И кто-то камень положил
Рассказ
В Кыштыме моего детства было много гипсовых памятников и цветников, побеленных оград и заборов. Центр города был ухожен: липы с побеленными стволами, огороженные чёрными металлическими сборными конструкциями, стояли ровными рядами вдоль улиц Ленина, Республики, Советской. Подстриженные ряды акаций тоже указывали на порядок.
Бетонную дорогу от Нижнего Кыштыма мимо вокзала, до центра по улице Республики и дальше по Ленина до Сороковки делали уже на моей памяти. Правда, в другой последовательности: от Сороковки мимо кладбища по Ленина, по Республики и Третьего Интернационала. До этого центр города местами был выложен чёрным камнем, который красиво смотрелся, но ходить по которому было не очень удобно.
В центре было четыре огороженных сквера, три сквера засажены деревьями, кустарниками и цветами при Советской власти, и в каждом был свой гипсовый памятник вождям.
В сквере рядом с фонтаном стоял маленький Володя Ульянов возле стопки книг. Я ещё читать не умел, но при каждом посещении центра старался взглянуть на него, хотя некоторые из взрослых уверяли, что он стоит на русской печке, я спорил, что это книги, а не печная труба. У нас в доме книг почти не было, зато у деда, жившего рядом с Лянкиным болотом, книги было сложены горкой на большом столе.
Самый высокий сквер был между базаром и улицей Советской. Он был заложен ещё в царские времена вокруг памятника императору Александру Второму Освободителю в честь освобождения крестьян от крепостной зависимости. Говорят, что в этом сквере были погребены погибшие революционеры, но их останки было перенесены на городское кладбище, а два каменных куба из основания царского памятника стали основанием для памятника Владимиру Ильичу Ленину. Сегодня этот холм срезан, на этом месте ступени рядом со зданием городской администрации от автостоянки к улице Советской.
Городскую площадь перед Белым домом назвали именем Карла Маркса, соорудили здесь трибуну, а за нею посадили и огородили сквер с памятником автору «Капитала».
А внизу между речкой и дорогой к проходной завода стоял гипсовый памятник Иосифу Виссарионовичу Сталину, а вокруг него, как мне казалось, лучший сквер. Липы и кусты разноцветной сирени. У каждого куста сирени был свой оттенок. Вдоль дороги на завод – белая сирень, а ближе к реке – темнее и темнее. Каждой весной я любовался такими переливами цвета. Вокруг всех памятников были великолепные цветочные клумбы, чем ближе к центру клумбы, тем крупнее и ярче цветы.
Первые два года я учился в школе возле проходной механического завода. С юга и запада вплотную к зданию росли кусты сирени, но их красоту можно было видеть только несколько весенних дней. Я помню такой урок, с запахом сирени, но он был в классной комнате четвероклассников, когда мы писали , ... нет, не диктант, мы переписывали стихи, написанные на доске.
В классе уютном, просторном
Утром стоит тишина.
Заняты школьники делом -
Пишут по белому черным,
Пишут по черному белым,
Перьями пишут и мелом:
"Нам не нужна
Война!"
Эти стихи Самуила Яковлевича Маршака были у нас в прописях, в букваре. с которым мы расстались перед новым годом. Целиком всё стихотворение прочитала учительница четвероклассников, а наша учительница Зинаида Дмитриевна Пыхова стояла возле открытого окна и любовалась цветущей сиренью.
Когда я пришёл учителем в школу, один из уроков русского языка в пятом классе я посвятил этим стихам. В течение урока мы записали эти слова, разобрали грамматику и выучили наизусть, но той атмосферы спокойствия, счастья, весны и мира, какая была у нас, в первом классе, мне воспроизвести не удалось.
УРОК РОДНОГО ЯЗЫКА
В классе уютном, просторном
Утром стоит тишина.
Заняты школьники делом –
Пишут по белому черным,
Пишут по черному белым,
Перьями пишут и мелом:
«Нам не нужна
Война!»
Стройка идет в Сталинграде,
Строится наша Москва.
А на доске и в тетради
Школьники пишут слова.
Четкая в утреннем свете,
Каждая буква видна.
Пишут советские дети:
«Мир всем народам на свете.
Нам не нужна
Война!»
Мир всем народам на свете.
Всем есть простор на планете, –
Свет и богат и велик.
Наши советские дети
Так изучают язык.
