Буравчик так долго хранил в себе странные тайны – отнятая бутылочка и запрет на расследование, странное бесследное исчезновение нового знакомого Джонсона Джонсона, который так заинтересовал Данко, и очень странная история с доктором Кантором, не приведшая пока никуда. И главная тайна – стыд и осознание собственной никчемности.
Он чувствовал себя манекеном, посаженным на место детектива для вида. Пугало на огороде, да и только.
Городок был тих и на редкость благостен и покоен, до ощущения дискомфорта и тревоги спокоен, до ненормальности спокоен, до невменяемости, до отупения. И только вокруг Живаго постоянно вращался некий чёрный вихрь, калейдоскоп преступлений, диверсий, недосказанности, лжи, каких-то финансовых махинаций, странного поведения всех тех, кто попадал к нему в дом, включая войско молчаливых слуг-ниндзя. И ведь всё ему сходит с рук, будто он – султан, а весь город – его гарем: кого хочет – того и трахнет!
Да кто он такой, в конце концов, чтобы приказывать и регулярно покупать его, Буравчика, послушание?
Ночью в постели со своей Милочкой Данко деликатно и осторожно жаловался на жизнь, на то, что его зажимают, не дают развернуться его таланту, не оценивают по достоинству боевые способности (а ведь его даже ранили в деле!), дают указания, кого казнить, а кого миловать. А это не есть полезно для города в частности и мирового сообщества в целом.
- Да ну? – удивлялась Милочка. – А с виду он такой симпатичный, даже милый…
- Симпатичный? Милый? – негодовал Буравчик. – Узурпатор и сатрап. А, кстати, когда это ты его разглядела?
- Да было дело, - смущалась Милочка. – В ресторане, все наши девочки из кухни бегали смотреть, и я тоже…
- А… то-то же, – смягчался Буравчик, и продолжал негодовать и кипятиться. – Принесло его в наш город! Что он тут забыл?
- Да ты вроде и сам сюда не так давно прибыл… - успокаивала Милочка. – Уже после него.
«Забыл»… Похоже, что прибыл он сюда не потому, что забыл тут что-то важное, а чтобы о нём забыли. Что же он такое натворил? От кого прячется? Эти вопросы отчаянно волновали Буравчика, но оставались запретной зоной.
- А что, собственно, тебе дался этот Живаго? Лично мне он не мешает… А в городе спокойнее стало, благоустраиваемся…
- Да и мне, вроде бы, тоже не мешает, детка. На рестораны нам с тобой хватает, не так ли? Надеюсь, ещё много на что хватит, только бы вот Кондратий не хватил раньше времени…
- Да ты что, Данчик, неужели это так опасно?
- Ещё как! – важно и абсолютно искренне ответил Данко.
- Что, он большой мафиози?
Буравчик горестно кивнул.
- Как интересно! Он – папа, а ты, выходит, как бы тоже в семье? Круто! Глядишь, тоже крутым мафиози станешь! – и Милочка восторженно и неистово начинала его теребить и целовать: она в постели с мафиози! Это супер!
А Буравчик постепенно начинал чувствовать себя суперменом, и благосклонно принимал поклонение девушки: хоть в чём-то работа у Живаго пошла на пользу.
Информацию о женщинах Буравчик пока приберегал до полного выяснения. И вдруг – такая досада! Штофа выпускали, не использовав ни детектора, ни сыворотки, Буравчика отстранили, дело закрыли.
Буравчика вновь опустили ниже плинтуса. Ему хотелось просто взять – и повеситься. В натуре. Только Милочка удерживала от столь кардинального шага.
И то, Буравчик столько успел сделать за эти дни – нет, он не собирается сдаваться так просто. Он ещё поговорит со Штофом. Он найдёт эту женщину и преподнесёт боссу - в качестве подарка или сюрприза, как ему будет угодно.
Иначе – как же его, Буравчика, и его мамы, правило – буравить до чистой воды!
