Глава из книги «Уроки советского». Полный текст – на Литрес.
Идите и идите по лестнице, которая называется цивилизацией, прогрессом, культурой ; идите, искренно рекомендую. Но куда идти? право, не знаю. Ради одной лестницы этой стоит жить.
Антон Чехов
Цивилизации гибнут оттого, что плоды их растут и зреют для немногих.
Дмитрий Писарев
Современный взгляд трактует термин «цивилизация» - как специфику, своеобразие материальной, духовной и социальной жизни той или иной группы стран, народов на определённом этапе развития.
Используется и такое понятие, как - «локальная цивилизация».
Сторонники «цивилизационного» подхода к анализу социально-исторических явлений (например, Самуэль Хантингтон) относят дореволюционную Россию к типу «православно-славянская цивилизация» наряду с западной, индуистской, конфуцианско-китайской и другими. Арнольд Тойнби видел в царской России прямого наследника «тоталитарной» Византии, а в СССР – наследника обеих империй. «Величественному русскому политическому зданию, - писал он в 1947 году, - дважды обновляли фасад – сначала Пётр Великий, затем Ленин, - но суть оставалась прежней, и Советский Союз сегодня, как и Великое княжество Московское в XIV веке, воспроизводит характерные черты средневековой Восточной римской империи. В таком тоталитарном государстве византийского типа церковь может быть хоть христианской, хоть марксистской, лишь бы она служила интересам светского государственного управления».309
В России, за её пределами, в русскоязычном информационном пространстве существует такая точка зрения, что, несмотря на крах советской власти, она сумела-таки создать и оставить нам в наследство – советскую цивилизацию. По-видимому, сторонники такого подхода подразумевают под «советской цивилизацией» тот «локальный», специфический, своеобразный строй материальной, социальной и духовной жизни, который сложился на территории Советского Союза после революции 1917 года и разрушился в 1991 году.
С такой постановкой проблемы вполне можно согласиться.
В чем же своеобразие советского образа жизни, его социальная специфика с точки зрения сторонников и апологетов «советского» типа цивилизации? Попытку дать исчерпывающие ответы на эти вопросы мы находим в книге Сергея Кара-Мурзы «Советская цивилизация». Удивительным образом главная линия, которую проводит автор, – о том, что советское общество есть общество традиционное (в отличие, от «западного» модернизированного), - совпадает с характеристикой Тойнби. Только у американского историка эта отрицательная характеристика (СССР – наследник «тоталитарной» средневековой империи), а у российского автора – положительная.
Главные тезисы Сергея Кара-Мурзы таковы.
1. Советский проект – путь к коммунизму. «Вступление в коммунизм - завершение огромного цикла цивилизации, в известном смысле конец «этого» света, «возврат» человечества к коммуне. То есть, к жизни в общине, в семье людей, где преодолено отчуждение, порождённое собственностью».310
2. Советское общество (как и дореволюционное российское) есть общество «традиционного крестьянского» типа – в отличие от «современного», которое возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья. В традиционном обществе государство сакрализовано, обладает неким высшим смыслом, святостью, которая возникает из благодати того или иного вида. «Источником благодати, - пишет Кара-Мурза, - является набор идеалов, признаваемых за общепринятые и не подвергаемых проверке через диалог или выборы. Иногда хранителем таких идеалов выступает Церковь, иногда нет. <…> Советская власть была типично идеократическим государством традиционного общества. Но набор идеалов, в котором заключалась благодать, придающая власти легитимность, выражался на языке «мечты пролетариата» о правде и справедливости».311
3. В отличие от современного общества, где человек есть индивидуум и взаимодействует с другими индивидуумами как отдельная личность, в традиционном обществе – «человек есть соборная личность, средоточие множества человеческих связей. Здесь человек всегда включён в солидарные группы (семьи, деревенской и церковной общины, трудового коллектива, пусть даже шайки воров)».312 Народ в традиционном обществе есть надличная общность, обладающая исторической памятью и коллективным сознанием. « В России всегда была важна идея «общего дела», скрепляющего личности в общество. Наличие общей идеи, принятой большинством граждан, придавало государству большую силу. Напротив, сомнения или разочарование в этой идее («живём не по правде») могло привести к быстрому и для либерального мышления непостижимому разрушению всего государства».313
