Книга 4. Руский счёт. Глава 0. Часть 4

черновик

Из серии “Рассказы детям о Языке”
Книга 4
“Руский счёт”
Глава 0

Часть 4
“ы”


Чтобы понять значение звучания “ы”, нам прежде необходимо понять все тонкости детализации звучания “(СВ)” и в том числе дальнейшей детализации одного из её результатов, а именно звучания “с” (”s”). Но, самое главное, нам обязательно необходимо понять одну вопиющую несуразицу в Языке, - дело в том, что детализация “(СВ)” начинается ещё на Алтае (похоже, что в районе Семиречья), как выделение из этого звучания уже звучания “с” (”s”) со знанием “вода” в структуре его значений. Проблема в том, что на Урале (а именно в будущем Руском контексте) звучанием у значения [вода] становится вместо “с” (”s”) уже звучание “в” (”w”). Которое как и “с” (”s”) до него в своё время, и тоже в результате процесса детализации, выделяется из “(СВ)”. Вот с разбора (с осознания) этой несуразицы мы эту Часть 4 “ы” и начнём.

Из знаний Действительности и Языка мы абсолютно точно можем утверждать, что уже 100 000 лет назад, - само это число я взял “с потолка”, потому как оно круглое очень и этим мне нравится, - на Алтае среди представителей формы Жизни “человек” вовсю шла детализация “(СВ)” и уже существовало как её результат звучание “с” (”s”) со значением [вода/процесс питья (воды) с поверхности]. Напоминаю, что разных звучаний в Языке (в Животном, получается, ещё языке) тогда было немного, а потому они соответствовали как самим признакам действительности, так и признакам сознания непосредственно с ними связанными. Значение же самих звучаний тогда определяли знания тех самых контекстов Действительности, в которых они и использовались. И в том числе знания всех тех составляющих, - жестовых, мимических, интонационных, и т.д., - что могли быть у них в Языке. Именно таким оно и попадает из Алтая уже на место будущего Руского контекста на Урале вместе с предками будущих руских.

Ещё раз, - других путей другому знанию с другими его носителями, чтоб ему попасть откуда-то вообще на Урал, на место будущего Руского контекста больше тогда и там просто не было. А это значит, что именно таким и тогда это знание, - звучание “с” (”s”) со значением [вода], - и попадает на место будущего Руского контекста на Урале.
 
(Кстати, - о том, что всё так тогда и было, вы легко сможете убедиться сами, если посмотрите на карту и найдёте на ней все названия рек содержащие объединение “су”, одним из знаний в структуре значений которого и было “вода”. Это объединение “су” с этим его значением помимо того, что присутствует в названиях огромного количества рек Руского контекста, точно так же присутствует ещё и в самих языках проживающих здесь народов. И руский язык здесь совсем так не исключение, вспомните такие хотя бы его слова как “суть”, “судно”, “суровый”, и т.д.)

Очевидной причиной подобной смены значений у одного и того же звучания могло быть только обретение тогда человеками в будущем Руском контексте ещё какого-то нового знания. Знание, значение которого было настолько уже велико, что обладание им и приводит тогда будущих руских к смене значений у их звучания “с” (”s”) с [вода] на [соль]. Из чего логично предположить, что это знание было связано непосредственно с признаком действительности “соль”.

Как это и следует из знаний Действительности, уже примерно 75 - 70 тысяч лет назад представители формы Жизни “человек” с этим своим звучанием “с” (”s”) и его значением [вода] были уже в районе Урала, на месте будущего Руского контекста. При том, что звучание “(СВ)” у них никуда тогда из их языков не девалось, и тоже так в них ещё было, но уже со своими какими-то знаниями в его структуре значений.

Ещё раз, - детализация того или иного звучания с его значением не происходит в Языке быстро и сразу, это чтобы одновременно детализировалось само звучание и его значение, нет. Сам по себе это процесс многоступенчатый и предусматривает несколько так уже фаз (этапов). В любом случае все они связаны с процессом накопления знаний в том или ином языке. А так как в разных коллективных сознаниях (т.е. в разных так языках) накапливались тогда и очень разные знания, то и шёл процесс детализации у одного и того же звучания с его значением очень в них уже так по разному.

На месте будущего Руского контекста человеки познакомились с северными оленями, которые уже тогда каждый год совершали свои миграции от берегов Северного ледовитого океана и до мест их зимовки на Урале, как раз туда, где впоследствие и возникает этот самый Руский контекст.