Итак, рост. Госпожа Марта подходит, но она прихрамывает. Госпожа Елена невысока. Остаётся её подружка и телохранитель, некая Элизабет. Высокая, молодая, имеет доступ к пропускам. Появилась в доме неизвестно зачем и неизвестно откуда. Во всяком случае, она не из того агентства, услугами которого пользуется этот голубок Фернандес. Значит, лошадка тёмная. Для Буравчика, по крайней мере. За пределами дома бывает редко, сопровождает госпожу Любомирскую, но чаще сидит в машине. Сопровождает… Вот к доктору Штофу частенько и сопровождает!
Буравчик её изобличит! Буравчик будет ликовать! Все остальные – рыдать!
Буравчик должен встретиться с ней, и немедленно. С глазу на глаз. Он снял телефонную трубку, решительно набрал номер в приёмную Фернандеса. Теперь он не будет простофилей, он станет записывать каждый серьезный разговор на пленку.
…
Первый антидот был испробован на студентке Цепичского строительного института Отилии Лотяну. Ей требовался тщательный уход, да плюс к тому Бет вела дневник наблюдений. «Выползание из кокона», как называла процесс Бет, пошло не совсем гладко. Отилия, или просто Тили, похоже, утратила не только память, но и знания, и кое-какие навыки и ощущения. Её надо было заставлять есть – она не чувствовала голода. Заставлять отдыхать, давая снотворное. Она не чувствовала боли – а это совсем плохо. Либо дело в индивидуальных особенностях девушки. Либо Мендес что-то сделал не так. Либо виновата Бет, в своё время изменившая процесс.
И тут вдруг Бет вызывает Фернандес и сообщает, что с ней хочет побеседовать господин следователь.
- Но если желаешь, я просто скажу ему, что хозяин запретил допрашивать домашних, и возьму ответственность на себя.
- Нет, Фернандес, я лучше пообщаюсь с ним и сама выясню, какого рожна ему надо. Всё-таки он следователь, подчиняется – хоть и номинально – министерству юстиции, не следует осложнять жизнь себе и ему.
- Это он сам осложняет себе жизнь… - проворчал Фернандес. – На его месте, я бы давно уже сбежал… в мою канцелярию.
Буравчик прибыл ровно в назначенное время, тютелька в тютельку. Он почему-то волновался, если не сказать, робел. Он ни разу не видел мифическую Бет вблизи или тет-а-тет.
Его встретил Фернандес, аккуратный, в строгом костюме, элегантный и ухоженный, провёл в гостиную для посетителей. Он странно и неприятно улыбался кончиками розовых губ, его ногти были безупречно отполированы и покрыты бесцветным лаком.
Буравчик всегда поражался, как Фернандесу удаётся соблюдать субординацию? И каковы его истинные взаимоотношения с хозяином? Может ли такое быть, что он… ммм… оказывает, скажем, ему какие-либо специфические услуги?
… Бет Спенсер вошла в гостиную стремительно и бесшумно. Едва скрываемое нетерпение читалось на её лице, словно Буравчик понапрасну отнимал у неё драгоценное время. Буравчик, этот маленький, вертлявый, никчемный человечек, откровенно её раздражал. Ещё не хватало, чтобы он начинал докапываться до тех вещей, которые знать ему не положено. Бет совсем не собиралась воспользоваться его услугами, она собиралась справиться в одиночку с тем тяжким грузом, что был на неё возложен. Хотя… не стоит сбрасывать со счетов чью-то помощь. Вдруг и Буравчик пригодится? В жизни всякое случается.
Буравчик смотрел на неё, вытаращив глаза. Он интуитивно чувствовал, что это она была вечером в больнице. Просто чувствовал – и ничего не мог с этим поделать. И ещё с одним чувством он ничего не мог поделать. С первого же пристального и властного взгляда она завладела им с потрохами. Он просто начал медленно сходить с ума. Очень медленно и неотвратимо. Буравчик знал себя достаточно хорошо. Теперь он сможет думать только о ней, и жизнь превратится в кошмарный сон.
Быть рядом с ней – какое же это счастье. Буравчику стоило неимоверного труда отогнать наваждение.
