Г Л А В А 12
Странное, смутное время наступило в доме. Казалось, что все сошли с ума, и никто не знает, что делать. Рана оказалась поверхностной – к счастью, Елена не сумела собраться с достаточной силой, зато успела испугаться, а иначе могла бы задеть сухожилия. Гораздо большее опасение вызывало её душевное равновесие. Елена не захотела оставаться в больнице и вернулась домой через день. Марта не желала покидать дочь ни на минуту – ночью Пазильо с трудом уводил её в спальню, уступая место Мендесу. Тот дежурил до утра, потом уходил в лабораторию и работал, как одержимый, однако всё равно психологу больше не доверял.
Он почти ничего не ел, осунулся, лишь глубоко запавшие янтарные глаза его пылали по-прежнему одержимо. Мендес старался избегать Марты, но столкновение было сложно предугадать. Иногда можно было застать странную картину: двое сидели рядом на стульях – два врага, поражённых одним недугом, - и молчали, а между ними лежала упрямая Елена, едва удерживаясь, чтобы не вскочить, и тоже молчала, переводя взгляд с одного на другого.
Мендес чувствовал, что не смог ничего добиться ни одним из доступных ему способов: он ломал её, выжигал её душу, но она оказалась сильнее. Он подарил ей любовь – она взяла её, даже не заметив. Елена стала его любовницей, но не стала другом. Что же делать дальше? Он пока не знал.
Страх, что он никогда не сможет её победить, был для него диким, нелепым, совершенно новым чувством. И чтобы заглушить его – он уходил в работу, и новое открытие трепетало в воздухе, готовое проявиться, словно изображение на фотопластинке.
Однажды утром Марта вдруг поднялась и вышла вслед за Мендесом, оставив Елену и доктора Кантора наедине.
- Послушайте, Виктор, - сказала она. – Мне надо поговорить с вами.
Мендес был слишком измучен, чтобы удивляться и артачиться. Марта казалась абсолютно спокойной, но в голосе впервые прозвучал металл. Они дошли до холла в конце коридора. В широкие окна лился грязный ноябрьский свет пополам с изморосью.
- Сядьте! – приказала Марта.
- Я уже насиделся! – только пробурчал он, но подчинился.
- Послушайте, что я скажу вам. Вы принесли нам много зла, погубили несчастного юношу, искалечили жизнь моей дочери, и Бог знает, что ещё натворили и натворите. О себе я сейчас не думаю – благодаря вам я нашла Луиса, и хочу быть счастливой, мне дорога жизнь, я ещё не старуха! – Марта поправила волосы, которые первый раз в жизни подкрасила, чтобы скрыть седые прядки. – Но моя дочь… Она ещё не жила, и её взрослая жизнь началась со зла. Если вы действительно любите её, вы должны измениться и исправить зло, пока это ещё возможно.
- И что вы предлагаете? – осведомился он нетерпеливо.
- Послушайте совета психолога… - Мендес поморщился, - Да, да, не стройте мины, послушайте совета врача, увезите её, пусть она вдохнёт яркой, праздничной жизни, избавьте её от насилия, научите вновь смеяться. Да, я тоже ненавижу вас, но шла на компромиссы, вот и сейчас… - Марта гордо вскинула голову. – Но я обещаю, что уничтожу вас собственными руками, если с Еленой опять произойдёт что-то страшное. И моя рука точно не дрогнет.
Мендес горько усмехнулся. Ему хотелось и смеяться, и рычать от ярости и бессилия – но он, по обыкновению, промолчал. Женщины никогда не приказывали ему и не клялись в ненависти. Марта была по-своему права – но поучать всегда легче. Его тоже сломали в своё время, и сломанная душа никак не хотела срастаться – и в ответ он тоже научился ломать. Он не из тех, кто подставляет вторую щеку.