Из окон своего первого класса мы могли наблюдать, как обустраивается площадь перед заводской проходной. Поменяли заборы у палисадников, отремонтировали ворота пожарной части, открыли парикмахерскую. А ещё мы наблюдали как рядом с проходной собрали гипсовую скульптурную группу: Ленин, сидящий на скамье, и Сталин, стоящий возле него. С осени собрали скульптуру, а весной посадили рядом много цветов. В сентябре 1955 года цветник возле новой скульптуры вождей радовал яркостью красок
Во втором классе мы стали посмелее, и после уроков домой уже не спешили, осваивали округу и обнаружили, что на огородах недалеко от школы не только убрали железную дорогу до мастерских ремесленного училища, но и сносят многие надворные постройки. Отсюда началось строительство многоквартирных домов в Кыштыме. Мы увидели самые первые шаги. В одном полуразрушенном сарае мы обнаружили ящик с мелом. Этот мел был намного качественнее, чем тот, которым мы писали на доске. И учительница сказала нам, что мы принести его в школу. И в тот же день после уроков мы сходили за мелом, в школу нас не пустили, там уже помыли перед вечерней школой, когда придут переростки и рабочие, повышающие квалификацию. Мел мы отдали тете Вере, техничке, сторожу и истопнику в одном лице. А сами отправились расписывать дощатый забор заводской электроподстанции.
Утром следующего дня нас ждал сюрприз. В коридоре школы стояли вёдра с водой и тряпки. Ровно пять, на каждого участника заборных художеств. Что мы рисовали? Человечков, звёздочки, кресты, свастики, писали буквы. Зинаида Дмитриевна тихо только спросила: «Грамотными стали?» А тётя Вера отправила нас к забору повышать мастерство.
Урок пошёл впрок: больше я на заборах никогда не писал.
Третий класс мы начали в другой школе. В центр города вроде бы незачем ходить. От нас до центра можно было доехать на автобусе: у нас в улице остановка была на берегу пруда, а в центре между сквером с памятником Сталина и проходной завода. Три остановки, 45 копеек. Но я не ездил на автобусе, ходил пешком.
В нашей школе организовали обучение групп повышения мастерства.
Обычно в центр города я шёл по восточной стороне улицы Республики. От пересечения с Уфалейской улицей и до центра можно было пройти по дощатому тротуару, по нему я когда-то бегал босоногим. Удобно. Через год или через два дощатый тротуар заменят асфальтом. К тому времени с северной стороны города между Липинихой, нефтебазой и Разливом построят асфальтовый завод. Летом 1956 года я шёл в центр по правой стороне, каменистой и неровной. Мимо забора, за которым шло строительство кинотеатра. Строили военные. А потом был машинный двор, торец магазина «Готовое платье» и «Ткани». А дальше сквер с памятником Сталина. И тут меня удивило, что клумба с цветами заросла лебедой. Такого никогда прежде не было. А проходящий рядом мужчина с пафосом произнёс «И кто-то камень положил в его протянутую руку». Тут и я увидел, что на белом гипсе правой ладони скульптуры лежит булыжник. Подумалось, что если бы не росла лебеда на клумбе, а были цветы, никто бы не решился положить камень…
Я обошёл все памятники, везде были нормальные цветочные клумбы, и только вокруг Сталина росла лебеда. Кажется, в тот день я подошёл к Белому дому и узнал, что ремесленное училище переселилось в бывшую женскую гимназию. Потом я не раз бывал там, ходил по этажам, удивлялся второму этажу, где потолок был низкий, а лепнина вдоль стен огромная. Похоже, там были спальни для рэушников.
Прошли годы. В мои руки попал сборник стихов Михаила Юрьевича Лермонтова. Я уже многих поэтов и писателей знал по их произведениям. Попадали и стихи Лермонтова. «Бородино» знал наизусть. Читал его некоторые стихи и переводы. А тут прочёл строчку, которая как током меня ударила. Стихи –то о любви, а строчка-то о ненависти. Вот эти стихи.
НИЩИЙ
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
Их автор М. Ю. Лермонтов
Считается, что стихи эти написаны в августе 1830 года, когда поэт был увлечён Екатериной Александровной Сушковой, хотя она была стерше поэта на два года, родилась 18 марта 1812 года в Симбирске. В богатом доме своей тетки Марии Васильевны Беклешовой (1792—1863) Екатерина жила до замужества. В 1829 году её стали вывозить в свет, где она имела успех и поклонников.
В доме близкой подруги баронессы Хюгель (урожд. Верещагиной), Екатерина Александровна познакомилась весной 1830 года с Лермонтовым.
В своих «Записках» Сушкова вспоминала:
«У Сашеньки встречала я в это время… неуклюжего, косолапого мальчика лет шестнадцати или семнадцати с красными, но умными, выразительными глазами, со вздёрнутым носом и язвительно-насмешливой улыбкой. Он учился в университетском пансионе, но учёные его занятия не мешали ему быть почти каждый вечер нашим кавалером на гулянье и на вечерах».