Именно тогда и там после этой встречи человеков и северных оленей и происходит детализация общего до того процесса жизнедеятельности всех представителей формы Жизни “человек” на охоту (”ханты”) и собирательство (”кам(ь)ы”). Так возникают huntы (из них потом выходят в том числе и будущие англичане), - охотники-оленеводы, и кам(ь)ы (из них выходят потом в том числе и будущие руские), - собиратели. Если жизнедеятельность “кам(ь)ы” предполагала для всех тех человеков, что её и использовали, постоянное нахождение на одном и том же месте, то жизнедеятельность “ханты” предполагала постоянное движение человеков, которые её и использовали, по одному и тому же ежегодному кольцевому маршруту.

Ещё раз, - “ханты”, это такая жизнедеятельность, при которой человеки постоянно следовали за одним и тем же стадом северных оленей. При этом так у них возникал постоянный источник пищи. Возможна ханты была только с обретением человеками знания “извлечение огня”.

Из-за этого постоянного у них движения именно у huntы тогда появляется возможность, - с одной стороны, - собирать как можно больше знаний у тех представителей коллективных сознаний, с которыми они и встречались на этом своём ежегодном пути. Включая все те знания о Действительности, которые они добывали так уже сами. И, - с другой стороны, - они делились тогда со всеми представителями формы Жизни “человек” не только своей генетической информацией, но и теми знаниями, что были у них в коллективном сознании (т.е. в их языке), обогащая тем самым и свой и их языки.

Ещё раз, - именно жизнедеятельность “ханты” наиболее сильно служила тогда процессу накопления знаний как в коллективном сознании (т.е. в языке) у самих huntы, так и в коллективных сознаниях (т.е. в языках) у всех представителей будущего Руского контекста.
Поэтому логично будет предположить, что знание связанное с признаком “соль” непосредственно и которое впоследствии изменило значение у звучания “с” (”s”) с [вода] на [соль], обрели тогда именно huntы, а все другие народы, бывшие тогда с ними в контакте, его от них уже так заимствовали. Осталось так только понять, что за знание Действительности, связанное с признаком “соль” непосредственно, тогда могло уже быть у huntы, но которого не могло быть у всех прочих народов будущего Руского контекста.

А в Действительности в это время происходило вот что. Те древние человеки, что увязались преследовать северных оленей, т.е. huntы, доходят с ними однажды до берегов Северного ледовитого океана, где обретают знание признака действительности “море”. Сам этот признак “море” их тогда поразил, - у себя на Урале они очень ценили соль, в которой постоянно только нуждались, и из-за которой у них постоянно возникали так распри. А здесь же, в море, соли было так много, что её хватало уже на всех, - бери, сколько хочешь! - и это, безусловно, было так для них поразительно и хорошо.

Ещё раз, - знание признака “море” huntы обретают уже тогда, когда у них было знание “извлечение огня”, т.е. с ним они были именно что уже человеками, а вовсе даже не животными формы Жизни “человек”. Возможность обладать солью, что была в Море, делает их, скажем так, ещё более человечными, - между ними прекращаются распри, а время и силы (”прочитайте-ка” уже значение руского объединения “с(ь)ыЛы” самостоятельно, подсказываю, - такое оно сформировано в нём с использованием правиЛа), что они тратили раньше на поиски источников соли, высвобождается у них теперь для других уже дел. Сам же их образ жизни, - ханты, - с возможностью пользоваться какое-то время в году в том числе солью из Моря, становится очень так уже перспективным и гарантированным. Теперь помимо постоянного источника пищи в виде стада северных оленей, у huntы были в том числе и постоянные источники соли, - один на Урале, месте зимней стоянки, а другой уже в Море (Северном ледовитом океане), около мест их летней стоянки.

Так вот, признак “море” для huntы безусловно был тогда признаком “много воды”. Потому как воды в море было так уже много, как нигде до этого они никогда ещё и не видали, потому как они не видели другого у Моря берега. Именно тогда для называния признака “море” huntы и используют звучание “с(ь)ы” (”sea”), точнее даже не столько ещё для называния именно его, сколько для называния так признака “вода много”, что в море безусловно уже так была. А было её в Море, напоминаю, именно что очень так уже много. Потому и значением звучания “с(ь)ы” было тогда именно что [много воды].

