, то я дал ей еще меньше.