Давно это было. В те времена, когда времени и азарта у меня было столько что хоть отбавляй. Времени как у всех неженатых молодых людей было много, потому что забот было мало, а азарт мой проявлялся, как и у большинства моих товарищей, в охоте. Было его тогда в нас столько, что за глухарем или гусем мы могли протопать по лесам и болотам не один десяток километров. Нельзя сказать, что нам так хотелось убить птицу или зверя, но добыча составляла главную цель. Именно через охоту на зверя и птицу мы видели своё становление в обществе взрослых и бывалых односельчан. В охоте проявлялось всё чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной – преодоление различных препятствий, немыслимая выносливость, отменная реакция, отличный слух и зрение, различные ограничения в комфортном существовании, аналитический ум и смекалка. Я иногда думая про те времена, вспоминаю как приходишь ты домой после длительного пребывания в осеннем лесу и радость от простых вещей, привычных с детства, просто переполняет тебя выше всех краёв. Встану, бывало, возле выключателя и щелкаю им туда-сюда, а электрический свет, заливая всю комнату, кажется мне чем-то необычным после свечей и керосиновых ламп избушек и палаток. В общем, было в этих охотах всё то, чего так не хватает мужчине в тёплых домашних условиях. Главным вопросом при встрече такого же охотника где-нибудь на лесных тропинках и дорожках обычно был «Что видел?». Ни «Что добыл?» или «В кого стрелял?», а именно «Что видел?». И если твой товарищ просто видел что-то даже пролетевшее или пробежавшее мимо, но являющееся объектом охоты, то сам этот факт уже вызывал какой-то необъяснимый прилив хороших чувств как будто это «видел» само по себе уже было фактом добычи. В принципе оно так и было. Выстрел и добыча являлись уже завершением охоты, а тот, факт, что ты смог добраться до зверя выследить его или выждать, и составлял саму суть ходовой охоты.
И вот в одну из таких ходовых охот произошло событие, о котором я сейчас и поведу свой рассказ.
Однажды в самом начале ноября, после первой пороши, которая осталась на холодной земле тонким сантиметровым слоем, собрались мы со Стасом пройти до избушки. Когда-то давным-давно она была построена для охотников-промысловиков, но теперь за неимением их как класса в штате местных предприятий использовалась лесными людьми для своих нужд. Примерное направление движения к цели и её, опять же примерное, расположение мы знали, а так как энергии и желания в нас было больше, чем здравого смысла, то представлялось нам тогда что найти избушку в лесу проще простого. Вышли мы с рассветом и топали по старой аргишнице* весь день. Потом мы где-то с неё сошли, так как она сворачивал не в ту сторону, в которую надо было идти нам. Потом мы просто топали по мхам, буграм и болотам вдоль ручья в направлении той самой избушки. Потом и от ручья ушли в сторону, потому что вдоль него идти становилось просто невыносимо из-за кустарников и кочкарника. И только к вечеру, когда цель нашего похода казалось такой близкой, когда мы уже пришли в те места где должна быть избушка и до неё по нашим расчётам оставалось не более полукилометра, но точного её месторасположения нам известно не было и никаких ориентиров у нас не осталось, мы стали осознавать, что затея наша провальная и найти избушку нам не удастся. В те времена фонарики были дефицитом. И батарейки к ним были дефицитом, и лампочки для фонариков были дефицитом. В общем, тогда всё в наших краях было в дефиците. Но опыт хождения с факелом по лесу уже был, поэтому я прекрасно знал, что ничего в тёмном лесу с помощью палки обмотанной горящей берестой мы не найдем и надо уже где-то располагаться на ночлег. Темнеет осенью быстро. Особенно в пасмурную погоду, особенно в лесу. Можно сказать, что это происходит почти мгновенно. Раз – солнце коснулось горизонта, два – оно спряталось за лесом, и три – темень. Поэтому уже в полумраке я вернулся по своим следам к дереву, вывернутому ураганным ветром вместе с корнями и сказал Стасу, что спать мы будем здесь. Потому что экран от корней будет защищать нас от ветра и отражать тепло. Мы успели развести костер и набрать в ближайшей луже воды, чтобы вскипятить чай, и настала ночь. Наспех перекусив тем, что было в рюкзаках и, накидав в костер сырых стволов, поваленных в этом месте сильным ветром, мы расположились по обе стороны от костра и я почти сразу же провалился в сон. Проснулся я от того, что было очень жарко. Спина просто горела от жара костра. Поначалу это тепло было даже приятным посреди холодной осенней ночи, но жар становился всё сильнее и в какой-то момент стал невыносим. Я проснулся окончательно и понял что горю. На спине моей горела камуфлированная куртка, и свитер под ней тоже горел. Хорошо, что ткань куртки и свитера были из натуральных ниток, и они не плавились, а тлели, иначе была бы беда. Я соскочил и быстро стал снимать с себя все вещи. В этот момент из темноты леса к костру вышел Стас.
