Сон Нисы был прекрасен и краток. Пробуждение было долгим и ужасным.
Во сне она плавала на райских волнах. Она летала, не прикладывая к этому никаких усилий. Она задыхалась от неги, любви и счастья. Во сне к ней приходил Голос – глубокий, полный скрытой страсти, но суровый и властный. Она готова была отдать ему всё, и даже жизнь. Она и отдавала жизнь – капля за каплей, густой и красной. И была горда, что приносит пользу своему Повелителю, высшему из существ. Ибо он был её создателем, средоточием самой жизни. Она хотела бы стать его рабой, его возлюбленной, но он не спешил её брать, и Ниса терпеливо ждала.
А потом её стали грубо, больно и безжалостно выталкивать из счастья. Она плакала и не хотела уходить, не хотела видеть наружный мир, куда её изгоняли. Она цеплялась за свою любовь. Но Повелитель приказал ей возвратиться, проснуться, и Ниса повиновалась. День и ночь её тело – мышцы и суставы – выворачивала боль. День и ночь душа металась в тоске, и вместе с ней метались температура и давление, сбивался сердечный ритм и дыхание.
Потом неподвижность сковала свинцовым скафандром – и Ниса мучительно медленно ушла в чёрное, беспросветное забытьё. Она посчитала, что наконец-то умирает…
…Когда Ниса проснулась, вокруг было светло, ибо в окно лился яркий, солнечный свет. Ниса помнила, знала, что ей снился странный, удивительный сон. Не припомнишь толком, какой именно, он смазался, а Ниса не могла сосредоточиться. Но всего того, что предшествовало этому сну, словно бы и не существовало вовсе.
Воздух в комнате был свеж и прохладен, точно только что проветривали. На полу, около кровати, пушистый терракотовый ковёр, на нём – высокий журнальный столик с ночником. Комната была ни мала, ни велика, ни бедна и ни богата, ни занимательна и ни скучна. Обычная больничная палата, полная специфических приборов, с парой мониторов, по которым бегали затейливые линии. Разноцветные проводочки тянулись от них и нежно касались присосками её головы. Рядом с Нисой стояла капельница, и бесцветная жидкость по капельке перетекала в её вену. Сгибы рук были в разноцветных синяках, словно у наркомана. Спиной к ней чуть поодаль, у конторки, стояла женщина в брюках и белой блузе. И, склонив голову, что-то писала, посматривая на ближайший монитор, пестрящий значками и цифрами.
Ниса разлепила губы и не узнала своего голоса. Впрочем, а каким он должен был быть? Она этого тоже не помнила. Зато вопрос оказался столь же банален, сколь закономерен.
- Где я? Что со мной?
Женщина бросила своё занятие и поспешно подошла к ней, наклонилась, вздохнула с облегчением. Но прежде, чем ответить, она схватилась за телефонную трубку, нажала клавиши, сказала несколько слов на незнакомом, певучем языке, и только потом вернулась к Нисе и ласково улыбнулась. Она была молода и привлекательна.
- Вы… попали в автокатастрофу, были в коме. Вы что-нибудь помните об этом?
- Нет, - прошептала Ниса сипло. – Значит, я в больнице?
- Уже нет. Вы в частной клинике доктора Живаго. Он пытался вернуть вас на эту землю, вопреки скептикам, и я счастлива, что это ему удалось! Поздравляю вас с возвращением!
- Спасибо. – Нисе очень хотелось спросить, где же доктор, но язык устал.
- Меня зовут Бет, – продолжала женщина, рукой отбрасывая со лба косую прядку тёмно-каштановых волос. – Я буду за вами ухаживать, пока вы не пойдёте на поправку окончательно и бесповоротно. Мы всё это время подкармливали вас через капельницу. А сегодня вы сможете пообедать, как все люди. Что бы вам сейчас хотелось?
- Пить, - попросила Ниса. – Горячего…
- Хорошо, я закажу вам чаю. Или бульон?
Ниса качнула головой. Ей было все равно. Она не помнила ни того, ни другого.
Пока Бет снова разговаривала по внутреннему телефону, Ниса осматривала комнату. Комната была проста, удобна и совершенно не походила на больничную палату.
