Кн. 2, Ч. 1, Глава 18

 
Элеонор не покидало чувство, что она сделала что-то не то и не так, сказала невпопад. Почему в этой жизни ей всегда приходилось выбирать между двумя любимыми? Она не могла выбрать между братом и дочерью. Между любовью и любовью.
Мария обрела семью и родных, Пенсоны окружат её теплом и заботой. Вик тоже обрёл любовь и семью. Может быть, лишняя – она? Ведь её теперь вряд ли оставят в покое. Тогда Мария освободится от опасности стать заложницей, Виктор обретёт свободу выбора. Может быть, предупредить Пенсонов и вернуться к брату, быть рядом с ним?

Тревога, мутная, пасмурная,  затопила и день, и душу.

Галина Шторм, тихая и спокойная, вела машину умело, но без излишнего азарта. Был договор, что она доставит её прямо к аэропорту и проследит за посадкой. Там же тайно будут ожидать слуги Мендеса, подстраховывая их. Элеонор, погружённая в свои мысли, смотрела на проносящиеся мимо пейзажи, словно нарисованные углём на белом листе бумаги, или – словно в чёрно-белом сне. Дорога через перевал была короче. Но в это время года машин на ней наблюдалось совсем мало, автомобилисты отдавали предпочтение более длинному и менее живописному, но более безопасному и комфортному пути вдоль железной дороги. К тому же, если по непредвиденной причине Новый год застанет в пути – можно найти пристанище в мотеле или придорожном ресторане.

Спокойная, монотонная дорога. Элеонор задремала – ведь ночь была бессонной. Ей грезились Генри, Виктор, Мария и она с Еленой за одним столом. Сверкающая ёлка, праздничный стол, яркий свет, смех и беззаботная болтовня…

Она очнулась, когда машина встала. Элеонор огляделась. Они притормозили около подъездной дороги на заброшенное, заколоченное кафе. Сколько их таких закрылось зимой на этой трассе – не сосчитать. Галина не спеша свернула на дорогу и остановилась на круглой площадке. Потом открыла дверцу и вышла. Что ей здесь нужно?

Элеонор с удивлением  выглянула вслед: - Что случилось?

Галина Шторм потянулась с наслаждением, попрыгала, и только потом оглянулась: - Ничего особенного. Просто немного передохнём. Вы тоже можете погулять.

Элеонор подумала – и вышла. Взглянула на часы.

- Успеем, - сказала Шторм, заметив её жест. – Мы везде успеем.

Дорожка к бездействующему кафе была, как ни странно, тоже не так давно расчищена. Хотя почему странно? Вокруг валялись, сдвинутые к обочине, пустые бутылки, обёртки, банки, кожура и прочая дребедень. Как всегда, проезжающие сорили, не обращая внимания на поставленный на видном месте мусорный контейнер. Значит, здесь останавливаются. Элеонор тихо шла, глядя вглубь ущелья, вернее, небольшой расщелины. Летом здесь должно быть очень красиво. Такое уютное местечко. Дикие цветы. Трава. Камни. Ручейки, бегущие сверху. А пока она мягко ступала в лёгких, но тёплых и удобных сапожках, поддевая ногами пустые пивные банки. Какая дикость – мусорить в таким чудесном месте.

Было холодно. Но не настолько, чтобы это могло считаться лютым морозом. Тихий, почти безветренный день. Чистейший белый снег. Дорога поскрипывала и искрилась. Элеонор подняла капюшон тёплого и лёгкого шведского пуховика.

Галина молча прохаживалась туда-сюда, как часовой, но с едва сдерживаемым нетерпением, словно чего-то или кого-то ожидала. И вправду – через 5 минут на ту же дорогу завернул небольшой джип – и тут же остановился у обочины. Хлопнула дверца, и Галина поспешила навстречу двум дюжим молодцам в коротких дублёнках.