- Ты чего? Не видел что ли что я горю? – возмутился я.
- Видел что у тебя одежда дымиться начала.. Я тебе кричу, кричу. Кричу, кричу, а ты не шевелишься и молчишь. Подойти к тебе невозможно сильный жар от костра мешает. Я пошел поискать воды, чтобы чуток залить костер, а воды нет, лужи вымерзли за ночь.
Я достал из рюкзака запасное нательное бельё, переоделся в него и, перевернув свитер дырой на грудь, завалился обратно на свою лежанку, предварительно оттащив её от разгоревшегося костра. Получилось так, что те сырые брёвна, которые мы накидали в костер, перед тем как лечь спать, за полночи высохли и стали полыхать ярким и жарким пламенем. От этого жара и прогорела одежда на мне.
Остатки ночи прошли без приключений. Под утро небо затянуло и посыпался снег. Его было немного, но он был сырой и тая от жара костра промочил всю нашу стоянку и наши развешанные для сушки вещи. После рассвета, готовя на костре завтрак, мы стали обдумывать план дальнейших действий. За предыдущий день и ночь, проведенную на голой земле у костра под вывороченным еловым корнем, мы уже успели вдоволь насытиться романтикой похода, поэтому вопрос стоял так – продолжать искать избушку или всё же повернуть носки своих сапог в сторону дома? С одной стороны цель похода не достигнута и избу мы не нашли, а с другой стороны мы дошли до того места, до которого хотели добраться и как бы выполнили общий план который ставили перед собой отправляясь из дома в путь. За разговорами мы выпили весь вчерашний чай, но жажда не успокоилась и надо было кипятить чайник ещё раз. Воды поблизости не было. Чтобы найти хоть какой-то нормальный водоём с питьевой водой мне пришлось отойти от нашего костра на приличное расстояние в её поиске. Когда я уже собирался повернуть обратно, то увидел огромную лужу и рядом с ней дорогу. Лесную дорогу, по которой в холодное время года двигались снегоходы и сейчас она представляла собой что-то вроде широкой тропы выбитой в мягком лесном грунте между деревьями.
- Ну всё, - сказал я Стасу вернувшись к костру, - воду я нашел. А ещё я нашёл дорогу, и мы пойдем на ней в сторону дома. Если мы в темноте прошли мимо избы, то выйдем к ней и останемся там ещё на пару дней, если мы не дошли до неё, то значит не судьба и мы так и пойдем по дороге в сторону дома. К вечеру доберемся до посёлка.
На этом и порешили. Допив кофе и закинув на спины рюкзаки, мы вышли на дорогу и двинулись в сторону посёлка. Идти по дороге, даже по самой тернистой тропинке, всегда легче хотя бы потому что тебе не надо постоянно следить за направлением и думать с какой стороны лучше обходить каждое дерево. И само наличие какого-либо следа человеческого пребывания всегда приободряет особенно когда находишься в незнакомом лесу. Пройдя метров 300 мы услышали выстрел, он прозвучал впереди нас и по звуку было слышно, что до него не очень-то далеко. Выстрел очень нас удивил, мы думали, что мы здесь одни, а оказалось, что впереди нас кто-то есть. Следов на тропе не было значит, этот стрелок движется нам на встречу, и действительно – примерно через полчаса пути мы встретили целую группу охотников, которые пешим ходом двигались именно в ту избушку которую мы не нашли. После недолгого разговора самый бывалый из них предложил нам обследовать на наличие зверя Большую сайму* находившуюся чуть в стороне от дороги, но как раз по пути следования в сторону поселка. Мы согласились с таким планом действий и разошлись в разные стороны.
