черновик
Из серии “Рассказы детям о Языке”
Книга 4
“Руский счёт”
Глава 0
Часть 6
“МногО”
В Животном языке именно у детёнышей представителей формы Жизни “человек” тогда существовало их естественное собственное звучание “(МН)”. (Само это знание, напоминаю, следует из знания нами Последовательности частот звуков в русском языке.) Уже только поэтому можно предположить, что в его структуре значений присутствовали знания признаков сознания (такого контекста как “Счёт” в Сознание тогда просто ещё не было) “один/1” и знание признака сознания “моя”.
И это потому, что у самого детёныша его мать всегда была уже так его, и она у него была уже так одна. А ещё в структуре значений звучания “(МН)” безусловно присутствовало знание признака сознания “отсутствие”, потому как мать не всегда была со своим детёнышем, она иногда у него ещё и отсутствовала. Как и не было тогда в Сознании знания звучания у знания взаимосвязанного со знанием “один/1”, а именно значения сознания (т.е. знания признака сознания) [много], - у признака, у которого не было тогда звучания вообще в Языке, чтоб оно такое тем более было уже него в детском лепете.
Ещё раз, - знание признака сознания “один” соответствовало знанию одного элемента считабельного множества, каким мог быть только признак действительности. В то время как знание признака сознания “1” соответствовало одному какому-то действию какого-то цикла действий каким мог быть так только какой-то признак сознания. Само же знание “один/1” нам удобно записывать здесь как “(один)”.
Проще говоря, “один” являлось так знанием самого признака сознания, в то время как “1” являлось уже знанием как результата самого процесса осознания признака сознания “один”, который тоже поэтому был именно что признаком сознания. А это, - формировние уже соответствующей связи между знаниями “один” и “1”, - и было ничем иным, как формированием контекста Счёта в Сознание. В зависимости же от того, сколько раз было выполнено осознание знания “один”, зависело теперь значение уже знания “1” в Сознании. Если это было два раза, то это было уже знание “2”, если три раза, то “3”, и т.д.
Таким образом значением у звучания “(МН)” тогда в Языке было [моя/(один)/отсутствие]. Что значит, что в структуре значений звучания “(МН)” тогда отдельно присутствовало знание признака сознания “моя” и взаимосвязанные знания признаков сознания “один/1”, “много” и “отсутствие”. Т.е. оно включало так в свою структуру значений знания признаков сознания, что имели непосредственную связь с контекстом (с признаком) “детёныш”. Потому как, - ещё раз, - только в контексте “детёныш” и нигде ещё больше это звучание с этими его знаниями в структуре его значений тогда и использовалось.
В результате же детализации “(МН)”, а точнее одновременной детализации его значения и его звучания, в Языке возникают звучания “м” со знанием признака сознания “мой” и звучание “н” со знаниями признаков сознания “один/1”, “много” и “отсутствие”. При этом сами новые звучания “м” и “н” контексту (признаку) “детёныш” вовсе уже так не принадлежали. (Проще говоря, сами детёныши звучания “м” и “н” произносить тогда, как впрочем и до сих пор, ещё не умели.)
Ещё раз, - значение [много] в структуре значений звучания “(МН)” безусловно присутствовало, как знание взаимосвязанное со знанием “один/1”. Другое дело, что иметь одно звучание на двоих со знанием “один/1” оно не могло, - невозможно одновременно быть [много] и [один/1], в противном случае в Языке так возникнет двузначность, явление вообще нежелательное ни в каком языке. Таким образом человеки выбрали тогда для звучания “(МН)” значение [один/1], а значение [много] потому осталось у них тогда без звучания. Собственно содержание этой Части 6 и есть рассказ, как они это звучание значению [много] тогда формировали.
А это значит, что теперь значения звучаний “м” и “н” могли зависеть уже только от самих тех контекстов (слов языка), где они и использовались. Напоминаю, их контекстами (языка) были теперь уже именно те объединения (слова), в которых эти звучания и использовались с этими их значениями. Т.е. использование звучания “н” в том или ином объединение (слове) добавляло в его (объединения) структуру значений знание “один/1” или знание “отсутствие”. Ещё раз, - значения [много] в структуре его значений быть уже не могло. А использование звучания “м” в том или ином объединении добавляло в его (объединения) структуру значений знание “моя”. Точнее даже теперь уже не знание “моя”, - сам-то контекст у звучания “м”, получается, так уже поменялся, - контекст “детёныш”, адью! - чтоб ему (точнее его значению) не быть уже “моя”, на знание “принадлежащий мне (т.е. тому самому признаку действительности, который звучание, где “м” и использовалось, говорил) это (звучание, где “м” и использовалось) говорящему”. Т.е. - ещё раз, - так это знание принадлежало уже тому контексту (тому признаку действительности), который его уже так говорил.
