Эту историю мой друг ЗДИСЛАВ ЮХНЕВИЧ
записал сам
Заграничное состояние
Монопьеса
Основано на реальных событиях
Звучит музыка группы Зодиак, композиция «В свете Сатурна».
Герой выходит на середину сцены и присаживается на плетеное бамбуковое кресло, на таком же плетеном столике стоит высокий стакан со льдом и чашка кофе. На герое светлые льняные брюки и бордовая майка с большой надписью SAIGON.
На вид герою около 60 лет.
Музыка постепенно затихает.
Прошлый раз я рассказывал вам о пограничном состоянии. Это что-то такое между чем-то и еще чем-то. Ну, или между небом и землей, между черным и белым, или как говорит мой знакомый фотограф – между плюсом и минусом. Много есть этих между, есть где психологам и поэтам развернуться… Но сегодня не об этом, совсем не об этом. Сегодня о заграничном состоянии. Вот начало этого состояния, как первую любовь, помнят все! Еще пару минут назад вы толпились среди соотечественников, а тут – стеклянная будка, пограничник в непривычной форме, мельком взглянув на вас, шлепает печать в ваш паспорт - и вы входите в другой мир! Другие надписи, другие звуки, даже запахи другие. Все это помнят. Для большинства бывших советских людей первое заграничное состояние в конце восьмидесятых было в Польше, Турции, Финляндии.
Для меня же первое заграничное состояние было в 1985-ом во Вьетнаме. Да… В самом начале 1985 года срочно вызвала к себе моя завкафедрой. К этому времени я уже два года преподавал русский язык в Вильнюсском университете и готовился к аспирантуре. Тема будущей работы, научный руководитель, статьи по теме, экзамены – все это было оговорено и сделано. Что-то еще? Я думаю, что никто не любит срочных вызовов к начальству, ничего хорошего они не предвещают. Теплилась еще наивная надежда, что помер кто-то из старожилов филфака и меня посылают в виде помощи от кафедры… В общем, тоном, не терпящим возражений, завкафедрой сообщила мне, что я с женой и дочкой (в этом месте ее голос приобрел стальной оттенок) с сентября еду во Вьетнам на 2 года в университет города Хошимина преподавать русский язык. При этом она пару раз загадочно посмотрела в потолок, словно намекая на то, что так решили боги. Хм, она была недалека от истины… Моя отвисшая челюсть и круглые глаза явно смягчили ее душу, и она сказала, что ей позвонили из минвуза и что она сама силно удивлена. Но поскольку решение минвуза принято, то ей, видите ли, из-за этого придется перекраивать кафедральные планы, решать, кого послать в аспирантуру, что-то там с нагрузкой… Вот тогда у меня и было пограничное состояние, думал, может воспротивиться? Но, с другой стороны – заграница, вуз, на квартиру заработаю, а аспирантура подождет.
Через полгода, уже получая заграндокументы в Минвузе СССР, я узнал, как обстояло дело. Начну издалека. Ректором Университета г. Хошимин был кандидат в члены политбюро компартии Вьетнама, человек заслуженный, воевавший. Тяжело раненого его отправили на лечение в Союз, он там подучил русский, поступил в МГУ, стал профессором физ-мат наук. И вот что-то университету не везло на преподавателей русского языка. Один преподаватель злоупотреблял алкоголем, который, кстати, там стоил копейки, после него был дядя в годах, который не переносил жару и досрочно уехал, еще одна одинокая поначалу тетя начала пользоваться повышенным вниманием загранкомандировочных, да так, что была выслана без особого шума и мнения вьетнамской стороны. Надоело это ректору… Приехал он в Союз с очередной делегацией, напросился на встречу с министром высшего образования и в довольно жестких тонах поставил ультиматум – прислать в Университет г. Хошимина преподавателя русского языка, выпускника МГУ, мужчину, до 30 лет, работающего в университете, с женой и ребенком 5-6 лет (в Хошимине была начальная школа при консульстве СССР). Кинулись министерские клерки искать… Я так и представляю, как они тогда перебирали карточка, как мы когда-то в библиотеках. Через два дня ректору позвонили в гостиницу и сказали, что нашли то, что надо, да еще и жена филолог-русист из МГУ. Как вы понимаете, это все касалось меня. Так и получилось, что в сентябре уже мы сидели в самолете, уносящем нас в далекий Вьетнам.