В сайме были лосиные следы разных размеров, но все они были «ходовые», то есть лось здесь не пасся, он проходил эту местность ходом, не останавливаясь, чтобы покормиться или отдохнуть, а «ходового» лося догнать пешком задача не из легких. Можно, конечно, взять его измором как росомаха преследуя пару дней и ночей, но для этого надо быть таким же выносливым как росомаха, да и смысл то был не в том чтобы просто застрелить животное, а в том чтобы потом доставить мясо домой, поэтому брать его надо было на таком расстоянии и в такой местности куда потом можно было бы приехать на транспорте. С такими мыслями мы бродили по сайме с одного склона на другой в поисках лежанок или мест кормления лосей. Их не было. Мы двигались вверх от устья до истока, но следов становилось всё меньше и в итоге мы вышли на те болотца с которых питались ручейки образующие эту самую Большую сайму.
- Ну что обратно вниз и на дорогу? – спросил Стас.
- Да ты что хоть? Два часа времени в минус? Нет. Тут пойдем через болотца и выйдем на ту же дорогу через 2-3 километра. По дороге сегодня уже прошли охотники, целая толпа, там теперь делать нечего, а здесь у нас ещё есть шанс хоть что-то увидеть.
- Хорошо. Пусть будет так.
И мы двинулись через болотинки, бугры и гривки в ту сторону, где по нашим представлениям должны были выйти к дороге. На очередном таком бугре мы увидели странную картину. Мох, покрывавший весь бугор, в самом его центре был выдран и огромное сероватое пятно голой земли бросалось в глаза своей необычностью.
- Что это? – Спросил я Стаса.
- Кто-то мох собирал, – ответил он.
- Это понятно. Кто собирал? Люди что ли? Олени так не делают. Лоси тем более. Да и следов вокруг нет. Давай осмотримся.
Мы стали обходить бугор. Он был небольшой всего лишь 5-6 шагов в ширину и 10-12 в длину и находился он в центре болота, тоже не совсем большого. И когда мы уже завершали круг и почти вышли обратно к своим же следам, то в склоне бугра, между конями большой елки, увидели небольшое отверстие в земле. Оно зияло чернотой и было понятно, что это не простая ямка, а как минимум провал. Профиль отверстия был похож на профиль перевернутой суповой тарелки, как бы полукруг, но не совсем полукруг, а скорее полумесяц, лежавший рогами вниз, но опять же и не совсем полумесяц. Что-то среднее между полумесяцем и перевёрнутой тарелкой. Размер отверстия был такой, что туда сложно было просунуть ногу. Следов вокруг не было и только в одном месте на снегу был отпечаток следа похожего не то на след передней медвежьей лапы, не то на росомаший.
- Берлога что ли?
- Нет. Какая берлога посреди болота, на открытом месте и с выходом на север? Не может быть таких берлог. Я выхлоп дизеля на электростанции отсюда слышу.
- Да. Верно. Не может быть берлоги посреди болота и с выходом на север. И если электростанцию слышно, то и другой грохот от поселка тоже доносится, слишком близко. А что тогда?
- Вот и я спрашиваю - что тогда это такое? Вон там чей след?
- А ты сейчас разбери чей это след под снегом. Для медведя маленький. А может он что-то закопал здесь? До весны. Вот и приходил с проверкой.
- А может росомаха закапала что-нибудь и зимой жрать будет.
- А может это волчье логово? Может волк сделал и ушел куда-то, на время?
- Может, но скорее всего росомаха, потому что выход видишь какой маленький и плоский как раз под её тело.