Элеонор смотрела с тревогой и недоумением, как они о чём-то тихо, но энергично беседуют, спорят, указывают куда-то за горы, посматривают на неё. Может, просто спрашивают дорогу? У Элеонор защемило сердце и начало проваливаться куда-то вниз, ближе к земле с банками и цветными обёртками, которые попирала её нога. «Испуганное сердце Элеонор Пенсон – среди мусора…» - подумалось ей. – «Не смешно. Зачем отказалась от телохранителя и слуг-сопровождающих? Излишняя брезгливость и щепетильность…»

Все трое направлялись к ней. Галина смотрела на подопечную, чуть улыбаясь – и опять Элеонор не могла прочесть выражение её лица.

- Боюсь, дальше нам не по пути! – сказала Шторм.

- Что это значит? – под ложечкой засосало.

- Это значит, что вы продолжите путь с ними.

- Это похищение?

- К чему домыслы и лишние слова? Садитесь в машину.

Молодцы надвинулись с двух сторон и взяли её под руки. Элеонор с бешенством вывернулась и стряхнула чужие руки. – Я пойду сама! Ненавижу, когда лапают!

- И всё же мы вас подстрахуем.

Элеонор тщательно обыскали, вытащили из кармашка куртки телефон и маленький пистолет, подаренный Виктором. Это было скверно. Очень скверно. И ей пришлось подчиниться этому насилию. Предчувствия её не обманывали…

Элеонор довели до джипа, где оставался шофер, вежливо, но категорично заставили сесть на заднее сиденье. Машина тронулась.

- Куда мы поедем?

- Узнаете. – Один из молодцов, в белой шапочке и синих очках, коротко хохотнул: - Правда, Жулик? И очень скоро узнаете.

Жулик сидел рядом с Элеонор. Он казался мрачен и неразговорчив, и только и  разродился на то, чтобы лениво выругаться: - А пошёл ты на хер, Саныч!

Вначале Элеонор сделала попытку хоть что-то узнать, заведя разговор на отвлеченную тему. Саныч нёс чушь, травил несмешные анекдоты, сам смеялся, увязал в оборотах; шофёр молча ухмылялся, и все трое безостановочно курили отвратительные дешёвые сигареты. Элеонор поняла только то, что они ничего не скажут, что им приказано молчать, и что её везут в полную неизвестность. И она умолкла, следом понемногу умолкли и все остальные. Воцарилось молчание, комфортное для всех, кроме Элеонор.

Через сорок минут нестерпимо тягостной и унизительной езды джип свернул на дорогу, пересекающее небольшое плато и, не доезжая несколько метров до исполинского валуна, остановился. Вылезли все. Шофёр остался стоять, прислонившись к капоту, а два дружка начали прохаживаться по площадке взад-вперед. Время тянулось невыносимо медленно. Они ждали и тихо переругивались, словно не могли придти к единому мнению насчёт жизненно важных моментов, а Элеонор не могла понять, на каком языке идёт перепалка. Похоже, что разнообразие словаря и литературная речь не были в числе их личных достижений.

Элеонор разглядывала окружающую панораму. Странное и дикое место. В другое время она залюбовалась бы окружающей красотой. В другое время. Сейчас она думала лишь о том, как ей освободиться. Как сообщить брату, что в его гнезде свила гнездо змея. Что опасность угрожает ему и беременной жене. Кто её похитители? Кого они ждут? Очередного челнока или – покупателя? Кто такая Галина Шторм? На кого она работает? Всё это она узнает, попав в руки заказчика, когда будет уже поздно. Но ей совсем не хотелось этого знать. Потому что она знала другое: сейчас она  опасна для своих близких больше, чем для самой себя. Ею будут шантажировать…

Вот там, за камнем, площадка идёт на понижение. Куда? К пропасти или к пологому спуску? За линией, отделяющей площадку от невидимого пространства, торчала ещё одна площадка, окружённая остроконечными обломками скал – словно специально вырубленное в останце кресло для великана. Сзади узкий перешеек соединял её с довольно крутой противоположной стенкой ущелья. Крутой – но всё же не настолько, чтобы по ней нельзя было карабкаться: множество карнизов, пещерки, кустарник… По ней, быть может, реально спуститься к реке. Только как туда попасть? А если между площадкой и площадкой – пропасть?

