Из всех своих достоинств и недостатков я всегда как-то особенно выделяла одну черту, которая мне казалась благом космического масштаба и очень редким качеством для современного человека, живущего в пору великих искушений и авантюр. Я не азартна. По крайней мере, и до поры мне хотелось думать именно так. Например, я никогда не играла на деньги. Даже с друзьями и шутки ради на какую-то мелочь из кармана – меня особо и не принуждали, конечно, но этот дружеский досуг был не для меня. А еще я никогда не была в казино, даже на виртуальной площадке, даже «просто посмотреть». И спорила тоже крайне редко – только когда до этого доводили обстоятельства и это было единственной возможностью окончить бессмысленный разговор. Ну, бывало еще несколько раз поспорить с коллегами. И то по каким-то смешным пустякам, когда спор носил характер не столько спора, сколько какой-то внутренней корпоративной шуточки – опоздает ли на работу практикант, на сколько в этот раз задержат оплату и кого вызовут на ковер к главному, если эти хождения на ковер были обязательным ритуалом в день аванса. Начальник очень любил метод кнута и пряника. Пряник был заслуженным, кнут – надуманным и не очень болезненным. Просто нужно было перетерпеть. И вот мы каждый месяц спорили – кого же вызовут в этот раз. Звали всегда по двое, так что угадать пару было особенно престижно. Но самый главный джек-пот у нас был такой – это и пару угадать, и оказаться в ее числе. Тогда «победитель» получал от коллег утешительный приз – кофе и булочку. И тихо уходил вместе со своими плюшками плакать на курилку.
Так вот, азартной я никогда себя не считала. Такой у меня был ровный, немного занудный характер и на «слабо» не возьмешь. Вот так казалось. Так что теперь пробуждение этого нового, странного, неугомонного чувства в себе обнаруживала с таким же исследовательским интересом начинающего диагноста, как начало какого-то заболевания – вот глаза режет и ломота в костях, потом вялость и температура, потом там заболит, а затем тут… Хотя у моего азарта, конечно, были другие симптомы, но не менее горячечные и болезненные – первые несколько часов я не выпускала телефон из рук, проверяя все мессенджеры. Потом, когда сообщения стали приходить регулярно, я начала их бережно копить, даже переписывать на лист по порядку их получения, все пытаясь выявить в них какие-то скрытые смыслы и подтексты, намеки, шифры. Потом начала отвечать, подыгрывая своему неизвестному собеседнику – сначала осторожно, односложно, потом все увереннее, и даже позволяя себе ответную издевку и подтрунивание, легкое такое подстегивание. Да, находясь в безопасной дали от опасного собеседника, все казалось какой-то игрой. Ну, чем не подкидной дурачок на какой-то виртуальной площадке? И мне искренне становилось все интереснее – а что дальше? И все яснее я понимала – я готова на многое, я буду играть в эту игру, хотя еще до конца не понимаю ее правил. Но я играю. Я в игре!
С Олей в эти дни мы не виделись. Сначала мне передали, что в интернате кто-то заболел и на несколько дней его закрыли для посещений. Потом она передала письмо и отправила несколько сообщений: в первом просто была какая-то забавная картина с собакой, у которой на носу сидит бабочка, во втором Оля сказала, что взяла читать новую книгу и дела у нее в целом идут хорошо. Моими делами она при этом не поинтересовалась, потому я решила, что лучше не буду пока отвлекать мою девочку от ее очень важных девчачьих дел, а дождусь возможности полноценно встретиться и погулять, и тогда во всем нормально разберусь. Отправила ей картинку с котом, пожелала бодрого настроения и новых, интересных книг.
Нет, наверное, я и не планировала рассказывать Оле слишком многое о моих делах. Тем более я, конечно, догадывалась, что мои действия если не противоречат закону, то здравой логике они точно чужды. Да и пример в этом случае для подрастающего поколения из меня выходил не самый хороший. Но все же кое-что я бы могла с ней обсудить. Например, о тех же «хороших» и «плохих» делах. Какая должна быть цена твоего плохого поступка? Всегда ли ты точно знаешь?
И об азарте было бы интересно поговорить с Олей. И о том, как порой некоторые вещи затмевают в жизни другие.
Да, у меня шла игра, которая отвлекала от всего. Даже от мыслей об Оле. Я даже подумала, что моя девочка – это тоже какая-то разновидность моего азарта. Сугубо педагогического, когда я сама для себя задираю какие-то новые планки и берусь обсуждать с особенным подростком нравственные дилеммы, в которых сама не сильна. Но сейчас Оля в моей голове как будто утихла и новая, странная игра захватила буквально с головой.