Восемнадцатилетняя столичная барышня произвела сильное впечатление на юного поэта. Отсюда и образ.
В 1830 году Лермонтов посвящает Екатерине Александровне 11 стихотворений, составивших «сушковский цикл» его любовной лирики. Правда, Сушкова, принимая стихи влюбленного в неё поэта, не скрывала своего насмешливого отношения к его любви.
Со временем от былой влюбленности Лермонтова не осталось и следа. В письме к Марии Лопухиной, говоря о склонности её брата к Екатерине, он дает Сушковой резкую характеристику:
«Эта женщина — летучая мышь, крылья которой цепляются за все, что они встречают! — было время, когда она мне нравилась, теперь она почти принуждает меня ухаживать за нею… но, я не знаю, есть что-то такое в её манерах, в её голосе, что-то жесткое, неровное, сломанное, что отталкивает…».
А образ нищего созрел у Лермонтова после посещения Троице-Сергиевой лавры, где он услышал рассказ о слепом нищем, которому в чашечку вместо монет ради забавы положили горсть мелких камешков. А он крестился и благодарил. Когда понял, что его обманули, просто сказал: «Бог с ними!».
До меня десятилетнего доходила тогда сложность политической борьбы. Критика Сталина и его культа нарастала. Потом памятник Сталину снесут, а статуя окажется во дворе дома по улице Сосновской (позднее имени Юлии Ичёвой). Иногда чисто случайно я оказывался возле этого дома. На статую надевали старую шапку, как на пугало, иногда вместе с шарфиком. Что делали ещё, с улицы не определить. Дома я рассказывал, и мать моя с осуждением говорила, что добром такие дела не кончаются.
На огороде за этим домом был яблоневый сад, несколько деревьев с довольно крупными плодами. Чтобы яблоки не воровали, хозяин сделал сигнализацию и электрозащиту от воров. Однажды он вернулся домой на мотоцикле и пытался попасть во двор через маленькие ворота из переулка, но произошло замыкание, и его убило током. Когда матери рассказали о случившемся, она ответила, что такое без наказания не остаётся.
17 лет я отработал в газете «Вечерний Челябинск». Мои темы: политика, экономика, работа партийных и общественных организаций, деятельность конфессий, а позднее - права человека. Много через мой отдел прошло материалов о репрессиях, ссылках и ссыльных, мы довольно подробно осветили раскопки на Золотой горе, перезахоронение жертв репрессий 9 сентября 1989 года, посещение траурных мероприятий Андреем Дмитриевичем Сахаровым и Еленой Георгиевной Боннер, Галиной Васильевной Старовойтовой и Георгием Тимофеевичем Береговым. При редакциях трёх газет был организован консультационный пункт, где помимо журналистов дежурили юристы и специалисты по праву.
В общем, тогда было установлено, что на Южном Урале по политическим мотивам были репрессированы 37 041 человек, 11 592 из них расстреляны. Имена тех, чьи останки были обнаружены на Золотой горе, установить не удалось. Предположительно, в Золотой горе покоятся тела свыше 12 тысяч человек.
В 1992 году Золотая гора обрела статус выявленного памятника истории областного значения. Возле мемориала проводятся митинги в День памяти жертв политических репрессий в СССР. В России этот день отмечается ежегодно 30 октября.
В разные годы у меня были разные отношения к Сталину, но по масштабу личности, по тому объёму дел, которые выпали на его долю, ему нет в мире равных. А культов безличности было много.
И эти две лермонтовские строки
«И кто-то камень положил
В его протянутую руку» - месть памяти Великого вождя по-мелкому.
За эту месть, за плохую память, за то, что поверили льстивым обещаниям врагов, за лень и нелюбопытство, за предательства, за нежелание глубоко вникать в суть дел… В общем, мы серьёзно наказаны распадом страны, СЭВ, Варшавского договора, миллионами потерь, многими терактами, двумя Чеченскими войнами, бомбардировками Югославии, множеством межнациональных и прочих конфликтов и войной, которая пришла на земли Русского Мира… И конца края не видно.
Ещё в конце 80-х годов в момент отчаяния у меня вырвалось:
Есть Бог или нет, не ведаю…
Но знаю: нас кто-то за безверье наказал.
Пытался оформить в нечто большее, но не получилось. Талантов нет. А Михаил Юрьевич за 125 лет верно предсказал:
«И кто-то камень положил
В его протянутую руку».