Элеонор забарабанила в стекло, и шофёр выпучился на неё, словно на крысу в аквариуме, которая вдруг вздумала протестовать.

- Что надо? – глуповатая физиономия, круглая, с тонким, кривым носом, глазки-гвоздики, тонкие красные губы-пиявки. Однако – английский безупречен.

- Я тоже хочу выйти! – сказала Элеонор сердито. – Я хочу размяться. У меня ноги затекли. Я хочу есть. Я хочу пить. Я хочу в туалет. Я хочу глотнуть свежего воздуха. Вы курите, как свиньи. Мне плохо.

Шофёр беззлобно хохотнул. Приоткрыл дверцу.

- У вас слишком много требований. На данный момент придётся довольствоваться одним. Дышите! Только без глупостей! – предупредил он.

Элеонор вылезла из машины. Несколько раз присела.  Видя, что никто не обращает на неё внимания, тихо, но упрямо пошла по направлению к валуну.

- Куда? – шофер повысил голос, клацнул затвор. – Буду стрелять по ногам!
Элеонор указала на валун: - Мне нужно в туалет!

- Это тебе не туалет! Что, терпеть не можешь?

- Представь, не могу, ублюдок! – огрызнулась она.

Тот махнул рукой: - Давай быстрее!

Элеонор постояла за камнем, потом продолжила путь дальше – но уже быстрее, как и было приказано.

- Эй, эй, эй! – завопили ей вслед.

И Элеонор побежала. Она не услышала топота погони и не дождалась выстрелов по ногам, и скоро поняла, почему: впереди был обрыв. Элеонор в ужасе остановилась на самом краю, потом невольно попятилась назад.

Да, там не было пологого спуска, была вертикальная стенка. Зато до противоположной площадки было подать рукой. Мало того, ниже оказался ещё один карниз, довольно обширный, уходящий вбок, и на этот карниз можно было перепрыгнуть. Элеонор не знала, что в этом месте часто тренируются начинающие альпинисты и скалолазы, и со скалы попасть вниз, к реке, совсем несложно.

- Эй, давай назад, давай! – заорал Жулик, размахивая пистолетом. – Назад, иначе стрелять буду!

«Ага, сами подойти к краю боятся! Слабаки!» – с презрением подумала Элеонор. – «Врешь. Не выстрелишь, я нужна вам живая и здоровая. Заложников не убивают раньше времени, когда они ещё не успели понять, что они заложники, и не получен выкуп».

Элеонор обернулась. Шофёр сделал двоим предупреждающий знак рукой, и пошёл к ней, один, спокойно, медленно, размеренно. Вот он уже у валуна. Он боится её напугать.

- Стой! – крикнула Элеонор. – Стой, если хочешь взять меня живой!

Тот встал.

- Вы не понимаете – вам никто не собирается причинять вред. Вы должны вернуться в машину. С вами будут хорошо обращаться. Вы же не хотите, чтобы ваша дочь вас не дождалась? Вам всё равно некуда бежать. Давайте сначала договоримся по-хорошему. Наш хозяин не задержит вас надолго. Он с вами просто поговорит…

Он сделал ещё один шаг вперёд - и Элеонор отодвинулась назад, отступила на край. Нетерпеливо прыгающий на месте Жулик не выдержал и зашагал к ним.

- Чего ты церемонишься? – шипел он. – Просто хватай! Или давай я!

Элеонор зашагала прочь от обрыва, и еще, и ещё несколько шагов – наискосок от валуна. Теперь до шофёра было всего метров пять, а позади – метров семь.

Шофёр вздохнул с облегчением. – Мы с вами поговорим в машине, обещаю. Что вы хотите узнать? Мы всё расскажем вам. Дайте мне руку… - он спрятал пистолет в карман и протянул ей руку.

