«Сталин – человек мысли» - писал о вожде Андрей Андреевич Громыко, легендарный «Министр Нет». Поразительные воспоминания об Иосифе Виссарионовиче от замечательного дипломата, на полвека определившего мировую политику.
Действительно, если задуматься, Громыко готовил Тегеран и Ялту. Работал на конференции в Потсдаме со Сталиным и создавал ООН. От Карибского кризиса до ядерного разоружения, это всё - Громыко.
Есть воспоминания, что в середине восьмидесятых Примаков предлагал Громыко подумать о посте генсека. Любопытно, как сложилась бы в этом случае судьба Советского Союза.
Но Андрей Андреевич тогда вполне разумно сказал, что с его здоровьем такой пост потянуть будет уже непросто. И согласился поддержать молодого и бодрого Горбачёва. Также известны воспоминания как горько Громыко пожалел о своём выборе, когда оказалось, что молодой и бодрый развалил всё, куда дотянулся. Это ещё Союз был цел!
Отличную характеристику Громыко оставил Шепилов, секретарь ЦК: «Бульдог: скажешь ему — он не разожмёт челюстей, пока не выполнит всё в срок и точно.»
Да и сам Громыко говорил, что на переговорах с капиталистами всегда слышит за спиной голоса трёх погибших в Отечественную братьев: „Не уступи им, Андрей, не уступи, это не твоё, а наше“.
Воспоминания такого человека о Сталине особенно ценны. Громыко пишет, что в любой ситуации бросалось в глаза, что вождь - «человек мысли». Сталин никогда не говорил попусту, просто так. За каждой фразой – продуманная и взвешенная позиция, отношение к вопросу.
Сталин формулировал мысли предельно чётко, конкретно. Как правило нестандартно, подходя к вопросу с неожиданной, важнейшей стороны.
Длинной и пустой болтовни, красивых фраз вождь не терпел. Всегда подталкивал выступающего к сути дела. И в то же время: «Сталин мог терпимо, снисходительно относиться к людям, которые из-за своего уровня развития испытывали трудности в том, чтобы чётко сформулировать мысль».
Иностранных деятелей «не баловал вниманием». Пустых протокольных встреч не любил, только трата времени. Готов был обсуждать только конкретные предложения. Попасть к Сталину у западных дипломатов считалось небывалым успехом.
Ещё одна особенность, которую отмечает Громыко – необычайная память вождя. Сложные переговоры, тем более, переговоры международные, всегда содержат массу деталей. Любой мировой лидер, кроме штата секретарей, обкладывался папками с материалами. Только Сталин приходил без лишних документов.
При этом не было случая, чтобы вождь пришёл на совещание неподготовленным. Наоборот, обычно он был лучше информирован о сути дела, чем большинство присутствующих. И выступал, в отличие от мировых лидеров, от имени СССР почти всегда лично Сталин.
Громыко пишет, что не может понять, как Сталин дожил до Победы. Режим работы и напряжение военного времени были колоссальны. Никакой организм, никакое здоровье не выдержали бы такой нагрузки. В те годы Сталин почти всегда выглядел усталым.
Одевался очень просто, хотя парадная маршальская форма ему очень шла. Но предпочитал рабочий френч. Всегда опрятный, без небрежности в одежде в любых обстоятельствах.
На вопрос об отношении Сталина к родным, жене, детям, Громыко ответил очень просто. Особенно в свете публикаций зарубежной прессы в восьмидесятые. Старый волк от дипломатии сформулировал как припечатал: «Многое из опубликованного является в значительной части плодом досужего вымысла».
На досуг времени у Сталина почти не оставалось, всё поглощала работа. При редких возможностях старался выбраться в театр. Очень любил классическую музыку, восхищался солистами Большого. Особенно выделял талант Ивана Козловского.
Громыко пишет, что его поражало знакомство Сталина с литературой. Не только технической, но и вполне художественной. Читал вождь быстро, вдумчиво и очень помногу.
Сталина можно было назвать знатоком русской классики. Часто он удивлял окружающих глубиной эрудиции от Гоголя до Салтыкова-Щедрина. Но и зарубежная литература была ему хорошо знакома. Порой он упоминал о героях Шекспира, Гейне, Бальзака или Гюго.
Отдельная тема – литература историческая. Даже по речам вождя заметно, что он очень хорошо разбирался в истории и делал из давних событий вполне современные выводы. Громыко замечает, что такие упоминания можно делать только, если очень хорошо знаешь первоисточник.
При этом у Сталина не было сложного языка, никакой учёной зауми. Наоборот, широчайшее самообразование позволяло вождю очень просто и доступно объяснять крайне непростые мысли.
По поводу манеры некоторых «историков» и киношников изображать Сталина матершинником, невыдержанным, орущим на людей. Громыко пишет, что Сталина всегда отличала «неброская корректность».
Больше того, никакого панибратства, хлопания по плечу. Всегда подчёркнутое обращение по фамилии – а что нам скажет товарищ такой-то. Пожалуй, только Молотов и Ворошилов могли говорить с вождём в более простой манере. Сказывалось давнее знакомство и работа в революционные годы.
Даже в приступе гнева, а Громыко пишет, что не раз заставал и такое, Сталин никогда не выходил за рамки приличия. А уж услышать от вождя нецензурные выражения в официальной обстановке было вообще немыслимо!
Громыко пишет, что старался лучшие черты вождя применять на себя. Сталинский стиль максимальной корректности и вежливости в любых обстоятельствах стал фирменным стилем и самого Андрея Андреевича.
Госсекретарь США Киссинджер вспоминал, что за все эти годы ни разу не видел Громыко по-настоящему выведенным из себя. А старались раскачать «Министра Нет» на переговорах всеми известными способами.
Только однажды, на переговорах в 1983 году по поводу сбитого корейского Боинга Громыко напоказ вышел из себя. Даже швырнул с силой на стол очки. Да так, что они едва не разбились.
Громыко горячо говорил, что речь не про сбитый самолёт, не про диссидентов, а про ядерный мир и судьбы мира. И партнёры были вынуждены с ним согласиться.
Киссинджер с восхищением пишет, что это была великолепная игра. Вспышка гнева Громыко отнюдь не была спонтанной. Это был отлично обдуманный и срежиссированный на публику в Мадриде гнев Советского министра.
«Сталин – человек мысли» - писал Андрей Андреевич. Ровно такими же он стремился видеть своих сотрудников. Увы, ушёл легендарный «Министр Нет» и в девяностые весь мир наблюдал совсем другую породу - министров «Чего изволите». Людей мысли тогда почти не осталось. Хочется верить, что сейчас появились.