Хана Пескина. Санитарка. Доброволец

Лариса Прошина-Бутенко
        На корпусе Главного военного клинического
        госпиталя имени академика Н. Н. Бурденко
        в Москве 6 мая 1989 года установлена
        Мемориальная доска в честь сортировочного
        эвакогоспиталя (СЭГ) №290 Западного фронта.       
        На снимке лишь небольшая группа ветеранов госпиталя.

        Хана Борисовна Пескина - в 1-м ряду 4-я справа.
        У неё тёмная кофточка, на ней награды.
        В руках сумки.

               
                ХАНА ПЕСКИНА. САНИТАРКА. ДОБРОВОЛЕЦ.

   «Поехать в Вязьму. Поставить доску над госпиталем», - это пожелание ХАНЫ БОРИСОВНЫ ПЕСКИНОЙ. Она написала его в своей анкете.
    Санитарка, когда с тряпкой в руках. А для раненых: няня, нянечка.

   Для тех, кто не читал ещё ничего о фронтовом госпитале, в котором работала в годы Великой Отечественной войны Хана Борисовна, коротко пишу: это был СЭГ №290 – сортировочный эвакуационный госпиталь; главная медицинская база Западного (а с 1944 г. – 3-го Белорусского) фронта.
   Победу над фашистской Германией персонал госпиталя встретил в Восточной Пруссии – в местечке Тапиау, близ Кёнигсберга (с 1946 года – российский город Калининград).
   Была ли Хана Пескина в госпитале до конца войны, не знаю.

                ТАК ОДНОПОЛЧАНЕ ИСКАЛИ СВОИХ

   Совет ветеранов СЭГа № 290 в 1986 году разослал «сэговцам» (так называли себя после войны однополчане этого госпиталя – здесь и дальше в скобках мои пояснения – Л. П.-Б.) письма с бланками анкет. В них была просьба: заполнить анкеты и отправить их по указанному адресу к 1 ноября 1986 года.
   Это было не первое, если можно так сказать, анкетирование ветеранов СЭГа 290. Напомню о том, что есть в опубликованных уже здесь воспоминаниях.

   Первый раз ветераны этого фронтового госпиталя встретились в Москве в 1957 году. Инициатором выступила Нина Павловна Михайловская (во время войны – Уварова; в госпитале она работала лаборантом). Ещё не было, как зарегистрированной, общественной организации - Совета ветеранов и хотя бы одного секретаря для ведения документации. Впереди предстояла большая и кропотливая работа по розыску однополчан, разъехавшихся после войны в разные республики СССР.
   На первой встрече была лишь малая часть тех, кто работал все годы Великой Отечественной войны в СЭГе. А ежегодные встречи «сэговцев» начались с 1966 года – они приезжали в Москву к Дню Победы.

   К сожалению, о Хане Пескиной мало известно.
   Вот что она написала в своей анкете в 1986 году:
   Родилась 1 апреля 1909 года. Член партии с 1953 года. Образование до войны 5 классов. Ответ на вопрос: «Воинское звание?» - «По вольному найму».
   Жаль, что не названы сроки службы в СЭГе 290. Работала в госпитале санитаркой в 1-м сортировочном отделении.
 
   Странно, что в анкете не названа ни одна военная награда. Объяснить я это не могу. По анкетам других «сэговцев» и по их рассказам, можно судить, что штаб СЭГа, партийная и комсомольская организации госпиталя заботились о том, чтобы в годы войны персонал (не только медицинский) получал заслуженные награды. У многих была особо ими почитаемая медаль «За оборону Москвы».

   Из анкеты видно, что Хана Борисовна после войны получила медали к разным датам, отражающим годы Победы СССР над фашистской Германией в Великой Отечественной войне: 20-25-30-40 лет.
   Где и кем работала после войны? Почерк её разбираю с большим трудом.  «Завод (или 3-й завод) МЗД с автоматическими линиями; упаковщица. Возможно, это Московский завод «Динамо». К моменту заполнения анкеты была на пенсии.
   Не известно, принимала ли Хана Борисовна воинскую присягу, как все, кто был в штате СЭГа 290; вернулась с фронта она в звании «рядовой» или, допустим, «сержант».
   Я бы всех участников Великой Отечественной войны (включая партизан) назвала Маршалами – не зависимо от воинского звания.

