Саблинские пещеры! Все, кто в них побывал, знают таинственные истории о тех, кто не по своей воле остался там навсегда. И с каждым новым рассказом множится число призраков, что поджидают горемыку-туриста, который отбился от своей группы и экскурсовода или пустился один в путешествие по подземелью, да и заплутал в его лабиринтах.
Пещера «Левобережная» была обустроена для посещений, но и здесь экскурсоводы призывали к бдительности. Неужели вы, дорогие туристы, мечтаете познакомиться с Белым спелеологом или стать жертвой злого Чёрного монаха? Хотя, может быть, вы желаете остаться наедине с летучими
мышами и крысами?
Невысокая тоненькая Инна ловко и уверенно передвигалась по пещере. Внешне ничем не примечательная – русые волосы, схваченные резинкой в пучок, голубые глаза – она, однако, располагала к себе людей лёгкой улыбкой, мягким спокойным голосом, которым излагала были и небылицы.
Историк по профессии, Инна из своих тридцати лет последние пять посвятила экскурсиям по «Левобережной», которые завершались походом к Саблинскому и Тосненскому водопадам. И за это время ещё никто, к счастью, не заночевал в пещере.
Основательно запугав своих подопечных, Инна всё же пересчитывала их на выходе. К тому же её группа была последней, и всякий зазевавшийся мог просидеть здесь до утра. Если чутьё и наставит его на верный путь, то в конце этого пути бедолага уткнётся в прочную сварную решётку из арматуры. Она
была поставлена дабы преградить вход в пещеру любителям приключений и запиралась на замок.
Конечно, ещё одним проводником совершался заключительный обход пещеры, но чего только в жизни не бывает…
Под цифрой десять оказалась девушка в джинсах и лёгкой летней кофточке без рукавов. Может быть, закалённая и морозоустойчивая, но, скорее всего, не знала, что температура в пещере круглый год постоянная – не превышает восьми градусов.
Покинув пещеру, девушка с явным наслаждением нырнула в тёплые волны воздуха. А через мгновенье она уже пристроилась к Инне и, с детским любопытством заглядывая ей в глаза, спросила:
– А вы могли бы сказать, какие виды летучих мышей здесь живут?
– Ночница Наттерера точно, и другие ночницы, и бурый ушан, – медленно отвечала Инна, стараясь продолжать счёт скорее для собственного спокойствия.
– Спасибо! – Девушка счастливо улыбнулась, будто её связывали личные отношения с этой крылатой компанией и стала быстро подниматься наверх по лестнице, которую смастерили для туристов.
А между тем облака, дымом плывущие по небу сгустились, сплотились. Потемнело. Дохнуло прохладой и ветром. Листва тревожно затрепетала. Гром пока вдалеке пробовал свои силы, раскатисто ворча. Ещё было время раскрыть зонт. Брызнуло…
Внезапно косые струи дождя обрушились на землю. А небо, словно освобождаясь от тяжести вод, стало светлее и спокойнее.
Но вот вспыхнула молния, словно сигнал для грома, который страшным басом оглушил совсем близко…
Разумеется, не все прихватили с собой зонты. Не желая принимать холодный душ, многие поднимали над собой и над соседом куртку. Но если в пещере верхняя одежда пригодилась – ей не дано было выручить людей здесь, когда они оказались во власти водяной стихии.
Мельканье курток, цветных зонтов, возгласы, обращённые к Инне – всё это, конечно, сбило её со счёта.
Самым последним из пещеры вышел проводник Егор.
– Никого? – спросила Инна.
– Никого. Закрывай, – кивнул он головой.
Егор подхватил из рук Инны зонт, и она повернула ключ в замке.
И всё же в автобусе добросовестная Инна ещё раз всех пересчитала. В списке значилось на одного человека больше, но в этом не было никаких трагических расхождений. Да, Инна теперь видела, что с ними нет высокого мужчины в очках, лет сорока, с едва заметной проседью в тёмных кудрях. Такого улыбчивого. Но прежде чем они отправились в пещеру, мужчина предупредил Инну, что обратно вернётся своим ходом, на электричке. Наверное, решил не спеша побродить по окрестностям Саблина, то есть Ульяновки.