Телефон из руки я не выпускала. Две ночи спала какими-то клочками, постоянно просыпаясь и вглядываясь в экран – что там, есть уведомления? И довольно быстро вдруг дошла до какого-то почти истеричного состояния, в котором мне уже не была интересна эта долгая переписка с намеками и взаимным подстегиванием, я ждала действия.
Напиши уже – когда и куда мне ехать, идти, бежать? Просто напиши – куда и когда.
Как будто подчиняясь каким-то жанровым требованиям, мой невидимый собеседник прислал сообщение глубокой ночью:
«Если тебя не разочаровало наше последнее приключение в заброшенном доме, приглашаю в ресторан. Двенадцатый километр Александрийского шоссе. «Родники». Найдешь?»
Это сообщение я прочитала, должно быть, с таким же чувством, как смотрят на тест на беременность после нескольких недель метаний и сомнений. А теперь стало все однозначно понятно. Значит, уже проще. Но не легче.
Потому выдохнув и даже как-то успокоившись – вот, теперь я знаю место, я впервые за несколько дней спокойно легла спать. А что? Он не сказал, что ехать нужно немедленно. Впрочем, даже если бы сказал, разве это для меня было бы важно? Это интернет, а не телефонный звонок, он же не мог рассчитывать, что я прочитаю сообщение немедленно после отправки, а значит, и ехать незамедлительно я не должна. Потому – утром, все утром. Спокойно, на свежую голову и при свете дня. А при свете дня, как известно, никаких призраков не бродит, никакие страхи не мерещатся, да и просто безопаснее. И вообще! Это же ресторан! На шоссе, вдали от города, но люди там должны быть. Обслуживающий персонал, официанты, даже другие посетители. Они смогут сообщить в полицию, если что-то у меня пойдет не так. А будут смелыми, так вообще отобьют и защитят.
Сквозь сон я продолжала фантазировать, как и что может произойти и как мне нужно перестраховаться, защитить себя. Я даже подумала, что в ресторан поеду, как-то нарочито небрежно одевшись. Лучше всего в спортивный костюм. Подчеркнув, что это не свидание, не приключение, не событие, а так… чепуха, суета, заглянула, проезжая мимо. Зайду, закажу себе какой-то люля-кебаб, съем и посмотрю, что будет. И счет сразу попрошу, чтобы иметь возможность сразу уйти, если какая-то суета начнется…
Потом в голове все затуманилось, завертелись какие-то закуски на тарелках, коты, бомж Компот, пинающий школьника, и, почему-то, старый цирковой аттракцион с запрыгиванием гимнастов на перши. Гимнасты при этом кудахтали, как куры, а я сидела на галерке восьмого сектора и хохотала, как ненормальная.
Я сплю? Я на мгновение вернулась в сознание, отделив сон от яви, встревожилась, попыталась снова представить кур на першах, но они больше так не веселили. Но как-то быстро кур затмили какие-то планеты, коридоры и другие глупости, и я снова уснула. В этот раз до утра.
У Кузнечика было тяжелое утро. Началось оно с неприятности – в их убежище, пока они бродили по рынку, пробрался бородатый, огромный и мерзко воняющий бомж. Петкурица с ним немного пободался и даже запустил камнем, но ничего сделать не смог, потому пришлось перебираться в другое место – в коллектор, вход в который находился в зарослях кустов между общественным туалетом и детским кафе «Машенька», что рядом с рынком как раз у входа в центральный городской парк.
Это место было плохим – сильно подтапливалось в дождь, в засушливые летние месяцы неоднократно горело, потому все время пахло гарью и тухлятиной, а еще временами тут бывали рейды полиции, да и бомжи наведывались часто и сразу толпами, потому вероятность быть избитыми чуть не прямо во сне увеличивалась в разы. Но отсюда было рукой подать к давно облюбованному заброшенному цветочному павильону, от которого, как от самого надежного места, уходить далеко не хотелось. И близко к рынку, и до вокзала рукой подать – ночью даже слышно, как стучат колеса. Так что ребята пока перебрались сюда, в черную прогоревшую тьму в кустах, которую кто-то когда-то так и назвал – «Ад».