Ещё раз, - безусловно знание признака “море” было абсолютно новым для будущих англичан, потому как такого признака действительности они до этого никогда не встречали. Но из этого вовсе не следует, что звучание “с(ь)ы”, которое в соответствие этому признаку они и задали, было для них тоже так новым знанием. Более того, как мы это дальше увидим, само это звучание “с(ь)ы” было для них тогда уже известным знанием, потому как у него уже было соответствующее (т.е., получается, таким образом известное для будущих англичан) значение у них в языке. Знание же знания признака “море” лишь добавляло само это знание в уже известную будущим англичанам структуру значений звучания “с(ь)ы”.

Другое дело, что само значение [много] тогда в Языке ещё не устоялось, почему собственно, у него и не было тогда, - это когда у будущих англичан в их языке возникает объединение “с(ь)ы” со значением [море] ([много воды]), - в Языке  соответствуюшего звучания. По сути появление объединения “с(ь)ы” (”sea”) и было той самой попыткой ему это звучание уже так задать.

А не устоялось оно потому, что могло быть связано как с признаком сознания “действие” (и тогда взаимосвязанным с ним знанием было бы знание “1”), так и с каким-либо  признаком действительности, который сам в свою очередь мог быть или признаком считабельного множества (и тогда взаимосвязанным с ним знанием было бы знание “один”), или нет (и тогда взаимосвязанным с ним знанием было бы знание “(один)”, - всё зависело уже от того контекста, где это бы знание признака действительности несчитабельного множества так бы использовалось. В любом случае, для того, чтобы значение [много] устоялось уже в Языке, требовалась большая предварительная работа Сознания по формированию в нём новых знаний. Которые в свою очередь нуждались в появление в нём новых связей, которые, понятно, не могли возникнуть в нём сиюминутно.
 
Да, знание того, что воды может быть очень так (как в Море) много, безусловно является важным. Так же важным, как понимать вам сходство структур значений тогдашних руского “море” и английского “more”. Но гораздо ещё более важным является другое здесь знание, - вся вода в Море была именно что солёной, т.е. была она (вода) с солью. Обратите внимание, в назывании самого этого знания у Моря я использую сразу два знания, - одно, это знание признака сознания “быть с”, а другое, - это знание признака действительности “соль”, которые оба так относились уже к знанию признака “вода”. Именно эта непосредственная связь трёх этих признаков в структуре значений звучания объединения “с(ь)ы” - [море], и определила всю дальнейшую детализацию значений у тех звучаний “с” (”s”) и “ы”, что звучание этого объединения “с(ь)ы” (”sea”) и образовывали. Другое дело, что случилось это в будущих руском и английском языках уже совершенно по разному, и вот почему. Собственно почему уже тогда мы можем считать сами эти языки уже разными.

Но, прежде чем рассказать вам, как именно всё это тогда и произошло, одна небольшая деталь, а именно, - (ь). Т.е., получается, та самая деталь, о которой я не упомянул, когда говорил о звучаниях “с” (”s”) и “ы”, что составляют звучание “с(ь)ы”. А не упомянул я о ней потому, что собственного звучания (ь) в Языке не имеет. А лишь изменяет звучания согласных звуков, позади которых и используется, и гласных звуков, впереди которых и используется.

Вот это его свойство, похоже, будущие руские использовали тогда для (ь), для задания ему значения в их языке [принадлежность мужик(ов)]. То, что само такое значение [принадлежность мужик(ов)] тогда безусловно в Языке уже было, можно узнать из английского написания объединения “с(ь)ы”, а именно “sea”. Из него следует, что звук “e” (англ.) у будущих англичан тогда, когда это объединение у них в языке и было сформировано, уже был. А это значит, что у них в языке могло уже быть и объединение “er”, которое и стало соответствовать этому самому значению [принадлежность мужик(ов)], и стало таким образом ером английского уже языка. (”Ер”, - звучание или приём в звучаниях Языка, которые имеют в своих уже языках значение [принадлежность мужик(ов)].)

А из этого знания следует, что будущие англичане (ь) как таковой (т.е. как звук) из-за отсутствия у него собственного звучания не признавали. Т.е. не считали, что что-то, что не имеет собственного звучания в Языке может иметь в нём ещё и значение. А из этого знания следует, что не могли они считать таким образом объединение “(ь)ы” именно что объединением, это если только отдельным каким-то звучанием “и” (”i”). А из этого знания следует, что для называния признака “море” будущие англичане использовали уже известное им звучание “си” с известным у него значением. И теперь, называя им признак “море”, они так добавили его знание в структуру значений звучания “си”.