Ульяновкой посёлок стал называться с 1922 года. Не только потому, что здесь в доме Ульяновых-Елизаровых у своей сестры Анны бывал Владимир Ильич Ульянов (Ленин). Нет, члены Саблинского совета депутатов обратились во ВЦИК с просьбой переименовать посёлок в честь первого революционера в семье Ульяновых – Александра. Но Инне, как и многим местным жителям, по душе было прежнее название, известное ещё с восемнадцатого века и по одной из версий связанное с именем уездного шляхтича Ивана Саблина.
Итак, автобус тронулся в путь, к водопадам. Гроза уже прошла. Серые облака ещё нависали над землёй, но уже тут и там нежно голубело небо, а местами радовали глаз маленькие островки лазури.
Всё было прекрасно!
Невозможное возможно. Как могло случиться, что Илья остался один в пещере?
Он приотстал у подземного озера, которое было столь прозрачно, что грани его, чуть дальше берега, уже терялись в воздухе. У Ильи возникло желание запечатлеть это чудо слияния воды и воздуха. «Для Юли», – привычно мелькнуло в голове. Но сначала нужно было протереть стёкла очков, которые песок припорошил в то мгновенье, когда Илья задел головой о низкий свод пещеры. Каска была бы не
лишней. Но, видимо, их группа вызывала ощущение благонадёжности. Зачем выдавать каски и фонарики тем, кто прислушивается к каждому слову проводника и выполняет все его указания? Впрочем, может быть, просто не хватило бы на всех снаряжения…
Илья надежд не оправдал. Казалось, прошло не больше минуты. Но когда он оторвался от созерцания озера, уже не слышно было ни голосов, ни шагов.
Илья торопливо пошёл вдоль хилого ручья, той дорогой, которая вывела их к озеру. Но он никого не нагнал. Окликнуть Инну? Но она предупреждала, что в пещере громкие звуки грозят обвалом.
Озадаченный Илья шёл куда глаза глядят. Худо-бедно, но всё же они глядели под ноги до тех пор, пока мобильный телефон не разрядился. Как известно, это происходит в самый неподходящий момент.
Двигаться наощупь? Куда? А главное – зачем? Их группа путешествовала по подземелью последней. Значит вход (он же выход) уже закрыт. Если не изменяет память, следующая партия туристов появится здесь не раньше десяти утра. Конечно, если найдутся те, кто спешат в пещеру по утрам. Но не сидеть
же в темноте до рассвета. Хотя бы через решётку смотреть на свет Божий. Близится середина июля, а в Петербурге ночи ещё не темны. Так ли в Саблино?
Внезапно впереди забрезжило пятно света.
«Вот уже и Белый спелеолог пожаловал. Скоренько», – усмехнулся Илья.
Он читал, что у людей, которые провели в подземелье несколько часов, могут появиться галлюцинации. Неужели он так долго бродит по пещере? Или время здесь ускоряет свой бег?
«Что рассказывала Инна о Белом спелеологе? Он помогает тем, кто заблудился в пещере, если это люди хорошие. Если же недобрые, кого-нибудь, например, предали, тогда им не поздоровится. Кажется, его самого предали друзья… Нет здесь, конечно, никакого Белого спелеолога. Но даже если бы и был, моя совесть чиста – я никого не предавал – ни друзей, никого…»
Илью неудержимо тянуло туда, вперёд, где дрожало пятно света. Однако он помнил, что дорожку, по которой они шли, нельзя было назвать гладкой. Кроссовки то приминали песок, то ступали на неровную каменистую поверхность. А где-то попались даже ступеньки.
И тут Илью осенило! Да ведь в правом кармане куртки лежит себе, тихо полёживает зажигалка! Только бы вспыхнул огонёк… Зажигалка была чужая. Её обронил в пещере кто-то из группы. Илья, подобрав зажигалку, хотел отдать её Инне на выходе, чтобы она в автобусе предъявила её туристам на
опознание. Сам-то он собирался заглянуть в краеведческий музей.
Пещеры, водопады – то, что осязаемо сегодня. Но ведь можно увидеть своими глазами тот – прежний Саблино, что процветал в начале двадцатого века. И кто знает, куда вас там потянет. На выставку стекольного завода или к изделиям завода порохового. В пожарное общество или в общество развития образования. Разве не приятно
прогуляться среди вековых деревьев прекрасного Александровского парка? Если вы из круга литераторов – непременно заглянете в знаменитую «Пустыньку» – усадьбу графа Алексея Константиновича Толстого. А Дачное Саблино? От одного описания можно прийти в восторг: «дачи были богато украшены деревянной резьбой, верандами с цветными стёклами, балконами, на которых сверкали разноцветные стеклянные шары».