Мы стояли прямо над отверстием в бугре и, поглядывая в черную пустоту, вслух размышляли о том, что же это могло быть. В лесу редко кто носит ружья, так как изображают на картинках - на ремне через плечо стволом вверх, особенно если у тебя за спиной рюкзак, многие носят его на груди в противовес рюкзаку, я обычно беру его за шейку приклада правой рукой и кладу ствольной коробкой на плечо, а когда устаю, то вешаю на ремень под правую руку прикладом вперед потому что так удобнее стрелять навскидку. Вот и сейчас ружье моё висело на плече прикладом вперёд. Я стоял на склоне бугра прямо перед этой самой «чёрной дырой» и так как склон был крутой, то черная пустота норы находилась в полуметре от моего лица, но как я не напрягал зрение всё равно ничего внутри этой темноты видно не было. Я наклонился поближе, чтобы попытаться увидеть хоть что-то и в этот момент из-под земли раздался грозный, но не громкий рык. Сегодня, глядя на меня сложно представить, что когда то я был в два раза легче и тоньше чем сейчас, но тогда это было именно так и с учетом силы своих ног я перемещался по лесам и болотам с довольно приличной скоростью и лёгкостью, и те ручьи, через которые я сегодня ищу переправы и броды, я перепрыгивал тогда даже не останавливаясь, с рюкзаком за спиной и ружьём на плече, а то и с двумя ружьями. Вот и сейчас, мгновенно почуяв опасность, звучавшую из-под земли, я отпрыгнул от этой дыры со скоростью и ловкостью горностая. Прыжок был такой что и описать его трудно - я прыгнул спиной назад с места метра на два, а то и на два с половиной, с разворотом в воздухе во время полёта.
- Ты слышал? Ты слышал? – спросил я Стаса, приземлившись на ноги и тыкая указательным пальцем левой руки в сторону бугра, в правой руке я уже сжимал шейку приклада своей двустволки которую успел скинуть с плеча еще в полёте.
Он не верил ни своим ушам ни своим глазам, глядя на то место где я только что стоял и мысленно оценивая мой полёт, приглушённым голосом ответил:
- Да, слышал. Но там не медведь — это точно. Там, скорее всего росомаха спряталась. Это её нора. Они любят спать на мху. Медведь бы веток кедровых наломал, а кедры вокруг целые стоят. Да и не мог он сделать берлогу посреди болота с выходом на север. Так? - говорил он, медленно и осторожно отходя от бугра. Оглядываясь на выход из норы, он подошел ко мне и на всякий случай снял ружьё с плеча.
- Да. Вряд ли это медведь, - согласился я,- тот бы уже, наверное, вылез давно от поднятого нами шума.
- А может медведь закопал какую-нибудь тушу до весны, а росомаха нашла и сидит там сейчас и жрёт её?
Тем временем мимо нас в погоне за летящим табуном куропаток пробежали наши собаки. Их было аж 4 штуки и толковым из них можно было назвать лишь одного Рэкса, но он был ещё очень молодой и ходил я с ним на охоту лишь на птицу и на зайца. Рэкс, увидев нас, остановился, затем подбежал к норе и сунул туда свой длинный нос, из неё на мгновение высунулась морда и лязгнула зубами пытаясь схватить его за голову. Реакции пса хватило, чтобы в самый последний момент отскочить назад, и звериная пасть захлопнулась у самого кончика носа Рэкса. Тот заскулил и подбежав ко мне стал жаться к ногам как будто бы жаловался, что его сейчас хотели обидеть. Морда пропала в норе так же мгновенно как и появилась.
Всё еще находясь в поиске правильного решения, мы молча смотрели на нору.
- Что будем делать?
- Стрелять.
- Тогда надо сделать так – один должен встать прямо перед выходом метрах в 10 и выстрелить в нору. Второму надо сесть с боку от выхода из норы и быть готовым, что росомаха высунется и сразу же в неё стрелять пока она не успела вылезти, - говорил я. Я не боялся, но почему-то очень не хотелось стоять перед выходом, как будто что-то мешало внутри вставать именно на эту позицию. Но и сказать, что не хочу стоять перед норой я тоже не мог. И тут Стас сказал:
- Да я её прямо там завалю, она даже вылезти не успеет!
У меня прямо отлегло от сердца, как будто я только что сделал очень правильный выбор.
