Опухшее веко в синих прожилках медленно поднялось, выпуская из темноты мой мутный голубой глаз, который вяло зашевелился в поисках часов. На электронном циферблате ядовито зеленело 9:30.
Как только мозг зафиксировал эту информацию, утро тотчас же грубо ударило под дых, заставив меня согнуться пополам и извергнуть из глубин внутренностей порцию густой рубиновой рвоты. Характерный кислый запах заполнил ноздри, и вызвал новый омерзительный спазм. И пока нутро брезгливо выталкивало из себя вчерашнее «мерло», желчь и непереваренные кусочки салями, сознание уныло пыталось смириться с тем фактом, что очищением организм занялся не в положенном для этого месте из фаянса, ограненного кафелем, а прямо в постели.
Я попытался сесть, но комната издевательски закружилась вокруг меня, пошла тёмными пятнами и, в конце концов, откинула меня обратно на лопатки. «Туше, с*ка,» - засмеялась бы мебель мне прямо в отечное покрытое щетиной лицо, если бы имела голос. Но, к счастью, ни сервант, ни тумбочка не желали вести со мною бесед.
Я закрыл глаза и застонал. Влажный могильный холод, захвативший комнату ночью, коснулся моего лба, покрытого испариной, и голых угловатых плеч. Нос мгновенно замёрз, и стал ощущаться чем-то инородным. Хотелось сильнее укутаться в тонкую розовую простынь, служащую мне одеялом, однако она вымокла от пьяного пота, и абсолютно не грела. Самым теплым сейчас казалась моя блевотина. Я хотел было поднести лицо, чтобы проверить, можно ли ею согреться, но вовремя опомнился и отвернулся в противоположную сторону.
Голова гудела, как будто накануне я засунул её в церковный колокол в самый разгар трезвона. Кроме того, гадко ныло в левом подреберье - такой протяжной, как русская песня, и неотвратимой, как асфальтовый каток, густой болью. Допился, значит.
После нескольких попыток мне все же удалось перевести дрожащее тело в вертикальное положение и спустить его с дивана. Но земная гравитация по ощущениям превратилась в юпитерскую, поэтому было принято решение не сопротивляться ей, а опуститься на четвереньки и униженно ползти в таком положении в сторону ванной комнаты, шлепая ладонями по усыпанному крошками линолеуму.
Преодолев таким образом пять метров, я рывком поднялся и, избегая падения назад, схватился трясущимися пальцами за круглую ледяную ручку двери, ведущую в санузел. Она со скрипом провернулась, распахивая дверь в ослепляющее белое пространство, залитое электрическим светом. Я зажмурился от неожиданности, а когда открыл глаза, увидел Её. Она сидела на унитазе абсолютно голая, немного сгорбившись и уперев локти в покрасневшие веснушчатые колени. Каштановые растрепанные кудри небрежно рассыпались на бумажно-белые плечи. Я обомлел. Девушка повернула голову в мою сторону, вздрогнула всем телом и прохрипела:
- Выйди на***й, пожалуйста.
Я шокировано икнул, но подчинился приказу незнакомки. В голове лихорадочно засуетились воспоминания минувшей ночи, где я сначала поливаю вином живот этой девчонки, а затем двигаюсь на ней в такт пуэрто-риканскому хиту «Despacito», заглядывая в темно-медовые, с хмельной поволокой, глаза.
Раздался звук смывающейся воды. Девушка вышла из туалета и, не взглянув на меня, по-хозяйски прошла на кухню, беззастенчиво потрясывая обнажёнными молочными ягодицами. Раздался звук включающегося чайника.
- Сколько сахара? - крикнула девушка, гремя чашками.
- Три, - простонал я и ввалился в ванную.
Я включил воду в душевой, шагнул внутрь. Прохладные струи сочувственно обняли меня, скользя по измученному лицу и телу. Я закрыл глаза, прислонился лбом к стене, и услышал, что моя гостья включила музыку в кухне:
«Мы сидели и курили,
Начинался новый день»