Я и мои собаки.
В то далёкое лето случилось мне жить без мужа и детей в далёкой от Москвы деревне.
Приходилось ходить на колодец, из его глубины, где жило эхо, поднимать и с трудом выволакивать мятое металлическое ведро, звеня отполированной временем цепью, переливать ледяную воду в четырёх вёдерный бидон, привешенный к тележке, тащить его по колдобинам. Наполняя живительной влагой вкопанные около избы бочки, я непременно обливала себе ноги, подол хоть выжимай. Сделать больше пяти ходок в день не решалась. Да, и не к чему, так как мои огородные растения держала на жёстком пайке, выливая под корень не больше полулитровой кружки. Этому рациону меня научил сосед, проживавший когда-то на нашем конце деревни. Теперь, лишившись помощников, этот совет был мне на руку, поскольку дел хватало: внимания требовал не только огород и картофельное поле, усеянное колорадским жуком, но и многочисленные, плодоносящие в то время садовые культуры. Варенье, компоты…
Как не странно одиночество не тяготило меня, по ночам не плакала, спала крепко и почти без сновидений, которые обычно навевал мне тяжёлый дух в избе. Стараясь не нарушать заведённый в нашей семье порядок, варила обед, завтрак, ужин и даже полдничала. Время от времени приходилось пополнять запасы продовольствия и то спускаясь, то поднимаясь по склонам оврага, шлёпать по узкой, едва заметной тропе к сельпо, переименованному в “Магазин”.
Обычно меня сопровождал кобелёк, щенком приковылявший к нам ещё в прошлом году с пожарища и его приятели, брошенные переехавшими в город хозяевами. Спустившись в лощину и перейдя ручей, своего брала на поводок, а другим строго-настрого приказывала ждать меня перед огородами, круто поднимавшимися к избам. Как не странно, они слушались и валялись под кустами акаций, дожидаясь меня.
Однажды, когда я подошла к магазину, бывшему сельпо, ничуть не изменившемуся за годы российского капитализма, увидела овчарку, исхудавшую так, что бока казалось чуть ли не слипшимися, ноги напоминали тонкие ходуле подобные палки. Эта собака по кличке Карат была мне знакома и раньше. Годовалым щенком его привезли наши соседи и то сажали на цепь, то отпускали порезвиться. Как-то, перелетев через наши огородные слеги, он подбежал к нашему крыльцу. Испугавшись, не потому что у страха глаза велики, а потому что вблизи, раньше я видела его только издали, пёс оказался гораздо крупнее, чем можно было ожидать.
- Иди домой, - пролепетала чуть слышно и тут же с изумлением увидела, как он, развернувшись, весело перебежал через участок, с лёгкостью преодолел забор и отправился восвояси. “Красавец!” - подумала я.
Теперь же передо мной стоял тощий, оголодавший пёс с потухшими, умными глазами. Казалось, он еле стоит. Странно почему он не встречался мне, ведь дом, где жили его хозяева стоит недалеко от нашего. Я подумала, что он с голодухи пришёл к магазину в надежде получить подачку и встревожилась, поскольку уже и тогда знала, что загнанных лошадей пристреливают.
- Иди домой, я тебе обязательно что-нибудь принесу, - сказала я. И опять, как и в первую нашу встречу, он развернулся, но не побежал, как когда-то, а понуро поплёлся.
Когда я, окружённая собачонками, Бим, Верный, Мухтар, подошла к своей калитке, Карат уже стоял около неё. Моя свора принялась его облаивать.
- Иди домой, я сама к тебе приду.
Не разбирая сумки с продуктами, принялась за варево. В ход пошли вчерашние щи, сварила суп из пакетиков, гречневую кашу, добавила банку тушёнки. Из-под терраски вытащила ведро, то, которое осталось от прежней хозяйки (“Нина, ты только вёдра не выбрасывай, это самое ценное”, - сообщила мне она заговорщицким тоном). Наполнила его. И, ещё не заросшей тропинкой, потащилась через пепелища. А Карат уже ждал меня. Через минуту он с грохотом катал ведро, вылизывая остатки. С тех пор он прибился к нашей компании, но держался на почтительном расстоянии. У меня не столовался, как другие, и время от времени я ходила к нему сама со своими подношениями.
В то лето, как обычно по традициям нашей семьи, вечером, когда солнце катилось к горизонту, я собиралась на прогулку вдоль ручья. Ещё не успевала вытереть руки после полива огорода, а за мной уже прибегали собаки. Иногда я так уставала, что совсем не хотелось куда-то идти. Тогда я обращалась к ним:
- Идите, гуляйте сами. Я сегодня не пойду.
Но они не отставали, а тот, который наш, хватал меня за треники и начинал их трепать.
Приходилось подчиняться.
Карат поджидал нас. Он шёл рядом, с другой стороны тропинки. Его бока приняли нормальный вид, и сам он казался вполне себе ничего. Почему-то его хозяева не появлялись до конца лета и только в конце августа приехали и увезли с собой в город.
Уехала и я, забрав с собой Бима.
Мурат и Верный перекочевали к слепой Матрёне, жившей за развалившейся колонкой.