Словно кратер отверст...

Ольга Постникова 1
                Словно кратер отверст...
                Поэтика суровой откровенности и эмпатии.


Вышла новая книга Вальдемара Вебера. У поэта, прозаика и переводчика, живущего по большей части в Германии и пишущего на русском и немецком языках, это пятая книга на русском. В 1970-е годы Вебер был известен в литературном неофициальном кругу не только как переводчик немецкой поэзии, но и как поэт.
Однотомник «Формулы счастья» вмещает произведения с конца 1950-х до сегодняшних дней, не публиковавшиеся прежде. Книга многожанровая, но мне, знающей и ценящей и предыдущие публикации, и автобиографическую прозу автора, хочется сказать прежде всего о корпусе поэтических текстов.

Для меня поэзия Вебера – всегда переживание доверительной вести, пробуждение состояний поэтической молодости. Тексты его мне всегда интересны. Сюжеты от первого лица, тайны биографии. Сдержанность и недоговоренность, зажигающие в читающем его собственные воспоминания. Отказ от любой словесной и смысловой игры. И – для меня главное – у автора самый большой «спрос» – с себя…

Эти стихи гораздо больше просто правды жизни. Даже и в минималистических вещах – ощущение настоящего времени как продолжающейся истории. Возможно, на нынешнее их восприятие, даже если они написаны давно, влияет контекст нашей действительности, драматизм европейской жизни последних лет.

В текстах Вебера при всей несентиментальности есть подлинные чувства: страдание и сострадание к живущим и умершим, настоящая эмпатия, органически присущий ему гуманизм. Это свойство теперь называют с иронической улыбкой, ведь все слова дискредитированы. Его строки хочется запомнить и цитировать. Как прочно запоминаются его нечастые метафоры, когда, например, в стихотворении «Сожженный германский город» автор видит себя в нем: «почтовый голубь// c посланием,/ которое некому передать…».

Несмотря на лаконизм и даже аскетизм письма, стихотворения очень емки. Поразительна трансляция видимых образов, кадров. Хотя художественные средства сознательно ограничены, от этого скупого на слова текста включаешься почти телепатически, но – видишь! Потрясающие признания, моменты нетривиального жизненного опыта, экзистенциальные открытия… Вот начало стихотворения, посвященного Виталию Штемпелю, оно саркастически названо «Повезло»:

Наше счастье, что мы –
не сыны палачей,
что мы – из семьи убитых,
оклеветанных и забытых,
что не надо нам
опускать очей,
повстречавши однажды
потомков жертв,
у которых в груди
словно кратер отверст...

А вот о комплексе неполноценности, наследии долгого унизительного существования, когда человек пытается как-то оправдать свою социальную и духовную недееспособность, осознаваемую, но неизбываемую в целых поколениях советских людей: «Барменша за стойкой/ терпеливо внимает рассказам/ измотанных жизнью женщин,/ рассказам мужчин,/ заходящих в бар незаметно,/ как невидимки,/ чтоб через час или два/ уйти с геройской осанкой./ В который раз она слышит слова,/ те, что чаще всего говорят,/ головою склонившись на стойку,/ говорят,/ «кабы», «если бы», «лучше б», «надо бы»,/ жизнь несостоявшихся,/ жизнь в сослагательном наклонении»…

Много горечи в стихах, но эмпатия как осознанное сопереживание мукам других людей очищает чувство безнадежности. Выразительность поэтического письма приводит читающего эти, казалось бы, бесстрастные строки, к моменту утоления печали и душевного восторга с благодарностью за то, что так точно, так хорошо сказано. Неожиданная красота, даже и красота безобразного обнаруживается как некое волшебство, которое поначалу трудно здесь предположить. Житейские реалии вдруг выходят в экзотические образы, в символы, кажутся многозначными. Таково «Чаепитие у восточных фризов»:

В чашки кладут белые
леденцы,
словно сколки льда
c приморской скалы.
Наливают крепкий
процеженный чай
и слушают, как леденцы
потрескивают.
Добавляют ложечкой сливки –
круговым движением
по краю чашки –
обязательно против
часовой стрелки.
Таким способом обозначают
остановку времени…

Книга дает увидеть и возможности свободного стиха: в коротком верлибре Веберу удается сказать много, причем впервые. Именно на текстах Вебера мне стали понятны преимущества этого стиля. Лишних слов нет, потому что рифмовать не надо, и стихотворение является самой оптимальной формой суровой откровенности. Здесь немало строк, звучащих как афоризмы. На фоне эпидемии я как раз действительно пережила замеченное автором явление, когда вдруг задумываешься о том, о чем только и нужно думать.

Возможно еще одно приближение к этим стихам: они должны быть отрефлексированы и раскрыты в их философской сущности. Многие из них заслуживают глубокого осмысления, выявления ассоциативных и смысловых связей с прецедентами из мировой культуры. Русская литература пополнилась еще одной достойной книгой, а в русской поэзии отчетливо и уже узнаваемо звучит веберовская мелодика речи, мужественная и точная.