   В госпитале не замирала учёба персонала, несмотря на все фронтовые трудности, большой поток раненых, переезды, недосыпание, недоедание, физические и нервные перегрузки.
   Работали разные курсы.  Преподавали профильные дисциплины свои врачи, а если была возможность (например, когда СЭГ был в Москве) – приглашали специалистов из столичных клиник и институтов.
   Многие санитарные дружинницы окончили такие курсы и стали профессиональными медицинскими сёстрами. А практические навыки приобретались там же при оказании помощи раненым.

   Можно написать огромную книгу, если собрать все типы ранений (ожогов, обморожений, болезней), с которыми в госпиталь поступали советские солдаты и офицеры.
   К слову сказать, в СЭГе 290 медицинскую помощь оказывали также местным жителям в тех районах, где госпиталь разворачивался. Вынуждены были лечить немцев – военнопленных. Даже роды принимать приходилось.

   Возможно, Хана Борисовна окончила медицинские курсы при госпитале и потом работала медицинской сестрой. Ничего не значит, что в анкете она написала -  после войны работала упаковщицей на заводе.
   По анкетам «сэговцев» можно видеть, что не все медицинские сёстры, демобилизовавшись, работали в больницах или поликлиниках. Они говорили, что насмотрелись на раны, много видели крови. Душа не выдерживала.

   Совет ветеранов СЭГа 290 в анкетах обязательно спрашивал у однополчан: «Какое участие принимаете в военно-патриотической работе с молодёжью?».
   И здесь не могу расшифровать написанное Ханой Борисовной. Своими словами передаю: она встречалась с учащимися (пионерами) 5-го класса «А» школы №746 Москвы. Возможно, была шефом того класса.
   Жила в Москве на ул. Декабристов, дом 35 «А» (есть полный адрес и телефон).
 
   С какого года Хана Борисовна приходила на встречи с однополчанами, не известно. Но можно с уверенностью сказать, что она бывала на встречах много-много лет. Она есть среди фронтовых товарищей на послевоенных фотографиях.
   В конце анкеты Хана Борисовна на вопрос: «Ваши предложения?» ответила: «Поехать в Вязьму. Поставить доску над госпиталем».

                ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО - РЯДОВОЙ СОЛДАТ!

   Нет подробностей: где родилась, какая у неё была профессия и где работала до Великой Отечественной войны; была ли у неё семья, дети. К началу войны ей было 32 года. Конечно, она где-то работала.
  Казалось бы, что особенного в её фронтовой биографии: была санитаркой в госпитале? Подвиг Ханы Борисовной был уже в том, что она пришла в фронтовой госпиталь, как доброволец. А могла бы жить и работать в тылу, там тоже нужны были рабочие руки; без помощи тыла фронт существовать не может.

   Но ушла добровольно на фронт. Не будучи военнообязанной. Значит, были мотивы.
   Помогая спасать раненых советских солдат и офицеров, санитарка Хана Пескина вбивала и свой гвоздь в гроб фашистской Германии и её сателлитов (сорок или более стран).
    К сожалению, пока («пока» - это значит, что среди документов архива Совета ветеранов СЭГа 290 я ещё могу что-то о ней найти) нет ещё каких-нибудь подробностей. Ясно лишь, что она не была медработником. В анкете: образование – 5 классов; если бы ещё где-то училась до войны, то сообщила бы о том.

    Могли быть разные варианты, как она попала в госпиталь. Например, такой: Хана Борисовна окончила санитарные курсы Российского Общества Красного Креста (РОКК; разные его курсы работали по всему Советскому Союзу), получила удостоверение санитарной дружинницы, то есть уже имела навыки ухода за больными.
   Она приходит в военкомат по месту жительства, говорит, что санитарная дружинница и просит отправить её на фронт.  А ей предлагают работать в СЭГе 290, который остро нуждается в младшем медицинском персонале.
    Но где это могло быть? В Вязьме в 1941 году? Или в Москве? Или вновь в Вязьме - с 1943 и до лета 1944 года?
   Почему она в анкете написала своё предложение: «Поехать в Вязьму»?