Зеленовато-голубые обои, стеллажи с инструментами и приборами, картотека с дисками всех калибров, книги, телевизор в стенной нише. Мебель простая, удобная, мобильная – легко расставить, легко поменять местами или перенести в другую комнату. Легко не запомнить. Цвета – не напрягающие, голубые и зеленоватые, словно море, и светло-жёлтые, словно солнечные зайчики…
И вдруг в комнате появился ещё один человек. Даже не видя его, Ниса почему-то вздрогнула и напряглась. Он неслышно, упруго приблизился к кровати, о чём-то спросил Бет на том же непонятном языке, глубоким, низким голосом, и Бет ответила. Голос пронзил Нису до последней косточки, и прошёлся по всем нервным окончаниям электрическим разрядом. Она слегка застонала.
Мужчина склонился над Нисой, взял её за руку, и она поняла, что это он, человек из снов. Это его горящие глаза пронзали и ласкали её, это его чудный и завораживающий голос она слышала, и готова была слушать бесконечно. Это к нему она мчалась сквозь ночь, точно на крыльях, это его она ждала, единственного и навсегда!
Он улыбнулся ободряюще и приветливо, его лицо осветилось – и у Нисы непроизвольно дрогнули кончики губ в ответ, пытаясь повторить его улыбку.
- Я рад твоему возвращению, - сказал он просто. – Поправляйся, мы ещё поработаем вместе.
Ниса вслушивалась, затаив дыхание. Она ничего не поняла, но попыталась кивнуть, и долгий выдох вырвался из её груди, точно воздух слишком долго находился в заточении, и вместе с ним рвалась наружу её душа.
Когда он исчез из комнаты, оставив после себя шлейф тайны и изысканного аромата, Ниса, замирая, спросила: - Кто это?
Бет странно вздохнула, помедлила: - Это… Хозяин.
Она так и произнесла это слово – с большой буквы, но Ниса и так уже знала, без слов, что Он – Хозяин. И она была довольна этим. Как хорошо, что Он – её Хозяин!
Пробуждение Нисы ещё не было возвращением в полной мере. Борьба за возвращение только начиналась. Ежедневно её терзал массажист, молчаливый и поистине одержимый. Терзала медсестра с инъекциями, аппликациями, ванночками, капельницами, клизмами, её заставляли делать какие-то дурацкие голосовые упражнения, физзарядку, если так можно было назвать её жалкие потуги на движение. И всё-таки эта суета вокруг неё приносила свои плоды.
Сначала занятия происходили лёжа в постели, потом – сидя, потом, через две недели, её заставили встать, и она, подобно младенцу, сделала свой первый неуверенный шаг. Одновременно, как поощрение, ей разрешили смотреть телевизор. Хозяин часто заходил к ней, разговаривал, хвалил за успехи, повествовал о погоде – и это были самые прекрасные минуты. Ради них она готова была забыть и про унизительные процедуры, и про телевизор, и про чудесный парк, расстилающийся за окном.
Бет рассказывала Нисе о ней самой, и Ниса верила – а что ещё ей оставалось делать? Впрочем, она не очень-то и стремилась узнать о своей прошлой жизни. Во-первых, вдруг там скрывается то, что ей хотелось бы забыть, или то, что могло бы помешать быть рядом с Хозяином? Во-вторых, настоящее интересовало её куда больше. Она расспрашивала Бет о клинике и владельце, о пациентах. Оказалось, что Живаго – врач-чудак, ушедший от мира и берущийся за самые безнадёжные случаи травматической амнезии или комы. Он пытается найти средства в своей уникальной, единственной в своём роде лаборатории. Когда-то Живаго имел мировое признание и известность, но он тоже «забыл» своё прошлое, порвав с ним.
Ещё Бет сказала, что Ниса прежде была телохранителем, работала на мафию и в совершенстве владела техникой езды на мотоцикле. И ей пора начинать восстанавливать форму. Она намекнула, что есть возможность после полного выздоровления остаться в клинике работать, и если Ниса очень постарается, то доктор – его имя Виктор – возьмёт её личным телохранителем или помощником. И Ниса очень старалась. Она хотела остаться рядом с Хозяином. Ей, как бездомной собаке, было больше некуда деваться. И она радовалась, не потому, что обретала дом, а потому, что любила его. Но что-то в глубине души говорило ей, что эти чувства лучше скрывать. В великолепном тренажёрном зале на первом этаже Бет вела уроки каратэ. И тело Нисы оказалось не таким забывчивым, как голова. Уроки давались ей легко, некоторые приёмы вспоминались как бы сами собой, мышцы быстро наращивали силу и обретали организованность. Ниса делала успехи.
А потом наступил Новый Год!