А уехать из дома, в свет, в мир – значило опять подвергнуться опасности, непонятно откуда исходящей, и оттого страшной вдвойне. Эта Анна Брок… Почему она пытается его устрашить? Она давно могла бы уничтожить и его, и Елену – но она выжидала. Чего? Ей нужно что-то конкретное? Его открытие?
Мендес предпринял попытки отыскать её по описанию Нисы. Но Анна Брок испарилась из тех мест. Словно Мендес организовал поиски призрака. Мало того, его терзала незаглушаемая ревность к этому самому исчезнувшему Лео, которого он пытался уничтожить, и который сейчас едва не уничтожил его. Елена прожила с ним в лесу почти три месяца, и Мендес ничего не знал о том, что это были за дни, и что это был за Лео. Было дико думать, что тяжело больной юноша мог стать ему соперником. Но ведь он выжил, вопреки всем прогнозам! Что связывало с ним Елену? Мысль о том, что это могло быть нечто иное, чем дружба и преданность, сводила его с ума, неотступно сверлила мозг. И вот теперь Елена словно подтвердила его худшие фантазии. А он так не хотел в это верить.
А Елена тоже пребывала в шоке. И этот новый шок делал её молчаливой – она не могла решиться рассказать то, что узнала в больнице: она была беременна!
Ей удалось уговорить доктора Кантора не сообщать этого никому: психолог считал, что Мендес должен узнать это от неё. Несмотря на все передряги, беременность проходила нормально, выкидыш не грозил – у Елены был на редкость здоровый организм. Однако доктор дал ей всего неделю на раздумье. Если она не решится – он сообщит Мендесу сам.
Но был ли это ребёнок Виктора, или Лео – она не знала пока. Кантор определил слишком большой срок – это невероятно. Её спасла бы неделя, всего одна неделя, чтобы он мог уточниться, а она - понять: чего она сама хочет?
…И вот неделя подошла к концу. Кантор окончательно удостоверился, что Елена носит двойню; она удостоверилась, что забеременела от Виктора, и можно смело ему об этом сообщить.
Г Л А В А 13
Счастье Элеонор и Грегори Пенсона было недолгим. К болезни сердца добавилась саркома лёгкого. Но Грегори умер быстро, от очередного сердечного приступа, не дожив до унизительных страданий.
Грегори Пенсон, детский врач из клиники в Веве, в Швейцарии, был самым светлым и любящим человеком из всех, кого только Элеонор встречала в жизни. Именно он в буквальном смысле поставил на ноги её дочь Марию, парализованную после автокатастрофы. Теперь, после похорон, Элеонор намеревалась покинуть Европу. Но прежде собиралась навестить брата.
Элеонор проводила Марию на аэровокзал вместе с близкими друзьями. В Чикаго её встретят родные Грегори, а через пару недель, закончив дела, туда же отбудет и Элеонор. Быть может, ей удастся начать в Штатах новую жизнь – она уже получила приглашение в школу танца в Нью-Джерси, а там, возможно, откроет и собственную студию.
Элеонор отправила телеграмму Виктору, заранее купила билеты на Чикаго. Сейчас она хотела одного – отдохнуть перед встречей с Виктором, которая её безмерно пугала. Она получила от него за всё это время лишь одну-единственную весточку: он строил дом для невесты, приглашал на новоселье. О своих делах – ни слова, и о свадьбе, кстати, тоже ни слова. Но может, всё не так уж страшно, он одумался, семейная жизнь повернёт его снова к Богу, возвратит в душу мир, в голову – разум.
Элеонор вернулась домой и продолжила сборы. Комнаты были почти пусты. Она уже отослала часть вещей – самое громоздкое, но дорогое: фотоальбомы, их с Грегори двойной портрет работы Русича, любимый шкафчик Грегори красного дерева, с перламутром, 17 века, где он хранил лекарства, всю антикварную посуду, кое-что из личных вещей, любимые книги. Всё остальное будет продано вместе с домом.