И это ещё не весь перечень привлекательных мест, куда можно направить стопы свои.
Как это возможно? Фотографии! И экспонаты, с которых в музеях сдувают пыль, возвращая нам прошлое. С участием нашего воображения, разумеется.
Есть! Маленькое пламя вырвалось из зажигалки, и повеселевший Илья осторожно тронулся в путь.
Вскоре он увидел три большие иконы с ростовыми изображениями и понял, что очутился в подземной часовне. Илья вспомнил, что она носит имя Николая Угодника.
С помощью зажигалки, которая всё ещё исправно ему служила, Илья отыскал свечи. Они хранились на столике в пластиковой корзинке.
Илья зажёг три свечи и поставил их в подсвечник перед иконами, радуясь мягкому тёплому свету, который оживил маленькую часовню. Тут же спохватился, заметив ящик для пожертвований. Опустил туда деньги, встал перед иконами и задумался.
Нет, Илья размышлял не о том, как ему быть дальше. Выйдя к часовне, он сразу решил остаться здесь до утра. Рядом с иконами на душе стало спокойнее, точно он находился в часовне не один, а в окружении самых близких.
Если говорить о трёх категориях, на которые часто делят православный народ – прихожане, захожане и прохожане – то Илья мыслил себя прихожанином. Раз в месяц, а то и чаще, Илье удавалось участвовать в богослужении и с благоговением приступать к таинству Причащения. Несколько лет он исповедовался всё в одном и том же, в том, что было на поверхности. Заглянуть в глубь себя – в круговерти событий, новостей, идей – времени не оставалось. А, может быть, он избегал этого? И ничего не менялось в нём, потому что так удобнее было жить – ничего в себе не меняя…
Здесь и сейчас время точно остановилось.
Илья всматривался в прекрасное юное лицо Божией Матери, и в той внутренней тишине, которая вдруг установилась в нём, мысли о собственной матери стали оформляться в образы.
В свои шестьдесят четыре года маменька сохранила черты былой привлекательности. И выглядела она моложе своих лет благодаря стройной фигуре и умению со вкусом одеваться.
Вступив в пенсионный возраст, мать с радостью простилась с нелюбимой работой. Мужа не стало пять лет назад. Сыновья жили отдельно. Внуков пока не дождалась. Не имея ни подруг, ни увлечений, она стала сутками просиживать у телевизора, поглощая фильмы и передачи, которые не отличались изысканностью. Может быть, это обстоятельство было одной из причин той метаморфозы, которая произошла с маменькой.
Речь её стали коверкать слова-паразиты и неправильное ударение. Поведение нередко пугало своей агрессивностью и резкими выпадами в сторону окружающих.
От телевизора маменьку могло оторвать только другое зрелище – театр. И наведываясь к сыну из Петербурга в Подмосковье, где он жил несколько лет назад, она непременно совершала с ним поход в один из театров столицы.
Тот августовский день выдался на удивление жарким, и в маленьком зале театра имени Гоголя было душно.
– Не могли кондиционеры поставить! – Отнюдь не шёпотом произнесла маменька через несколько минут после начала спектакля.
– Тише, – болезненно поморщился Илья.
Шёл спектакль «Веер леди Уиндермир» по пьесе Уайльда. В роли миссис Эрлин блистала Светлана Михайловна Брагарник. Илья с сочувствием рассматривал её чёрный наряд с длинным рукавом, в котором уже немолодой актрисе сегодня, очевидно, дышалось тяжело.
В антракте, едва зажёгся свет, маменька заспешила в буфет за спасительной чашкой чая.
Заметив знакомого, который пристроился за соседний столик, Илья подошёл к нему и не представляя его матери, обменялся несколькими дежурными фразами. Илья улыбался, а внутри всё напряглось в ожидании, что сейчас мать обратит на себя внимание каким-нибудь громким восклицанием. Но она помалкивала, а Илья, так и не вернувшись к её столику, отошёл в сторонку и стал рассматривать программку…
В пещере дышалось легко, но сейчас грудь Ильи словно что-то сдавило. И с тем же ощущением тяжести вспомнился ему ещё один персонаж Уайльда – Мальчик-звезда. Гордый мальчишка отрёкся от матери, потому что она была не такой, как ему хотелось. Позорила его.
