"Мир был придуман, но был мудрецам огромен.
Вечно безумен в заявленном списке бед."(с)
Таксист сидел в глубине кабинета Писателя, читал страницы, вынутые из корзины с мусором, и думал, что хорошо было бы вернуться в исходное положение, когда за ним не охотилась секта читателей его модных шпионских романов, а за воротами мир был распахнут настежь, и всегда находилось место на обочине, где можно притормозить и остановиться. Он вздохнул, а из корзины почему-то выскочила жаба с хрустальным хвостом. Он моргнул, и от кошмара остались лишь хриплая жалостливая бабья песня во дворе и пустой автобус на том же месте. Жаба же, скользнув по его руке, на секунду окаменела и упала обратно в корзину, над которой раньше развевался синий шифоновый шарф, а сейчас медленно поднималась тонкая струйка зеленоватого дыма.
Таксист вздохнул и подошел к окну. Мимо мальчишки катили разбитые велосипеды, вжимались в асфальт старушки с тяжёлыми сумками, отпугивая кроликов. Одинокая лошадь аккуратно жевала листья белой акации. Ещё одна лошадь была привязана за передние ноги к старому тополю, другая -- к придорожному фонарному столбу.
-- Странно, откуда они все тут взялась -- подумал Писатель: -- ведь еще недавно перед глазами было пустынное шоссе. Тут Одинокая лошадь привстала на дыбы и заржала так, как он не слышал никогда. Поперек дороги стояли две телеги, запряженные лошадьми: ни проехать, ни перепрыгнуть. На одной лежал, прижав ладони к лицу, человек в синих трусах, полосатой майке и кедах. Всадники в медных шлемах на головах стояли по бокам, протягивая вверх длинные тонкие копья. Над телегами возвышался человек с усами, в длинном белом халате. В левой руке у него был бубен, которым он водил в такт тихой, невесть откуда звучавшей, мелодии, стараясь поймать пальцами невидимые миру звездочки. Еще дальше, за всадниками, уходила в обе стороны асфальтовая дорога, залитая неподвижным, ничего не выражающим, светом.
Таксист открыл дверь, вышел из дома, потянулся и закричал на небо:
– Последний шанс, мать твою, последний шанс тебе -- покоя хочу! И вообще -- что происходит?
Небо молчало. Писатель сел в машину. Жигули вздрогнули, рванули с места, как не в себя, и прибавили скорость. Заскрежетал буфер, затрещало переднее крыло, потом заднее. Таксисту казалось, будто огромный железный штырь начал вдавливаться в его живую плоть, потому что он явственно услышал хруст собственных костей. Писатель затормозил, вытер пот со лба и полез за пистолетом. Вдруг что-то свистнуло над ухом, машина дернулась, резко наклонилась, из нее выпала хозяйственная сумка и покатилась в траву на обочине. Женский крик словно припечатал Таксиста к месту. Шлепнулась на дорогу пустая бутылка и еще что-то – и уже через секунду он понял, что. Тряся головой, огляделся. По-прежнему плакал ребенок (или это была женщина?), вдали проехал троллейбус с красным фонарем, заржали лошади, рядом возник милиционер с биноклем в руке.
Медленно, словно в кошмаре, все вокруг менялось. Вместо газона вокруг возникала асфальтовая дорога, по которой ехали свадебные лимузины. Железные кресты на фонарных столбах превратились в армейские кители. Рупоры обернулись во что-то еще, похожее на черные хромированные крылья, рядом лежал разбитый автобус, возле которого стоял труп в синем халате, сжимающий руками копье. Пучки репейников превратились вдруг в черепа. Баба с пустым ведром на голове оказалась женщиной в белом платье с потерянным лицом. Рядом с ней стоял ребенок. Жизнь вернулась, но не для всех.
Машина снова медленно тронулась. Милиционер пошел рядом, не спуская с водителя бинокля. Сзади наползала прозрачная стена из желтых лампочек Ильича.
-- Две тысячи метров осталось, две тысячи метров кошмара... – считал Таксист. Милиционер повернул голову и посмотрел на часы. И тут жуткий удар бросил Писателя на руль. Навалилась темнота, наполненная воем, криками и вонью, Таксист понял вдруг, что его жизнь закончилась. Внутри него вспыхнуло солнце и стало постепенно гаснуть, теряя прозрачность и все остальные категории. Перед ним в зеркале заднего вида возникли голубоватые глаза Писателя:
-- Больно?