Сейчас Элеонор просматривала кипы бумаг и научных журналов, где печатался Грегори. Что-то осталось на дисках, которые она заберёт с собой, остальное отдаст в клинику. Потом ещё раз созвонится с дилером – покупателей хватало, но Элеонор нужны были самые новейшие сведения и самая выгодная сделка. Денег оставалось в обрез, и она не собиралась продешевить.
Потом… потом она, пожалуй, отправится в кафе пообедать – сегодня утром были рассчитаны и отпущены последние обитатели дома: кухарка и горничная Марии.
Элеонор потянулась, разгибая уставшую спину, помахала руками, сделала несколько танцевальных па – шаги гулко отдавались в пустых стенах. Слишком много времени она провела у постели Грегори – пора увеличивать нагрузки, срочно восстанавливать форму – раньше это происходило так быстро и незаметно. Подумав, она отправилась на кухню сварить кофе. Прошла через кабинет в гостиную, затем мимо детской - в холл с огромным диваном посередине и телеэкраном на стене, вышла в широкий коридор - все комнаты казались ей уснувшими в ожидании какого-то чуда, мебель слепла в чехлах, тишина убаюкивала…
Элеонор не успела войти в кухню. В кабинете зазвонил телефон. Кто это может быть? Энн из аэропорта? Рейс отложили, и они решили вернуться? Но Филипп всегда звонит на мобильный. Нет, это маловероятно. Скорее всего, опять кто-то из знакомых Грегори с запоздалыми соболезнованиями.
Элеонор постояла в оцепенении и побежала назад, в кабинет, схватила чёрную трубку. Трубка молчала.
- Алло, кто это? – у Элеонор неприятно защемило под ложечкой.
- Элеонор Пенсон? - произнес, наконец, низкий женский голос. – У меня есть для вас сообщение, не кладите трубку. Оно касается особ, вам небезразличных. Мне надо с вами встретиться.
- Кто это говорит? – Элеонор повысила голос. – Я не намерена идти на поводу…
- Через полчаса в кафе «Мушка». Я сама вас найду. Советую подойти пешком и никому не сообщать, иначе встреча сорвётся.
Незнакомка положила трубку. Найду, советую, особы… Что она о себе воображает? Какая самонадеянность!
Кафе «Мушка» находится как раз в получасе ходьбы от дома – Элеонор только-только успеет. Успеет… Это же просто глупый розыгрыш – почему она так поспешно собирается? Почему не проходит странное предчувствие, не тает ледяной комок в груди? Ведь это всего лишь нелепая ошибка!
Элеонор накинула плащ и вышла из дома. Она ничего не могла с собой поделать, все время убыстряла шаг, и пришла в «Мушку» на 6 минут раньше. Села за свободный столик, приказала себе успокоиться. Время, казалось, остановилось. Элеонор посматривала на входную дверь, постукивала по чашке с кофе, нервно курила и зачем-то считала входящих-выходящих. Она не заметила, как от соседнего столика отделился мужчина в тёмных очках и кожаной куртке.
- К вам можно присоединиться? - осведомился он и, не дождавшись ответа, сел напротив. – Элеонор Пенсон, – не спросил, а констатировал он. – Моя подруга желает с вами поговорить. Это касается вашего брата. Она ждёт поблизости. Идите за мной. Только не спеша, и без лишнего шума – это в ваших интересах.
Его безразличный, но твёрдый голос не давал повода усомниться в том, что она поступит именно так, как надо. И она подчинилась.
Неподалёку, в сквере, на лавочке, вдалеке от уличных фонарей, сидела женщина в таком же кожаном костюме и шляпе-котелке. Элеонор с трудом могла её разглядеть – верхнюю часть лица закрывали очки, нижнюю – высокий ворот, скрывающий подбородок. Узкую полоску щеки, повёрнутой к Элеонор, перечёркивал рваный шрам. Она была молода. Она показалась Элеонор много моложе её, но во всём облике ощущалась властная, жестокая решимость и страстное нетерпение.