4. В традиционном обществе всегда ищутся единогласные решения, - утверждает Кара-Мурза, - а голосование становится ритуалом, который символизирует единство. Выборы в традиционном обществе являются на деле плебисцитом. Назначение их - явиться и одобрить общую линию государства. А эту общую линию в случае советского государства определяла партия, как толкователь и хранитель благодати. «Будучи единственной партией у власти, КПСС по сути была особым «постоянно действующим» собором, представляющим все социальные группы и сословия, все национальности и все территориальные единицы. Внутри этого собора и происходили согласования интересов, нахождение компромиссов и разрешение или подавление конфликтов - координация всех частей государственной системы».314
5. По мнению автора книги «Советская цивилизация», борьба советской власти с религией – это не попытка уничтожения религии как таковой, это борьба с идеологическим конкурентом. «Русские коммунисты не подавляли религиозного чувства, не посягали на него, они сами были его носителями. Советский человек был (и в большинстве своём остался) глубоко религиозным. Как же это понять? Как же наш атеизм? И русские философы, и западные теологи объясняют, что основой религиозного чувства является особая способность человека чувствовать, воспринимать сокровенный, священный смысл событий, действий, отношений. Это главное, а не вера в какого-то конкретного бога. Такой человек ощущает священный смысл хлеба и земли, тайный смысл рождения, болезни, смерти. Для него может иметь священный смысл Родина, Армия, даже завод, построенный жертвами отцов. Такой человек чувствует долг перед мёртвыми и слушает их совет при решении земных дел. Говорят, что у тех, кто обладает такой способностью, есть «естественный религиозный орган». У советских людей, включая атеистов, этот орган был очень развит. <…> Государство, созданное «коммунистами и беспартийными», было также проникнуто религиозным чувством».315
Итак, Сергей Кара-Мурза описывает социальную конструкцию цельного традиционного общества, состоящего из соборных личностей, осенённых благодатью свыше (сегодня – одной, как в царской России, завтра – другой, как в СССР). В этой конструкции собственная личность человеческого индивидуума, которая формируется всю жизнь на основе социальных контактов в обществе, не имеет значения, её как бы не существует вовсе.
Так ли это? Можно ли согласиться с таким «конструированием»?
Попробуем, используя логику автора книги «Советская цивилизация», построить динамическую, то есть, развивающуюся во времени, модель сконструированной им социальной действительности. С некоторыми дополнениями начальных условий. Дополнения такие: Кара-Мурза пишет о советских людях, которые жили при советской власти, но ведь жители бывшей России не могли стать «советскими» в одночасье в 1917 году. Выходит, при советской власти какое-то время жили и «досоветские люди». Вряд ли можно отказать им в наличии у них «естественного религиозного органа». И очевидно, что этот орган связывал «досоветских людей» с традиционным богом и до определённого времени – с «дореволюционной Родиной». Но – мы начинаем нашу модель - эта Родина разочаровала «досоветских людей», они отвернулись от неё, чем обеспечили победу большевикам. Большевики разрушили «старую» Родину и заместили в сознании теперь уже «советских людей» традиционного бога на коммунистического, который с помощью партии большевиков осенил их благодатью – обещанием новой, правильной Родины. Вот эту самую Родину, как полагает Кара-Мурза, и любили советские люди со всем религиозным пылом, веря в достижение коммунистического идеала в виде коммуны-общины. Конец модели.
Теперь попробуем испытать эту модель реальностью, опираясь на исторические факты.
Была ли дореволюционная Россия, а за ней и Советский Союз традиционным (аграрным) обществом? И да, и нет. И старая Россия, и тем более СССР – были обществами, где присутствовали и элементы традиционного общества, и элементы общества современного.
В России, как во всем мире последние сотни лет, происходило постепенное разложение крестьянской общины. Дореволюционная власть после освобождения крестьян в 1861 году попыталась использовать общину в своих фискально-управленческих целях, когда взаимодействует с властью не отдельный мужик-крестьянин, а целый большой коллектив, повязанный круговой порукой (до освобождения в этой конструкции был ещё и помещик). Но когда в начале XX века община превратилась в инструмент борьбы крестьянства за свои права – русская власть поставила себе задачу разрушить общину в кратчайшие сроки (реформа Столыпина). Решить эту задачу старой власти не удалось, за неё в конце 20-х годов взялась власть новая, когда в свою очередь поняла, чем ей грозит частник-крестьянин, объединённый в коллективный социальный союз – общину.
