Мемуары Арамиса Часть 193

Вадим Жмудь
Глава 193

— Золото можно добывать из чернильницы, — сказал я как-то Фуке. — Золото, серебро, жемчуг, изумруды, бриллианты! Все ценности в мире могут быть куплены за бумагу, на которой написаны правильные слова, и на которой стоят нужные подписи и печати. Следовательно, финансовая проблема может заботить кого угодно, но только не Короля и не его первого министра! А суперинтендант финансов должен разработать, добиться одобрения и внедрить ту самую систему, которая будет добывать золото из чернильницы без опасности обрушения всей государственной финансовой системы. Долговые обязательство можно погашать новыми обязательствами на чуть большую сумму. Это может сработать, на некоторое время, а там, когда Король войдёт в силу, будет уже не столь важно, когда, как и кем эти обязательства будут погашены. Не станут же кредиторы спорить, если им предложить получение денег чуть позже, но в несколько большем объёме? Конечно, это не может продолжаться вечно, но нам и не нужна вечность, нам нужно выиграть пять-шесть, от силы восемь лет. Когда Король будет недостижим для простых подданных, как для них недостижимо Солнце, все эти денежные проблемы будут видеться вздорными и ничтожными.
Фуке уже не спорил со мной. Основным фактом, с которым нельзя было не считаться, было время: деньги, которые нужны были именно сейчас, как можно скорей, можно было занять у будущего времени, у будущей Франции, и эту идею Фуке мог смело высказать Мазарини, поскольку кардинал не мог её не одобрить. Имелся известный риск в том, что хитрый Мазарини мог отказаться брать на себя ответственность, или, скорее, сделать вид, что не понял всей хитрости и тонкости предлагаемой схемы, но это был риск оправданный, предсказуемый и допустимый.
Суперинтендант обдумал идеи, высказанные мной, и на этой основе создал чрезвычайно эффективную государственную машину по добыче золота из чернильниц. Его система была безупречной и позволила обогатить Мазарини, при том, что все необходимые расходы были обеспечены деньгами своевременно. Разумеется, при этом постепенно рос государственный долг перед заимодавцами, но какая в том беда, если в каждый конкретный момент заимодавцы были весьма довольны теми процентами, которые они получают с представленных ими капиталов, и были твёрдо убеждены в том, что и выданные ими капиталы они смогут забрать в любой момент? Следовало лишь убедить их в том, что такой момент ещё не настал, но наступит вполне, быть может, скоро, и что их вложения в государственный долг – это лучшее помещение денег. Исторический момент оправдывал этот подход, поскольку без нужных сумм невозможно было бы окончить войну, невозможно было обеспечить покорность грандов, строить серьёзные политические и экономические планы. Бумага, превращаясь в золото, помогала снаряжать корабли, строить пушки, набирать армию, обеспечивать набранных новобранцев обмундированием, оружием, боеприпасами, укомплектовывать кавалерию конями и обеспечивать фуражом.
Фуке начал деятельно реформировать налоговую систему, начиная с законов о налогах, включая иерархию от властных структур до простых исполнителей, также схему распределения налогов и институт контроля за всеми этими процессами. Часть собранных налогов распределялась ещё до того, как они доходили до казны, например, оплата труда сборщиков на самом низу, и выплата комиссий всем, кто руководит этим процессом на всех уровнях. Получалось, что и сама казна фактически платила некоторый налог тем, кто обеспечивал сборы налогов с населения.
Кроме того, он начал широко использовать оборот в качестве денег всевозможных денежных обязательств, поручений, патентов и других документов. После того, как он понял, что бумага, правильно оформленная и снабжённая подобающими подписями и печатями, превращается в реальные денежные средства, он осознал и всё то, что я пытался ему объяснить. У Фуке был цепкий ум в отношении денег и выгодных ему законов. Кроме того, он открыл самостоятельно, что имеется широкая возможность неисполнения невыгодных законов за счёт многочисленных поправок, условий, пунктов и подпунктов, трактовок, прецедентов, судебных практик и прочих инструментов профессиональных крючкотворов. В этой сфере я в своём понимании всего этого инструментария значительно уступал талантливому и живому судейскому уму Фуке. Я ощущал себя в большей мере финансистом и, если хотите, авантюристом, чем Фуке, тогда как он был в значительно большей степени, нежели я, юристом, формалистом, адвокатом всего того, что было ему выгодно, и прокурором против всего того, что ему мешало. Система начала работать, сначала медленно, но вскоре набрала силу и продемонстрировала свою эффективность. Налоги стали собираться лучше, в казну потекли деньги, и Мазарини, понимавший, что часть этих денежных потоков оседает в карманах всех участников этой юридической системы, осознавал неизбежность этих потерь и с грустью смирился с ними. Он был достаточно умён, чтобы понимать: лев не питается травой, но лев может питаться теми, кто питается травой. Точно также первый министр не может лично грабить крестьян, купцов, ремесленников, но он может эффективно пожирать тех, кто составляет состояния на ограблении крестьян, купцов и ремесленников. Эта иерархическая лестница или, если хотите, пирамида, тем крепче, чем сильней связь каждого слоя с ближайшими к нему верхним и нижним слоями, а самая лучшая связь – это круговая порука, общее, так сказать, несколько вольное обращение с законами.