- Садитесь, госпожа Спенсер, - любезно предложил он, стараясь не дать петуха – голос его дрожал.
- Спасибо, уважаемый, - усмехнулась Бет. – А если я постою?
- В ногах правды нет. Беседа будет напряженной, и я надеюсь, что она станет-таки доверительной. Ведь у нас нет причин не доверять друг другу, верно?
- Верно, - согласилась Бет. – Ну, хорошо, - она вздохнула. – Подчиняюсь.
Бет хозяйски опустилась в кресло, непринуждённо откинулась, положила ногу на ногу. – Я вас слушаю.
Буравчик прислонился к письменному столу, спиной к окошку, чтобы оставаться лицом в тени. Во всяком случае – Буравчик это проверял – в таком положении выражение его глаз не угадывалось.
- У вас жарко натоплено, - сказал он. – Вы всегда так тепло одеваетесь в доме?
- Нет, не всегда, - помедлив, ответила Бет. – Не забывайте, я прибыла сюда со Старицы по вашему вызову.
- Я хочу сказать, вы всегда в брюках и свитере? Так вот, по-мужски? Неужели вам не хочется надеть дома что-то более женственное? Платье там, костюм.
- А вы, случаем, по совместительству, не менеджер компании по продаже верхней одежды?
- Если бы я этим занялся, то предпочёл бы нижнее бельё, - улыбнулся Буравчик. Он уже овладел собой.
- Так как всё-таки – по поводу одежды? Неужели хозяин не позволяет походить по магазинам, получить удовольствие от покупок? Лишить этого женщину – значит, навсегда утратить её благосклонность.
- Отчего же, я приобретаю себе одежду, - ответила Бет.
- И вы, конечно, пользуетесь салоном госпожи Кляйн?
- Конечно, нет, – отрезала Бет. – Моя зарплата не столь велика. И я не привыкла к изыскам. Я бываю в городском универмаге.
- И как давно вы были там последний раз? Не иначе, перед Новым годом? Тогда был богатейший завоз, я, знаете ли, прикупил две рубашки и костюм. Тёмно-серый, в мелкий рубчик. Качество, знаете ли… Хоть и отечественное производство.
Бет пожала плечами.
- Под Новый год было слишком много дел. Не до покупок, господин Буравчик.
- Зря. Там, кстати, было много женских костюмов.
- Не люблю, - поморщилась Бет, - увольте. А вы, случайно, не опрос ли проводите для журнала «Женская мода»?
- Опять не угадали. Просто интересно, каковы вкусы такой красивой женщины?
- Цвета – красный и черный, музыка – диско, напиток – виски и пиво, любимый писатель – Фаулз, спорт – велосипедный, одежда – брюки и джемпер. Ах да, это я уже говорила. Видите, как я быстро справилась. Довольны? Спрашивайте ещё – отвечу.
- Бет, в каком костюме вы были тридцатого вечером в больнице? Отвечайте быстро.
Бет вздрогнула.
- С чего вы взяли, Буравчик?
- С того, любезная, что вас видели на этаже. В сером костюме из универмага, с предновогоднего завоза.
- Мало ли кто мог шастать по пустой больнице в предпраздничный день, где и больных-то почти не осталось.
- Но видели вас.
- Значит, дежурные были пьяны. И потом, я ненавижу серый.
- Именно потому и надели его – он не бросается в глаза, и похож на костюм главного бухгалтера. А откуда вы знаете, что административный этаж тридцатого в 11 часов был пуст?
Бет вскочила с места, гневно зашагала по комнате. – Послушайте, Буравчик, вы пришли сюда, чтобы предъявлять мне необоснованные обвинения?
- Помилуй Бог! – замахал руками Буравчик. – С чего вы взяли? Я ничего не предъявляю. Простите великодушно, если обидел. Это было опрометчиво с моей стороны. Ведь у вас наверняка имеется алиби, которое могут подтвердить ваши домашние?
- А может, и не имеется. Тридцатого я работала здесь, на Войсковой, с Фернандесом. Как раз до одиннадцати. Потом поехала в Полицы. Сразу. В больнице мне нечего было делать. Витамины мы получили накануне.