                ВЯЗЬМА. НАЧАЛО ВОЙНЫ

    Госпиталь там работал дважды. Он начал формироваться с июля 1941 года в тогда ещё прифронтовой Вязьме (Смоленская область). Положение на фронте было тяжёлым; где-то части Красной армии держали оборону, а где-то отступали. Но ядро фронта не уходило со своих позиций, так как речь шла о защите столицы – Москвы.
   В том районе СЭГ 290, конечно, не был единственным госпиталем. Но он изначально отличался от других тем, что главной его задачей была сортировка раненых по степени увечий. В начале войны он был единственным такого профиля; это был своего рода эксперимент Главного санитарного управления Министерства обороны СССР.
   Однако о сортировке раненых во время войны говорил ещё корифей военно-полевой хирургии, экспериментатор в хирургии Николай Иванович Пирогов (1810-1881). Сортировка помогает оказывать в первую очередь помощь тем, кто в ней срочно нуждался, и таким образом сокращалось число умирающих раненых.

   Начало всегда трудное. Потребовалось время, чтобы создать сплочённый коллектив в госпитале и организовать работу всех его звеньев так, чтобы раненые, как можно быстрее получали медицинскую помощь. 
    Сколько поступало раненых в СЭГ 290 в Вязьме в 1941 году? Об этом можно судить по воспоминаниям его начальника, военврача, полковника медицинской службы Вильяма Ефимовича Гиллера (1909-1981).
   
    Из его книги «И снова в бой…»:
   «Мы принимали, эвакуировали и распределяли раненых по госпиталям, в основном, под открытым небом, благо стояли сухие, тёплые дни. Тысячи раненых толпились в госпитальном дворе и, как волны, перекатывались с одного конца в другой.
   Представьте себе площадь, равную двум футбольным полям. И на ней две-три тысячи человек. Солнце жжёт. Часть раненых только что прибыла; часть дожидается отправки. Одни спят, другие закусывают, третьи курят, и вся эта масса бурлит, движется, выражает своё недовольство. Кем? Конечно, нами!
   Но разве одни мы виноваты? Раненых к нам везли с фронта, из тыла, со станций, с автотрассы. Их доставляли на машинах, поездами, самолётами и простыми повозками.
   Госпиталь напоминал огромное решето, в котором задерживались лишь наиболее тяжёлые, но и легко раненых были тысячи, потому что эвакуация не поспевала за поступлением».

   Обращаю внимание на слова Вильяма Ефимовича: «другие закусывают».  В его книгах, повествующих о работе госпиталя в годы Великой Отечественной войны, есть рассказы как кормили раненых.
   И на том же госпитальном дворе, «равном двум футбольным полям», ходили санитарные дружинницы и санитарки с огромными подносами, на которых были бутерброды с хлебом, маслом и колбасой.
   Не удивляйтесь! По свидетельству ветеранов СЭГа 290, раненых всегда кормили хорошо. И в походных условиях, и в стационарных. А вот персонал питался очень по-разному; нередко обед состоял из какой-нибудь каши без масла и молока.

    Если Хана Пескина начинала служить в этом госпитале в Вязьме в 1941 году, то и она могла разносить бутерброды раненым. Без сомнения, где-то там был какой-нибудь котёл на костре, в котором кипятили воду и заваривали чай.   
   За то время, что СЭГ находился в Вязьме в 1941 году (июль-октябрь), по направлениям военкоматов его штат пополнялся санитарными дружинницами – москвичками. Было несколько таких групп. В одной из них могла быть Хана Борисовна.

   Почему раненые находились в госпитальном дворе (см. выше), а не в помещениях? Потому что город был разбит, и вражеская авиация продолжала его бомбить. А крыша нужна была хоть какая-нибудь: чтобы оборудовать операционные, перевязочные отделения; для раненых с тяжёлыми увечьями.
   Штаб госпиталя, начальник, интендант, заместитель начальника СЭГа по политической работе (комиссар) осматривали в городе всё, что можно было приспособить под подразделения госпиталя. Многие «сэговцы» вспоминали, как обустраивали цеха Вяземского маслозавода, эвакуированного в тыл. Остались лишь стены и запах масла.

   Приспосабливали для работы уцелевшие подвалы, из которых надо было сначала выкачать воду (упоминается ручной насос «лягушка»), осушить и нагреть; печками там становились железные бочки, в которые накладывали дрова.
   В районе Вязьмы находилась железнодорожная станция Новоторжская. Именно туда приходили санитарные поезда - «летучки» с ранеными и оттуда, после оказания медицинской помощи, их отправляли вглубь страны.
   Ту часть госпиталя называли «Рампой». В некоторых анкетах «сэговцев» так и написано: «Работала на рампе».