Управление государством стало доходным делом, поскольку хотя налоги собирались плохо, это не мешало денежным потокам оставаться бесперебойными и достаточно полновесными. Иногда старые налоги, даже утратившие юридическую силу, всё же собирались. И это было особой статьёй доходов структуры, обеспечивающей сборы налогов, то есть системы откупщиков, в которой незримо участвовал и Фуке. Ведь облагаемые граждане не были осведомлены о том, что налоги уже не законны, а государь не был осведомлён, что эти налоги ещё собираются. Так, например, ввозимые через порт Бордо вина, издревле облагались налогом, предназначенным на организацию защиты наших кораблей от пиратов. Пиратские налоги почти полностью прекратились, купцы подумывали о том, чтобы избавиться от этого налога, который назывался «Бордосским конвоем». Они готовили бунт.
Пришлось Фуке подумать о том, чтобы организовать два-три случая, когда корабли под голландскими флагами атаковали наши торговые корабли в нейтральных водах. Целью было лишь припугнуть купцов, но капитан одного из кораблей, совершив два предупредительных выстрела с целью всего лишь припугнуть купеческий корабль, к своему удивлению увидел, что вместо того, чтобы поднять все паруса и уйти от преследования, атакованный корабль поднял белый флаг, обозначив своё намерение сдаться на милость победителя без борьбы и без попытки скрыться. Пришлось капитану осуществить грабёж этого судна. С пленниками обошлись очень мягко, их просто связали и загнали в трюм, после чего, забрав только самое ценное из груза и перерубив мачты, команда, изображающая из себя пиратов, оставила захваченное судно на воле волн. Поскольку в этом районе пролегал один из довольно загруженных торговых путей, ограбленный корабль скоро нашли, команду освободили, после чего были восстановлены мачты и корабль благополучно добрался до порта.
Этот случай нагнал страху на купцов и тем самым устранил всякое недовольство по поводу бордосского конвоя, этот вид налогов вновь стал собираться без каких-либо проблем. Кроме того, купцы выступили с инициативой о страховке кораблей. Каждый купец платил небольшую долю своей прибыли за то, чтобы на случай гибели корабля из этих собираемых средств он мог бы получить компенсацию за убытки. Надо ли говорить, что страховкой занимались люди, верные Фуке? Так что суперинтендант имел доход и от страховых компаний.
Этот случай привёл и к другим последствиям. Команда корабля, осуществившего это грабёж, предложила своим хозяевам разрешить им заниматься этим промыслом, но исключительно в отношении голандских торговых судов. Поскольку с Голландией отношения были хуже некуда, они такое разрешение с лёгкостью получили. Со временем это стало ещё одной стороной тайной деятельности финансовой секретной структуры, действиями которой руководил также Фуке, но не непосредственно, так что ни один следователь не смог бы докопаться до его незримого присутствия в этом деле.
Большую часть денег казне приносила талья и разнообразные косвенные налоги в виде акцизов, хотя сумма этих доходов год от года сильно изменялась в зависимости от многих причин. Эти доходы именовались ординарными. Остальные средства, поступавшие от самых разнообразных источников, назывались экстраординарными доходами. Экстраординарные доходы складывались из вступительных взносов, собираемых с тех, кто собирался заняться некоторыми профессиями и видами торговли, а также доходы от продаж аннуитетов, как называлась рента, обеспеченная будущими налоговыми поступлениями.
Одним из важнейших источников дохода были создание и продажа государственных должностей, прежде всего внутри судебного и финансового аппаратов монархии. Конечно, проблема состояла в том, что, продав должность, казна обременялась впоследствии необходимостью выплаты жалования и различными льготами для должностного лица, но срок окупаемости должности для тех, кто их приобрёл, достигал двадцати и более лет, то есть, продавая должность, казна получала за двадцать лет вперёд те суммы, которые лишь предстояло впоследствии потратить на выплату жалования этому должностному лицу. Мазарини предложил ещё увеличить это расхождение между стоимостью должности и доходами, получаемыми с неё официально, справедливо рассудив, что должностные лица получают со своих должностей также и неофициальные доходы, используя своё особое положение во дворе.
