Г Л А В А 9
Майя сходила с ума от ярости и безумной ревности: Живаго захватил Нису! Её Ниса! Её любимая девочка! Мало ему своих служанок и подопытных, мало этой малолетней девчонки. Ему понадобилось её обокрасть! Живаго за это поплатится. Око за око – она тоже будет отнимать у него любимых, одну за другой, пока он не взвоет от тоски и одиночества – и тогда придёт и уничтожит и его самого. Или – наоборот: оставит в живых, чтобы жизнь стала хуже смерти.
У Майи был разработан план, но она пока не спешила его осуществлять: Бет Спенсер ещё недостаточно подготовлена. Терпение. Ей не привыкать терпеть и выжидать.
Бет Спенсер проникнет в дом. Потом… Потом она будет действовать по обстоятельствам. Дом не казался особенно укреплённым или защищённым, её наблюдатели не видели мощной охраны, сменяющихся постов. Охранника можно снять запросто. Через ограду можно перелезть легко. В парке не было даже собак.
Правда, кое-что настораживало и пугало. Возможно, это было связано с его опытами над людьми. По ночам к дому подходили и подъезжали странные люди, иной раз – по пять человек за ночь. Потом бесследно исчезали, уходили, растворялись в ночи или оседали в доме, в том же страшном подвале, одурманенные и безучастные.
Ребята Майи как-то попытались выйти на двоих таких, её возраста, посетивших дом Живаго, повести разговор, возможно, познакомиться ближе – и после тщетных попыток отказывались от этой затеи. Их разговор был запутан, замедлен и сбивчив. Эти люди не отказывались общаться, но были похожи на обдолбанных наркоманов, и при этом насторожены и скрытны. Кола даже сделал попытку взглянуть на сгиб руки у одного из парней, скрытый – в сильную жару – плотным рукавом, и сам покрылся мурашками от ужаса: рука была сине-лиловой, а парень злобно ощерился, сжал кисть Колы и вывернул её так, что чуть не сломал – Кола еле освободился.
Майя знала, что Живаго не интересуется наркотиками, он никогда не устраивал никаких притонов, да и вообще не любил шумного общества и новых людей. Да, он часто пропадал в подвале, часто плохо выглядел, был временами слаб и вводил себе что-то в вену – она видела и синяки, и следы уколов. Но при этом он не был похож на наркомана, уж она-то на них насмотрелась, уж она-то знает, какими они бывают.
Получается, что он и с ними проделывает то же самое, но что именно и зачем? Его немногочисленные слуги были похожи на зомби… Зомби? Да, конечно! Он зомбирует приходящих к нему людей по какой-то своей технологии, а потом с ними что-то вытворяет. Подчиняет себе, пользуется…
Это преступление. Это страшно. Это убийственно. Это… чертовски интересно! Он сделал потрясающее открытие и скрывает это – вот почему он избегает общества.
Он… готовит заговор!
Майя могла бы кое-что порассказать важным людям в определённых кругах. Могла бы найти покупателя побогаче и обеспечить себя на всю оставшуюся жизнь. Если бы была уверена, что её саму после этого быстренько не уберут как свидетеля. Но этой уверенности не было. И потом, это значило бы утратить свободу действий, возможность осуществить заветное. Она пока сохранит в тайне свою информацию и догадки. Это – залог жизни для неё самой и её ребят. Как и необходимость тщательно контролировать используемую пищу и – особенно – питьё: случай с подростками, выуженный случайно из старой газеты, навёл её на вполне реальные подозрения.
Майя знала, что Бет идёт на верную гибель, но ничего ей не говорила. Но Бет - хитрая бестия! Кто знает, может, ей удастся проникнуть в дом и что-то раздобыть, отослать информацию ей, или с кем-то установить контакт, или втереться в доверие и что-то выяснить. А способы – на усмотрение Бет.
Майя наговорила Бет всякой чепухи и небылиц о Живаго, своём бывшем любовнике, его причудах и своей ревности, о загадках его дома, вплоть до слухов о вампирах в Замостине – но совсем не о тех реалиях, о которых она знала. Пусть Бет побудет в роли детектива – чем больше информации изнутри, тем лучше. А если Бет превратится в зомби и сама станет источником информации о Майе? То есть - Анне Брок? Майя гнала от себя эти мысли.