   На той станции и нашли пакгаузы. Радости штаба госпиталя не было предела: огромные склады и главное – целёхонькие. Однако их надо было привести в надлежащий вид. Что и делал, в основном, младший медицинский персонал.
   Хотя бывало всякое: и другому персоналу приходилось закатывать рукава и брать в руки тряпку, веник, лопату, кирку, лом, носилки (чтобы выносить мусор) …

   На станции Новоторжская работали сортировочные отделения. Именно там врачи осматривали прибывающих раненых и определяли, в какое отделение их направлять.
   Если Хана Борисовна начала служить в СЭГе 290 с лета 1941 года, то значит работала на рампе, где была её 1-я сортировка.

    Лишь один из примеров, как была нужна и важна работа тех, кто мыл, чистил разные помещения и всё, что в них находилось.
    1941 год, Вязьма. Из книги «И снова в бой…» В. Е. Гиллера, очевидца событий:

   «Мы пошли к сараям, в которых временно расположилось новое – второе – хирургическое отделение. Санитары спешно закладывали кирпичом огромные оконные проёмы – последние бомбёжки «съели» у нас все запасы стекла.
   Большая предоперационная была заполнена ранеными. Здесь лежали только носилочные. Дружинницы заканчивали мытьё бетонного пола. Влага тут же, на глазах, испарялась.
   Девушки неодобрительно поглядели на наши пыльные сапоги, и мы вернулись в тамбур, чтобы вытереть их».

   «Мы»: это - В. Е. Гиллер; ведущий хирург СЭГа Михаил Шур, другие врачи, а также хозяйственники.
   Представляете, сколько надо было в вёдрах принести воды из колодца или из колонки; сколько раз надо было выжать тряпки, чтобы в огромных сараях вымыть до блеска бетонный пол! Каждый день! И не один раз.

                В МОСКВЕ

    СЭГ 290 называли «госпиталем на колёсах», потому что он двигался за своим фронтом. Как говорили древние греки: всё своё возили с собой.
   Всё – это то, что требовалось для приёма раненых, оказания им медицинской помощи и отправки в ближайшие к фронту (быстро появились ГЛР – госпитали для легко раненых) или в тыловые госпитали. Обозы с госпитальным имуществом, перевязочными материалами, лекарствами, палатками (список очень длинный), по воспоминаниям «сэговцев», растягивались на километры.

   В том обозе также были санитарная авторота; автономные электростанции; большой пищевой блок с огромными котлами. Возили с собой запас продуктов, среди которых были даже капуста, картофель, морковь, консервированные овощи и фрукты. На подобные заготовки советские женщины были большими мастерицами.
   Где и как овощи выращивали, а также о молочной ферме, можно прочитать в рассказе о Александре Дмитриевне Куракиной, главном агрономе госпиталя.

   Не надо объяснять, что всё, что возили с собой, надо было демонтировать и грузить на машины, а потом разгружать, приводить в рабочее состояние там, где госпиталь разворачивался. Занимались этой работой все: врачи, медицинские сёстры, фармацевты, повара, прачки, санитары, санитарные дружинницы, санитарки, в числе которых была и Хана Пескина.
   Были даже специальные тренировочные учения персонала по погрузке госпитального имущества и всего другого. Цель: уложить в каждую машину всё так, чтобы поместилось, как можно больше.

   Не на колёсах СЭГ 290 был лишь с октября 1941 по март 1943 годы. В октябре 1941 года, когда армия фашистской Германии вместе со своими сателлитами, рвалась к Москве, госпиталь мог оказаться в окружении. По решению Санитарного управления фронта он был отправлен в столицу, где в сутки принимал тысячи раненых (обожжённых, контуженных, обмороженных, больных) советских солдат и офицеров. Не только с Западного, но и с других фронтов.

   В Москве у него было два адреса.  Лишь шесть дней госпиталь находился в Амбулаторном переулке, в районе Сокола – там пустовали корпуса эвакуированного в тыл учреждения.
   На пятый день случилась трагедия. На столицу налетела вражеская авиация. На территорию госпиталя упало несколько бомб. Среди персонала были погибшие и раненые. Чуть не погиб начальник СЭГа 290 Вильям Ефимович Гиллер.
   Корпуса были сильно разрушены. А в госпиталь шёл большой поток раненых.  Везли их в Москву разным транспортом, но больше – санитарными поездами.