- Хорошо. Я встану вот за той ёлочкой и по моей команде ты выстрелишь в нору. Если она всё ж таки появится, я подстрахую.
Мы разошлись по позициям. Подойдя к невысокой елочке, что росла шагах в 10-12 от бугра, я опустился на правое колено, установил левый локоть на колено левой ноги и поднял ружье к плечу. Стаса со своей позиции я не видел, зато чётко и ясно видел вход в нору. Я несколько раз проверил всё ли мне хорошо видно и не мешает ли что-либо хорошему прицельному выстрелу. На это ушло ещё около минуты. И когда я убедился, что полностью готов, я громко крикнул:
- Я готов!
- Я тоже!
- Стреляй!
Прозвучал выстрел. То, что произошло дальше, я вспоминал потом тысячи раз плоть до мельчайших подробностей. После выстрела повисла тишина. Из норы никто не появлялся и ни рычания, ни хрипов раненого зверя не было слышно. Надо заметить, что, не смотря на мою молодость у меня уже был большой опыт стрельбы из разных положений и в разных ситуациях. Поэтому и сейчас я не опустил ружьё, а не двигая руками и телом медленно поднял голову от приклада пытаясь высмотреть двумя глазами что же происходит там куда я собирался стрелять. И как только голова моя приняла вертикальное положение из норы в полной тишине появились две лапы. Они легли по разным сторонам от норы и между ними быстро и бесшумно стала появляться голова медведя. Я мгновенно прильнул щекой к прикладу и нажал на спуск. Грянул гром выстрела. Медведь пулей вылетел из берлоги таща за собой комья смерзшегося мха и земли, закрывавшие вход в его жилище и пока он еще не полностью вылез из берлоги и замёрзший грунт на какое-то мгновение задержал его за середину туловища, пока он находился всем телом на линии прицеливания, я нажал на второй курок. «Чак», предательским и самым противным в этот момент звуком осечки ответил мне второй ствол. Медведь уже выскочил из берлоги полностью, крутился в нескольких метрах передо мной по бугру словно волчок и бил себя передними лапами по голове.
-Бах! – громыхнул двенадцатый калибр Стаса.
Я переломил свою двустволку и из выстрелившего ствола эжектор выбросил оторванную шляпку папковой гильзы. Я проводил ее взглядом понимая, что сама гильза оторвалась и застряла в патроннике и новый патрон мне в правый ствол уже не вставить. А рабочим сейчас был только правый ствол, но в левом то патрон с пулей еще был.
- Бах! Бах! - После перезарядки прозвучало ещё два выстрела от Стаса, но оба они были мимо цели.
Я закрыл ружье и наведя ствол на крутящегося передо мной медведя нажал на спуск левого ствола. «Чак». Я быстро переломил и закрыл ружье, и опять «чак».
- Стреляй! – крикнул я Стасу.
- Пули кончились! Сам стреляй!
Медведь рухнул с бугра всем телом, упав почти что кверху лапами. В этот момент я смог вытащить пальцем оторвавшееся тело гильзы из правого патронника и переставить туда патрон из левого ствола. Я вскинул ружье, выискивая мушкой тело упавшего с бугра медведя, но тот уже соскочил и побежал в противоположную от меня сторону. Медведь во весь мах несся через болото к лесу, стрелять ему в угон я не стал. Тем более что картина перед моим взором была завораживающая – на фоне белого снега лежавшего на болоте, в лучах утреннего солнца темная лоснящаяся медвежья шкура, отзываясь на каждый прыжок, играла на его теле как какая-то жидкая субстанция и казалось, что она вообще не была прикреплена к его телу ни в одном месте кроме хвоста и лап. Когда зверь делал прыжок верх - она как бы пыталась догнать его тело, поднималась вверх, а когда он приземлялся, то переливаясь волнами она отыгрывала вниз. Казалось, что она бежит к лесу отдельно от своего хозяина пытаясь догнать его в этом стремительном галопе.
Медведь убежал.
- Ты прикинь это всё ж таки был медведь! – всё еще не веря в происходящее крикнул Стас.
- Да. Медведь. И хорошо, что он убежал в противоположную сторону.