Чумка плелась вяло, она два дня болела и только время от времени просила есть и пить, от чего ее почти сразу рвало, а Петкурица, воинственно сжимая кулаки, продолжал ругаться, вспоминая бомжа, который их выгнал.
– Я его ночью сожгу! Бензин раздобуду и сожгу!
Так и перебрались.
Кузнечику было досадно, но он еще с ночи успел раздобыть целый пакет с пирожками, выброшенными возле вокзальной забегаловки, потому, сидя в кустах над коллектором, как настоящий Соловей-разбойник – обзор был великолепным, быстро поел и побежал обратно на рынок, искать Дугурхана.
Чеченец, сидя среди гор сухофруктов на маленьком раскладном стульчике, умощенном расшитой подушечкой, флегматично очищал мандарин и встретил Кузю традиционно хмуро, но даже бровью не повел, когда Кузя стал насыпать себе в карманы арахис из мешка. Сказал только:
– Листовок нет, приходи завтра.
Кузнечик артистично опустил плечи, демонстрируя разочарование из-за того, что работы для него пока нет, вздохнул и поплелся дальше. Шагов через пять оглянулся и с надеждой уточнил:
– А финики взять можно?
– Нет, – не поднимая головы, сказал Дугурхан, и Кузя, опустив плечи еще скорбнее, пошел дальше.
У мясных рядов, где никогда не хотелось задерживаться слишком долго из-за тяжелого, тревожного запаха крови и потрохов, беспризорник увидел грузчика Буру и какого-то неизвестного ему паренька в черной, огромной, теплой не по сезону толстовке с капюшоном. Эти двое – оба одинаково тощие, длинные, нескладные, неуютно терлись возле прохода в крытый павильон, неприветливо поглядывали друг на друга, перекидывались какими-то фразами, но как-то издали, и дистанцию между собой как будто боялись сократить. Если поток людей в какой-то момент заставлял их встать ближе хоть на шаг, то потом они немедленно опять разбегались по разные стороны и, наверное, иногда им даже приходилось кричать друг другу, чтобы быть услышанными. Потом потоком людей их снова прибивало почти нос к носу, и снова они разбегались подальше. Завораживающе это смотрелось. Как будто там, в толпе, они танцевали какой-то сложный средневековый танец. И вел, наверное, по большей части Бура, но и незнакомец, надвинув глубоко на лицо свой капюшон, не давал собой вертеть, как какой-то средневековой барышней, а все норовил исполнить какое-то па посложнее.
Кузя, который ценил свое чутье на две вещи – халяву и драку, сразу начал присматриваться. В целом плевать ему было на Буру, даже если этому болвану сейчас пару раз и прилетит по его длинному носу. Но все равно, что-то в этой странной сцене Кузнечика настораживало – и место, и вид оппонентов, и их специфический «танец». И Кузнечик даже начал прикидывать, кого бы позвать из грузчиков при случае и как можно быстрее, если там, у крытого павильона, сейчас и правда что-то произойдет. Грузчики за своего сразу побегут, стоит только крикнуть погромче, у кого из своих проблема, и пальцем в нужное направление ткнуть. У них вообще все быстро и коротко – сначала своего отбить, а потом уже разбираться, кто прав, а кто виноват, так что оно решится как-нибудь. А Кузе, при таком раскладе, тоже плюс выйдет – сам в драке участвовать не будет, но за Бурой будет должок. При случае можно будет спросить. И вот не зря, чувствовал Кузнечик, что Буратино, которому по носу прилетало завидно часто, сейчас от незнакомца как-то особенно сторонился, хотя и не уходил совсем – видно, что боялся. И больше, чем это могло бы быть при обычной стычке. Может, у того, в черном, нож? А Буре-то что? Шел бы себе. Но нет, стоит, упрямится. В чем же дело? Что же там его держит?
Но ничего особого возле мясных рядов так и не произошло, зря Кузнечик засел за ящиками и всматривался. Прошел поток людей, затем другой, и два «танцора» – Бура и тот, в черном, несколько раз весьма неприветливо что-то друг другу прокричали из разных углов, а потом, немного пооглядывавшись, как будто боялись лишних глаз, вдруг сошлись и чем-то незаметно обменялись.
Кузя даже ухмыльнулся – ну, у дурака Буры деньги завелись, вот и решил в жизни что-то новое попробовать. Хотя на него не похоже. Но, может быть, он и не себе, а значит, не зря тогда боится – за такие дела и свои могут проучить, и менты, опять же…
А дальше – опять что-то непонятное: оба стоят, головами крутят, теперь уже намеренно кого-то еще высматривают, а Бура еще и руками размахался. Показывает то в одну сторону, то в другую.