«Коллективизация» стала последней мерой по разрушению крестьянской общины и уничтожению традиционного крестьянского «мира». До революции Столыпин пытался расчистить крестьянскую Россию для крупного земельного собственника, модернизированного русского помещика, который будет настоящей опорой государства, как это было в эпоху крепостничества, - но теперь уже без крепостных. После революции большевики, проводя «коллективизацию», зачищали просторы крестьянского Советского Союза для крупных социалистических хозяйств, которые в итоге стали элементом государственного управления – с колхозниками-полукрепостными.
Кара-Муза осуждает Столыпина, но почему-то поддерживает жестокую большевистскую «коллективизацию», которая окончательно разрушила традиционный крестьянский образ жизни. А ведь альтернативой и столыпинской реформе, и большевистской «коллективизации» могла бы стать политика мирного сосуществования постепенно разрушавшейся под напором современности крестьянской общины и элементов нового сельскохозяйственного порядка. Такую политику предлагала кадетская партия в первых государственных Думах, а в конце 20-х примерно на этих позициях, применительно к условиям раннего социализма, стояла группа в ВКП (б) под руководством Бухарина и Рыкова («мирное врастание мужика в социализм»).
События революции, гражданской войны, «коллективизация», массовые репрессии, испытания второй мировой войны, - всё это следовало одно за другим и поставило жестокий социальный эксперимент над полутрадиционным российско-советским обществом. Большинство советских людей первые пятьдесят лет советской власти просто выживали в новых социальных условиях, которые формировались у них на глазах с огромной, по историческим меркам, скоростью. Инструментами выживания были те традиции бедного коллективного существования, которые достались им в наследство от крестьянской общины. Но был ли это сознательный выбор десятков миллионов людей или – вынужденная мера? Были ли эти люди «соборными», по Кара-Мурзе, существами, принимающими за истину любую «благодать» от начальства, или – индивидуальными личностями, способными «своё суждение иметь»?
«Запрещённая» перепись 1937 года показала, что до половины советских людей (среди которых было немало ещё «досоветских») по-прежнему сохраняли связь с традиционной религией, о чём не побоялись объявить в условиях сталинской власти. Это был нелёгкий, индивидуальный выбор каждого человека – и один этот факт уже ставит под сомнение вывод о «коллективно-муравьином» сознании советских людей, о том, что для них было главное – поиск «единогласных» решений.
В 1941 году несколько миллионов советских военнослужащих (более половины действующей армии на момент начала войны) сдались в плен врагу – невиданный случай в российской истории. Среди части историков существует мнение (и мы к этому мнению присоединяемся), в соответствие с которым события 1941 года указывают на то, что немалое число советских людей не дорожило той Родиной, что создали большевики. Часть этих людей оказалась на фронте, и они поначалу не хотели защищать сталинскую Родину. Перелом в сознании этой части советского общества произошёл только после многочисленных злодеяний гитлеровцев против мирных жителей, когда стало ясно, что оккупанты прошли уничтожить не только сталинское государство, но и народы Советского Союза.
Был ли Советский Союз теократическим государством, в котором роль религии выполняет коммунистическая идеология? Бесспорно, большевики желали и планировали достичь этой цели. Но что получилось в итоге? Спустя двадцать-тридцать лет после проведения «запрещённой» переписи подавляющее большинство советских людей не имели никакой связи с традиционной религией. Идеолог особой «советской цивилизации» Сергей Кара-Мурза уверен, что советские люди, потеряв традиционного бога, заменили его в своём сознании богом коммунизма и с религиозной страстью любили свою новую, коммунистическую Родину. Однако события 1991 года противоречат версии об этой «коммунистической любви». Крах советской власти и СССР не вызвал, за очень малым исключением, протестов у советских людей. Практически никто не вышел на улицу защищать коммунистическую Родину – в отличие от событий начала века, когда после большевистского переворота началась гражданская война, которая продолжалась в страшном ожесточении несколько лет и унесла миллионы жизней «досоветских людей».