Это очень реальная угроза, но другого выхода нет, или Майе казалось, что нет. Майя не привыкла доверять безоговорочно, но Бет придётся довериться, потому что догадки, лишённые доказательств, не котируются высоко, особенно, если касаются столь влиятельного человека. Конечно, и на влиятельных находится компромат, но не это – цель Анны Брок. И потом, если Бет станет зомби… что ж, это и будет доказательством!
Как бы ни сложилась игра, у Майи и Бет в запасе будет козырной туз: Елена. Бет – или Майя – возьмёт её в заложницы, и тогда свои условия будет диктовать не Живаго, а Майя. Женщина в маске. А Бет всегда можно успеть убрать с дороги.
- И это ещё не всё, Живаго. Я знаю, чьё письмо на испанском языке ты получил. Я разыскала эту женщину, твою любимую сестру, Элеонор Пенсон. Я лично встречусь с ней и продиктую ей свои условия. Она станет передаточным звеном, или заложницей – я ещё не решила, кем именно. Я знаю, как купить её молчание и послушание – у неё есть единственная дочь-инвалид Мария…
Если Элеонор откажется – её дочь попадёт в руки Майи, а у Майи нет, и не будет жалости к тем, кто близок тебе, Виктор!
Г Л А В А 10
Марта ещё не окрепла и передвигалась, опираясь на трость, но она сама настояла на том, чтобы венчание проходило в церкви. Присутствовали только профессора – новые приятели Пазильо по дому Живаго, сам Живаго с Еленой, Фернандес с молодым подручным, Галина Шторм, доктор Кантор – да охрана. И Марта, и Елена остро ощущали отсутствие Лео, его не хватало Марте, как прощения, как индульгенции, как разрешения на новую жизнь, как талисмана.
У Елены жизнь теперь своя – пусть непонятная, но своя. Она выглядела достойно, независимо и гордо несла себя и по гулкому церковному полу, и по мягкому ковру гостиной. Щёки её наконец-то порозовели, она стала куда более женственной, трепетной, мягкой, больше времени проводила со своим… эээ… женихом? мужем? любимым? Неважно. Лишь бы они умели друг друга любить. У неё скоро будет новый дом – не лачуга, не сторожка, не доживающий свой век загородный домик, а настоящий дворец. Пазильо возил Марту на берег Старицы, в захолустные Полицы, – такого ещё не видали в маленьком, ни на что не претендующем Замостине.
Впрочем, жизнь меняется. Город разрастается, пустыри и свалки превращаются в виллы, рестораны, мотели. Горнолыжный курорт, хоть ещё и не доведён до ума, а уже привлекает туристов. И это всё – работа Живаго. Марта не знает, хорошо это или плохо. Не ей судить. Она хочет лишь жить спокойно, зная, что с её девочкой всё хорошо.
Конечно, ей хотелось бы для дочери пышной, великолепной свадьбы, и она будет на этом настаивать. В 19 лет так необходимо роскошное, всё в пене кружев, переливающееся платье со шлейфом и двумя пажами; разгульный, нескромный девичник, нарядные друзья и подруги; аттракционы, артисты; шум и веселье; фейерверки, взлетающие в чёрное ночное небо, переставшее быть ночным от обилия огней; чопорный лимузин в несерьёзных лентах; море шампанского, море музыки, море смеха… Всё то, чего не было у самой Марты.
Может быть, она слишком занеслась – всё это мечталось скорее под воздействием красивых журналов и кинофильмов. Может быть, в этом и нет такой уж настоятельной необходимости. Но хотя бы немножко шумной и праздничной жизни… Похоже, её так и не будет у Елены – Живаго продолжал прятаться и сторониться людей, а разрешение на это венчание дал со скрипом, и лишь благодаря нажиму Елены и Луиса.
Елена также обещала похлопотать за молодожёнов – они с Пазильо хотят уехать в Европу на Новый год, или на море. Уже тайком заказаны и гостиница, и билеты на самолёт. Мало того, Марта собиралась дать Живаго такой же совет – уехать куда-нибудь в свет, хоть ненадолго, повеселиться, отвлечься от дел. Ведь неотложных дел не бывает, любое можно отодвинуть – пусть на несколько дней – и посвятить время только друг другу и восстановлению впустую истраченного здоровья. И обновленные чувства, вспыхнувшие и заигравшие новыми красками, как эти вот изумительные витражи в недавно отремонтированном соборе, отблагодарят его за эту жертву.
Вот о чём Марта думала накануне свадьбы и в день свадьбы, вместо того, чтобы думать о женихе. Бог простит!