Буравчик смотрел на Бет – и сходил с ума. Женщина-убийца, женщина-шпион, женщина-мечта. Чем она занимается в этом доме? Кто она? На кого работает? Он может поискать её в картотеках, но почему-то был уверен, что там её нет. Он мог устроить следственный эксперимент, и уверен, что дежурная узнает её. Мог бы потребовать обыска в её комнате – и нашёл бы то, что хотел: костюм, парик, мягкие войлочные сапожки… и оружие заодно.
Зачем ходить далеко и выискивать давно и бесследно слинявших сообщников, или заговорщиков, если как минимум один есть под боком!
Но… но он не сделает этого. Он просто будет следить за дальнейшим развитием событий, а также за ней лично. Установит постоянную слежку. Он выведет её на чистую воду – но позднее, поймав с поличным. Ибо рано или поздно она встретится с кем-нибудь подозрительным, снова возьмётся за очередное рискованное дело. А потом... А потом? А потом он украдёт её и увезёт куда-нибудь подальше от опасностей, чтобы остаться с ней вдвоём. Только вдвоём! Хоть на необитаемый остров.
Спокойно, спокойно, прочь посторонние мысли. Буравчик взволнованно порылся в карманах, вытащил пачку «Кэмел» и сунул сигарету в рот. Потом потянул из того же кармана зажигалку.
- Здесь не курят, господин следователь.
- А где можно?
- Здесь нигде нельзя, господин…
- Данко. Можно просто Данко.
- И как вы это терпите? – пробормотал он, мусоля во рту сигарету и растерянно вертя зажигалку. Нет, успокоиться не удастся.
- Нормально. Ничего кроме пользы. Я даже забыла, как это делается. Почти… - Бет встала, подошла и сочувственно похлопала Данко по плечу. – И не сожалею. Здоровее буду.
- Хотелось бы мне последовать вашему примеру, Бет. – Данко заставил себя занять прежнее излюбленное место.
- Бет, а вы знаете, что было здесь полтора года назад?
- А что здесь было, Данко?
- История с тремя подростками. Они загуляли в придорожном кафе на 36-м километре…
- Меня здесь не было в тот момент. Но я читала газеты.
- Тогда мне не дали вести следствие. Я смог выяснить только одно: это кафе было арендовано Живаго под какой-то склад. Что реально там происходило, не известно никому. Очевидно лишь, что он к этому как-то причастен. А потом…
- А потом Живаго вас купил, не так ли?
Буравчик с трудом удержал себя в руках. Это был удар ниже пояса.
- Скажем так, я пошёл к нему на работу. Нанялся. Бет, а зачем вы сюда ворвались? Наниматься на работу? Зачем вам нужна эта жизнь в аквариуме? Разве в мире нет более интересных дел?
Бет задумчиво глянула на Данко и вздохнула. – Вам, наверное, не понять.
- А вдруг пойму? Может, нам встретиться на другой территории? Покурить без опаски?
- В отделении?
- Нет, зачем же, упаси Бог! Там я чувствую себя ещё больше… эээ…
- Работником по найму. В аквариуме, - сочувственно подсказала Бет.
- Именно. Я имел в виду кафе. Или ещё лучше – ресторан.
- Зарплата позволяет, Данко?
- Не имеет значения. Для вас, во всяком случае: у меня нет семьи и малолетних детишек, мне некого содержать. Будем считать предложение принятым? Попробуете вырваться… из аквариума?
- А вы настырны и упрямы. Думаете, в ресторане легче будет меня расколоть?
- Ну, так как, сумеете? Должны суметь.
- А вы ещё и самоуверенны. Я… сообщу вам, когда выдастся свободное время. Не следует отказывать следователю. Опасно. Но имейте в виду, это может оказаться сложнее, чем кажется на первый взгляд, – и она улыбнулась.
Буравчик уходил окрылённый. Если женщина не отказывает, значит, ты произвёл на неё впечатление. И гори всё огнём! Он всю жизнь мечтал именно о такой женщине, и он её получит, рано или поздно!