На наш взгляд, Советский Союз так и не стал теократическим государством, несмотря на все усилия большевиков-коммунистов и их партии, что была несколько десятилетий источником «коммунистической благодати». Версия об особом типе советского «религиозного» сознания, основанного на коммунистических идеалах, не выдерживает серьёзной критики, проверкой исторической реальностью. При этом тот самый «естественный религиозный орган», на который ссылается в своих построениях Кара-Мурза, конечно же, существует. Но он присущ всем людям, когда-либо жившим на нашей планете, живущим на ней в настоящее время и останется у тех, кто будет жить после нас.
Но каковы реальные, а не мифические особенности социальной, материальной и духовной жизни в СССР?
С социальной точки зрения советский человек – гражданин огромной страны, имеющий определённые права и обязанности. В соответствии с конституцией и законодательством советский человек имел право на жизнь, на труд, на учёбу, на социальную защиту. Круг его прав и обязанностей отчасти вытекал из законодательства, отчасти – из практики социальной жизни в стране. Эта практика во многом определялась неписаными нормами, правилами, секретными инструкциями. Советский человек часто не знал и не понимал этих норм и правил, он просто вынужден был следовать им, потому что у него не было другого выбора.
Главная особенность социальной практики социализма состояла в том, что советский человек полностью зависел от государства. Он не мог иметь собственности в классическом понимании – в СССР существовала только государственная собственность.
Жильё советский человек получал от государства. Механизм предоставления жилья не был закреплён законодательно, он был непрозрачен и зависел от множества условий, решения принимали те или иные государственные чиновники (в позднем Советском Союзе всякие комитеты и комиссии).
Советскому человеку в реальной действительности дозволялось иметь личную собственность, но пределы её ограничивались невозможностью накопить какую-либо серьёзную собственность, а также тем, что не существовало механизма оформления права собственности и её наследования.
В позднесоветское время массовым явлением стало дачное строительство. Семья могла десятилетиями пользоваться дачным участком, но наличие самого права на участок юридически никак не оформлялось. Переход в другие руки, продажа осуществлялась путём записи в какой-нибудь тетради дачного кооператива. А этот кооператив тоже существовал условно, в виде записи о решении какого-то советского органа.
По законодательству защитить свои права советский человек мог в суде. Но в связи с тем, что множество норм и правил было либо неписаными, либо секретными, реальная возможность по защите своих прав была невелика. Мы уже касались того, что судебная, юридическая система СССР имела явный карающий, репрессивный уклон. Она была нацелена не на защиту прав гражданина, а - в противоположном направлении, на наказание. И реальная практика судов была большей частью - обвинительная. При этом иски по трудовым спорам, как правило, решались в пользу гражданина. Советская власть последовательно проводила политику, в соответствие с которой в стране не должно быть безработицы, все трудоспособные имеют рабочее место. Следствием такой политики было то, что у всех учреждений и организаций штатные расписания переполнялись лишними работниками, То есть, безработица в реальности была, но - скрытая.
Материальное благосостояние советского человека полностью зависело от его социального и служебного положения.
Советский человек не имел и не мог иметь никаких легальных источников существования помимо государственной службы. На дополнительные заработки имели право творческие и научные работники, но эти доходы также поступали от государственных учреждений.
В реальном выражении материальные возможности граждан в СССР были очень скромные. Не раз в стране возникал голод, когда умирали сотни тысяч или даже миллионы людей. Большинство советских людей никогда не могли удовлетворить в должной мере свои материальные запросы и по причине низких доходов, и вследствие скудного выбора товаров и услуг.
Возможности образования, духовного развития были для советского человека, с одной стороны, доступными и разнообразными. С другой стороны – идеологически ограниченными. Большевики, в сущности, были технократами, которые пытались реальную крестьянскую Россию начала XX века преобразовать в общество им одним ведомого «коммунистического будущего». Для этого преобразования им нужны были в основном инженеры и – солдаты, чтобы защищать это строительство «новой» жизни. В 1980 году в советских вузах на одного студента гуманитарной специальности (искусство и кинематография) приходилось 50 инженеров, 14 работников культуры и 17 учителей.316 Получить техническое образование в Советском Союзе было довольно просто для любого, кто осилил среднюю школу хотя бы на «хорошо» («троечники» имели возможность заканчивать средние специальные учебные заведения, техникумы). Советские вузы выпускали каждый год около полумиллиона инженеров, техникумы – ещё столько же технических специалистов.317 Эти люди получали хорошую инженерно-техническую подготовку и одновременно подвергались мощной идеологической обработке (которая, строго говоря, начиналась с детского сада и заканчивалась вместе с жизнью). Гуманитарная составляющая советского образования была гораздо скромнее по масштабу и глубине обучения и гораздо строже контролировалась идеологически.