Марта впервые не шила себе сама праздничный наряд. Он был заказан по каталогу и прислан, уже подогнанный под её худенькую фигурку девочками из ателье. Костюм был её любимого бирюзового цвета, с чудесной вышивкой, элегантный и не без изюминки – её формы позволяли до сих пор пробовать на себе все выкрутасы изменчивой моды. Плюс изумительной красоты украшения – подарок Пазильо: эксклюзивное колье из цепочек разного плетения с бриллиантами, и серьги из бирюзы в бриллиантах, все - в белом золоте, от них не хотелось отводить глаз.
Елена с Живаго тоже завалили их подарками: мебель для их спальни в новом доме Елены (неужели он станет для них всех новой тюрьмой?); антикварные книги по истории искусства Балкан для Пазильо – личный выбор Виктора, две шубы – на долгую зиму. Плюс куча милых мелочей. И – ни намёка на свободу передвижения.
Конечно, Луису ещё долго предстоит работать над интерьером – но когда-нибудь Дом будет окончательно готов!
И что дальше?
…Несмотря ни на что, Марта с Луисом шли к выходу, счастливо улыбаясь немногочисленным гостям. Хотя за торжественными створками их ждал не сияющий солнечный день и толпа приветствующих и осыпающих лепестками, а машина с затемнёнными стёклами, шеренга телохранителей и отбытие в ненавистный, глухо-наглухо отгороженный от мира дом, к праздничному столу – всё в той же невеликой компании.
Марта и Луис сидели за столом, принимая поздравления и приподнимая бокалы на каждый тост. Господин Волохов настолько преуспел в этом ораторском искусстве, что, если бы гости послушно выпивали залпом после каждого тоста налитый до краёв бокал, то уже через час все продолжали бы праздник под столом.
Марта, улучив момент и пользуясь своим привилегированным в этот день положением, всё же сама завела с Живаго разговор о свадебном путешествии. Разговор происходил возле зашторенного окна под бравурную музыку и громкий смех молодёжи.
Этот разговор с Виктором едва всё не испортил. Живаго вмиг стал раздражённым и угрюмым.
- Недавние события вас так ничему и не научили, вы, видимо, успели всё позабыть! – с досадой сказал он. – Я вас сто раз предупреждал, и снова предупреждаю – но вы не желаете ничего слышать. Вне дома вы опасны и для меня, и для моего дела, и для собственной дочери. Если вас найдут, и снова будут шантажировать? Либо возьмут в заложницы?
Марта едва не вспылила. Какое он имеет право ей указывать? Да ещё в такой день?
Но Елена вовремя вклинилась в беседу и увела мать назад, к столу, препоручив заботам мужчин: - Мама, ну зачем ты спешишь? Отдыхай! Я всё улажу сама, без тебя! – с досадой сказала она.
В результате Елена, Виктор и Пазильо до утра обсуждали в кабинете детали поездки, пока разбитной Волохов и чопорный Херманн лезли из кожи вон, развлекая новобрачную. И не то, чтобы это им не удавалось. Но время шло, а Луис всё не появлялся, и она устала, томилась и мечтала только об отдыхе.
В результате, влетев, наконец, в гостиную, красный, возбуждённый и сияющий Пазильо нашёл продолжающего выпивать и закусывать Волохова, рядом – засыпающего Херманна, и не нашёл жену: Фернандес и Галина отвели её отдыхать в специально отведённую для молодожёнов опочивальню, где она с наслаждением уснула. Пазильо лишь посмотрел на неё печально – и улёгся рядом. Сообщить о своей победе он смог только в полдень, когда госпожа Пазильо соизволила проснуться.
Итак, через три недели они отбывали. С двумя телохранителями, в строжайшей тайне, при условии, что будут вести тихий образ жизни - а какой ещё образ жизни могли бы они вести? – удивился Пазильо. Не станут появляться в слишком людных местах (на стадионах, что ли?), равно как и в слишком пустынных (не иначе как на пустырях по ночам!). А также под чужими именами (до чего он дожил – подложный паспорт, будто он – преступник, скрывающийся от полиции!).
И, разумеется, с языками на замке – а вот это, пожалуй, будет самым сложным: ну как же существовать без того, чтобы не поговорить по душам, не завести новых интересных знакомств? А если встретятся на пути старые знакомые? Ведь мир так тесен! Неужто и они стали для них опасны?