   Для СЭГа 290 нашли другую территорию: в старинном районе Москвы – Лефортово; работавший там военный госпиталь был эвакуирован в тыл.
   Давно уже и ныне там работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко. Этот госпиталь и все, что были до него – потомки военного госпиталя, появившегося по указу русского императора Петра Первого (1672-1725).
   Именно здесь на одном из корпусов госпиталя 6 мая 1989 года была открыта Мемориальная доска в честь СЭГа 290. Заслуженная память!
 
                ПЫЖОВСКИЙ ЛЕС И ЯМОЧКИ НА ПЛЕЧАХ

   К 1943 году положение на Западном фронте кардинально изменилось – Красная армия пошла в наступление на фашистов.
   СЭГ 290, свернув своё имущество, двинулся за фронтом. Из Москвы он выехал весной 1943 года. Но первыми на разведку выехал начальник госпиталя В. Е. Гиллер со своим штабом. Когда приехали в Вязьму, то увидели, что города нет – только руины.
   Вражеская авиация днём и ночью бомбила те районы. Ради безопасности персонала госпиталя и раненых, Санитарное управление Западного фронта дало указание штабу госпиталя: «зарыться под землю».

   За март-апрель 1943 года, в основном, силами персонала был построен подземный медицинский городок со всеми необходимыми отделениями, палатами, вспомогательными службами.  Он был таким удобным, оригинальным, что вызывал восхищение всех, кто по долгу службы приезжал в Пыжовский лес.
   А побывавшая во всех его уголках и закоулках иностранная делегация медицинских специалистов (США, Англия, Канада) оставила восторженный отзыв. Текст его опубликован здесь.  Оригинал находится в Центральном военном архиве.
   Там есть также стенды с материалами о работе СЭГа 290 в годы Великой Отечественной войны: официальные документы, награды некоторых ветеранов госпиталя, различные вещи, письма.

   Опять пишу «возможно». Возможно, Хана Пескина была в числе строителей подземного госпиталя в Пыжовском лесу. В опубликованных уже воспоминаниях «сэговцев» есть подробности, как строили: как пилили толстенные деревья, обрубали сучья, тащили на лесопилку; как рыли глубокие котлованы для землянок; как хлюпала вода в постоянно промокающих сапогах (в марте-апреле 1943 года в лесу было много снега; он таял), как хотелось есть и спать…
   Где-то в середине того строительства на подмогу персоналу прибыла группа военнослужащих – из легко раненых. Конечно, им были рады, особенно с инженерным образованием. Интендант госпиталя где-то раздобыл старенький трактор. Другой техники не было.

   «Девчата» брёвна и волокли, и носили на плечах. У тех, кто носил, постепенно на плечах образовывались ямки. С ними кто-то и домой вернулся.
   Если Хана Пескина была среди строителей в Пыжовском лесу, то и у неё могли быть такие ямки на плечах. Хану Борисовну я видела несколько раз на встречах ветеранов госпиталя. Это была улыбчивая и очень энергичная женщина. В её руках всегда были сумки. С подарками для однополчан.

    Не подсчитано, сколько раз выжала Хана Борисовна тряпку, которой мыла полы в палатах и в других помещениях госпиталя. В те годы не было пылесосов и другой техники, облегчающей труд санитарок в медицинских учреждениях. Ведро с водой, тряпка и палка. А где-то – без палки, присев; может, и стоя на коленях.
   Она смывала кровь, следы от гнойных повязок. Всегда ли была вода тёплой?  Тёплой она могла быть только в тот период, когда СЭГ 290 работал в Лефортово (октябрь 1941 – март 1943 годы). Там в корпусах были канализация, отопление, горячая вода.

   У персонала рабочая смена длилась 18 часов. Так работали почти до Восточной Пруссии. У хирургов и операционных бригад – смена была значительно больше, в зависимости от поступления раненых. У всех - ночные и дневные дежурства.
   Ночью в палатах санитарные дружинницы, санитарки были именно нянечками для раненых, перенёсших тяжёлые операции. Дать попить; умыть или обтереть лицо влажной салфеткой; поменять положение тела; убрать или подложить ещё что-то под голову и плечи (это было важно при ранениях лёгких); подставить «судно» и убрать, вымыть.
   А ещё по просьбе раненого – посидеть рядом, прочитать пришедшее (ещё туда, где его ранило) из дома письмо; положить руку на лоб, чтобы остудить его…
   Я уверена, что Хана Борисовна была заботливой, внимательной, терпеливой нянечкой.