Надо признать, что, в отличие от религиозно-фундаменталистских режимов, советская власть предоставляла довольно широкие возможности образования и культурного роста всем категориям населения без особых ограничений по полу, национальной принадлежности, месту проживания. Но все эти возможности существовали в рамках идеологических ограничений – советской власти нужны были образованные граждане, воспитанные в духе марксизма-ленинизма-коммунизма. Со временем, по мере ветшания советской идеологии, снижения репрессивного пресса это обстоятельство – доступность образования – сыграла с советской властью злую шутку. Идеологическое влияние на души молодых советских граждан слабело, а довольно высокий культурный уровень и широкий кругозор позволял им чем дальше тем больше преодолевать идеологические рамки.
Таким образом, главное своеобразие советской цивилизации, советского строя жизни - это полная зависимость советского гражданина от государства и решений государственных чиновников. Как мы уже отмечали, первые несколько десятилетий советской власти граждане в СССР просто пытались выжить, находясь внутри социальных катаклизмов. Только в последние двадцать-тридцать лет советской эпохи они получили возможность задуматься над тем, в какой стране они живут и кто в этой стране настоящий хозяин: трудящие массы, как в том уверяла советская идеология, или разнообразное «начальство» всех уровней, с которым они сталкивались всю свою жизнь и от решений которых зависели. Главный социальный опыт советского гражданина, получаемый им в течение всей жизни, – необходимость полной лояльности государству (советской власти). Если в этом и состояла «сакрализация» государства (по Кара-Мурзе), то она была вынужденной. Ведь в противном случае гражданин рисковал материальным достатком, свободой и, в некоторые периоды советской истории, жизнью – своей и своих близких.
Советское государство с самых первых дней своего существования и до своего конца – оставалось репрессивным по отношению к своему собственному населению (уровень репрессивного воздействия снижался от начала к концу). Это не самое лучшее свойство для государства в современном мире. Тем не менее советское государство сумело просуществовать семьдесят с лишним лет… Как это стало возможным? Почему долгое время советские люди терпели свою жестокую власть?
Во-первых, русским низовым слоям общества было не занимать терпения. Русский исторический опыт – это опыт скудной и трудной жизни, опыт выживания в нелёгких социальных и климатических условиях. У русских крестьян был такой механизм выживания – община. Та самая русская крестьянская община, которая управляла миром крестьянской жизни.
Общинные традиции русского крестьянства – вторая главная причина того, что советский режим сумел просуществовать столь долго, несмотря на свою античеловеческую суть.
Как известно, крестьянская община – традиционная форма организации жизни сельского населения во многих странах мира. В той или иной форме община существует и в XXI веке в таких странах, как Индия, Китай.
Земельная крестьянская община – изобретённая народным гением форма оптимального выживания сельского населения в условиях, когда урожайность невысока и едва позволяет прокормиться. Община – архаичное гармоничное сообщество людей, живущее на земле и питающееся от её даров. С одной стороны, каждая семья – сама за себя, с другой – существует круговая порука, когда ты отвечаешь за долги соседа. Но и он отвечает за твои долги в том случае, если у тебя плохо пойдут дела. Община – полузакрытый мир, вынужденно обращённый вовне ввиду необходимости сосуществовать с миром внешним.
Община – готовая социальная ячейка со своими законами и традициями. Власти, государству, которые сосуществует с общиной, гораздо удобней иметь дело по всем вопросам – налоговым, уголовным и прочим – с общиной в лице выборных или назначаемых начальников, нежели с каждым членом общины. Например, сложнейший вопрос – о рекрутах в русскую армию – решала община, исходя из целого ряда факторов: сколько детей в семье, сколько сыновей, какой достаток и т.д.
Членам общины, как правило, не от кого ждать помощи, кроме как от своих товарищей. Поэтому в традициях общины – взаимопомощь. Всем миром помогают своим товарищам в сложные и трудные моменты жизни: поставить дом, помочь погорельцам или голодающим.
И одна из главных особенностей крестьянской общины – периодический передел земель. Таким образом, по представлениям крестьянина, обеспечивались равные, справедливые возможности по владению землёй, поскольку земельные наделы были неодинаковы – по расположению и плодородию.