Коснусь еще одного аспекта заграничного состояния. В лихие 90-ые на фоне всяких разоблачений и обличений широко распространился миф о том, что все, работавшие за границей, были агентами или сотрудниками КГБ. Не раз, уже после загранкомандировки, мне намекали на «сотрудничество» . Как вы понимаете, опровергать это было бессмысленно, как и все относящееся к вопросам веры. К счастью, у нас в Литве образовали Центр резистенции и геноцида, каждый может обратиться туда и узнать свое отношение к репрессивным органам бывшей великой страны. Заплатив 10 евро, и я получил справку – не сотрудничал, не числился…
Для меня заграничное состояние до сих пор ассоциируется с жарой. Как сейчас помню – выходим мы на трап самолета, и окунаемся в 30-градусную жару, первое желание рвануть назад, в прохладное брюхо самолета. Но идущие сзади подталкивают тебя, и идешь по раскаленным плитам к зданию с огромной надписью ,,SAIGON AIRPORT“. Вот, кстати, вьетнамские пограничники совсем не запомнились.
Примерно через месяц после начала работы в университете бывшего Сайгона один студент сказал, что со мной хочет поговорить владелец магазинчика радиоэлектроники. Надо сказать, что филфак университета г. Хошимина находился в центре города, в старинном здании постройки еще французских времен. Рядом было бывшее посольство США, с крыши которого в апреле 1975 вертолетами эвакуировали персонал. Но это так, к слову. Жили же мы на окраине города, в так называемом совгородке. На работу и обратно меня возил водитель Дык. Так вот, после занятий я со студентом, взявшим на себя почетную роль переводчика, пошли к находящемуся метрах в ста от филфака магазинчику. Нас встретил владелец, его звали Нам. Кстати, по-вьетнамски нам это цифра пять, очень часто пятого ребенка – мальчика называют Намом. Нам предложил мне знаменитый вьетнамский кофе со льдом и изложил свою нехитрую просьбу – проверить и написать на русском языке названия товаров и их характеристики на ценниках, он хотел, чтобы было на двух языках. И еще, придумать рекламный слоган (помню студент перевел – девиз, но я понял правильно) на фасаде магазина по-русски. В то время количество туристов из Союза начало увеличиваться, и Нам знал прописную истину, что реклама – двигатель торговли.
Если с первой задачей я справился за полчаса, тем более, что был английский вариант, то со слоганом пришлось поломать голову. Первый слоган помню и сейчас – Пусть всегда будет Sony! Через несколько дней я, проходя мимо, увидел этот слоган на магазинчике Нама. Нам же, увидев меня, бросился ко мне, затащил внутрь, показывая большой палец и говоря «зет тот» (вьет. – очень хорошо). Переводчика не было, но мы опять попили кофе и остались довольны друг другом. С тех пор началась наша дружба. Я каждый понедельник заходил после лекций к Наму, пил кофе, практиковался во вьетнамском. Он же заучивал фразы типа «добро пожаловать» и знакомил с новинками радиоэлектроники. Да, примерно раз в два-три месяца мы меняли слоган. Уж я поизгалялся! Некоторые «шедевры» помню и сейчас: Только колониальные товары, Торговля – двигатель прогресса, Миру – мир SONY, SHARP мал, да удал, Последние модели только у нас, Прямо от производителя: SONY, SHARP, TOSHIBA. Причем последний слоган был чистой правдой! Потому как производитель находился буквально за стенкой магазина. Магазин Нама занимал только выходящую к улице комнату, за ней находилась сборочная мастерская, где вся многочисленная семья собирала, паяла и клепала «последние модели». Второй этаж был жилым и туда я ни разу не поднимался. Для меня и сейчас загадка, откуда они брали комплектующие и как они работали на каких – нибудь 50 квадратных метрах. При этом я не помню, чтобы кто-то пришел с претензией на качество. Купленный мной у Нама двухкассетник SONY работает до сих пор, а прошло уже 37 лет! Уже нет кассет, лентопротяжный механизм пал после вторжения в него малолетнего сына, антена не складывается, но радио и динамики безупречны. Нам, хоть и продал мне это чудо звуковоспроизведения с очень большой скидкой, вполне справедливо обещал, что это очень хороший «модель»…
Что-то отвлекся я от темы, я про заграничное состояние… Так вот, с описываемых событий прошло 4 года. Я все еще работал в университете Сайгона. К этому времени я уже сносно говорил на вьетнамском, и заграничное состояние ждало меня в Шереметьево.