- Ты попал в него? Он же катался тут по бугру и бил себя лапами по голове.
- Если бы я попал в его голову с такого расстояния, то он бы, наверное, уже не катался. А ты куда стрелял?
- Куда-то в него.
- И ни разу не попал.
- Надо кровь посмотреть на снегу, может зацепил, может навылет прошло. А ты чего больше не стрелял?
- Левый ствол отказал. Боёк на капсуле даже следа не оставляет. С пружиной что-то случилось. Может мусор попал в механизм. Или снег. А у тебя что, всего 4 пули с собой было что ли?
- Да. А зачем больше то? Тяжесть эту с собой таскать..
- Охотнички, - с иронией в голосе произнес я.
- Ярые, - с усмешкой ответил Стас.
Мы прошли по следу медведя несколько десятков метров и, не доходя до видневшегося впереди завала из поваленных ветром нескольких деревьев, остановились. Следов крови на снегу не было. Ни капельки. Ни одного красного пятнышка на тонком и плотном осеннем снегу.
- Ну и? Что ты думаешь?
- А что ты думаешь?
- Думаю, что мы еще и снайпера. Стрелки ворошиловские. Оба. С такого расстояния ни один не попал.
- А как попасть, когда он крутится как юла?
- И то верно. Но я первым выстрелом всё же его задел получается, раз он закрутился как юла и бил себя лапами по башке? Ты видел, как он сильно молотил себя?
- Да. Видел. Значит зацепил. Значит ты суперснайпер, а я просто снайпер. Потому что крови нет, значит, ты попал в него из суперружья суперпулей, которая заставляет останавливаться на месте, но не причиняет вреда. Если бы ты ему попал в голову с такого расстояния, он бы уже не бегал.
- Тоже верно. И ни кровинки нету, и головой он не мотал, когда убегал. Значит не попал.
За разговорами мы постепенно вернулись к берлоге и оттуда послышался слабый рык.
- Там ещё кто-то есть. Судя по голосу это медвежонок.
- У меня нет больше пуль. У тебя ружьё одним стволом стреляет. Потом ещё и гильзу не вытащить…
- Да. Картинка не очень. Если там медвежонок, то значит убежала медведица, а она обязательно вернётся. И вообще у меня нет никакого желания медвежонка стрелять. Пусть живёт.
- И мне он тоже не нужен. Я и медведицу то не очень хотел стрелять, я думал это росомаха или волк.
Собаки услышав рычание из берлоги сгрудились вокруг нее и стали лаять в ее темноту, но мы больше не стали к ней подходить и, обсудив ситуацию, двинулись в сторону дома.
На следующий день вместе с восходом солнца, пока следы не засыпало свежим снегом, мы, пригласив с собой старого и опытного медвежатника, втроём двинулись обратно к берлоге. Расстояние было по нашим меркам не большое, всего 5-6 километров, поэтому прошли мы его быстро и остановились только метрах в 150 от берлоги на краю болота.
- Это болото? - спросил нас бывалый охотник.
- Да. Это, - мы слегка удивлённо ответили ему, но ещё больше удивились, когда он поднял руку и указал на один из земляных бугров впереди и продолжил:
- А вот на том бугре берлога, так?
- Да. Так. А как ты догадался?
- У вас опыта нет. И знаний ещё очень мало для охоты на крупного зверя. Птичек стреляйте пока. Куропаток там всяких, рябчиков. То, что до болота пять-шесть километров вы сами сказали. Я, конечно, шаги не считал, но, чтобы понять, что я прошел это расстояние, мне шагомер не нужен. А дальше, насколько я помню, болот нет. Дальше лесной массив и потом уже речка. Значит это именно то болото, которое нам нужно. Вон видишь, над бугром посреди болота высокая ель стоит со странным наростом в виде гнезда почти на самой вершине? А следы ваши как раз под эту ель ведут. Значит там и есть берлога. Медведь всегда помечает деревья над своим зимовьём – ветки сдирает полностью на вершине, саму вершину обламывает или же вот так как здесь – выбирает уже готовую странную вершинку дерева с такими вот причудливыми формами. Учитесь, пока я рядом.
