Шесть трамвайных остановок
Фёдор Лукич прогуливался неспешным шагом. Даже если бы он сильно захотел передвигаться побыстрее, ничего не вышло бы. Проклятые болячки. В его возрасте, шестьдесят шесть лет, они постепенно в организме накапливаются. Особенно, если прожить жизнь так, как прожил её Фёдор Лукич.
Армия, немножечко войны, немножечко грузчиком на вредном производстве. Да и потом, будучи уже специалистом, всё равно, от химического производства, он не ушёл.
Денег тогда не было, в девяностых-то! А у него семья, амбиции!
Частенько ломило спину. Не то что бы критично, так, потихоньку, помаленьку. Как сейчас! Пошаливало давление, ныли суставы. И так, по мелочам.
Добредя до железной оградки, Фёдор Лукич остановился, опёрся на прутья. Стал отдыхать.
Нет! Для шестидесяти шести лет, ты выглядишь совсем хреново Федя! Подумал он, переживая зашедшееся сердцебиение. Так, стоя и отдыхая, он глубоко задумался.
Перед затуманившимся взором проносились воспоминания. Вот, он совсем ещё юный школьник. Азартно пинающий с товарищами, пустую консервную банку. От очередного паса товарища, банка отскочила от бордюрчика, и плюхнулась в лужу. Брызги попали на новенькие школьные брюки. Ох, и как же его тогда ругала мать!
Вот, ещё одно воспоминание. Он, будучи студентом-химиком, бежит прикрываясь от дождя пакетом с конспектами. Пакет этот, с вычурной иностранной переводкой, его гордость. Приобрёл случайно, по знакомству. Всего за трёльник! У "форцы".
А тут, он уже дембель, институт-то так и не закончил. А всё любовь! Так и видит себя, расхристанного, в парадной форме, давно и основательно пьяным! Зато рядом, его будущая жена. Та самая, из-за которой и пришлось идти в армию. Её родители, профессор из института, где собственно и учился Федя. Мамаша, тоже при институте состояла. Не приняли они Федю! Не их круга оказался!
Всё же не зря служил! Люба-то его дождалась. Тогда, окончательно и рассорилась с родителями. Профессор видимо думал, что отправил нерадивого студента топтать сапоги и всё! Дочка погорюет, погорюет, да и забудет своего Феденьку. А у нас всё было серьёзно, на всю жизнь!
Фёдор тяжело вздохнул. Люба ушла от него несколько лет назад. Чёртова неизлечимая болезнь! И всё! Он остался один!
Фёдор Лукич горестно выдохнул. Он так и стоял, не в силах вынырнуть из своих воспоминаний.
Он помнил всё! Рождение и взросление детей, покупку квартиры, дачи, машины. Миллион прошедших, словно сквозь сито лет.
Внезапно, где-то в стороне прозвонил трамвай. Не так как звенят современные трамваи. Он просигналил так, как звенели трамваи в его детстве.
Фёдор Лукич прислушался. Улыбнулся чему-то, неожиданно для самого себя подпрыгнул, попробовав сделать голубец.
Голубец не получился, но настроение, почему-то поднялось.
Он прислушался к себе, улыбнулся ещё шире, и заспешил туда, откуда задорно звенел трамвай.
Через несколько минут, Фёдор вышел к остановке. Выглядела она древней, неуместной к данному времени. Старый бетонный каркас, покрытый облезлой, неопределённого цвета краской. На одной из стенок остановки, висели и шуршали необорванными номерками объявления. Весь вид остановки настораживал Фёдора Лукича. Казалось, что он попал в прошлое.
Надо же! Не думал что такие сооружения ещё существуют. Подумал он, невольно вчитываясь в текст объявлений.
Продавали шкафы-стенки, сдавали жильё. А один оригинал, играл на скрипке, за деньги.
Странно, но все объявления были написаны от руки. Никакого печатного текста!
Принтеров у них нет что ли!? Задумчиво пробормотал Фёдор Лукич.