    С марта 1943 года, когда госпиталь пошёл за Западным фронтом на запад, – походные условия. Подземный госпиталь в малопроходимом Пыжовском лесу; палаточные городки; приспособленные здания для приёма раненых - от Пыжовского леса в Смоленской области до Восточной Пруссии…
    И везде надо было отмывать помещения до блеска. Если горячая вода и была, то только для того, чтобы мыть раненых.
    Как-то я читала воспоминания молоденькой санитарной дружинницы. Она, санитарный инструктор, была на передовой, вытаскивала раненых (сама ползла, а раненого тянула с помощью ремня, перекинутого через плечо).
   За годы Великой Отечественной войны спасла несколько сот раненых. Был приказ: не оставлять оружие. Оружие и раненый – тяжесть неимоверная. От ремня у девушки на плечах, спине и руках были кровоподтёки и ранки.

    Хана Пескина работала во фронтовом госпитале. Посмотрите на фото: рост её едва ли средний. Здесь ей 80 лет. А если отмотать назад 48 лет (если Хана Борисовна начала работать в госпитале с 1941 года), то можно предположить, что тогда она была худенькой.
   Хана Борисовна не вытаскивала раненых с поля боя. Но все годы войны персонал (большинство – женщины) СЭГа 290 перенёс на носилках многие тысячи раненых. Их надо было снять с грузовых машин или вынести из вагона поезда, и принести в сортировочное отделение.
   Когда был большой поток раненых, то за носилки брались не только санитары, но и врачи, медсёстры, санитарки, санитарные дружинницы, повара, швеи, водители, аптекари…

    В госпитале было несколько отделений с таким профилем. В 1-й сортировке, как уже было сказано, работала Хана Борисовна. Именно в таких отделениях шла сортировка раненых по тяжести увечий. Сразу же уносили в операционные отделения тех, кто нуждался в срочной помощи.
   Остальным давали горячий чай и бутерброды. Это было непременным условием: обогреть и накормить.  Почти все раненые поступали в госпиталь в грязной, окровавленной, изрезанной одежде.  Там, где их находили, санитарные инструкторы резали одежду и обувь, чтобы наложить жгут, шину на перелом, сделать повязку.
 
    В госпитале всех раненых мыли, переодевали в чистую одежду, стригли, брили. Не секрет, что было много вшей.  По указанию Санитарного управления фронта, СЭГ 290 служил и своеобразным барьером для различных инфекций, которых немало там, где война. Важно было не пропустить их в тыловые районы.
   После оказания медицинской помощи тех, кому требовалось лечение в тыловом госпитале, укладывали на носилки, грузили на машины или в вагоны.
   «Сэговцы» на встречах вспоминали, как болели руки, спина. С такой болью многие вернулись домой после Победы над фашистами.

                ПИОНЕРЫ – СЛЕДОПЫТЫ. ОДНОПОЛЧАНЕ

    Анна Павловна Медведева (1920-2019), третий и последний председатель Совета ветеранов СЭГа 290.  Она врач, окончила (досрочно – началась война) Саратовский медицинский институт. Работала в госпитале с февраля 1942 года и до Победы.
   Демобилизована была лишь в 1946 году из белорусского города Бобруйска, куда госпиталь был переведён из Восточной Пруссии в 1945 году. Там он стал базой для гарнизонного госпиталя. Этот военный госпиталь работал многие годы. Были слухи, что он закрыт.

   А работать, как общественник, в Совете ветеранов своего родного госпиталя она начала в числе первых «сэговцев».
    Анна Павловна знала хорошо тех однополчан, с которыми работала в годы войны. А с другими познакомилась, работая в Совете. Безусловно, трудно знать всех в огромном госпитале. В штате его в разные годы войны (это зависело от положение на фронтах и от количества раненых) было от 1000 до 1500 человек.