Победило любопытство, и Кузнечик, выбравшись из засады за ящиками, пошел к Буре.
Сразу понял, что это он, наверное, зря, так как Бура, увидев его, стал как будто и хмур, и рад одновременно.
– Ищем тебя, – сказал он Кузе и показал на парня в черной толстовке. – Это Фотон. У него какие-то дела с интернатскими и вот, с тобой тоже… дела будут.
И, явно испытав облегчение, как от большого, однозначно завершенного, а потому больше не беспокоящего его дела, Бура развернулся и пошел прочь.
Кузя посмотрел в глаза парня в черном и вдруг, как под очарованием цыганской магии, сообразил, что развернуться и убежать у него просто не выйдет.
– Привет, – по-простецки сказал новый знакомый и даже как будто улыбнулся. – Ты знаешь, кто такие индиго?
И тут над городом зазвенела какая-то нота. Сначала, как далекое дребезжание трамвая, она в мгновение превратилась в реактивный самолет, зависший прямо над головой. От звука не просто сдавило голову, но буквально выдавливало диафрагму и ныло в глазах.
Кузя взялся за виски, потом за уши, потом, как после глубоководного погружения, раза три глубоко и тяжело вздохнул и, пытаясь пробиться сквозь рев и стон, хрипло выдавил:
– Нет.
И сам удивился. Казалось, страшный новый звук был не вокруг, а внутри него самого. Внутри нового знакомого. Внутри удаляющегося Буры.
Но больше никто, совсем никто его не слышал.
Люди шли мимо, пахло потрохами и кровью, светило пронзительное летнее солнце.
Звук гремел, пытаясь наиграть какую-то дикую мелодию, гремел внутри. Снаружи его не было.
– Хорошо, – спокойно сказал новый знакомый, кривя губами, так как грохочущая мелодия досаждала и ему. – Сейчас, сейчас все объясню…
Я проснулась часов в шесть, еще до звонка будильника. Без нервов, без малейшей паники и не испытывая никакого сомнения в том, что я делаю. Солнце, яркий летний день и шум города как-то меньше располагали для страха и тревоги, чем одна из недавних ночей. Я, в ходе весьма легкомысленного диалога сама с собой, прикинула так: да, конечно, в ресторан с утра пораньше не ходят, но, судя по его расположению, он, скорее всего, круглосуточный – для тех, кто отдыхает рядом на турбазах, для тех, кто едет по трассе... А я вот приду утром, когда никто не ждет, и все пройдет нормально. Утро же не время для злодейств, верно? Отбуду свое, перекушу и уйду. Может быть, на память еще пару снимков на телефон сделаю.
Во мне поселилось непреклонное убеждение, что все произойдет именно так: котлета с гарниром в пустом зале дорогой закусочной, которая только по недоразумению называется рестораном, тоскливое просиживание в новостной ленте телефона во время еды, чашка кофе перед уходом и никаких чаевых, я же не буржуй. И ничего не произойдет. Это странная игра, в которой мало смысла, одно только глупое запугивание. А я – вот какая, не из пугливых. Не из самых умных, но и не из самых пугливых.
Вот таким самоопределением я удовлетворилась. И даже почувствовала что-то, что на языке глупых личностных тренингов называется замотивированность.
Ух, я такая не самая умная и не самая пугливая, что сейчас поеду и… Не знаю, что там произойдет, но я всех перехитрю и одолею.
И, так как я не буржуй, я решила, что на такси больше тратиться не буду, и села на автобус. Остановка была не то чтобы слишком рядом к нужному мне месту, но, если верить карте, минут за десять-пятнадцать к «Родникам» прямо пешком по трассе я легко добреду. И расположение ресторана, опять же если верить карте, совсем глухим и пустынным не казалось – рядом какие-то санатории с гостевыми домиками, дачный поселок…
Сложность только в том, что автобус ходит раз в три часа. Но и с этим не сложно – просто прогуляюсь, посижу с чашкой кофе подольше. В конце концов, могу и такси взять. Получается, буржуй немного…
Только от идеи со спортивным костюмом я отказалась – душно. Нарядилась в любимые джинсы и рубашку, сунула в сумку блокнот и побежала на автобус.