И тогда Элеонор сбросила куртку, обернулась и сделала длинный прыжок по направлению к обрыву, и второй, на бегу оценивая  силу разбега, свои шансы долететь, силу ветра – он, по счастью, дул как раз в спину. Таких сложных прыжков Элеонор делать ещё не приходилось со времён юношеских соревнований  - вспомнит ли тело и разум то, что сейчас так необходимо вспомнить? Но она вложила в него вся свою страсть, любовь и волю к жизни. Виктор, помоги!

- Идиот! – завопил за её спиной шофёр, бывший, видимо, за старшего. – Тебе сказали – не трогать! Доставить целенькой! Никаких выстрелов. Убери пушку! Убери!

- По ногам, по ногам, быстрее, уйдёт! – вопил Жулик.

- Куда уйдёт, придурок, она разобьётся, стреляй!

Дурацкие, всполошенные голоса слились в один неразборчивый ком. Элеонор не прыгнула – она взлетела. Даже если она и не приземлится точно на площадке, не хватит толчка – она успеет ухватиться за выступающий край карниза и подтянется на руках. Это не сложнее, чем взлететь на гимнастические брусья – она всегда делала это запросто. Или запрыгнуть на ходу на коня – это она делает до сих пор: сказывается фермерская закалка и тренировки в загородном доме Генри. При всей своей любви к лошадям, он был лишен по болезни удовольствия участвовать в скачках, зато любовался выправкой Элеонор и её умением находить с лошадями общий язык, подчинять своей воле с первого раза.

Вот так! Пусть теперь её похитители попробуют её поймать или прыгнуть вслед. Она побьётся об заклад, что они не повторят её прыжка!

А её прыжок был прекрасен! Элеонор не ощущала страха – она ощущала восторг полёта. Как хорошо быть птицей!

Грянул нелепый, ненужный, запоздалый, случайный и неожиданный даже для самого стрелявшего Саныча, выстрел. Тот стрелял скорее автоматически, от полной безнадёги перестав контролировать себя – ибо эта ошибка могла стоить жизни всей троице.

Но пуля – дура угодила-таки в цель. Она разорвала мышцу ноги, толчок отбросил Элеонор в сторону. Боль достала её у самого края карниза. Её руки только скользнули по корявому, грубому камню. Небо оказалось прямо перед глазами, глубокое, морозное, бледно-голубое. Полёт был окончен.

 «Прости, Вик…» - только и успела она подумать. – «Я не успела»…

Элеонор рухнула в пропасть, в то самое подветренное место, где огромный сугроб, примыкающий к скальной колонне, достигал наибольшей высоты, и ушла в него, словно ныряльщик – в морскую пучину…

...
Галина Шторм спокойно и без происшествий добралась до столицы, оставаясь абсолютно спокойной и невозмутимой. Никто никогда не мог сказать, что она способна волноваться и нервничать. Да и сама она порой не понимала, осталось ли в ней ещё нечто, определяемое как «нервы», «сочувствие», «сожаление». Она просто педантично выполняла свою работу. В Цепиче Галина Шторм заправила джип под завязку – обратный путь предстоял неблизкий. Зашла в кафе, позвонила помощникам – слуги Мендеса, дежурившие в аэропорту, не должны были  вернуться по домам. Потом дала в Замостин телеграмму от имени Элеонор Пенсон о благополучном прибытии, и укатила назад, по дальнему кружному пути, минуя горы.

Один этап успешно пройден. Скоро она перейдёт к выполнению второго этапа, и тогда все разборки будут ей безразличны,  пусть они грызутся между собой – она устала от противоречивых сообщений и указаний. Она, наконец, покинет опостылевший дом великого учёного и великого одураченного. Вот только справиться с последним препятствием – настырной Бет Спенсер, выскочкой, внезапно вставшей на пути. Надо продумать, как её убрать. И тогда она может праздновать победу…