   Была ли она знакома с Ханой Борисовной в военные годы, не знаю. Зато Анна Павловна отлично узнала её при совместной работе в Совете.
   Именно Анна Павловна рассказывала мне, что Хана Пескина многие годы принимала в своей квартире пионеров-следопытов из средней школы №2 г. Вязьмы.
   Как вяземские школьники вместе с учителями разыскали ветеранов СЭГа 290, как дружили они много лет и ездили в Пыжовский лес; о музее в названной школе – об этом есть в опубликованных уже здесь воспоминаниях «сэговцев».
   В том музее должны быть фотоальбомы, воспоминания, разные вещи и награды ветеранов СЭГа 290.

   На многих фотографиях, сделанных в последние десятилетия ХХ века на встречах ветеранов госпиталя в День Победы 9 мая, есть школьники. Белые рубашки, красные галстуки, на головах пилотки. У Совета ветеранов не было денег, чтобы размещать школьников и учителей той школы в гостиницах. А потому их принимали у себя «сэговцы».
   Чаще всего они гостили у Ханы Борисовны. Не думаю, что у неё были хоромы.
   Участники Великой Отечественной войны, конечно, по-другому скроены. Мирные хлопоты не были для них трудными, даже если они были трудными.

      ПОЛЕВОЙ ГОСПИТАЛЬ
Стол повернули к свету. Я лежал
Вниз головой, как мясо на весах,
Душа моя на нитке колотилась,
И видел я себя со стороны:
Я без довесков был уравновешен
Базарной жирной гирей.
                Это было
Посередине снежного щита,
Щербатого по западному краю,
В кругу незамерзающих болот,
Деревьев с перебитыми ногами
И железнодорожных полустанков
С расколотыми черепами, чёрных
От снежных шапок, то двойных, а то
Тройных.
       В тот день остановилось время,
Не шли часы, и души поездов
По насыпям не пролетали больше
Без фонарей, на серых ластах пара,
И ни вороньих свадеб, ни метелей,
Ни оттепелей не было в том лимбе,
Где я лежал в позоре, в наготе,
В крови своей, вне поля тяготенья
Грядущего …

Но сдвинулся и на оси пошёл
По кругу щит слепительного снега,
И низко у меня над головой
Семёрка самолётов развернулась,
И марля, как древесная кора,
На теле затвердела, и бежала
Чужая кровь из колбы в жилы мне,
И я дышал, как рыба на песке,
Глотая твёрдый, слюдяной, земной,
Холодный и благословенный воздух.

Мне губы обметало, и ещё
Меня поили с ложечки, и ещё
Не мог я вспомнить, как меня зовут,
Но ожил у меня на языке
Словарь царя Давида.
                А потом
И снег сошёл, и ранняя весна
На цыпочки привстала и деревья
Окутала своим платком зелёным.
         1964 год

   Это стихотворение русского поэта Арсения Александровича Тарковского (1907-1989). Был участником Великой Отечественной войны. Из-за тяжёлого ранения лишился ноги.

   Хана Пескина и тысячи советских женщин разного возраста были добровольцами. Они не могли не помочь своему Отечеству, когда на него напал враг.
   Совсем не важно, что нет на карте СССР. Осталась его история. А в той истории записаны и страницы военной биографии фронтовиков - медработников, самоотверженно спасающих раненых советских бойцов.
   Каждый спасённый и вернувшийся на фронт солдат и офицер – как снаряд в сторону врага.
   А потому – Слава военным медработникам! Ветеранам Великой Отечественной войны и тем, кто спасает сейчас российских бойцов в зоне специальной военной операции в Донбассе и Новороссии!

   Литература:
   В. Е. Гиллер. И снова в бой... Ордена Трудового Красного Знамени военное издательство Министерства обороны СССР. Москва - 1981 г.
   Арсений Тарковский. Лирика. ООО "Издательство "Олимп". Москва. 2003 г.

3 ноября 2023 года
 -------------------
   Я специально выбрала эту фотографию с Мемориальной доской. Не знаю, что имела в виду Хана Борисовна, написав в своей анкете: "Поехать в Вязьму. Поставить доску над госпиталем".
  Есть Обелиск, посвящённый работе СЭГа 290 в Пыжовском лесу. Он установлен на краю дороги близ деревни Пыжовка. А от подземного медицинского городка в том лесу, как мне рассказывали, ничего не осталось.
 На опубликованной фотографии Хана Борисовна Пескина присутствует на открытии Мемориальной доски в честь её госпиталя. Не в Вязьме, а в Москве. Всё равно событие радостное.