- Айяяй, а ведь был такой милый мальчик, - бывшая "молодая" соседка сочувственно шамкала беззубым ртом и суетливо крестилась дрожащей сморщенной лапкой.
Ну да, тёть Нин, изменился... Где те пухленькие щёчки, пышные кудрявые волосы и милая улыбка? Да, соседка, перед тобой взрослый потрёпанный дядька, с лысой как бильярдный шар, головой, жёсткой складкой у губ и короткой полуседой бородкой. Большой, сильный и уставший. Ничего нового, тёть Нин, мальчик вырос.
Нет у мальчика восторженности в глазах, нет той искренности и непосредственности, с которой каждое утро он кричал: "Здрасьте, тёть Нин"! Где мечты, обещания от жизни, ожидание счастья, где это все? Кончилось, соседка. Было, да только... А, что теперь!
- Давай руку, тёть Нин, помогу по лестнице спуститься.
Помню, конечно. И Илюху помню, и Лешку, и Сашку, да. И отец тоже? Ну да, тяжело ему после смерти сына было. Да, и тетю Надю помню. Знаю, видел крест на кладбище. Там вообще много знакомых имён появилось. А вот знакомых людей всё меньше.
У меня? Да что там, тёть Нин, у меня? Жив-здоров. Да нет, какие там девки вокруг меня? На кой я им, такой старенький, сдался? Ну чего смеёшься, теть Нин, не молодею. Так и ты замуж не торопишься. После Васьки никто по сердцу не пришелся? Да уж вот так. Ну а что ж ты, сама незамужняя, меня к девкам пихаешь? Ой, теть Нин...
- Погоди, скользко здесь. Вроде весна уже, а скользко очень.
Да какие у меня дела? Так... Работа, дом, работа, дом... А там, где в кустах шалаши строили, теперь площадка хорошая - качели-горки всякие. Только радости от них как-то нет... Ну да, здоровенный мужик. Но от шалашей-то радость была? Была. А от горок-качелей нет.
- Ладно, теть Нин, поеду я. Здоровья тебе, соседка. Да уж поскрипи ещё подольше, какие твои годы?
Мужчина садится за руль, закуривает, улыбается...
- Прорвёмся, теть Нин, ты только поскрипи ещё.