В три момента и прежде всего начиная с того поверхностного представления, что у Гегеля абсолютный субъект выступает как демиург, - отчужденный и потусторонний дух, который лишь неким образом сознает сам себя в историческом возникновении и исчезновении государств и потому может быть назван абстрактным, бессильным и несуществующим, но, так как необходимо найти реальный субъект и таковым объявляется либо пролетариат либо какой то особенный индивид – аристократ, то в силу того, что к настоящему времени сам переход от «потустороннего демиурга» к реальному историческому субъекту постигнут как необходимый момент в философии самого Гегеля и о последней больше нельзя говорить как о разновидности «позитивизма», то в три момента, два из которых уже озвучены,- в целом осуществляется постижение Логики всей совокупной ретроспективы в развитии политической мысли.
Марксизм таким образом представляет собой вообще первый момент, он говорит, что абсолютный субъект сознающий себя в армиях Александра и Наполеона – есть лишь абстракция; обратимся же к нашим насущным проблемам, к классовому расслоению и найдем настоящую силу или всеобщность посредством которой отпавшую от организма, окосневевшую единичность можно вернуть в своё лоно.
И это само по себе есть лишь абстрактное представление об абсолютной идее в Логике Гегеля. Следующий этап потому представляет собой всевозможные указания на эмпирическую несостоятельность данной критики: ни какой обладающий исторической силой реальный субъект, будь то пролетариат или аристократ, как обладающей такой силой не опровергает наличие бесконечной и сообщающей себя силы,- силы, которая есть одно из важнейших определений абсолютной идеи.
Поскольку второй момент предполагает, что «демиург», который был для нас лишь абстракцией сделался силой и потому проявляя себя в государстве удвоил себя, то мы говорим, что у Маркса понятие абсолютной идеи по отношению к миру осталось дуалистическим и бессильным. Но как доказать, что эта ошибка Маркса является принципиальной в самой политической философии, как сделать это иначе нежели предоставив самой истории показать односторонность марксизма..?
И так, поскольку субъект в гегелевской Философии (как мы находим это для Маркса) есть только односторонний субъект, то и субъект в философии самого Маркса то есть пролетариат не представляет собой бесконечной и сообщающей себя (различающей себя от себя) живой силы, а остается абстрактным. Именно потому, что абсолютный субъект познан как «демиург» как не живой, как бессильный и как абстрактный, то и субъект, который его заменяет в истории и совершает рабочую революцию (исходя из теории Маркса) есть «демиург»; последний может лишь совершить революцию (акт творения), но не способен удерживать созданный им политический мир под своей властью, в понятии бесконечного определения.
II.
Марксизм потому, также как философия Гегеля есть идеализм. Однако если идеализм Гегеля также как и «свободный субъект» в его философии есть конкретный идеализм, то есть удвоенный, то идеализм Маркса есть односторонний, абстрактный идеализм.
Дело в том, что для того, что бы осуществлять жизнь политического универсума в форме устойчивой и бесконечной свободы, последний должен удваивать сам себя, быть двоеродным субъектом и Маркс правильно разделяет общество на два основных класса… Проблема, однако же в том, что последний идеализует только один класс – пролетариат, а второй (капиталистов),- либо описывает в его непосредственном состоянии либо сходящим в царство теней.
Противоположная Марксовой точка зрения индивидуализма и неолиберализма есть также абстрактный идеализм: Карл Поппер, фон Хайек, Ницше, Айн Ренд, Милтон Фридман [1] напротив идеализуют предпринимателей (или аристократов) и справедливо указывая на Г. Форда, на Э. Карнеги и на самого Энгельса (как на примеры «иных» капиталистов),- наоборот,- в связи с ней мы находим, что в основном применяются серые карандаши для описания «движимых завистью коммунистов».
В истории политической Философии мы, таким образом, видим как возникают и развиваются два основных вида абстрактного идеализма: коллективистский (Маркс, Энгельс, Ленин) и индивидуалистический (Штирнер, Ницше, Хайек, Поппер)[1]. И если первый, будучи односторонним и потому неустойчивым как таковой был не способен не обнаружить этот свой недостаток, то и победа второго идеализма в 1991 году есть только видимость: ибо как первый идеализм не может существовать без второго, так и последний теряет свою опору без той субстанциальной задачи, которую ставит перед собой большой, организованный коллектив, требуя доступа к высшей культуре, образованию и достижениям техники.
III.
Маркс, таким образом, лишь переносит «абстрактный субъект» (то как он его понял из Логики Гегеля) в сферу политики. - Именно переносит, ибо движение удвоения субъективности переменило бы все, и марксизм никогда бы не был марксизмом. Затем то, что осуществляется неоиндивидуалистами есть ещё один перенос: не только субъект в философии Гегеля объявляется ими абстрактным, но столь же абстрактным здесь называется и пролетариат как субъект, ибо имеет место уверенность, что Карл Маркс знал, что говорил, когда называл Идею у Гегеля лишь «демиургом», абстрактной сущностью и пд.. В этой связи неоиндивидуалисты считают конкретным субъектом политики лишь единичный субъект. А поскольку нельзя продвинуться глубже, нежели единичный субъект, то политическая философия представляет собой развитие этих двух вышеназванных форм идеализма (коллективистского и индивидуалистического), политическое же понятие формируется во взаимосвязи и во взаимонеобходимости существования двух представлений о политической субъективности и двух идеализмов.