Утренняя долгая поездка с чашкой кофе из автомата, раздобытой тут же, в супермаркете возле остановки, напомнила что-то старинное, студенческое. Маленькие шоколадные батончики «Орешек», которые мы брали в буфете каждое утро, пока их хватало на все наши голодные рты. И как собирались на крыльце, до последней минуты не спеша в душные аудитории. Мне сейчас только конспектов не хватает в сумке и бодрого настроения сгрызть за один присест весь гранит науки. Скучнее я как-то стала, упрямее в своей лени. Может быть, это и называется – быть взрослым?
Автобус скрипел на поворотах, подпрыгивал на ухабах, но все равно навевал дремоту. Как будто не к маньяку в гости еду…
Запоздало навалилась тревожность. Как-то я слишком беспечно поступаю. Надо хоть кому-то сообщить, куда я поехала.
Я задумчиво пролистнула телефонную книгу. Сначала чуть было не позвонила Маше, но потом передумала – долго, очень долго объяснять, так что в итоге нашла Пашкин контакт. Спит, наверное, звонить не буду. И я просто скинула сообщение:
«Несусь вперед, за приключениями! Двенадцатый километр Александрийского. Волшебное место – Родники! Постарайся меня не потерять. Обнимаю!»
И Паша, похоже, действительно еще спал, так как на сообщение не отозвался. Ладно, увидит же однажды.
Автобус между тем почти полностью опустел еще в городе, даже дачники не затесались. Я отсчитывала нужную остановку и все больше переживала – теперь дорога казалась пустой, места в веселенькой летней зелени – дикими. Ну, да, карантин только отменили, какие вам рестораны и турбазы? Не все еще осмелели…
Но что меня особенно удивило, что дорога казалась мне смутно знакомой. Как будто где-то тут я уже проезжала. Вспомнить бы. И ощущение все накатывало и накатывало, как будто дежавю. Такой, пожалуй, кажется обратная дорога, когда после отпуска возвращаешься домой. Нет, ну никак ты не мог ее запомнить, проехав единожды. А какой-то кустик на обочине, деревья на горизонте все равно покажутся знакомыми.
Странное чувство.
На нужной остановке вышла бодро, но тут же растерялась, не понимая, в какую сторону идти. Кругом только деревья, поля какие-то. Немного воодушевил указатель, что рядом заправка. Скорее всего, в ту сторону и нужно. Я замаршировала быстро, мгновенно покрывшись пылью и потом, по пути сфотографировав красный степной мак и еще какие-то синенькие цветочки.
Мимо пролетели «Жигули». Пожилой бородатый водитель участливо притормозил и поинтересовался:
– Куда?
– «Родники» рядом?
Он показал рукой вперед, сказал что-то, но я не расслышала из-за дребезжания и грохота машины. А потом, чуть громче:
– Подвезти?
– Нееее… – я активно замахала головой. – Я гуляю!
Водитель пожал плечами и уехал.
Вот, и люди участливые сразу попались. Не пропаду!
Но шагов через сто мой энтузиазм сменился уже не паникой или сомнениями, а полным недоумением – впереди, в низине, в которую под крутым углом скатывалась дорога, среди прореженных деревьев стал виден громадный павильон, огороженный заборчиком под плетеную изгородь из веников. Да, тот самый. «Родники». Но, судя по ввалившейся крыше, битым стеклам и щедрым надписям из баллончиков с краской, павильон давно был брошен. Собственно, крыша там была не просто ввалившаяся, она была как будто обглодана. А на площадке, где, наверное, когда-то стояли столики и готовился шашлык, даже успело прорости чахлое дерево.
Почему, уже съездив в один заброшенный дом, я даже не предположила, что тут меня может ждать такой же сюрприз?
Я несколько раз сфотографировала руины ресторана издалека и, решительно стиснув кулаки и зубы, стала спускаться по крутому пригорку.
Какое место тут неуютное. Спуск неуклюжий, даже асфальт местами порвало. И дорога только по трассе, вместо обочины – склон в колючках.
Но меня посетила мысль, что заходить на территорию заброшенного ресторана совсем необязательно, можно просто пройтись рядом, сделать пару кадров и уйти. Будет ли считаться, что я пришла на «свидание»? Наверное, будет. Будет ли это наиболее благоразумно с моей стороны? Однозначно. В конце концов, я не получала каких-то других инструкций, кроме пожелания явиться в это место.
Все, блуждать по заброшенным домам я никому не обещала. Пару снимков, и я уйду.
Так и решила.