Будто я во времена своего детства переместился. Думал мужчина.
Да! Именно мужчина, а не старик! Внезапно взорвалось у него в голове. Плечи, сами собою расправились, взор обрёл задор.
Где-то вдалеке, зазвонил трамвай. Вскоре, из-за поворота показался вагончик.
Трамвай был старый. Вернее сказать, как старый? Выглядел он новеньким, что немало удивило Фёдора Лукича. Но вот был он, тем самым, красным. Одним из тех трамваев, на которых катался Фёдор Лукич, когда был ребёнком.
Трамвай неторопливо подошёл к остановке. Остановился и призывно открыл двери.
Фёдор Лукич, сделал шаг, глянул внутрь салона, заметил мальчишку. Кого-то он ему напоминал. Он даже знал как зовут.
Мужчина шагнул на ступеньку, и окунулся во внутренний мир трамвая.
Дверца поехала назад, и старый трамвай под номером шесть, тихо тронулся в путь.
Очутившись в салоне, Фёдор Лукич, нет, теперь просто
Федя, поспешил навстречу улыбающемуся Сашке. Лучшему другу.
- Здоров! Протянул он руку дружку, одновременно похлопывая того по спине.
- Здоров! Так же радостно похлопывая друга по спине, улыбался Сашка.
Он же погиб в Авгане. Проскочила на задворках сознания шальная мыслишка.
Но светлая радость от встречи с другом, затмила всё.
Федя, чувствовал себя счастливым, одиннадцатилетним мальчишкой!
Мир вокруг, казался ярким, радостным, и интересным!
В его кармане лежало тридцать копеек, белая двадцатка, и два медных пятака.
Если в молочном магазине будут продавать мороженное в брикетах, То им хватит обоим. Если не будет по пятнадцать копеек мороженного, то можно будет купить в продуктовом медовых коврижек или пряников, и запить всё это вкуснейшим квасом из бочки.
Федя даже причмокнул от удовольствия.
Сашка вопросительно глянул на друга.
Тот, заговорщицки прищурился, и подмигнул.
- У меня тридцать копеек. Бросил Федя.
- У меня двадцать пять. Деловито ответил Сашка.
- Живём! Выдал Федька.
Трамвай остановился. Друзья, по приятельски толкаясь, ссыпались по ступенькам.
Впереди их ждал парк Горького. А там!? Мороженное, сладкая вата, и конечно же, аттракционы! И пусть денег не так уж много, но день проведённый с другом в парке. Это ли не является счастьем?
** *
Нагулявшись до одури, друзья побежали на подъезжающий трамвай.
- Шестёрка! Крикнул Сашка, и прибавил прыти. Федя побежал за ним.
Успели вовремя!
Выкрашенные в красный цвет двери откатились, и ребята взлетели по ступенькам.
С характерным звуком дверки встали на место, и трамвай, двинулся дальше.
* * *
Внутри трамвая, всё чуть поменялось, как бы покрылось лёгким налётом. Куда-то делся Сашка.
В следующий миг, в глаза Феди бросилась шумная компания, по-хозяйски расположившаяся в конце вагона.
По всему было понятно, шумят студенты.
Кажется, Федя знал их.
Сами студенты, трое молодых людей. Костик борзов, чуть взъерошенный живчик. Худой, нет, скорее поджарый.
"Фима". Ефим Болотин.
Угрюмый белобрысый здоровяк, с немного детским выражением лица.
И конечно же, Юля Замятина.
Эта девушка, заслуживает отдельного слова.
Юля, одна из двух девчонок, из их группы. Все эти ребята, что громко перешучиваются в конце вагона, его друзья, одногруппники.
- Федя! Неожиданно громко для такого субтильного вида паренька, заорал Костик.
- Банда, сказал Федя, двадцати двухлетний студент-химик четвёртого курса.
- Потому что мы кто!? Вновь закричал Костик, и они все втроём, даже Юлька, трижды прокричали: - Банда! Банда! Банда!
И закатились, дружным смехом.