Поскольку и тот и другой идеализм, в процессе истории не остаются лишь умозрительными, но реализуют себя и как коммунисты в пределах Востока, так и индивидуалисты на Западе опровергают односторонне критические прогнозы и лишь отрицательные характеристики друг в отношении друга, то образованному сознанию не оставляется выбора кроме того, как признать право на существование и одного и другого, тем самым право существования двух этих идеализмов в одном (то есть в конкретном идеализме): право на их бесконечное и взаимное снятие в некоем третьем или вполне разумном, логичном понятии о котором за два века до нас было написано:
«…разумное же мышление как таковое состоит именно в том, что оно содержит в самом себе противоположности как идеальные моменты.» (ЭФН 1 Том).
IV.
То, что поэтому мы преднаходим в самой истории есть переход к двойному идеализму, к тому типу мышления, который в противоположность своим односторонним предшественникам, проявляет себя с той степенью дерзости, что способен удерживать не один, как это было до этого, а сразу два практических идеализма в одном: в том, что один и другой идеализм погибают в своей изоляции (или в своем дуалистическом отрицании противоположной себе стороны) мысль вынуждается осуществить переход от того несчастного положения, где она мечется от одного идеализма к другому, к третьей, объединяющей эти идеализмы ступени логического.
Поэтому важно постичь, что Марксизм, не смотря на все те бесконечные заявления о своем материализме, в практическом отношении, то есть в той сфере, где утверждается необходимость единства познанной сущности и наличного бытия, где утверждается идеал снятого отчуждения есть лишь идеализм, с тем только пафосом, что от его представителей требуется признать существование не зависимо от нашего восприятия, объективной реальности или материи.
То потому чего не знал Маркс о Логике Гегеля есть прежде всего этот описанный в «феноменологии» первоначальный момент восприятия или как Маркс о нем говорил, - пересадки материального в нашу голову, то есть момент признания существования объективной реальности независимой от субъекта.
Поскольку идея или абсолютный субъект по этой причине назван (в силу незнания) только абстрактным, то и идеализм Гегеля в этом первоначальном моменте почитается у марксистов только абстрактным: Гегеля следует перевернуть с головы на ноги и отыскать подлинно материальный субъект, который ближайшим образом есть наиболее общий из всех классов класс – пролетариат. Манифест снятия отчуждения этого класса от мира исторгнутой из его недр продукции,- вот манифест наиболее подлинного и конкретного, как сначала нам кажется, идеализма.
После чего на втором этапе, вдогонку указанной выше «конкретизации» сам Ленин напишет, что собственно идеализм Гегеля кувырком как бы и есть изначально тот самый материализм, который признал наличие объективной реальности и что Маркс к Гегелю стало быть и примыкал в вопросе о практике (см. «Философские Тетради»). На этом этапе, кроме того постигается, что абсолютный субъект в философии Гегеля сообщает себя наличному миру и удваивает себя в нем, и что нет никой перестановки по сути в том, что бы считать пролетариат как субъект только противоположным абсолютной идее в Логики Гегеля, ибо последняя будучи бесконечной силой проявляет себя и в таком конечном субъекте как определенный экономический класс и пд. Это этап, где замечают, что идеализм Гегеля не противоречит идеализму Маркса и, что идеализм у последнего, в смысле конкретизации собственных предпосылок не более материалистичен, нежели идеализм в философии Гегеля.
И наконец третий этап. Этот этап связан с борьбой двух идеализмов в истории: марксистского (или коллективистского) идеализма и второго, который реактивируясь против первого опровергает пессимистические прогнозы насчет ближайшей судьбы обладателей средств производства, который наоборот вскрывает не общий субстанциальный потенциал коллективов, а говорит, что последний в силу своей односторонной абстрактности, реализуя себя не может не подавлять потенциал индивидуальный. На этом этапе как выше уже было сказано мы обнаруживаем правомерность как первого так и второго идеализма их диалектику и взаимное порождение, в тем большей степени, что марксистский субстанциализм, действительно, сам будучи «демиургическим» оказался не в состоянии удержать политическое равновесие, восстановить дисбаланс развившейся в нем противоположности и обрушил ту государственность, которую он из себя породил, ибо последняя не была определением бесконечной устойчивости.
И, разумеется, многие предпочли этот второй, столь же абстрактный, индивидуалистический идеализм первому, коллективистскому идеализму. Но так как и он упадает без первого: «либеральная демократия, - говорит Фукуяма,- не самодостаточна: общественная жизнь, на которой она основана должна в конечном счете исходить из источника, отличающегося от либерализма.» [1],- то не желая остаться несчастным и не удовлетворяясь также теперь и вторым идеализмом, сознание ищет третьего.
Но этот третий идеализм, который объединяет противоположности как идеальные (как идеализмы) в противоположность марксизму, могущему лишь на одну из сторон смотреть с практической точки зрения и в противоположность неоиндивидуализму, который также не в силах удерживать две стороны идеальными, подлинный и конкретный идеализм это и есть идеализм гегелевского понятия.
На третьем последнем этапе тем самым, не Маркс превозносится как конкретный идеалист в противоположность Гегелю (и даже ни как подобный ему идеалист), но наоборот, марксизм в противоположность двойному, конкретному и абсолютному идеализму здесь познается как в меньшей мере конкретный и менее материалистичный идеализм.
Абстрактными или конечными (ибо как говорит Гегель,- «сущность всего конечного, состоит в том, что оно само себя снимает» (ЭФН 1 Том)), в самих исторических реализациях и упразднениях (в самих самоснятиях) здесь познаются и идеализм Маркса и идеализм Поппера. На этом новом витке или этапе, стало быть, вновь осуществляется переход от субстанциализма к понятию истины как бесконечно свободного духа; к понятию политической истины как бесконечного снятия и удержания двух разновидностей идеализма, двух противоположных сторон и таким образом абсолютная конкретизация подлинного политического идеала.
____________________________________
[1] В качестве индивидуалистов названные мыслители берутся условно, поскольку в их философии присутствует также и преодоление индивидуализма в пользу идеи интерсубъектности.