И, пару раз глубоко вздохнув, как будто это мне добавит сил и храбрости, я пошла.
Да, заброшенный павильон ничего интересного из себя не представлял – загажен, в битом стекле, бутылках, фантиках. Впрочем, в свете яркого летнего солнца и угрожающим он совсем не казался – просматривался хорошо, почти наверняка был пуст и необитаем. Хотя и очень грязен. Осмелев, я даже зашла во двор и почти без интереса заглянула в одно из выбитых окон. Да, тут явно готовились к моему визиту – на подоконнике и полу сидели куклы в пестрых детских костюмчиках, а перед ними, как алтарь, стояла пустая упаковка из-под куриных крылышек. В ней, заметно перемазанной кетчупом и жиром, лежала (да, страшная, и как это детям каких-то поколений эта игрушка могла быть интересна?) оторванная и заметно потрепанная голова резинового Карлсона. По ее виду можно было бы сказать, что она долгое время каталась на крюке для зацепа прицепа. Такой привет из девяностых. А еще привет от Караваджо с его прекрасной Юдифь, немного брезгливо, но вполне уверенно отпиливающей голову Олоферну. Да, где-то там, в Палаццо Барберини, жуткое полотно итальянского мастера наверняка нагоняет мурашки на спины любознательным посетителям музея, но тут, на двадцатом километре Александрийского шоссе, в окурках, бутылках и солнечных зайчиках, вид обезглавленного Карлсона меня совсем не впечатлил. Маньяк (если это маньяк, а не какой-то сумасшедший, который решил меня вот так зло разыгрывать) мог бы для второго моего «испытания» придумать и что-то поинтереснее. Это я уже видела в том, первом заброшенном доме.
Сделав пару снимков прямо через окно, я еще раз проверила телефон – не написал ли мне мой загадочный «маньяк» и не проснулся ли Пашка, наверняка немедленно кинувшийся бы выяснять, в какое приключение я решила удариться в этот раз.
Да, в этой дыре даже интернета нет. Кто мог придумать поставить тут ресторан? Такое неуютное и неудобное место. Неудивительно, что стоит заброшенным…
И, уже вполне беспечно, как праздно гуляющая, я пошла обратно к остановке. До автобуса еще часа два. Так что на работу если заявлюсь, то после обеда. Ну, что ж, еще успею написать на третью полосу заметку про выставку местного фотографа. И Оле обязательно напишу…
Идти по склону вверх, по пыльной трассе прямо под пекущим солнцем было настоящим мучением. Но запах степной травы, разлетающиеся из-под ног кузнечики и эти мелкие маки, которых, похоже, в этом году вообще удивительно много, меня радовали. Давно так не бродила. Одна, по полям…
И тут откуда-то издалека, со стороны города явственно и болезненно зазвучала какая-то жуткая, дребезжащая нота. Как будто кто-то пытался порвать струну, но она не поддалась с первого раза, а, вырвавшись из пальцев, только врезалась в гриф и завизжала.
Сначала там, над городом. Потом в небе над моей головой. А потом и прямо у меня в голове. Двигаться стало очень трудно, но в теле была блаженная легкость, как будто я оказалась в невесомости. И мысли стали прыгать неразборчиво, спутанно.
«Инсульт…» – подумала какая-то последняя частичка разумной меня, а все остальное требовало или идти куда-то, а лучше – бежать, или искать что-то, но я никак не могла понять – что.
Как в замедленной съемке я увидела машину, несущуюся по склону прямо на меня. Все так же, как в кино, медленно и неуклюже, я стала метаться по узкой дороге из стороны в сторону, понимая, что куда бы я ни свернула, хромированный бампер немедленно разворачивается в мою сторону. И, еще медленнее, как будто прыгая в мед, я развернулась в сторону колючек, торчащих в гравийной насыпи на обочине, завалилась на живот прямо перед взвизгнувшим колесом и покатилась куда–то вниз, в траву и маки, в овраг.
И в этот самый момент вспомнила, что это за место. Почему оно кажется таким знакомым. И почему меня завели именно сюда.
Спина, перелом ноги в двух местах, до конца не разгибающиеся пальцы на левой руке.
Именно тут, много лет назад, меня выбросили из машины умирать.
И вот – опять.
Падение закончилось. Дребезжащая нота затихла. Осталось только летнее солнышко, выстреливающие из травы кузнечики и запах жженой резины.
Коплю на корм Пегасу – карта МИР 2202 2023 3930 9985