Ещё раз, - из всего этого следует, что будущие англичане прибыли на берег Моря, когда уже имели у себя в языке звучание “си” с соответствующим ему значением [много воды]. А это значит, что именно появление у них тогда знания признака “море” с его солёной водой и приводит к детализации как самого звучания “си”, так и соответствующего ему значения [много воды]. Которая проходит в разных языках из-за разных знаний в их коллективных сознаниях очень уже по разному, отчего и сами эти языки были так уже разными.

Да, звучание “си” было тогда, - это когда huntы впервые только-только отправились к Морю, - в языке тех же кам(ь)ы. И было оно общим, т.е. с общим у него значением, для тех и других, и значило оно как [много воды]. Нам осталось так только понять, как именно само это значение тогда у него и возникло. Точнее даже не у него, - значение звучания “с” (”s”) в Языке мы уже знаем, - [вода], - а возникло значение у звучания “и”, и что оно так уже значило. Вот так мы и добрались наконец до осознания звучания “ы”, которое, как оказалось, возникает в Языке в результате детализации звучания “и”.

Понятно, что значением звучания “и” могло быть тогда только [много]. Как и понятно то, что сами huntы (будущие англичане) и кам(ь)ы (будущие руские) не особенно само это значение [много] и понимали, уж слишком сложным оно так для них было. Собственно почему и происходит вся дальнейшая детализация как самого звучания “и” (это только в языке будущих руских), так и его значения (это уже в языках и тех и других) в Языке. Проще говоря, сама эта детализация “и” и была вызвана необходимостью уточнения его значения за счёт тех знаний, что уже были в тех или иных коллективных сознаниях. А так как, понятно, в разных коллективных сознаниях это были разные знания, то и шла она в них совершенно уже по разному. Как именно, мы продолжим с будущих англичан, с которых до этого мы и начинали. Но прежде попытаемся понять, чем именно было звучание “и” для древних тогда человеков.

Оказалось, что при попытке тянуть звучание “с” (”s”), мы ясно будем слышать вместе с ним звучание “и”, - “(си) - (си) - (си) -....”.
 С другими звучаниями гласных звуков, - “а”, “о”, “э” и “у”, - этот номер у нас не пройдёт. Если мы и попытаемся тянуть их звучания вместе с “с” (”s”) как звучания их с ним объединений, то у нас ничего не получится, - в начале мы один раз ещё и услышим звучание “с” (”s”), а вот потом нам останется звучание одного только гласного звука (за исключением “и”, - о нём мы сейчас не говорим). Похоже, что именно из этой особенности звучания “и” и возникает у него так значение [много]. Другое дело, что само это значение [много] было недостаточно ещё детализированным в самом их Сознании, чтоб они понимали его так, как мы понимаем его сегодня.

А теперь поставьте себя на место будущих англичан, которые, - да, - видят перед собой признак “море”, в смысле признак “много воды”. Но которую, - да, - просто пить, как они до этого делали с водой, у них никак не получится. В этом смысле “си”, получается, вовсе уже так для них и не [вода], а всё потому, что она именно что [(вода) быть с солью]. А это значит, что теперь, в свете новых их знаний, им предстояло по сути заново осознать давно известные значения как самих давно известных им звучаний “с” (”s”) и “и” (”i”), так и значение давно известного им объединения “си”.

Безусловно, это была огромная по тем временам мыслительная работа, чтобы я рассказывал вам здесь её всю. А потому я называю здесь лишь её результаты.

Во-первых, - будущие англичане вспомнили о существовавшем в их языке ещё и тогда звучание “(СВ)” и его структуре значений. Детализировали его и выделили так из него звучание “в” (”w”) со значением [вода];

Во-вторых, - звучанию “с” (”s”) они присвоили значение [соль]. А вместе с “во-первых” это и было ни что иное, как смена значения у звучания “с” (”s”) в результате обретения ими нового знания, а именно “море”;

В-третьих, - они детализировали звучание “с” (”s”), в результате чего у них в языке возникает звучание “th” со значением [быть с]. Уже из его написания следует, что его значение “читалось” тогда как [мужик(ов) действие]. Т.е. так назывался признак действительности считабельного множества, который получался в результате (т.е., получается, так “был с”) действия мужиков.