А чем он лучше? В тот вечер Илья думал о себе, об актрисе, но только не о матери, страдающей головными болями и высоким давлением. Не заботился о том, чтобы ей было хорошо, даже слова доброго не сказал.
Младший брат жил в другом городе. А Илья три года назад вернулся в Петербург. Он навещал мать раз в неделю, забегал на полчасика, пил чай и со скучающим видом слушал пересказ очередного сериала, в мыслях пребывая на своей волне. Почему он сам почти ничего не рассказывал матери, которая с любованием смотрела на него и с нежным вниманием ловила каждое его слово?
Вместе с острой жалостью к матери возникло горячее желание немедленно обнять её, сделать для неё хоть что-нибудь приятное. Хотя бы принести к чаю не свой любимый вафельный торт, а то, что нравится маме. А что ей нравится? Забыл…
Слёзы выступили у Ильи на глазах. Ничего, он узнает, непременно узнает, а пока…Илья произнёс вслух так, точно Божия Матерь была перед ним: «Матерь Божья, помоги матери моей Галине. Пусть у неё всё будет хорошо. Твоими молитвами.»
На душе стало легко и даже весело.
С надеждой чем-нибудь подкрепиться, подал голос желудок. Чем? Бутерброды с ветчиной, которыми Илья запасся в дорогу, он проглотил ещё в автобусе. В мыслях мелькнуло: «Орехи!» На прошлой неделе они с Юлей кормили резвых белок на Елагином острове. И несколько орешков остались в карманах его куртки.
Одна из белок – наверное, самая бесстрашная – принимала угощение у Юли прямо с ладони. Уцепившись всеми коготками за ствол, белка осторожно прихватывала орех маленьким ртом, который забавно округлялся. Затем белка удобнее устраивалась на стволе, орех оказывался в лапках, и она лакомилась
им, искоса поглядывая на людей чёрным блестящим глазом. После второго ореха опущенный хвост белки, прежде готовой в любое мгновенье пуститься наутёк, был уже задорно поднят. И зверёк уже в оба глаза рассматривал своих благодетелей, не переставая при этом трапезничать.
Предаваясь этим приятным воспоминаниям, Илья сгрыз почти все орешки, когда послышался шорох.
Если услышите шорох, знайте – это катится голова Чёрного монаха, отсечённая за грехи. Скоро появится и он сам в поисках не своей, а чужой головы, которая заменит собственную. Так рассказывала Инна.
Нет, многопопечительная голова Ильи точно придётся ему не по нраву.
Редактор газеты, редактор литературного альманаха и литературный обозреватель на радио – налету, набегу Илья успевал главное, а на мелочи и нюансы его уже не хватало.
Мелочи?
Пара пожилых людей представилась друзьями поэтессы. Сама она была больна раком и прийти уже не могла. Мужчина ничем особенным не запомнился Илье. А про женщину с правильными чертами лица, миндалевидными глазами и седыми прядями в тёмных волнистых волосах он тогда подумал – наверное, в молодости была красавица. Протягивая тонкую книжечку, она кротко смотрела на него и мягко говорила:
– Вы уж не забудьте позвонить, Илья Николаевич. Для Елены Михайловны будет большая радость, если вы сочтёте возможным познакомить слушателей радио с её поэзией.
При виде этих светлых людей хотелось улыбаться. И он бережно, как что-то хрупкое, держал в руках маленькую книжку, страниц в шестьдесят.
Когда за друзьями затворилась дверь, Илья открыл книжку, и от первых же строк тонко повеяло прекрасным, неземным. «Юле понравится», – тихой радостью отозвалось в нём.
Тут кто-то позвонил, нужно было куда-то бежать. Замотался, забыл о сборничке стихов, о звонке. И книжка больше на глаза не попадалась – словно покинула того, кому стала не нужна.
С тех пор прошло около года…
А кому ещё он обещал, про кого забывал? Скольких обидел?
Слезами застыл на свечах воск, плавясь.
И откуда-то из глубин вдруг поднялось в Илье отчаянно и с надеждой: «Господи, прости меня!»