Русские народники видели общину идеальной матрицей для социализма. Главной целью террора народовольцев было – остановить проникновение капитализма в русскую деревню. Столыпин пал жертвою как политик, поставивший целью уничтожение общины и олицетворявший неминуемую капитализацию села: расслоение крестьян и потерю общинного духа.
Социал-демократы считали капитализацию деревни объективным ходом событий. Книга Ленина «Развитие капитализма в России» - статистическое исследование, доказывающее, что приход капитализма в русскую деревню состоялся. Этот факт был для марксистов очень важен, потому что теории пролетарской революции деревня с её десятками миллионов крестьян, в сущности, не нужна. Она нарушает чистоту учения, уводит куда-то в сторону. Деревню марксисты готовы были временно терпеть только потому, что она – источник пополнения пролетариата.
Советская власть официально упразднила общину специальным декретом от 30 июля 1930 года. Это очень интересное событие. Для чего понадобилось выпускать декрет? Советскую власть никак нельзя упрекнуть в нерешительности, в отсутствии твёрдости. Всё, что можно было уничтожить из прошлой российской жизни, она уничтожила без колебаний. Почти все прежние, традиционные социальные институты были отменены и разрушены. А крестьянская община как социальный институт, в той или иной степени, в том или ином объёме функций продолжала существовать.
Проведя «коллективизацию», подорвав основу частного сельского производства, большевистская власть декретом от 30 июля объявила всем – и в первую голову крестьянам – что возврата к прошлому не будет. «Второе крепостное право» - так злые народные языки расшифровывали аббревиатуру самоназвания большевистской партии – ВКП. Но колхозная форма организации сельской жизни во многом копировала уклад сельской общины, когда над нею есть внешняя сила – помещик и государственная власть.
«Коллективизация» стала громадным, катастрофическим событием в исторической жизни России. После неё прежний русский крестьянин стал либо государственным сельским батраком, либо государственным рабочим на фабриках и заводах. Этот процесс превращения крестьянина в государственного наёмного работника большевики провели быстро, решительно и беспощадно. Все явные и потенциальные противники «коллективизации» были нейтрализованы (осуждены или переселены в необжитые края), у остальных был нелёгкий выбор: или принять правила власти, остаться в колхозе, стать бесправным батраком у государства или правдами-неправдами покинуть родную деревню, податься в город, на стройки социализма. Одновременно с мероприятиями по «коллективизации» в стране разворачивалась широкая компания по вербовке рабочих на строительство фабрик и заводов. С 1926 по 1939 годы городское население СССР выросло с 26 млн человек (18 % от населения страны) до 60 млн (32 %), то есть в два с лишним раза.318 Десятки миллионов оставляли прежнее место жизни в сельской местности и отправлялись в неведомые края, иногда за тысячи километров от своей малой родины. Что их ожидало (в том случае, если они не были высланными кулаками)?
Небольшая часть попадала непосредственно в крупные города, где они находили неквалифицированную работу, снимали углы в подвалах и заводских общежитиях, построенных ещё до революции. Большая часть вербовалась на стройки социализма. Это были те самые социалистические города, которые вырастали в тайге, в степи, в пустыне вокруг завода, фабрики, комбината. Здесь бывших крестьян ждала тяжёлая, малоквалифицированная работа, нелёгкие условия бытовой жизни: в лучшем случае, это были дома барачного типа, в которых под одной крышей ютились десятки семей. Остатки таких «барачных» улиц дотянули в некоторых местностях бывшего СССР до XXI века. В таких бараках (и другом неблагоустроенном жилье) выросло целое поколение советских людей. Именно это поколение переселялось в «хрущёвки» спустя 25 лет…
Процесс перетекания сельского население в городское будет продолжаться весь советский период: в 1959 году в городах уже жили 100 млн человек (48 % населения страны), а ещё через тридцать лет – 188 (66 %).319
Что стоит за этими сухими цифрами?
Результатом этого массового переселения за очень короткий исторический срок, смены образа жизни, слома прежнего быта - стал своеобразный перенос основной матрицы крестьянской общины в город, на фабрики, заводы, в большие производственные коллективы (и это единственное, в чём автор этих строк сходится с Сергеем Кара-Мурзой).
