Село у нас маленькое. Народ в основном – старики. Тут недавно батюшка с семьёй приехал из областного центра. Дом у них хороший, большой, у реки. По ночам пар от неё поднимается, хор лягушачий поёт, на небе каждую звёздочку видно. Машина есть, он на ней ребятишек до местной школы возит. Говорят, на ремонт храма собирает, на почте коробку для пожертвований оставил. Ну народ и отсыпает туда монетки, старухи по большей части. Будет куда ходить на выходные сплетничать. Матушка по хозяйству хлопочет день-деньской, караваи печёт, за живностью смотрит, супружника со службы дожидается. А ниже по реке времянка стоит старая. На крыше мох, окна горбылём заколочены. Туда мужик какой-то заехал, да никто его не знает. Нелюдим Никодим. Сколько народу мимо него ходит, а он всё молчит. Ни тебе здрасьте, ни тебе бывай. Вроде не выпивоха, выглядит прилично. В магазине его на днях видели. Времянку починил, окна вставил, натянул бечёвку для белья, дрова на зиму колет. Батюшка зашёл к нему давеча в гости – так пулей выскочил и давай креститься. Что там за чёрт такой – не знамо! И вроде ведь сосед его, получается, – чёрт-то! Народ шушукается, да плечами только пожимает. Мальчишки мимо бежали, говорят, он у реки карасей жарил. Одному мальчишке удочку починил, так тот у него татуировку заметил. Большая такая, синяя, на всю руку. Зэк что ли какой? Беглый, может?
А как-то днём у Никитича случился пожар, баня полыхнула, старая совсем. Искра, говорят, стрельнула, и пламя на дом переметнулось. Дым столбом, соседи звонить в пожарную, та с конца села медленно едет, дорога плохая у нас. Ну тут кто чем давай тушить: кто вёдрами воду льёт, кто землю лопатой кидает. Никитич уж на восьмом десятке, всё дома сидит, ходит плохо. Тут на пожар нелюдим наш примчался, опрокинул на себя ведро воды и в избу. Никитича вынес к соседям, огонь успел потушить, да пламя только с одного боку подобралось, дом не сильно пострадал, жить ещё можно, пару досок поменять. А вот баня сгорела дотла, новую ставить нужно. Никитича отходили, герой ему избу-то и починил. Ну местные интересуются, кто, мол, такой, старика спаситель, а тот, как прежде, молчит, ни с кем не разговаривает. Ну Никитич и сел у оградки ждать, пока тот снова мимо пройдёт в магазин. Завидел – палкой машет, зовёт на чай. Ну деваться некуда – пошли чаёвничать в дом. Тут Никитич и спрашивает, чьих, мол, кровей добр человек будешь.
– Не местные мы, – ответил гость с улыбкой, поднял глаза, а они – чистые, добрые, голубые.
– Надолго к нам в село-то?
– Да пока не надоем.
Старик заулыбался в ответ, одобрил шутку, затем снова спрашивает:
– Батюшку не признал, говорят?
– Не признал, отец.
– А пошто?
– Путёвками в рай торгует.
Никитич хмыкнул, подлил гостю варенья:
– Так в раю ж хорошо! Соглашался бы!
Гость помедлил и молвил со вздохом:
– Так а я только из рая.
Никитич так и сел. Затем откашлялся и продолжил:
– А все думают, ты беглый. Может каторжанин? На руке наколка, говорят, великая.
Гость закатал рукав и показал деду плечо, а там выбито – «Спецназ» и номер.
– Служивый, стало быть? – У Никитича с лица аж улыбка сошла.
– Так точно!
– И с какого это такого рая-края ты к нам пожаловал, мил человек?
– Из столичного, отец.
Никитич выпрямился, словно напротив него оказался сам президент.
– Из Москвы что ли?
Гость кивнул, а сам спокойно так чаёк потягивает. А Никитич словно только из бани – весь взмок:
– Ну там-то рай, это не наша голь перекатная!
– Да, отец, там как раз тот рай, который поп рекламирует, – продолжал гость и поведал старику свою историю. – Может слышал историю, когда дети мигрантов из бывших, так сказать, «братских» республик вдевятером избили мальчишку-одноклассника? Прохожий заступился, назвал этих детин фашистами. Вроде бы всё правильно сделал. Да кто-то из них записал всё на телефон, – ну модная забава такая, – и на этого заступника завели дело, реальный срок дали. Якобы он межнациональную рознь разжигал. Оказалось, у этих мигрантов связи до самого верха. Мы их по базе пробили – «короли», как есть, никак не подлезешь, всё шито-крыто, все знакомые в начальниках, подмазаны и счастливы. Ну тогда наш командир, который давно имел зуб на эту диаспору, решил их «прозвонить». Приказа как бы нет, действуем самовольно, но цель – найти вещдоки и передать в прокуратуру. Зашли мы, значит, ночью проведать одного местного «короля», а там, отец, тот самый рай, та самая жизнь, которую все так хотят: мраморный дворец, пальмы, бассейны, кокаин, оружие, голые девки и на каждой мрази крест из золота с мою ладонь. Вот с тех пор не рифмуется у меня этот их рай с честностью и порядочностью. Ну добыли мы, что хотели, угомонили пару-тройку бабаек, вернулись, а нас уже ждут и вяжут. Кто-то свой же и капнул. Связи, отец, связи до самого потолка у этих нелюдей! Мне повезло уйти, а остальных всех «приняли»…
– Они тебя ищут? – озадачился Никитич, потирая колени.
– Пусть ищут! Долго искать будут!
Старик от волнения развёл руками:
– Ну оставайся у нас, коль так! Алтай дале;че от Москвы-то! Не рай, конечно, зато воли – вон сколь! Бери – не хочу!
Гость улыбнулся и протянул руку деду:
– Меня Кириллом зовут. Будем знакомы!
Село у нас маленькое. Народ в основном – старики. Батюшка не всем помочь может, да и помощь его – на словах, всё богу своему молится да деньги на храм собирает. А Кирилл делом помогает. Вот баню Никитичу поставил новую. Молчит, правда, как обычно. Каким был нелюдимым Никодимом, таким и остался. Только теперь он местный герой. А батюшку так в дом и не пускает.