А книжечку он найдёт! И извиниться в эфире – может быть, его услышат…
Мелькнула летучая мышь – видимо, пришло время отправляться на охоту. Мыша… Так звали его любимую кошку. Она была мышиного цвета, с короткой, очень мягкой шёрсткой.
Котёнка, совсем крохотного – ему, наверное, и месяца ещё не было – Илье подарили. Самому Илье тогда было четырнадцать. «Подарок» никак не желал мириться с переменами в своей жизни. Он сел у двери, спиной ко всем и просил, чтобы его вернули к маме. А когда Илья взял малыша на руки, тот вскарабкался к нему на плечо и, подобравшись к самому уху, стал кричать ещё отчаяннее. К вечеру он охрип. Ночью измученный котёнок затих в коробке, где Илья устроил ему мягкую постель.
Илье не хотелось, чтобы судьба Мыши сложилась также, как у их прежнего кота Тимки, который очень скоро из очаровательного любознательного котёнка превратился в угрюмого пакостника. Илье думалось, что это могло случиться потому, что за любую провинность кота шлёпали тапком, унижали, тыкая носом в то, что он натворил. Трёхлетний брат Ромка таскал его за хвост как за верёвку. А однажды так сжал в объятиях, что из кота, наверное, дух бы вылетел вон, если бы к нему вовремя не подоспела помощь.
Теперь брату было десять лет, и он – добрая душа – не представлял угрозы для животных. Родителям Илья сказал, что хочет поставить эксперимент – вырастет ли кошка спокойной и ласковой, если её не наказывать и к тому же на неё не кричать. Родители обладали горячим темпераментом и частенько
общались на повышенных тонах со всеми домочадцами – будь то дети или животные. Илья даже вспомнил слова из фильма «Подкидыш»: «Вы не кричите на мою собаку. На неё до шести месяцев кричать нельзя, она нервная будет». То, что Мыша не собака, никого не смутило. Понятно, что речь идёт о всяком детёныше. Как ни странно, к Илье прислушались.
Мыша росла в меру игривым послушным котёнком. Может быть оттого, что Илья больше всех заботился о ней, Мыша особенно выделяла его среди остальных членов семьи. Малышка тоже по-своему заботилась о нём. Например, по воскресеньям, не заслышав привычной трели будильника в шесть утра, она сама будила его нежным, но упорным мяуканьем. В тёплые дни Илья укрывался простынёй, и он пытался спрятаться под неё с головой от Мыши. Тогда та забиралась на кровать и через ткань начинала осторожно покусывать Илью за ухо.
Не исследуя причин, можно сказать одно – через год Мыша превратилась в грациозную кошечку с хорошими манерами.
Илья не мог вспомнить, кому пришла в голову мысль поселить Мышу у бабушки, но он легко с этим согласился. У бабушки был собственный дом и большой сад, где кошке можно было разгуляться. Там ей было бы лучше.
Илья часто навещал бабушку – они были друзьями. Мыша сначала радовалась Илье, но потом стала избегать его. А через полгода Мыша пропала.
Любимая кошка. Разве он любил это маленькое существо, которое доверчиво заглядывало ему в глаза, ожидая, что вот сегодня он непременно возьмёт её с собой, и они весело заживут вместе, как прежде. И только когда надежда исчезла, Мыша перестала смотреть ему в глаза и стала отворачиваться, не умея простить предательства…
Но Юлю-то он не предавал! В тот злополучный день он только пытался объяснить ей и себе, что будет лучше, если они останутся друзьями. Зачем ей муж, который старше на двадцать лет? Уходя, она улыбалась, но смотрела куда-то мимо него. А глаза, которые могли сиять голубизной, как чистое небо или таинственно притягательно темнеть до синевы – точно погасли.
Илья прожил без Юли два дня. «Расскажу Юле, покажу Юле», – непрерывно щёлкало в голове в течение дня. Как обычно, Илья звонил ей по вечерам и радовался в те мгновения, когда ожидал, что вот совсем чуть-чуть, и она, как птичка, защебечет в ответ. Но лишь унылые гудки наводили на душу тоску.
Обиделась… А вдруг с ней что-то случилось?
И Илья, стараясь хотя бы в голосе унять беспокойство, позвонил Юлиной маме. Чтобы не встревожить её, он сочинил грустную историю о том, что потерял свой мобильный телефон и остался без Юлиного номера и без связи с ней.