-- Нет. Хорошо..
Как будто издалека донесся знакомый глуховатый голос:
-- Давай вернемся, правда, а? Пусть мы не братья и не сестры, мы все равно останемся людьми. Пройдет время, ты привыкнешь к одиночеству и найдешь себе подругу. Только не думай обо мне и моей жизни. Просто живи. Я буду приходить к тебе во сне. Пока я говорю с тобой, я - это ты. Можешь называть меня мамой, братом или как хочешь. Очень прошу, останься. Нам так хорошо вдвоем. Пожалуйста. Проси у меня все, о чем только хочешь. И все будет хорошо. А хочешь, бери меня с собой. Давай, подумай. Будем каждый день плавать на яхте. Купаться на лазурном пляже. Подаришь мне любимый синий велосипед -- гулять по улицам, катать маленьких детей. Знаешь, мне всего-то девяносто девять лет. Если все кончится хорошо, в вечности я буду счастлив. Пойдем. Все у нас будет. Только, пожалуйста, дай мне спокойно умереть. Прошу тебя. Ты ведь не хочешь, чтобы ты умер раньше меня? Давай сделаем так: я уйду сам, прямо сейчас, а ты пойдешь за мной. Смотри, видишь этот синий дом с белыми колоннами? Я уйду в синий туман. Буду там один. Пожалуйста, догони меня. Всего один миг. Чего бы он ни стоил. У меня и в самом деле осталось не так уж много времени. Прощай. Позвони мне, если что.
Вдруг во все небо ударила страшная сила. Мелькнул синий ангел, вслед за ним - две огромные медные трубы и последним -- изумрудный шар. Он не пролетел мимо, а с воющим свистом вонзился в землю, и внезапно там, где только секунду назад была дорога и стоящие на ней люди, стало черно. К небу рванулся багровый столб огня. А на том месте, куда упал голубой шар, теперь лежал большой столб густого, жирного и черного дыма, уходящий в черный туман на горизонте. Стало тихо. Дети перестали плакать, а лошади ржать. Никто из оставшихся не видел, чем закончилась история на асфальтовой дороге, Люди стали вспоминать, когда же эта дорога вообще появилась. Оказалось, точно за несколько минут до того,. как взорвался голубой шарик. Потребовалось объяснение. Время спустя, оно нашлось на страницах рукописи Писателя, которую Таксист извлёк из мусорной корзины.
"...чтобы объяснять события, случающиеся с любым из нас, я прибегаю к статистике жизни и смерти. Ведь статистика -- это разные обобщенные цифры: – материальные, политические, культурные, общечеловеческие и так далее. Только благодаря статистике, мы знаем, что главный итог жизни -- один. Он называется смертью. Конечно, это не означает того. что наша жизнь со всеми ее горестями и радостями просто исчезает за красной чертой. Мы, ведь, не вычислительные машины, которые можно просто выключить. При этом, однако, люди, подобно вычислительным машинам, создают модели счастья и горя, без которых жизнь немыслима, суммируя все переживания, разговоры и мысли, случившиеся в жизни человека в тот или иной период. Уверен, что задача человека по жизни состоит в том, чтоб отличить хорошее от плохого и привнести в человеческое существование немного чего-то радостного. Конечно, бывают исключения. Когда мы говорим о любви, например. Тут очень просто соврать, сочинив какую-нибудь эпитафию или стихотворение. Как правило, любовь всегда рядом, все происходит само по себе. Мы не делаем никаких действий, называемых любовью, никто ничего не делает, многие ничего даже не знают о ее существовании. Иногда нам удается увидеть ее во время медитации или короткого разговора. Или вспомнить во сне, загадывая желание.
Но чаще мы находимся в особом состоянии, называемом смертью, то есть попадаем в это состояние неожиданно и сами того не замечая. Тогда мы больше не сознаём свои возможности, свои недостатки, положение и возможные осложнения, ожидающие нас в ближайшем будущем. И мы забываем, что в жизни все так просто. Одна смерть. Другая смерть… Третья… Четвертая... Статистика.
А я что -- пишу здесь про любовь? Ах, да. Так вот. Люди думают – кто мы такие, откуда мы взялись, как мы живем и кого любим? Но это ведь совсем не важно. Важно, может быть, что мы просто нужны кому-то. Пока мы живы."