Традиции общины оказались сильны в первую голову потому, что из деревни крестьянин в массе своей попал на завод или фабрику, где во многом были сходными условия жизни и работы – как в дореволюционной общине, как в советском колхозе. Предмет производства был другой, но способ организации труда и жизни – во многом был тот же: тяжёлые условия труда (на земле или в цехе), небогатый быт (крестьянская изба или барак на десятки семей), полуголодное повседневное существование под прессом внешних сил.
Бывшие крестьяне принесли на новое место жительства прежние привычки и обычаи. Одна из них - взаимопомощь, тот самый общинный дух. Советский заводской производственный коллектив во многом перенял эту традицию. И в целом пресловутый советский коллективизм – это приспособленная к новым условиям общинная крестьянская этика.
У такой этики есть две стороны. Одна сторона, светлая - товарищество и взаимопомощь. Другая, тёмная – власть коллектива над индивидуумом. Страшно в общине стать изгоем. Власть коллективного мнения – бесконечно сильна. На «миру» и смерть не страшна. «Мир» заставит тебя поверить в то, что чёрное – это белое, а ложь – правда. И не столько поверить, сколько просто – принять, потому что против «мира» – ты никто. Единица – ноль.
Первое поколение и колхозников, и переселенцев в города ещё помнило своё крестьянское, в сущности, несоветское прошлое. Среди них было немало тех, кто не мог простить советской власти разгром их прежней жизни. Но даже они не могли передать в полной мере собственным детям любовь к вольному крестьянству и боль потери – воспитание детей находилось полностью в руках диктаторской власти. Поколение, родившееся в 20-30 годы, вырастало настоящими советскими людьми. Они познают ужасы второй мировой войны, вдохнут немного свободы после смерти Сталина, понемногу разочаруются в идеалах социализма-коммунизма и ещё успеют застать крах своего государства…
Высокий дух русской крестьянской общины, веками очеловечивавший и смягчавший тяжкую борьбу за существование, – наследство наших предков, переданное нам через века. Общинный дух, незримо витавший над социалистическим бытом, создавал временами атмосферу истинного братства в иные тяжёлые или счастливые минуты человеческой жизни. Эти минуты во многом смягчали «свинцовые мерзости жизни», которыми был полон социализм. Память об этих минутах и является причиной той ностальгии по уже легендарному советскому прошлому, которая жива и поныне не только у сторонников социализма, но даже и у его противников.
Наследство общины советская власть умело использовала в своих целях.
Колхоз, как наследник русской общины, - это был социальный институт, позволявший нещадно эксплуатировать десятки миллионов бесправных сельских жителей.
Советское предприятие – это была та же видоизменённая община. Пусть городской рабочий имел на руках паспорт, а колхозник – нет, вырваться за пределы указанного властью места, изменить свою жизнь без спроса у государства не имели возможности ни тот ни другой.
Колхоз и советское промышленное предприятие – два ядра, два центра советского образа жизни. Они были фундаментом советской цивилизации. Главные характеристики этих центров-ядер: экономическая неэффективность (убыточность), полупринудительный (а в иные периоды совершенно принудительный) способ организации труда, бедность большинства работников-трудящихся, идеологический контроль и диктат репрессивных органов.
Таким образом, советская цивилизация – социально незрелый, экономически неэффективный строй жизни. Советско-большевистский властный режим имел в своём распоряжении в течение десятилетий гигантские человеческие и материальные ресурсы, но не сумел ими воспользоваться для построения достойной жизни всем советским людям. Советское государство, созданное после кровавой гражданской войны, обещало своему народу светлое будущее, но вместо этого погубило десятки миллионов и постепенно разрушилось под грузом собственных противоречий и неустройств.
309 Тойнби, А. Дж. Цивилизация перед судом истории. Мир и Запад. М.: АСТ, 2011. С. 173.
310 Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. М.: Алгоритм, Эксмо, 2008. С. 355.
311 Там же. С. 341.
312 Там же. С. 333.
313 Там же. С. 337.
314 Там же. С. 342.
315 Там же. С. 263.
316 Народное хозяйство СССР в 1990 г. Статистический ежегодник. М.: Финансы и статистика, 1991. С. 220.
317 Там же. С. 220.
318 Подъячих П. Г. Население СССР. М.: Госполитиздат, 1961. С. 71.
319 Население СССР. 1988: Статистический ежегодник/Госкомстат СССР. М.: Финансы и статистика, 1989. 704 с. С. 12.