- Наконец-то! – произнесла она резко. – Садитесь и слушайте. Моё имя – Анна Брок. И я не единственная, кому нужен ваш брат. Кому повезёт больше – пока неизвестно. Может, американцам, может, русским, а может, и мне… Ясно одно – на троих его не хватит.
- Прежде всего – кто вы такая и почему решили, что я соглашусь вам помогать? Я уже несколько лет не общаюсь с братом и не имею понятия о его делах и связях!
- Лжёте, - спокойно перебила Анна. – Вы были у него в Гростии всего год назад, и наверняка в курсе его дел, ибо он сам вас вызвал. Я могла бы помочь ему избежать больших неприятностей.
- Если вы всё знаете, почему не явитесь к нему сами?
- Ну, скажем так, нас развели в стороны некоторые разногласия, – Анна Брок усмехнулась. – Рано или поздно, на него выйдут. Лучше, конечно, если поздно. Я не требую от вас невозможного. Передайте лишь моё приглашение к сотрудничеству. Если будет сомневаться – скажите только одно: что на него готовы выйти и другие. Например, Губа. Видите, я с вами вполне откровенна.
- А если он не захочет?
- Вы его убедите.
-А если не захочу я?
- Это исключено, – Анна Брок встала. – Если вы не захотите оправдать моих надежд – я знаю, где отыскать вашу дочь Марию. Мои люди уже за ней следят. Рейс 2094, Женева – Чикаго, при ней Энн и Филипп Маймины. В Чикаго их встретил Энтони Пенсон. Довольно? И не вздумайте никуда сообщать, мы всё равно будем оперативней, вашу дочь никто не отыщет.
- И как я передам его решение? Как вас найду?
Анна усмехнулась: - Нас искать не надо. Мы с вами свяжемся сами.
…Анна Брок и мужчина ушли, а Элеонор ещё долго сидела в сквере без сил, без желаний, без мыслей…
…
Майя Перральта, нынешняя Анна Брок, чувствовала, что холод и неуют этого мира охватывают её со всех сторон всё плотнее и плотнее. Странная идея Бет Спенсер получить аккредитацию в детективном агентстве Джонсон-Джонсон не казалась ей слишком удачной поначалу. Но, поразмыслив, она пришла к выводу, что она ничуть не хуже других. Почему бы и нет? И в случае удачи, и в случае неудачи, все камни покатятся на этого недалёкого детектива, который только и умеет, что организовывать слежку за неверными жёнами. Все, так или иначе ввязанные в эту историю, в том числе Элеонор Пенсон, будут через него искать некую Анну Брок.
Пока ещё никто не знает, что Анна Брок доживает последний день. Майя меняла свой личный код: именно сегодня она ложилась в частную клинику для пластической операции. После Нового года, где-то весной, в мире появится ещё одна Ольга Воронько, киевлянка, ищущая работу и приключений в Гростии, не так уж и далеко от родных пенат.
Майя вновь вернётся в Замостин. К тому времени, возможно, у неё уже будут первые сведения от Бет Спенсер.
Всё должно получиться! Майя вжилась в свою роль, вросла в неё – в этом был высший мистический смысл, и она верила в свою звезду. Её могли бы арестовать за поджог – но не арестовали. Люди Мендеса могли бы её отыскать – но не отыскали. Она могла бы умереть на месте аварии или в больнице – но осталась в живых. Она много раз имела шансы быть подстреленной или сбитой – но оказалась заговорённой от пуль и чужих харлеев. Судьба её берегла, для какой-то единственной и неотвратимой цели. А главное – она могла бы не обнаружить пистолета в тайнике – и жизнь повернулась бы иначе.
Пистолет дождался её – значит, это судьба. Её единственный друг! Она усмехнулась и любовно погладила холодную рукоять. Друг. Дружок. Бой-френд! Это именно он сделал её такой, какая она есть сейчас, задал траекторию. И она его не подведёт.