Трамвай стал замедляться, и Костик Борзов продекламировал:
- Все на выход.
- Банда.
Баском добавил Фима.
Юля промолчала.
Вскоре, все они с шутками-прибаутками, направились к выходу.
Снаружи, солнце и зелень. На душе, так легко, как бывает легко, когда сдан очередной экзамен. Когда, всем своим нутром ощущаешь. Лето! Свобода! И ни каких занятий!
Стали решать куда идти?
Костик и Фима были за то, что бы пойти в пивную "Сибирь", что на пересечении Якорного и Вавилова.
Юля сомневалась. Девушке в Советском союзе, глушить пиво в переполненной мужиками пивной!? Даже с тремя одногруппниками, не очень-то было принято!
Феде же, было всё равно. Но тем не менее, именно он предложил устроивший всех вариант.
- А пойдёмте на набережную. Перед этим, зайдём в Сибирь, Пива купим.
Как ни странно, но все согласились.
Когда же они шли к летним кафэшкам на набережной, именно тогда, он встретил свою будущую жену.
Когда вся честна компания умотала вперёд, а Федя приотстал, он вдруг заметил необычайно красивую, и одновременно с этим, очень грустную девушку.
- Девушка! А вы что грустите, одна!?
Та потупилась, опустила глаза, отвела их в сторону.
- Пойдёмте с нами! Весело предложил Федя. Такая красота не может оставаться в одиночестве!
Девушка распахнула свои васильковые глазищи, и чуть приоткрыв рот, уставилась на Фёдора.
Казалось, ещё вот-вот, и красавица привстанет на цыпочки.
Увидев это всё, обмирающий в душе парень, весь преобразился.
Широко улыбаясь, он встал перед девушкой на одно колено, залихватски махнул зачёткой, и весело сказал:
-- Девушка, не знаю как вас зовут, и кто вы, но от чистой души предлагаю вам, свои руку и сердце!
Он тогда шутил. Но как говорится, в каждой шутке есть, лишь доля шутки.
А потом они гуляли. Сначала с ребятами на набережной. Потом, вдвоём с Любой. Так оказалось, зовут ту печальную и прекрасную девушку.
Потом они, всё так же вдвоём, прогуляли до самого вечера.
Вечером же, когда подходили к остановке, Люба сказала:
- Я прекрасно провела этот день. Из-за того что мой папа профессор, все от меня шарахаются, сторонятся. Либо наоборот. Всем ухажёрам что-нибудь нужно. Но не от меня, от папы! А то, вообще, папа с мамой таких женишков подводят, что слов нет!
Она махнула рукой. Словно отмахивалась от назойливой мухи.
Потом, обвела Федю загадочным взглядом, мило улыбнулась, и добавила:
- Надеюсь, ты такой же смелый, как и весёлый. И не побоишься моих папы с мамой?
Федя в картинном жесте сложил руки на сердце, и торжественно произнёс:
- Клянусь! Всю жизнь любить Любу, и до самой смерти не расставаться с нею.
Он картинно откинул голову назад, закатил глаза и застыл.
- Вставай уже Ромео! Трамвай подошёл.
Девушка схватила Федю за руку, потянула к вагону.
Он подхватился, и они, держа друг друга за руки, вошли в двери трамвая.
В салоне, Фёдор, оглядевшись по сторонам, заметил кондуктора. Протянул деньги.
- Два билета. Сказал он. Затем, улыбнувшись, добавил:
- Дети ещё маленькие.
И действительно, за его спиной, стояли Люба с Маришкой на руках, а за руку её держался Ромка. Маришке, не было ещё и года. Ромка же, насупленный пятилетний бутус, смотрел на всех окружающих, по взрослому, серьёзно.
Отеческая радость разливалась в груди Фёдора. Ему тридцать три, он безумно любит свою жену и детей, и всё у них хорошо!
Позади, так неожиданно свалившаяся на плечи армия. Заочное доучивание в институте. Скитания в поисках жилья и работы. Мама мия! Сколько же всего произошло, за эти одиннадцать лет.