Выразив сочувствие, Алла Викторовна добросовестно продиктовала цифры. А затем она, отличаясь разговорчивостью и открытым характером (на что Илья и уповал), поведала, что Юлечка сейчас у подруги в Саблине. Вчера звонила, всё праздник роз расписывала. Смеётся – подругу Машей зовут и праздник в усадьбе Марьино. Две тысячи кустов роз – это же с ума сойти какая красота! А ещё обещают экскурсию по Английскому парку и по дворцу, мастер-классы по составлению букетов и бальным
танцам. Конечно, такие утончённые девочки пойдут туда непременно. Праздник как раз в воскресенье, а Юленька собиралась вернуться домой в понедельник. А с Машей она сто лет не виделась.
Причудливую биографию Юлиной подруги Илья выслушивать не стал, сославшись на чайник, который якобы выкипает. Выдумка про чайник выручала Илью не раз, когда телефонный разговор чересчур затягивался. К счастью, пока никто не додумался подарить ему чайник электрический.
«Уехала, ничего не сказав», – пульсировало в голове.
Грудь заложило обидой.
Но за шумом возмущения где-то в глубине Илья расслышал тихий спокойный голос: «А ты всегда рапортуешь друзьям о своих передвижениях? Вы ведь с Юлей теперь только друзья. Она свободна и может делать всё, что ей вздумается».
Всё восставало в Илье против этого голоса. «Оставь, оставь её, раз она такая!» – кричало в нём. «Ничего не разрушай» – отчётливо звучало там… в глубине души.
Не понимая, как ему быть, Илья в конце концов решил разрубить этот гордиев узел, немедленно повидав Юлю. И нетерпение подсказало верный способ – встретиться с ней в Марьино. А интернет преподнёс драгоценный подарок – объявление, в котором помимо изящного описания мероприятий, сообщалось, что гости ожидаются на праздник роз в тринадцать часов.
Сложилось так, что в эти выходные никакие архиважные дела не нависали над душой. И в пятницу, когда по дороге домой зазывала на Невском пригласил Илью на экскурсию в Саблино, он замедлил шаг. Ускорить время встречи с Юлей было не в его силах. Но дышать с ней одним воздухом в этом Саблине и может быть (каких чудес не бывает) случайно увидеть её уже завтра – вот что заставило Илью приобрести путёвку, почти не раздумывая.
Сейчас некуда было бежать. И перед светлыми милостивыми ликами Илье вдруг стало стыдно за свою горячку. В каждую клеточку проникало осознание того, что нельзя быть поспешным в отношениях с людьми, особенно с самыми близкими. Слава Богу, что у него не было возможности поговорить с Юлей. Наверное, они не избежали бы настоящей ссоры, если бы он опять стал дока-
зывать свою правоту. Почему он решает за обоих, как лучше? Откуда ему знать, что лучше? Ему, которому сегодня открылось, что сам того не замечая, он лгал, предавал – не любил.
Но Илье хотелось научиться любить. Так, чтобы даже в мыслях никого не обидеть. Но так часто он не мог понять, какая нить из клубка мыслей ведёт к добру, а какая – ко злу…
Сначала обрывки, потом целые строки возникли в нём, сложившись в четверостишие. Им заканчивалось стихотворение Пушкина. Илья знал, что на эти стихи его вдохновила молитва Ефрема Сирина – она читается в Великий пост.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Да, не в одиночку, только вместе с Богом, обращаясь к Нему за помощью в молитве, можно учиться любить.
Удивительная решимость наполнила Илью. Да, завтра на празднике роз он встретится с Юлей. Но не для того, чтобы выяснять отношения. Он скажет ей всё то, что она так давно ждёт от него. И пусть всё будет так, как Бог даст.
«Только бы не обидеть её… ненароком», – встревожилось в нём.
Не осмелясь ещё раз обратиться к Христу, Илья шепнул, вглядываясь в полные сострадания глаза святого: «Николай Чудотворче, моли Бога о мне».
На душе посветлело. Илья скинул с плеча сумку, сел на неё и прислонившись спиной к стене, очень скоро заснул. А во сне он улыбался, потому что знал, что теперь всё будет хорошо. С Божьей помощью.
2019 г.