Тёплая пижама с длинным рукавом

Лев Можейко
     Иван оттаивал. Ступни уже чувствовали рисунок паркета, спина и затылок с благодарностью принимали лёгкий массаж ковра, висевшего на стене. Желто-зелёный свет из аквариума мягко стелился на обои цвета бронзовой охры, тихое жужжание и побулькивание фильтра превращали спальню в уютный грот.
     «Надо теплее одеваться».
     Сидеть, откинувшись к стене, становилось неудобно, но Иван не хотел менять позу.
     «Усну».
     А спать не надо, хочется разговаривать с Наташкой. Обо всём: что было, что будет, о звёздах, о пицце, о книгах, о мечтах, о работе, о любви.
     «Надо ботинки зимние покупать».
     Полуторачасовая вечерняя поездка в ПАЗике в соседний городишко – не самое интересное занятие. Особенно, когда двери без резиновых уплотнителей и любопытный ноябрьский снег залетает в салон. Всю поездку Иван смотрел в мелькающую темноту за окном, лишь бы не видеть эту пургу в салоне.
     «Завтра с утра надо первым садиться в автобус и сразу за водителем. Ещё раз так промёрзну - точно заболею».
     Всё-таки пришлось пошевелиться: Иван залез в карман, достал «Моторолу» и поставил будильник на пять-пятнадцать. Пять минут поваляться, десять – душ, двадцать минут – полубег до автостанции,  пять минут – на билет. Автобус в шесть-десять, должен успеть. Жалко, сигареты не купил заранее, две штуки всего осталось. Покурю сейчас, на ночь не буду, Наташе не нравится запах табака.
     Толчком головы оттолкнулся от стены и встал с кровати.
     «Где тапочки?»
     Выходить на промозглую лоджию без обуви не хотелось. Наклонился, посмотрел под кроватью, в темноте подземелья ничего не было видно.
     «Ай, на половичок встану, не успею снова замёрзнуть».
     Откинул штору, со вздохом открыл дверь и вышел на лоджию. Стылый воздух с запахом мешковины, капусты и моркови, которые приготовились на засолку, сразу вогнал обратно в продрогшее состояние. Закрыл дверь в спальню, распахнул створку рамы и закурил. Стопы стонали от ледяного линолеума. Иван пододвинул табурет и встал на него обоими коленями.
     С высоты четвёртого этажа позднесоветский двор был как на ладони. Фонари горели только за панельным забором завода, но их излучения хватало, чтобы двор был светлым: снег доносил дребезжащий жёлтый свет до подъездов. На качелях сидели местные малолетки и натужно ругались. Под деревьями бродил огромный мраморный дог с девочкой лет десяти. Дым из трубы заводской котельной цеплялся за низкую облачность. Затягивался страстно, сигарета быстро закончилась, и Иван с радостью закрыл окно. Затушил окурок в металлической пепельнице «Zepter» и шмыгнул в спальню. Сел на пол и прислонился к рёбрам батареи.
     «Ооо, кайф».
     Дверь в спальню открылась, впустив в комнату безудержный поток яркого света.
     - Ты чего на полу сидишь?
     Наташа остановилась в проеме двери.
     - Тебе плохо?
     - Нет, я греюсь. Курить выходил.
     Наташа бросила на кровать стопку белья и вещей.
     - Чувствую.
     - Больше не буду. Сигарета одна осталась, на утро.
     Наташа опустилась рядом с Иваном, прижалась к нему.
     - Фу, как ты воняешь! Иди мыться.
     «А сама прижалась и не отпускает».
     - Слушай, а где твоя мама и Анька? Поздно ведь…
     - Они к тёте Алисе пошли ночевать.
     - Так Аньке завтра в школу?!..
     - Каникулы. Осенние каникулы.
     Батарея начала жечь, стало неприятно.
     - Давай вставать, Татуля.
     Встал, стянул водолазку, которая искрила и стреляла. Дотронулся носа, всё ещё сидящей Таты: с треском проскочила голубая молния.
     - Ай! Ты чего?!
     Тата шлёпнула Ивана по бедру.
     - Вот почему нельзя заземляться к отопительной системе.
     - Иди уже, электрик!
     Иван разделся и встал под горячий душ. Сразу захотелось в лето, в Гурзуф или Одессу, арбуз и гавайские сэндвичи, смотреть на взлётное поле аэродрома.
     «И шапку надо вязанную купить».
     Вышел из туманной и душной ванны голый. Тата выглянула из кухни, увидела Ивана и прыснула.
     - А если бы мама вернулась?
     Иван засмущался.
     - Не пришла же.
     - Кстати, я тебе что купила!..
     Тата прошла в спальню, включила свет, и подняла с кровати бумажный пакет. Достала из него пижаму: штаны и футболка с длинными рукавами, кукушечьей расцветки.
     - Одевайся и ужинать.
     Иван сел на краешек кровати.
     «Пижама? Кальсоны? Мне тридцать лет, какая пижама? Это, что – старость?».
     Ивану очень не понравился этот подарок. Он сидел и теребил мягкую ткань с начёсом. Натянуть на себя пенсионерское одеяние он был не в силах.
     «Не, ну так нечестно!»
     Тата крикнула с кухни:
     - Я все приготовила, приходи, стынет!
     «Если я сейчас это надену… Это же стыдно… Нет…»
     Иван закрыл глаза и натянул футболку. Стало мягко, уютно и неловко.
     Молодость улетучилась. Сунул ноги в штанины и в прыжке натянул кальсоны до пояса. Шёл в кухню, как на Голгофу: в голове стучало, дышал рваным хрипом, как загнанный зверь.
     - Слушай, так хорошо! Прямо по фигуре! Такой стройняшка!
     Тата светилась. Иван подошёл, обнял и поцеловал.
     - Спасибо! Такая клеевая пижама, такая приятная.
     Сел за стол, ел вкуснейшую жаренную картошку с обильными шкварками и пил сладкий чай, не понимая вкуса.
     Тата рассказывала:
     - … опять ведь замёрзнешь. На обеде в торговый центр зашла, Аньке нотную тетрадь надо было купить. И смотрю, в спорттоварах: пижамы! Сначала бордовую хотела взять, но там рыбки некрасивые нарисованы и рукава короткие. Зелёная сразу не понравилась, болотная какая-то. А эта: и с начёсом, и не маркая, и рукава длинные, и по фигуре!
     Иван смотрел на Тату, слушал не слушая, дожёвывал бутерброд с варёной колбасой и думал: «Как хорошо, что я люблю тебя».