Слава богу, всё позади! Сейчас он счастлив. Работа, хоть и вредная, но позволяет с надеждой смотреть в будущее. И пусть вокруг, бандитский беспредел и Ельцинская разруха, но детей кормить и одевать, вроде есть на что.
Фёдор глянул в окно, пробежал взглядом по редким пассажирам, оценил запущенность трамвайного нутра, остановился взглядом на лице жены. Вновь улыбнулся.
Сейчас им выходить. Подумал он.
Сойдя на остановке, они пошли к пешеходному переходу. Движение на котором, было осложнено аварией.
Стояли тут, и менты, и куча любопытного народа.
Проходя мимо, Фёдор услыхал краем уха реплику:
- Да ты чё терпила! Все покажут что ты на красный ехал! Говорил шкафообразный громила с массивной золотой цепью на бычьей шее.
- Вон, и свидетели есть. Высокомерно выпятив челюсть, продолжал вещать он.
Мелкий, зачуханный мужичонка, в кепке и потёртом пиджачке, с непониманием переводил взгляд серых глаз, с громилы на дорожного инспектора.
- Вон, и товарищ старшина подтвердит. Продолжал громила, незаметно протягивая купюру гаишнику.
Семья Фёдора прошла мимо размочаленной в хлам "шестёрки", и слегка поцарапанного Мерседеса.
Я словно в том анекдоте, про то, как обгонял, как подрезал, как на красный ехал. Подумал Фёдор.
Но в следующий миг, жена отдала ему дочку, оставила сына, и бросив:
- «Я в ларёк». Скрылась в торговом павильоне.
День прошёл здорово. К Фёдору и Любе пришли гости. Федины папа и мама, а так же бабушка Анфиса.
Надо же, жива ещё! Удивился Фёдор. Откуда-то он знал, что баба Анфиса, умерла в декабре девяносто девятого. Всего две недели не дотянув до миллениума.
А сейчас какой год? Вдруг подумал он.
Вроде бы это всё, когда-то уже было. Вертелась в голове назойливая мысль.
Подобные отстранённые, порою казалось, что чужие мысли, периодически проскакивали в голове мужчины. Но все они тускнели и уходили на периферию, задвигались назад приятным ощущением семейного комфорта, и доброго настроения.
Фёдору было хорошо.
Ближе к вечеру, он проводил отца, мать, и бабушку Анфису на трамвай.
- Заскочи к нам, я тебе картошки дам.
Предложил ему батя.
Фёдор подумал и согласился. Зашёл в трамвай вслед за родителями.
* * *
Фёдор зевал.
Опять не выспался!
Чёртова работа! Всё здоровье сгубила!
Рядом, так же как и сам Фёдор, за поручни держался его напарник Васёк.
Помимо того что он являлся напарником Фёдора, он же был и его одноклассником.
От Васька отчётливо тянуло перегаром. Вроде бы пивным. Хотя Фёдор, мог и ошибаться.
У самого у него, было муторно на душе.
Здоровье, ни к чёрту! Необходимость дальше работать на вредном производстве отпадает.
Ну и что, что хорошо платят!? Думал он. Здоровья, итак нет! Пенсию по вредности, через год дадут. Как-никак, ему уже сорок четыре!
Дети выросли почти. Почему почти? потому что у Ромки в этом году выпускной. Дальше конечно деньги нужны, на институт, на еду, одежду, давно запланированный отпуск на море с женой.
В заначке, конечно кое-что накопилось. Но этого, явно маловато.
А что? Найду какую-нибудь работёнку, попроще. Плюс пенсия немаленькая, плюс Любина зарплата. Как-нибудь вытянем.
- Нам, на следующей выходить. Хриплым, толи спросонья, толи с похмелья голосом, возвестил Васёк.
Нет, всё-таки с похмелья Больно уж запашок характерный. Подумал Фёдор, начиная протискиваться к дверям.