Мы молча выслушали наставника и, приготовив оружие к стрельбе, цепью двинулись прямо к тому бугру, где была берлога. Собак мы в этот раз оставили дома, чтобы они не мешали, да и всё равно толку от них не было никакого, только шум один. Медвежатник первым подошёл к берлоге и уже через секунду громким голосом сказал, что она пустая. На снегу всё было видно, как на листе бумаги и по цепочкам следов было понятно, что медвежонок вылез из берлоги и пошел по следу медведицы в сторону леса. Пройдя по их следам мы прочитали следующее – медведица после падения с бугра пробежала до того самого завала к которому мы вчера не стали подходить и залегла за ним наблюдая за нашими действиями. Пролежала она там довольно длительное время потому как снег в этом месте протаял до самой земли. После того как мы ушли и всё стихло она, не двигаясь в сторону берлоги ни на шаг, рявканьем позвала к себе медвежонка, и они вместе пошли на север. Посовещавшись на месте, мы отправились следом за ними с теми мыслями что если всё же она была ранена, то обязательно где-нибудь ляжет, а так как прошла ночь, то если ранение тяжелое, она уже и не встанет. В охоте бывают такие случаи, когда пуля попадает не по убойным местам, а в живот, и по разным причинам кровь не идёт, или идёт малыми дозами и зверь успевает ее слизывать. Поэтому на снегу её может и не быть, но в таком случае зверь всё равно ляжет, потому как ранение даже в пустой живот вызывает внутреннее кровотечение, и зверь теряет силы. По всем правилам и этике охоты подранка нужно добрать. Или убедиться, что зверь не ранен и спокойно жить дальше. Именно поэтому мы решили пройти по следу хотя бы пару километров. Мы прошли около 10. Ни мест лежанки, ни одного красного пятнышка на снегу не было. Зверь почти без остановок шёл в одном и том же направлении уходя от растревоженной берлоги и уводя с собой медвежонка. После того как день перевалил на вторую половину и понимая бесцельность нашего дальнейшего похода мы повернули домой. На очередном привале был подведен совместный итог всего этого приключения, звучал он так:
- Медведь делает берлогу так как хочет и там, где хочет, он ориентируется на одному ему понятные свойства местности и почвы. Берлога может быть и посреди болота, и посреди леса, и вообще где угодно. Если увидел дыру в земле не надо совать туда свой нос, ни самому, ни твоей собаке. В этом случае нам обоим просто повезло, что медведица была молодая и сама всего боялась. Я скорее всего самым первым выстрелом попал медведице пыжом в ухо, потому как пулевые патроны я собирал сам, и знал что там использовался войлочный пыж из старого валенка, а с такого расстояния пыж в любом случае долетел до цели и скорее всего попал зверю в ухо, других причин по которым он волчком крутился на бугре и бил себя лапами по голове мы найти не могли. Если бы пуля и чиркнула по касательной траектории даже по уху или по коже головы всё равно должна быть кровь, особенно на месте лёжки, потому как с затылка медведь кровь слизать не сможет, но крови не было вообще. Единственное, что нас тревожило тогда это вопрос – куда ушла медведица с медвежонком в преддверии зимы? Вернулась ли обратно в свою растревоженную берлогу или у нее была где-то старая запасная берлога? Но шатунов в тот год вокруг деревни не было и медвежьих следов до самой весны никто не видел, значит, медведица где-то залегла и залегла удачно. Скорее всего, побродив какое-то время и успокоившись, она вернулась обратно.
С тех пор я обхожу все странные высокие деревья со странными, сломанными или ободранными вершинами стороной и с огромной осторожностью заглядываю в дыры в земле. И даже тогда, когда вижу, что её сделала лиса, мне всё равно становится не по себе, когда я заглядываю в эту черную пустоту норы.
А до заветной избушки мы не дошли тогда всего лишь сотню метров. Мы добрались до нее в следующий раз, через несколько лет, но это уже совсем другой рассказ.
аргишнице* - дорога в лесу. Слово образовано от «аргиш». Аргиш это обоз из олених упряжек.
сайма* - овраг.