Сижу я как-то у Нама в магазинчике, покуриваю сигаретку, потягиваю кофе со льдом. Смотрю, мимо проходят, вертя головами, две европейские женщины. Увидев меня, они притормозили, а потом нерешительно вошли. Я думаю, что мое присутствие было полезным для Нама тем, что туристы обычно охотнее заходят туда, где уже находился белый человек, а уж если он и кофе пьет, то это хоть какая гарантия от неприятностей. Нам, конечно же, понимал это. Так вот, эти две женщины вошли и начали рассматривать витрину, тихонько переговариваясь между собой. И тут я понимаю, что говорят они меж собой по-литовски! Я и Нам поздоровались с женщинами по-русски и продолжали неспешную беседу по-вьетнамски. Наму я сказал, что я понимаю, о чем они говорят, и скажу ему, когда они от созерцания перейдут к желанию купить чего-либо. Видя, что я и Нам не обращаем на них внимания, женщины осмелели и вполне громко начали обсуждать возникшую дилемму. Дело в том, что у каждой было по 30 долларов, столько меняли тогда всем туристам. Они хотели купить по однокассетному магнитофону, продать его в Литве в комиссионке и получить по 150 рублей. Однокассетник как раз стоил 30 долларов. Но в то время в Союзе входили в моду двухкассетники, который стоил 50 долларов, но продав его в комиссионке каждая получила бы по 200 рублей. Вот если бы вьетнамец еще и скинул бы… Посовещавшись, они решили действовать per rusa (через русского), т. е. через меня. Сразу поняв суть их проблемы и не дожидаясь их обращения, я спросил у Нама, сколько он может скинуть с двухкассетника. Он сказал, что за 35 долларов так и быть, отдаст. Самая смелая женщина на русском спросила меня, не могу ли я, пользуясь знанием вьетнамского, поговорить с хозяином на предмет скидки, на что Нам, театрально вытянув руку в мою сторону, сказал: - Я понимать! 35! Только для вас!
Радости женщин не было предела! Такая экономия! И пока Нам объяснял предназначение всяких рычажков и огоньков, женщины рассказали мне, что они туристки, приехали по профсоюзной линии с группой из Каунаса. И что до них еще туристы из Литвы в Хошимин не ездили, они первые. Тут они были правы, до этого в основном были дальневосточные туристы. Я же рассказал, что преподаю русский язык уже четвертый год, поэтому и владею вьетнамским. Хм.. Окуда я, они и не спросили… Покончив с магнитофоном, туристки немного пошептались и спросили, не купит ли вьетнамец у них золотые кольца. Как сейчас помню, Нам предложил им по 9 долларов за грамм. Сделка состоялась и доллары перекочевали обратно к туристкам. Но и это было не все. У туристок еще для продажи были янтарные ожерелья! Нам недоуменно смотрел на меня, а я не знал, как янтарь по-вьетнамски, а словаря под рукой не было. Помню еще перевел, типа, морской камень. Потом вспомнил, что приближается 8-ое Марта и мне надо думать о презенте для жены и дочки ректора. Попросил Нама рассчитаться, на следующий день вернул ему деньги и получил вполне хорошие ожерелья для подарка. Когда мы уже оканчивали с ожерельями, за окном раздалось пипиканье машины, это Дык приехал за мной. Я сказал туристкам, что мне пора, они же начали благодарить меня за помощь. Уже открыв дверь, я обернулся и на чистом литовском, голосом заговорщика, сказал им: – Только в комиссионку сдавайте в Вильнюсе и не на свои паспорта.
На следующий день я привез Наму деньги за ожерелья, а он долго и весело допрашивал, что же я сказал женщинам на прощанье. По его словам, они минут пять стояли окаменевшие и побелевшие. Еще бы! В те времена для них такой гешефт мог стоить карьеры, не говоря уже о загранице. Вот я уверен, что для тех туристок заграничное состояние длилось минут пять после моего ухода…
Прошло 25 лет. Решил я с семьей поехать, как говорят, по местам боевой славы, тем более, что сын уехал оттуда в годовалом возрасте, надо же было ему родину показать. Побывал в университете и, как когда-то, пошел к Наму. Вхожу. За прилавком стоит паренек и, как все ныне, тыкает пальцем в телефон. Увидев меня, обратился по–английски, типа, чем могу быть полезен. Я же по-вьетнамски спросил, могу ли видеть Нама. Паренек крикнут что-то вроде «папа, тебя»… Вышел Нам с чашкой риса в одной руке и палочками в другой… Я теперь знаю, как выглядит лицо человека, увидевшего Христа! Конечно же, Нам узнал меня, но его ум не мог поверить глазам, я же был из такого далекого прошлого… Очень трогательная была встреча, мы вспомнили и тех туристок, и мой неубиваемый SONY, и многое другое. На следующий день Нам пригласил нас в ресторан, у него уже было пятеро детей, пятый сын – это тот, который встетил меня, его зовут Нам…
(Музыка звучит ещё пару минут. В это время герой задумчиво потягивает из соломинки кофе, льдинки тихо стучат по стеклу высокого бокала ).