Выйдя на остановку, они свернули на неширокую тропинку, и ссутулившись, побрели в сторону химического завода.
- Федот. Прохрипел, идущий позади Васёк.
- Чего тебе? Не останавливаясь, повернул голову к напарнику Фёдор.
- Пойдём через "Карася"?
Столько было внутренней мольбы в голосе напарника, что Фёдор, внутренне усмехнулся.
Эк его придавило! Всё-таки похмелье.
Так ничего и не ответив, Фёдор шёл по тропинке, медленно перебирая ногами.
- Ну Федя? Продолжал канючить Васёк.
У меня палтишёк завалялся. Возьмём немного спирта у "Помидорихи". Расположимся в Карасе. Пивком подшлефуем. Продолжал гнуть своё Васёк.
Фёдор остановился так резко, что не ожидавший такого Васёк, уткнулся ему носом в спину.
Был он маленького роста. Едва Фёдору по плечо. Слегка рыжий, весь какой-то потёртый, скрюченный.
Глядя на него, Фёдор размышлял.
Неужели я выгляжу так же уныло? Думал он, машинально шаря в карманах руками. Наконец, нащупав смятые купюры, вынул их, и пересчитал.
На шмурдяк хватит. А вот на пиво, нет.
Он так и застыл с купюрами в руках.
- Что, к Помидорихе, а потом в Карася!? Загорелся, увидев деньги напарник.
Фёдор, разглядывающий в данный момент пустырь через который пролегала тропинка, остановил взгляд на дальних домах. Затем, пробежал им по трамвайным проводам, перевёл на дорогу, тормознул на ажурной коробке остановки. Такие стали устанавливать повсеместно везде. Потом перевёл взгляд на Васька. Тяжело вздохнул, и спросил:
- А как же работа?
- Ни чего! Зайдём в контору. Оформим отгулы. Живо забалаболил тот. Там у меня Ниночка работает. Подмажу, в гости вечерком зайду. Она все заморочки оформит как надо! Продолжал возбуждённо вещать Васёк.
Фёдор не слушал. Он, всё так же сжимая в руках деньги, задумчиво смотрел вдаль.
Ему всё обрыдло. Жизнь казалась ненастоящей. Яркие краски ушли. Осталась лишь рутина, и повседневная серость.
Наверное, именно потому, он и стал периодически выпивать с Васьком. С мужиками в гаражах, с прочими близкими и не очень знакомцами.
Нет, надо это прекращать! Сегодня, в последний раз! Уговаривал он сам себя.
- Завтра с завода уволюсь. Сказал он, протягивая переминающемуся в нетерпении Ваську мятые купюры.
- Сгоняй к Помидорихе. Я пока в отдел кадров зайду. Заявление напишу.
Переставший переминаться Васёк, застыл в удивлении. Правда деньги у Фёдора, взял.
- Ты что, серьёзно!? Спросил он.
Фёдор кивнул.
- А как же?...
- Я всё решил. Перебил напарника Фёдор.
Затем развернул Васька по направлению к видневшимся вдалеке двухэтажным баракам, и слегка подтолкнул.
- Иди уже, к конторе подойдёшь. Там тебя ждать буду.
Васёк, недоверчиво оглядываясь, нерешительно удалялся по тропинке.
- Позже поговорим. Крикнул ему Фёдор, и задумчиво постояв на месте, направился в сторону заводоуправления.
Он решил, всё! Хватит!
Затем, написал заявление. Потом, они бухали с Васьком в гаражах. Вечером же, он, пьяный, а потому и буйный, наорал на детей, серьезно поругался с женой, и психанув на всех, сел в трамвай, что бы доехать до "Горки". Откуда до их небольшого дачного участка, было рукой подать. А там домик. А в нём погреб. А в погребе том, бражка есть.
Так он и зашёл в трамвай, покачиваясь и Икая* * *
Фёдор ехал к Любе. Рядом стояла дочка Маришка.