Точно таким же образом, звучание “н” со значениями [один/1] и [отсутствие], если и имело теперь какую-то связь с Действительностью, то зависела она целиком и полностью от знания того контекста языка (в нашем случае им было слово), где звучание “н” и использовалось. Что в свою очередь значило, что постоянной непосредственной связи с Действительностью признаки сознания “один/1” и “отсутствие” больше так уже иметь не могли. Как это было у всех признаков действительности и других признаков сознания до них, знания которых формировались из информации от органов чувств, а значит так, - через сами эти органы чувств, - связь с Действительностью они безусловно уже так имели. А это и было ничем иным, как, - ещё раз, - началом формирования Мыслительного инструмента “Счёт” в Сознании, как одного из его контекстов. Но, - ещё раз, - именно что только началом, так как кроме звучаний признаков сознания “отсутствие” и “один/1” в Коллективном сознании (т.е. в Языке) никаких других звучаний у значений контекста Сознания “Счёт”, - например [много], - тогда ещё просто не было и быть не могло.
Ещё раз, - если значение звучания “м” [принадлежащий мне, это говорящему] стало составлять так уже знание признака сознания Языка (тоже одного из контекстов Сознания), и именно в нём оно потом так и использовалось, то значения звучания “н” [1] и [отсутствие] стали составлять так уже знания признаков сознания Счёта. Потому как друг без друга знания “один” и “отсутствие” существовать в нём никак не могли. Т.е. они были так уже взаимосвязанными знаниями в Сознании. Так вот та связь, что их связывала никакого отношения к Языку (одному из контекстов Сознания) уже не имела, в смысле не использовалась в нём уже абсолютно никак. В то время как сами оба эти значения, - [1] и [отсутствие] безусловно использовались в Языке.
Или, если сказать ту же самую мысль, но уже чуть по другому, - формирующиеся контексты Сознания “Счёт” и “Язык” так начинали использовать разные связи. А это значит то, что “Счёт” и “Язык” становились так уже абсолютно разными контекстами Сознания. При этом Счёт по сравнению с Языком использовал меньший контекст вещественной структуры связей Сознания с существующей на ней невещественной структурой знаний. Проще говоря, использовал он так гораздо уже меньше знаний, чем использовал их Язык, потому как самих связей в Языке было гораздо так уже больше.
Но самое главное было здесь то, что знания Счёта в отличие от знаний Языка непосредственно с Действительностью были уже не связаны. Т.е. они не были связаны с той самой Действительностью, знания о которой формируются в Сознании за счёт информации от органов чувств. Уже поэтому, скажем так, “язык” той же Математики (как одного из контекстов уже Счёта) понятен абсолютно всем, кто его и использует. Другое дело, что развитие Счёта без его взаимодействия с Действительностью невозможно, как невозможно развитие невещественной структуры знаний без развития вещественной структуры связей, на которой она и существует.
(Кстати, в этой последней моей мысли в своё время пришлось убедиться древним грекам. Они тогда ещё стремились к Абсолютному Знанию, как одному из проявлений совершенства в Действительности. Т.е. так они стремились к Знанию, которое никоим образом с Действительностью посредством Опыта связано уже не было. В итоге, так ничего тогда не добившись, древние греки вынуждены были от этой своей затеи (Абсолютного Знания) навсегда отказаться.
А всё потому, что наше Сознание, как и Знание, что в нём существует, это всего-лишь один из контекстов Действительности, - а частью объять целое невозможно, в противном случае сама такая часть частью уже так не будет. В смысле, даже если и допустить, что Знание осознаёт уже всю Действительность, то это значит, что оно само и есть уже так Действительность, со всеми из этого вытекающими следствиями. Или та же самая мысль, но высказанная уже чуть по другому (это чтоб для кого-то она была так немного понятней), - если Бог и есть, то он может быть только Действительностью.
Впрочем, осознавание уже этого знания вовсе не входит в задачи, что составляют контекст этой Книги. А потому на этом об этом мы с вами так уже остановимся...)
Но вернёмся уже к “(МН)”, точнее к результатам его детализации в Языке, а именно звучаниям “м” и “н” с их значениями. Если со значением [принадлежащий мне, это говорящему] звучания “м” (”m”) нам более-менее всё так понятно, - одно звучание у одного значения, - то со взаимосвязанными значениями [один/1] и [отсутствие] у звучания “н” (”n”) было немного сложнее, - требовалось ещё одно, дополнительное так уже знание, чтоб можно было сами эти значения у звучания “н” (”n”) разделить.
Этим дополнительным знанием для “н” (”n”) стало знание его места в объединение (слове) , - в начале объединений значением звучания “н” (”n”) становилось [отсутствие], а в конце объединений его значением становилось [один/1]. Именно с учётом этого знания мы и рассмотрим значение английского звучания “many”.