— Поскольку должности покупают, следовательно, это им выгодно! — сказал он Фуке. — А коль скоро на многие должности имеется более одного претендента, из этого следует заключить, что мы ещё дёшево берём за них. Значит, если цены за государственные должности возрастут, это будет лишь справедливо! 
В этом своём рассуждении Мазарини был, конечно, прав. Если товара не хватает, цену на него следует повышать, а когда товар перестанут покупать, можно будет задуматься о том, не слишком ли высока цена. Пока что торговля должностями шла достаточно бойко, ведь покупка должности играла роль инвестиций. Кто как ни Фуке знал об этом по собственному опыту! Должность одновременно давала владельцу и престиж, и привилегии в форме освобождения от налогов, а иногда и дворянский статус! Мазарини прекрасно понимал, что к этому добавлялась возможность получать деньги неправедными путями по факту исполнения своих обязанностей. Взятки в среде судей и сборщиков налогов были распространены поголовно, но Мазарини это не беспокоило, поскольку ему необходимо было выиграть эту его тихую войну против грандов за укрепление власти Короля и своей собственной, для этого ему нужны были деньги, а взяточничество он считал неизбежным злом, бороться с которым бесполезно, следовательно, необходимо было его использовать для своих целей, то есть, в частности, для повышения стоимости этих самых должностей. Должность была таким же товаром, как и любой другой, и даже ещё лучшим, поскольку повышение стоимости должностей вовсе не снизило желание богатеев приобретать их, а напротив, подхлестнуло их. Ведь если должность растёт в цене, это делает её ещё более надёжным капиталовложением! Вскоре создание и продажа новых должностей сделалось чуть ли не основным источником доходов казны.
Доходы приносила и церковь. Хотя она официально налогов не платила, но регулярно вынуждена была делать подарки и добровольные пожертвования в казну. Так брат Фуке стал называться аббатом Фуке лишь потому, что ему было поручено собирать дары и пожертвования аббатств, что, разумеется, обогатило и его самого. Номинально подобные пожертвования предназначались для высоких целей защиты королевства от внешней и внутренней ереси и еретиков. Орден Иезуитов тоже вносил свои пожертвования в королевскую казну. Налоги взымались с населения откупщиками, которые не знали жалости и выколачивали деньги, не взирая на такие обстоятельства, как неурожай, пожар, потоп или иные непредвиденные несчастья. Порой после уплаты налогов крестьянские хозяйства полностью разорялись, так что оставшимся без скота крестьянам приходилось идти на заработки в город, или попросту попрошайничать. Но в городах наёмной рабочей силы был избыток, так что многие разорившихся крестьян добровольно нанимались в солдаты, а кое-кто шёл и в разбойники.
Разбойников иногда вылавливали и отправляли на галеры, но порой они пополняли ряды легальных пиратов, грабящих голландские суда и выплачивающих подобающий процент тем, кто их покрывал, то есть в конечном счёте опять-таки Фуке.
Я держался в стороне от этой деятельности, хотя Фуке приглашал меня в долю. Я предпочитал держать дистанцию, поскольку ценил свою нравственную незапятнанность и перед Господом, и перед Королём, и перед собственной совестью, но, разумеется, главным моим соображением было то, что подобная деятельность не может продолжаться безнаказанно бесконечно. Если Фуке мог себе позволить не задумываться о том, что станет с ним через десять или пятнадцать лет, надеясь, что он станет к этому времени недостижимым для любых разбирательств, и, кроме того, он ведь уже был недостижим для них, поскольку был генеральным прокурором, то я не ограничивал свои планы лишь таким кратким сроком. Я планировал жить долго и счастливо, если судьба отпустит мне такое, что, однако, не делало меня трусом. Без колебаний я рискнул бы жизнью в бою, так как оставался мушкетёром в душе, но никогда я не пошёл бы на дело, грозившее позорным судом за растрату или за злоупотребление доверием Короля. Если уж взойти на эшафот, то только в качестве мятежника, или в качестве неудавшегося защитника своей любви. Деньги – не та ценность, за которую я стал бы рисковать своей свободой. К тому же, сама любовь приносила мне достаточно, я научился довольствоваться малым и не нуждался в деньгах, хотя мои скромные доходы уже позволяли мне жить достаточно роскошно. В Ордене я видел своё будущее и в том главном деле, от которого я имел все ключи, а именно, во владении великой тайной Королевы Анны.

(Продолжение следует)