Боже мой, двадцать три года уже, а всё Маришка! Думал он. Дочка, вот-вот замуж выйдет, а всё Маришка. Нет, заботливого папочку в собственной душе, никуда не денешь. Подумал он.
Фёдор глянул в окно, поправил в руках нарядный букет, хмыкнул, увидев людей за окошком.
На оживлённом перекрёстке, почти в центре города, слоноподобная бабуля, охаживала сумкой по спине какого-то молодца.
Тот, закрывался руками, и судя по всему, громко ругался в ответ.
Загорелся зелёный свет, и трамвай двинулся дальше. Жизненный ролик, свидетелем которого он случайно стал, остался позади.
Фёдор поднялся, и они с дочкой, дождавшись остановки трамвая, вышли наружу.
На улице было пасмурно. Впрочем, на душе у Фёдора, тоже.
Дочка, подхватив его под руку, устремилась в сторону городской больницы.
Фёдор, шёл и хмурился.
Причиной его плохого настроения, была Люба. Вернее не сама Люба, а её болезнь.
Последние полтора года его жена болела. Не то что бы постоянно, но часто.
Всё началось с того, что оба они, и Люба и Фёдор, пережили тяжёлый стресс. Решили они с женой, съездить зимой на дачу. Натопить баню, протопить дом, что бы после баньки, под треск живого огня из печи. Да под это дело... Можно чаю попить, а можно и пивка. Можно, и ещё чего-нибудь. Тем более, только вдвоём. Без детей.
Съездить, съездили. Только вот неудачно.
Банька была хороша! Первая половина ночи, тоже. А вот потом!
Потом случился пожар!
Пока поняли, что действительно начался пожар. Пока тушили. Пока то, пока сё.
В общем, дом сгорел! Как сами-то не сгорели!?
Ночевали в бане.
На утро, оглядев пепелище, Люба совсем поплохела. Она итак то перенервничала за ночь, а тут!...
В общем, занемогла она с тех пор. Казалось, за всё то время, что прошло со времён пожара, она не болела, от силы недели две.
Фёдор тяжело вздохнул. На глазах показались скупые слёзы. Он шёл и крепился. Но ничего не получалось.
Люба! Его любимая Люба! Та самая девчонка, с которой у них столько всего
было!
Жена тихо умирала. Фёдор, чётко осознавал это.
Его душила бессильная злоба. Отчаяние! И он ничего не мог с этим поделать!
Они подошли к корпусу больницы, минуя переполненную парковку, приблизились к дверям. Зайдя вовнутрь, переоделись в белые больничные халаты, и пропетляв по лестницам и коридорам медицинского комплекса, подошли наконец к Любиной палате.
Интересно, зачем во всех больницах всё так запутанно? Чтобы добраться до нужного места, всё время нужно куда-то переходить, спускаться или подниматься по разным лестницам, лифтам. Ходить по коридорам. Прямо, лабиринт какой-то! Механически думал Фёдор, пока шёл.
Размышлял он о чём угодно, лишь бы не о Любиной болезни.
Наконец, они с дочкой зашли в палату.
Жена лежала возле окна. Рядом тумбочка, маленький телевизор на табуретке. Соседки, две бабушки и молодуха, годами чуть старше Маришки, деликатно вышли в коридор.
Люба выглядела плохо. Тяжело поднялась с кровати. Села, сгорбившись.
Вся она усохла, пожелтела. Болезнь, срослась с нею. Стала её образом.
- Как ты милая? Обратился Фёдор к Любе. Он схватил её за руку. Сжал вялую прохладную ладонь в своей.
Люба слабо ответила. Потом прошептала:
- Нормально вроде.
Не было в её голосе ни жизни, ни уверенности. Лишь тусклость, безысходность.
- Мама, вот тебе передача. Сок, апельсины. Сказала Маришка, поставившая букет в банку с водой, и стала вытаскивать содержимое из пакета.
- Поставь в холодильник. Так же шепотом, обратилась Люба к дочке.