(Кстати, сам факт, что звучание “с(ь)ы” (”sea”) сегодня в английском языке пишется, скажем так, несколько своеобразно, много о чём нам вообще так уже говорит.
Прежде всего из этой разницы звучания и его написания (причём, - обращаю внимание! - не только у него одного, таких как он в английском языке очень даже так много), следует то, что письменность в том или ином её виде возникает практически сразу вместе с самим Языком.

Из знания того, как именно записывали будущие англичане звучание признака “с(ь)ы” (“море”) - “sea”, следует то, что звуки “e” и “a”, - у обоих звуков написание здесь английское, - у них в языке уже были. Как и была попытка с их помощью образовывать множественные формы для разных их звучаний. Другое дело, что на письме эта их попытка с тех пор так и осталась, а вот само звучание так уже изменилось.

Более того, у них оказалось всё гораздо уже так сложнее, потому как само звучание “ы” будущие англичане со значением множественности не воспринимали совсем. Как не воспринимали отдельно и его самого, это если теперь только как “((ь)ы)”, т.е. как “и”. Таким образом за признак сознания “множественность” они теперь воспринимали сам факт совместного (т.е. “быть с”) звучания “с” и “и”. Подобное их восприятие проистекает из знания их предыдущей попытки образовывать значение “множественность” с использованием звучаний “e” и “a”, - у обоих звуков написание здесь английское.

Ещё раз, - древние человеки не могли не обратить внимание на эту, - возможность совместного длительного звучания с “с”, - особенность звучания “и”, тем более, что значения [много] и [один] в их Сознание тогда уже существовали. Как существовала и не самая удачная их попытка сформировать значение множественности с использованием звучаний “e” и “a”, - здесь написания обоих звучаний английские, - в том же их слове “man” - [один мужчина], и множественной его формы “men” - [много мужчин]. Очень скоро от этой попытки они вынуждены были уже отказаться, и связано это с теми новыми знаниями, что со временем они обрели в своём коллективном сознании.

В результате именно “s” со значением [быть с] будущие англичане выбирают для образования как множественной формы у их объединений, так и для придания им принадлежности “s” (т.е. принадлежности самого этого, - с “s” в конце его звучания, - признака другому уже признаку).

Ещё раз, - ставя себя на место будущих англичан, мы так находимся в самом начале формирования Языка. Когда возможных вариантов путей его дальнейшего формирования было уже множество, а вот соответствующих правил (знаний) для этого было ещё недостаточно. А потому просчитать все возможные тогда пути формирования Языка мне одному достаточно будет так затруднительно, - нет столько времени, да и возможности моего гаджета для этого слабоваты. В чём же я абсолютно уверен, так это в том, что уже через несколько лет совместной работы соответствующих специалистов, мы будем из знаний Языка знать такие подробности о тогдашней Действительности, о которых сегодня даже не можем мечтать. И само это знание, уверяю, окажется круче, чем знания что следуют из сегодняшней Археогенетики.

Понятно, что будущие руские, в коллективном сознании которых отсутствовало знание “море”, не могли воспринять ни саму подобную детализация, ни её результаты у будущих англичан. При том, что знания на то и знания, что их в любом случае им следовало как-то уже воспринять. Нет, само знание признака “море” они тогда не восприняли, как не восприняли и звучание “th” с этим его значением [быть с]. Но вот знания звучаний “в” и “с” с их значениями [вода] и [соль] они, я так понимаю из-за особого уважения к мудрости англичан, они восприняли с ними однозначно.

Отказавшись от детализации звучания “с” (”s”) на манер англичан, они для этих же целей детализировали звучание “и”. И теперь оно воспринималось у них в языке уже как звучание объединения “(ь)ы”. Собственно так и возникает в языке будущих руских звук “ы”, которого никогда не было и быть не могло в языке будущих англичан.

Таким образом знания из структуры значения (т.е. знания признака сознания) [быть с] они разделили тогда между звучаниями “с” и “ы”. Так тогда у звучания “с” у них в языке возникло помимо значения [соль] ещё одно значение, а именно [быть с]. Сами эти значения у звучания “с” в объединениях уточнялись за счёт дополнительного знания, а именно за счёт знания места звучания “с”. Совместное же звучание двух “с” с разными у значениями они заменили впоследствии, - не иначе знание самого этого способа у англичан так уже позаимствовали, - на звучание “з”.

Впрочем, этого знания вполне вам достаточно, чтобы уже представлять, чем именно был тогда для будущих руских звук “ы” и его значение.