Блок. Соловьиный сад. Вступление

Виталий Литвин
Соловьиный сад – вступление


Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:
    «
    Черновые рукописи позволяют реконструировать несколько этапов работы Блока над nоэмой. Первоначальные черновые наброски имеют два слоя: запись чернилами, датированная 6 января 1914 г.
    … Второй слой записи… Судя по карандашной приписке к карандашным исправлениям: "в Шахматове (в 1914). К черту!" (Л. 5 об.),- этот слой автографа относится к лету 1914 г. (Блок жил в Шахматове с 9 июня до 19 июля).
     … Переработка первоначального текста…  происходила, по всей вероятности, осенью 1915 г.
     …Важные свидетельства, позволяющие судить об авторском понимании художественного и философеко-этического смысла "Соловьиного сада", содержат рукописные воспоминания Е.А.  Фащевской, сестры Л.А. Дельмас, приводимые А.Е. Гореловым:
     «... Блок ( ... ) спросил, как я поняла его поэму. Мой ответ был незатейлив, я сказала, что больше очарована красотой пенья соловья, чем глубокой мыслью этой поэмы.
     Александр Александрович молча слушал меня, потом задумчиво сказал: "Я сам был очарован пеньем в звенящем саду, я думал в этих песнях заглушить свою грусть и тревожные мысли о судьбе людской". А затем он начал говорить о большом чувстве долга, которое должно быть присуще каждому человеку, как бы ни сложилась его жизнь и как бы ему ни было трудно и скучно в ней. Человек всегда должен помнить об угнетенных, обиженных, несущих непосильный труд, слабых и бедных. Каждый должен идти избранной им дорогой, посильно неся людям свой вклад добра. Нужно воспитывать волю и мужество, чтобы в лучшую пору своей жизни не оставаться спокойным и безразличным к людским тревогам. Нужно стремиться к борьбе, к новой, красивой жизни. В связи с поэмой "Соловьиный сад" он как бы прочел мне лекцию о цели, к которой мне надо стремиться, чтобы плодотворно пройти свой жизненный путь и принести людям радость» (Горелов Анат. Гроза над соловьиным садом. Александр Блок. 2-е изд., доп. Л., 1973. С. 593-594).

     … Как и другие произведения Блока, "Соловьиный сад" имеет автобиографические проекции. В основе пейзажных мотивов  поэмы лежат впечатления Блока от пребывания во Франции на берегу  океана – летом 1911 г. В Бретани (Аберврак) и летом 1913 г. на берегу Бискайского залива в южной Франции (Гетари).
     Ср. описания пейзажа Аберврака в письмах Л.Д. Блок к Блоку (конец июля – начало июля н.ст. 1911 г.), приехавшей туда раньше его: «Море есть и оно говорит, здесь я его вижу и слышу. Надо подняться за нашу гостиницу на холм, тогда открывается полгоризонта моря, сначала скалы и островки, потом открытое море";  "Во время отлива обнажаются камни и дно, и по ним  можно дойти, как по дороге, до самых последних скал, и у самых ног будут разбиваться волны, а перед  глазами  только синий, синий океан" (ЛН. Т. 89. С. 269-270).
     Во многом сходные впечатления Блок вынес от пребывания в Гетари. "Здесь все так грандиозно, как только может быть, –  писал он матери 9 июля (н. ст.) 1913 г. Из Гетари. –  В Бретани мы были около бухты, хотя и большой, а здесь –  открытый океан ( ... ) все пропитано запахом цветов  ( ... )  Берег похож на бретонский, такие же скалы ( ... )". 
     М.А. Бекетова сообщает, что и в других образах и коллизиях "Соловьиного сада" также отразились жизненные впечатления Блока, восходившие к летнему отдыху в южной Франции: "В Гетари была вилла, с ограды которой свешивались вьющиеся розы. Блоки часто проходили мимо нее и видели на скалистом берегу рабочего с киркой и ослом" (Бекетова 12. С. 200--201).

     … Образ героини "Соловьиного сада" связывался для Блока с Л.А. Дельмас; отношения с нею представляли жизненный фон в период создания поэмы, хотя и не обнаруживали каких-либо конкретных аналогий с ее сюжетом… Наблюдаются, однако, черты сходства между поэтической   образностью "Соловьиного сада" и тональностью жизненных отношений, отчасти отразившихся в переписке Блока с Дельмас (см.: Горелов Анат. Гроза над соловьиным садом. С. 406-407, 573-574); мотив пения, являющийся характерным атрибутом героини поэмы, дополнительно подчеркивает параллель с Дельмас – певицей театра Музыкальной драмы.
    О том, что Блок соотносил образ героини "Соловьиного сада" с Дельмас, свидетельствует его дарительная надпись на "алконостовском" издании поэмы: "Л.А.Д. Той, которая поет в соловьином саду. А.Б. 8 августа 1918 г. Петербург" (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 13, 65; см. также: Дельмас Л.А. ''Мой голос для тебя ... " Воспоминания// Аврора. 1971 . .№1. С. 68; Максимов 11. С. 140); ср. фразу в письме Блока к Дельмас от 14 июля 1914 г.: "Господь с Вами, червонное золото и соловьиное сердце".