С тех самых пор, с того проклятого пожара, Люба практически не разговаривала. Говорила редко, и помаленьку. В основном шёпотом. Совсем перестала петь.
Раньше, у них с Фёдором была семейная традиция. Они частенько пели вдвоём, под гитару. Федя играл и пел, а Люба подпевала. И получалось здорово. Всем нравилось. А теперь!
Атмосфера в палате стояла душная.
Нет, не потому что было реально душно. Сама больница давила! Да и Люба, выглядела не цветущей розой.
Злой занозой в мозгу, застряли слова одного знакомого, что случайно попался им в самой больницы.
- Федя, братан! Что ты тут делаешь!?
- Здесь всё какое-то тухлое! Здесь смертью пахнет!
Фёдор был согласен. Действительно, в медицинском учреждении, пахло смертью, болью, страданиями.
Побыв в больнице какое-то время, они нашли лечащего врача Любы. Пообщались с ним.
У него, были подозрения на рак.
В общем обратно, к трамвайной остановке, они с дочкой шли молча.
В угнетённом состоянии, в котором Фёдор в последнее время пребывал всегда,
он вспоминал радостные события, что случались в их с Любой жизни, и тяжело вздыхал.
Дочка, тоже вздыхала. Думая, видимо о своём.
Через месяц, они с Артёмом, будущим Фединым зятем, собирались пожениться. Уже и заявление в ЗАГЗ подали. Но вот болезнь Любы! Она конечно, омрачала всё.
Фёдору, неожиданно для самого себя, захотелось напиться!
После того, как он уволился с Химического производства, выпивал редко. На день рождения, на свадьбе у сына. В общем не часто, под настроение.
Сейчас же, жутко захотелось нажраться! Одному. Чтобы без свидетелей! Чтобы собственных слёз не стесняться.
Так они и шли до самой остановки.
Трамвай подошёл. Как-то уныло он ехал. Тускло, словно тоже болел, вагон прозвонил, и трамвай, остановился.
Федя и дочь, вошли вовнутрь.
* * *
Фёдор ехал в трамвае. Вагон был старый. Чуть подкрашен, чуть подновлён. Кресло, хоть и более мягкие чем в его детстве, но всё же старые, несущие на себе налёт времени. Весь он поскрипывал, дребезжал. Словно немощный старик.
Фёдор и сам, олицетворял себя, таким же трамваем.
Тоже, вроде как подлатанный, подкрашенный. Но на самом деле, чувствовал себя Фёдор, таким же как и этот вагон, престарелым, скрипящим, и дребезжащим.
Он уставился в окно. Скоро его остановка.
Он ехал и переживал. Переживал всё то, что ощутил, пока ехал эти шесть трамвайных остановок. На душе было грустно.
Внезапно, он почувствовал что кто-то стоит рядом.
Оторвавшись от окна, Фёдор повернулся. Перед ним, держась за одно из сидений, стоял одиннадцатилетний мальчишка. Кого-то он Фёдору напоминал.
- Привет! Жизнерадостно улыбнулся он Фёдору.
И тот, мгновенно узнал мальчишку. Это был, он сам!
- Привет. Печально ответил Фёдор.
- Меня Федей зовут. Всё так же жизнерадостно возвестил пацан.
- Я знаю. Ответил Фёдор.
Потом пожевал губами, словно был древним старцем, и спросил:
- Ты это я!?
Мальчишка согласно кивнул. Затем достал из кармана небольшую, потемневшую от старости медную книжицу, и протянул Фёдору.
- Держи. Привет из детства.
Фёдор взял неожиданный подарок. Повертел в руках, сказал:
- Спасибо. Я давно его потерял.
Мальчишка кивнул.
Этот, толи брелок, толи сувенир, Фёдор помнил отлично. Медная обложка книжицы, закрывалась на декоративный замочек. А внутри у неё, была складывающаяся лента, состоящая из маленьких фотографий. Оружие великой отечественной.
Были там, автоматы, пистолеты, гранаты и винтовки.