Из конструкции английского звучания “many” (”мэни”) у значения [много] безусловно следует знание, что возникло это звучание сразу же после детализации “(МН)”, - в нём звучания “м” и “н” используются уже раздельно, а значит каждый уже со своим у него там значением. У звучания “many” (“мэни”) возможны две конструкции, - {”м” “эни”} и {”мэ” “ни”}, рассмотрим их обе. И начнём мы так уже с {”м” “эни”}.
В соответствии со знанием связи “порядок” английского языка мы получим такое значение, - {”м” “эни”}, - {”м” {”эн”}”и”} - [много {один (из вообще всех тех, что так уже есть) любых} принадлежащих мне, это говорящему], - очень даже возможная так конструкция, тем более, что она соответствует и сегодняшнему значению звучания “many” в английском языке. Из чего можно предположить, что именно по такой схеме, т.е. через использование звучания “эни” (”any”) и его значения, будущие англичане сформировали тогда сегодняшнее звучание “мэни” (”many”) и его уже значение в английском языке. Чтобы понять его значение, необходимо рассмотреть отдельно звучание ”эни” (”any”) с его уже значением, и тоже с учётом английского знания связи “порядок” в нём.
”эни” (”any”) - {”эн”}”и” - [много {один (из вообще всех тех, что так уже есть) любой}]. Получается, что объединение ”эни” (”any”) является множественной формой объединения “эн” (”an”) со значением [один (из множества вообще всех тех, что так уже есть) любой]. А это значит, что когда оно такое возникло в языке будущих англичан, у них тогда уже было соответствующее знание связи “порядок” и знание признака сознания (значение) “множественность” с его звучанием “и”.
Вторая возможная конструкция у “many” (”мэни”), а именно {”мэ” “ни”}, в Языке существовать не могла. А всё потому, что входящее в неё объединение “мэ” значения как такого иметь не могло. Потому как в структуре значений звучаний, что её образуют, присутствуют взаимоисключающие знания. Так в структуре значений звучания “м” присутствует знание “принадлежащий (мне)”, а в структуре значений звучания “э” присутствует знание “принадлежащий (любому)”. Согласитесь, одновременно принадлежать можно только какому-то одному из них. Потому как я для себя никогда любым уже так не буду. А потому объединение “мэ” значения в Языке не имело и иметь не могло.
(Кстати, о том, что всё так и было, и объединение “мэ” воспринималось теми же рускими как не имеющее значение, следует из значения их устойчивой фразы “ни бе, ни мэ, ни кукареку”. В которой помимо “мэ” использовалось в том числе ещё и “ни” (”ни”), которое вместе с ним присутствовало в английском “мэни” (”many”). Значением этого устойчивого сочетания было то, что оно относилось так к речи тех человеков, которые в ней использовали звучания или совсем уже непонятные (т.е. в структурах значений которых присутствовали взаимоисключающие знания, как это и есть у “мэ”), или только отчасти понятные (как это могло быть в “кукакреку”), или принадлежавшие заведомым дуракам (в структуре значений “б” присутствовало в том числе знание “дурак”).)
А что тогда руские? В смысле как они понимали значение [много]? Судя по значению, что следует из “прочтения” звучания объединения “много”, именно которое они и задали значению [много] у себя в языке, само это знание они у будущих англичан тогда заимствовали. “Много” - {”(МН)” (в объединение) с “го”}, где значением “го” было [охотников (т.е. будущих англичан) объединение (т.е. слово)]. Как впрочем заимствовали и все те знания, что были связаны с процессом (т.е. получились в результате его) детализации “(МН)” в будущем английском языке. Проще говоря, это именно будущие англичане научили тогда будущих руских считать.
Это видно уже из того, что с учётом всех этих заимствованных знаний, они тогда детализировали звучание “мн(ь)” у значения [налим] у себя в языке, причём сделали это уже с применением правиЛа. Так они стали называть [налим] уже как “налим”, - {”на” Л “(ь)ым”} - [отсутствие признака принадлежности “а” воспринимать как много принадлежащее мне, это говорящему]. В смысле, налим не был тем признаком, что был частью формы Жизни “человек”, - потому и отсутствует у него признак сознания “принадлежность “а”, - но он был признаком, что мог быть во множестве у самого человека (это когда он этих самых налимов уже так поймает). Знание же о том, что это был уже именно признак “налим” следовало из знаний Действительности. Проще говоря, для того, чтобы знать, что “налим” это [налим], сам этот признак надо было прежде ещё и увидеть.
И в заключение Главы 0. Счёт возникает в коллективном сознании руских сразу после детализации Гласного звука на “о”, “а”, “э” и “ы”, - но только не “у”, - у них в языке. И после детализации “(МН)” в языке англичан, результаты которой будущие руские уже так заимствуют. Другое дело, - и мы это дальше увидим, - что очень скоро само это знание “Счёт” они начинают развивать для себя и у себя уже самостоятельно. В результате чего и возникает так уже Руский счёт.