    … Истоки образности "Соловьиного сада" в значительной мере восходят к более раннему творчеству Блока.
     … Мифопоэтическую природу имеют в "Соловьином саде" и реминисценции из музыкальной драмы Р. Вагнера "Парсифаль" (1882), обнаруживающие и биографические аллюзии: Л.А. Дельмас участвовала в постановке "Парсифаля" в театре Музыльной драмы - исполняла партию одной из нимф в "саду Клингзора" (см. ее фотографию в этой роли: Юность. 1969. №1О. С. 96).
     В произведении Вагнера соблазнительница Кундри завлекает героев Монсальвата, рыцарей-монахов, призванных к свершению христианского подвига, в волшебный замок чародея  Клингзора, окруженный цветущим садом; Парсифаль отвергает соблазны сада и любовь Кундри.

     … Широкий круг параллелей к "Соловьиному саду" может быть прослежен в русской литературе – классической и современной Блоку.
     »

     Итак, работа над поэмой началась до знакомства Блока с Дельмас. Как раз в период активной работы над другим циклом – «Черная кровь» (27 декабря 1913 – 25 марта 1914) и, соответственно, в самый разгар его взаимоотношений с другой женщиной, возможно о которой упоминала Л.Д.: «…при значительнейшей его встрече уже в зрелом возрасте в 1914 году».
     Хотя с моей точки зрения имя прообраза “певуньи” не существенно. В данном случае данная женщина – лишь одна из многих сотен, (включая Л.Д.), которые обольщали, отвлекая его от его работы, его стражи, его долга. А настоящим её прообразом мне видится “мидианка” из стихотворения Вл. Соловьева «Неопалимая купина»:

          «Я раб греха: во гневе яром
                Я египтянина убил,
          Но, устрашен своим ударом,
          За братьев я не отомстил.

          И, трепеща неправой брани,
          Бежал не ведая куда,
          И вот в пустынном Мидиане
          Коснею долгие года.

          В трудах бесславных, в сонной лени
          Как сын пустыни я живу
          И к Мидианке на колени
          Склоняю праздную главу.»

          Блок даже читал это стихотворение Л.Д. Она сочла, что, чтоб поговорить           о его ритмике…
Л. Д. Блок. «И быль и небылицы о Блоке и о себе»:

     «
     Но часто после Читау [госпожа Читау – преподавательница актерского мастерства, чьи курсы посещала юная Л.Д.] мы шли вместе далекий путь и много говорили...  Много – о стихотворной сущности стиха, о двойственности ритма, в стихе живущего:
      
       ...И к Мидианке / на колени
       Склоняю/ праздную/ главу...
      
       или
      
       И к Мидианке на колени
       Склоняю/ праздную главу…
     »

Себя в Мидианке видеть она отказывалась.
Моисея пробудило божественное напоминание – горящая купина:

          «Я раб греха. Но силой новой
          Вчера весь дух во мне взыграл,
          А предо мною куст терновый
          В огне горел и не сгорал.»

Блок считал своей персональной купиной неопалимой – “Любочку”:

          «Белая Ты, в глубинах несмутима,
          В жизни — строга и гневна.
          Тайно тревожна и тайно любима,
          Дева, Заря, Купина.

          Блекнут ланиты у дев златокудрых,
          Зори не вечны, как сны.
          Терны венчают смиренных и мудрых
          Белым огнем Купины.
                4 апреля 1902»
 
     А она:
     «…я пожимала плечами в ответ на теоретизирования о значении воплощенной во мне женственности… как могла я удержаться от соблазна испытывать власть своих взглядов, своих улыбок на окружающих?»
     И в первую очередь на нем, конечно же. Вырастить уютный сад у неё не получилось, но первую клумбу из цветущих колючих роз – пожалуйста! –

          «Я буду факел мой блюсти
          У входа в душный сад.
          Ты будешь цвет и лист плести
          Высоко вдоль оград.

          Цветок – звезда в слезах росы
          Сбежит ко мне с высот.
          Я буду страж его красы –
          Безмолвный звездочет.

          Но в страстный час стена низка,
          Запретный цвет любим.
          По следу первого цветка
          Откроешь путь другим.

          Ручей цветистый потечет –
          И нет числа звездам.
          И я забуду строгий счет
          Влекущимся цветам.
                4 декабря 1902»

(Декабрь 1902 г. – прошел месяц после его объяснения с нею.)