Фёдор вспомнил как дорожил этой книжицей. В своё время, он выменял её на несколько значков и редких марок, у того же одноклассника, а впоследствии напарника, Васька.
- Тебе понравилось? Спросил Федя у Фёдора.
- Что?
- Эта поездка.
- Где-то да, а где-то нет. Что-то было радостно, а что-то грустно. Сказал Фёдор, перебирая в душе, впечатления от поездки.
- Не печалься, это не последняя наша жизнь! Всё так же жизнерадостно сказал мальчишка.
Это было неожиданно. И Фёдор, вопросительно вскинул брови.
- Понимаешь, продолжил, улыбаясь Федя.
Мы с тобой, одно целое. Но между нами всё же есть различие.
- Я сущность, а ты личность.
Фёдор нахмурился. Поднял глаза, поймал взгляд мальчишки, и спросил:
- А в чём разница?
Федя маленький задумался на минуту, потом сказал:
Скажем так, я дух, а ты одна из граней опыта этого духа. Понял?
Фёдор отрицательно помотал головой.
Тогда, пацан достал из кармана ветровки крупный бриллиант, и показал его Фёдору.
- Видишь?
- Вижу бриллиант, ну и что?
- Каждая грань этого камня, может быть разной. Одна синяя, другая жёлтая, третья с неким оттенком, четвёртая ярко горит, другие меньше. Продолжал мальчишка, вертя в пальцах бриллиант.
- ты, личность, часть меня. Одна из граней такого вот бриллианта. Продолжал он. Придёт время, и мы сольёмся с тобой в одно целое, и станем Брахманом. А пока...
Мальчик вытянул драгоценный камень в сторону солнечного луча, неожиданно пробившегося сквозь стекло окна. Тот, вспыхнул всеми цветами радуги, отбрасывая в стороны сотни ярких бликов.
- Видишь! Все они сверкают! Каждый по-своему. Всё так же жизнерадостно улыбаясь, сказал мальчишка.
Фёдор смотрел, не отрываясь.
- Ты, один из таких бликов. Я сам, бриллиант.
Фёдор, заворожённый гармоничным световым рисунком, от соприкосновения луча солнца и драгоценного камня, согласно кивал.
Все мы, подбросив в ладони камешек, продолжал мальчишка, стремимся к нему.
Он ткнул указательным пальцем в окно, и Фёдор, перевёл взгляд на небо, куда собственно и указывал Федя.
Там, высоко в небе, Фёдору показалась огромная сияющая фигура. Состояла она из миллионов бриллиантов, точно таких же как тот, что сиял в руках мальчишки.
И вот, когда мы все ограним и отшлифуем все свои грани и сольёмся с абсолютом. Он вновь указал на сияющую фигуру в небесах, придёт благодать. То самое, царствие небесное.
- Почему? Переведя взгляд с фигуры абсолюта в небе, на лицо мальчишки, спросил Фёдор.
- Потому что в этот миг, мы сольёмся с творцом.
- А сейчас? Не понял Фёдор.
- Сейчас, мы все его частички. Но, как бы несовершенные. Да и к тому же, разбросанные. Серьёзно ответил Федя. И наша задача, убрать всё лишнее. Очиститься, и слиться воедино. И тогда весь мир преобразится. Правда произойдёт это не скоро. Но всему своё время. Посерьёзнев, закончил он.
Трамвай замедлил ход, автоинформатор сообщил остановку, и мальчишка Федя, потянул мужчину Фёдора к выходу.
Так они и шли, взявшись за руки.
Потом, Фёдор осознал что маленького Феди рядом нет. Идёт он один. Но на душе было радостно.
Рассеянный взгляд блуждал по округе. Рука в кармане сжимала медную книжицу.
Внезапно, он увидел богато украшенные купола церкви. Решил зайти.
Теперь он точно знал что жил не зря. Что ещё ничего не окончено. И то, что несмотря на тяготы и невзгоды, всё будет хорошо.
Владимир Сазонов.
26 10 2023 - 02 11 2023